Глава 6

Нелепо представить в XXI веке булыжную мостовую, но в дачном поселке именно такая и была, причем в прямом смысле столетней давности, местами переходящая в гравий — как осталась после разрухи, так никто и не подумал что-то менять. Местные и дачники предпочитали ездить на велосипедах, потому на камнях часто подскакивали, после чего или радостно гикали, или грязно ругались, но со своих средств передвижения все равно не сходили.

Сейчас по дорожке ехали на велосипедах две женщины, коих легко было принять за сестер, но на самом деле это были мать и дочь.

Любовь Анатольевна и Татка были лучшими подругами, что нетрудно, если мама всего лишь на двадцать лет старше тебя, но обе они считали, что конфликт поколений просто удачная выдумка, что хорошо оправдывает самодуров. Благодаря утонченному вкусу Любови Анатольевны ее дочь всегда была очень стильной, вкус и склонности матери унаследовала почти полностью, за исключением косметических пристрастий, а потому, не в пример сверстницам, всегда выглядела отлично. Вот сейчас, оседлав велосипеды, обе они все равно были нарядны, но неуместным сие не смотрелось — джинсы все же одежда универсальная, как и классические женские сапожки, вот только мама предпочла еще и джинсовую рубашку, а девушка — топик.

Сорокалетняя мама выглядела лет на тридцать за счет белоснежной кожи, соломенных волос, легкие серебристые нити в которых смотрелись удачным мелированием, стройной подтянутой фигуры и отсутствием злоупотребления косметикой. Волосы Любовь Анатольевна стригла «под Мирей Матье», брови и ресницы красила «долгоиграющей» краской, благодаря чему ежедневно марафет не наводила, а губы чуть подчеркивала светло-кирпичной помадой. Маленький для нынешнего времени рост ее ни секунды не смущал, хотя приходилось носить туфли на огромном каблуке, но носить их дама приятной наружности умела, а потому любила.

Татке повезло: имея копну длинных и вьющихся крупными локонами медных волос, брови и ресницы она не красила никогда, веснушки — за их отсутствием — не сводила, отчего другие рыжие лопались от зависти. Особенно привлекали внимание ее бархатные карие глаза в оправе длиннющих загнутых ресниц, а еще неяркие, но полные и чувственные губы, не такие, впрочем, бесформенные как у бедной Анджелины Джоли, а значительно более изящные и красивые. Прибавить к прелестному лицу классическую фигуру, нелюбовь к платьям (брюки удобнее, но и подчеркивают сильнее), высокий рост (еще выше благодаря сапожком с маленькой шпилькой), и становится ясно, отчего за студенткой заочного отделения бегала половина курса. Татка предпочитала дружить с парнями, особенно с Максом Шаровым, которого знала еще в школе.

Собственно, именно к Шаровым они сейчас и ехали, поскольку на горизонте выходные, обе взяли отгул, а дружили они семьями — Люба и люда познакомились когда-то на родительском собрании, деток подружили и успокоились, решив, что вдвоем им будет проще отбиваться от хулиганов. Затем к Татке прилипла еще и Рина, отчего Макс несказанно обрадовался: сестренку он, кон6ечно, любил, но отдохнуть от нее тоже не мешало бы.

Родители заранее одобрили бы, если бы Макс и Татка решили пожениться, но девушка оказалась свободолюбивой, а молодой парень к браку банально не готов. Молодые люди предпочитали, как и в школе, крепко-накрепко дружить.

Сегодня же Татка была весела как жаворонок, даже пользовалась тем, что на дорожке никого нет, и распевала веселую песенку столь любимых ею «Поющих гитар»:

— Трудно было человеку десять тысяч лет назад:

Он пешком ходил в аптеку, на работу, в зоосад,

Он не знал велосипеда, слепо верил в чудеса,

Потому что не изведал всех достоинств колеса

Колеса!

Любовь Анатольевна петь не особо любила, но музыкальный слух имела абсолютный, в школе на слух наигрывала пьески на пианино, а потому ей нравилось, как поет дочь. Татка в свою очередь обожала петь и танцевать, потому что слух унаследовала, а танцевать ее мама научила. Большинство ее сокурсниц ничего подобного не умели, даже говорить толком не научились, а речь начитанной Татки изобиловала литературными словами — разумеется, ее никто не понимал, и в современном обществе девушка была скорее изгоем. Школьная застенчивость тоже на это повлияла, но в двадцать лет Татка все же обрела какую-никакую уверенность в себе, и это сделало ее счастливой.

