Глава III

Раньше пупсы Игрушечного города были добрыми, наивными и ранимыми; они смешно говорили, шипилявя и картавя, ссорились между собой, обычно из-за игрушек и сладостей. Они были большими, неуклюжими, но милыми детьми, образ которых и должны были воспроизводить. Но Кукловод сказал резиновым младенцам, что дети их любят только первое время, пока ещё не познакомились с красивыми куколками в платьицах, что дети быстро меняют пупсов на мягкие тёплые лоскутки и холодный фарфор. Кукловод заставил пупсов ненавидеть детей и сделал их полицией, руководящей наказаниями; да и другим игрушечным гражданам тоже доставалось от озлобленных пупсов за то, что их якобы больше любят дети.

Резиновые стражи порядка засунули Олю в маленькую чёрную повозку с зарешёченными окошками, двое залезли вместе с девочкой и зажали её с обеих сторон. Повозка с грохотом куда-то понеслась, ужасно трясясь; было темно, тесно и душно. Когда страшная поездка наконец закончилась и Олю вытащили из этой клетки на колёсах, она увидела, что её привезли к замку.

Замок, сложенный из гладких блоков розового мрамора, с кровлей шоколадного цвета, изящными колоннами, башенками и стрельчатыми окнами походил на картинку. Как раз в таком всегда мечтала побывать Оля, вот только не в таком положении, как сейчас. Грубые стражники опять несли её под руки по светлым, чистым залам и коридорам с высокими потолками. Здесь жила кукольная знать, что проезжала в каретах по городу, а Кукловод занимал флигель, пристроенный к замку сзади. Это неуклюжее сооружение из рыжевато-бурого кирпича, с железной крышей сильно контрастировало с замком; в нём имелась широкая, низкая башня, в которой работал жилец.

В просторной круглой комнате у стен стояли шкафчики, столы и полки с самыми разнообразными инструментами и предметами: гипсовые и глиняные заготовки, белая клейкая масса папье-маше в миске, кукольные руки и ноги, цветные восковые свечи; на одном комоде сушилась стая гончих из папье-маше, с красными ленточками на шеях; на стенах висели ватманы с чертежами шарнирных частей тела, деталей каких-то летательных аппаратов и других игрушек, даже инструкция по складыванию фигурок из бумаги. Имевшийся среди прочей мебели письменный стол также был завален блокнотами и свёртками. Потолки под углом шли вверх и сходились в одной точке; оттуда спускалась верёвка, на которой была подвешена большая модель лёгкого самолёта из белого картона, повыше висела стайка бумажных птиц. Под потоком находились и другие маленькие модели аэропланов и воздушных шаров, причудливые фонарики. Светильники же располагались по кругу на стенах, у границы с потолком.

Человек в коричневом вельветовом костюме и очках, с рыжевато-каштановыми волосами и аккуратно постриженной бородой сидел за круглым лакированным столом в центре мастерской. На само́м столе перед ним, широко раскинув крылья и приоткрыв клювик, лежала на спинке небольшая краснопёрая птичка; брюшко её было вскрыто, и человек маленькими щипчиками и отвёрточками ковырялся в широкой щели. Судя по доносящимся оттуда тихим, слышным ему одному скрипам, щелчкам и звяканью, внутри поворачивались и ударялись друг об друга мельчайшие шестерёнки, валики, пружинки и колокольчики. Лицо Кукловода было строго и сосредоточенно. За отворённым огромным квадратным окном, у которого висели ветряные колокольчики, виднелись верхушки сочно-зелёных крон деревьев (внизу был сад), слышалось чириканье механических птичек.

Пупсы с Олей вошли в сумрачный флигель и поднялись по лестнице в мастерскую. Здесь они поставили пленницу на облицованный песчаником пол и толкнули вперёд так, что она снова чуть не упала. Оля выпрямилась, оправила платье и пригладила волосы. Кукловод не оторвался от своего занятия. Взгляд девочки скользнул вверх по столу и фигуре диктатора Игрушечного города. Затем почти сразу же её внимание приковал к себе белый аэроплан, парящий над столом вместе с бумажными птицами. Мысль и воображение стремились за ним, ввысь; глядя на него, хотелось сесть в этот чудесный аппарат и улететь через то большое окно. На несколько секунд девочка забыла обо всём на свете и, задрав голову и приоткрыв рот, рассматривала белое чудо.

— Вот мы тебя и поймали, — Кукловод наконец поглядел на игрушечную девочку, — Оля.

Бояться уже надоело, и она старалась принять спокойный и даже смелый вид.

— Зачем вы превратили меня в куклу?

— Воспитательная программа, — Кукловод уже снова колдовал над красной птичкой.

— Но что я такого сделала? Я играю со всеми своими игрушками, ни одну не бросила…

— Да что ты! Всего пару лет назад ты была капризной девчонкой. Как ты обращалась с ними! Игра ли это? – Лицо его, устремлённое глазами в работу, нахмурилось.

— А Володя?

— Он не лучше тебя, и ему тоже недолго скрываться.

— Что вы с нами сделаете?

— Наказание зависит от вашего поведения, для тебя я придумаю что-нибудь особенное, — Кукловод вынул из птички детальку щипчиками и покрутил перед глазами, она звёздочкой блеснула на солнце. Он отложил её, взял со стола другую и принялся устанавливать.

— Я учу избалованных детей, сразу ломающих то, что им покупают, бережнее относиться к вещам, заставляю их понять, что у кукол тоже есть душа.

— Но может, это так надо, — громко возразила