Ретро девушка любила с детства, а «Поющие гитары» стали особенными потому, что она увидела коллектив по телевизору в концерте и сразу же сказала: «Какие классные дедули!». С тех самых пор уже не было более любимых песен.

Под веселую песенку дамы подкатили к калитке, Татка зазвонила в звонок велосипеда:

— Ма-акс!

Разумеется, друг побежал встречать подружку с мамой, а Дуэйн пока что прозорливо не показывался на глаза друзьям родителей. Стоя за занавеской, шпион ее величества с непонятным для себя самого восторгом рассматривал фигуристую девушку, в ко торой было прелестно все, от высокого рыжего хвоста и терракотового топика, до темно-синих джинсов и сапожек яркому топику в тон. Да, во времена его ранней молодости такие девушки встречали, хотя не то, чтобы очень часто, но во это время, выпавшее на возвращение в родной мир, подобных прелестниц он еще не видывал. Внешность не гламурной яркой накрашенной мартышки с нарисованными бровями и силиконовыми губами, а естественная красота спортсменки вкупе со стилем и тщательным уходом за собой — такое всегда бросается в глаза.

«У братца губа не дура, — подумал он, — лишь бы девушку не упустил»

Пришлось скрыться, поскольку со двора он явно был виден, и просто подслушивать, ведь прав старина Ретт Батлер: «Подслушивая можно узнать много интересного».

— Здрассте, теть Люд, здрассте, дядь Жень, — голос был мелодичен и богат обертонами, словно она любит петь, — разрешите — кину вещи?

— Беги, милочка, беги…

В прихожей дробью простучали женское каблучки, и Дуэйн, неожиданно для себя, двинулся ей навстречу.

С точки зрения девушки симпатичный пепельноволосый мужчина возник у нее на пути как чертик из коробочки, но, может, тому виной была магнитола — всего с ладонь величиной, любимая техническая игрушка была очень звонкой, и из нее уже доносились звуки любимой японской песенки, в которой, однако, повторялся рефрен на английском (этот язык Татка учила в школе и могла бегло на нем изъясняться, а вот наречие Страны Восходящего Солнца пыталась выучить уже самостоятельно, но пока могла только поздороваться или извиниться, не более). Вспомнилось, как ворчит мама на тему «и чего ты нашла в этих косоглазых», потому Татка, смутившись, тотчас магнитолу выключила и затараторила:

— Здравствуйте, а я вас заочно знаю, вы — Олег Евгеньевич, Макс мне показывал фотоальбом… а я Наташа, мы на одном курсе..., — она протянула тонкую красивую ручку с терракотовыми ногтями.

— Очень рад знакомству, — телохранитель ее величества приложился к тронутой загаром прелестной длани. — Зовите меня просто Олег, или можно Ол.

Татка тоненько, по-русалочьи, захихикала от смущения: она всегда смеялась, если стеснялась или нервничала, гадкую привычку все еще не получалось избыть. Старший брат Макса все-таки солидный мужчина, пусть и выглядит очень молодо, но зато он симпатичный, худощавый, стройный, но по руке понятно, что отнюдь не слабак. Шрам его совершенно не портит, а глаза прямо как в классической литературе, стальные.

Разумеется, девушке было интересно, где он так долго был, но задавать подобные вопросы в высшей степени бестактно.

— Какая интересная вещица, — разрядил обстановку Дуэйн, глядя на магнитолу. — Мне показалось, что есть стереоэффект.

Татка немного разбиралась в технике (в основном благодаря Максу, с чьей подачи имела не навороченную мобилку, а с хорошим звуком, потому что верх идиотизма орать, если можно говорить спокойно), а потому уже без стеснения вступила в беседу. Вскоре они болтали уже как старые друзья, хотя воспитанная только мамой девушка всегда с осторожностью относилась к взрослым мужчинам, тем паче вдвое старше себя. Странно, но, кажется, его не составит труда называть Олом, как он просил.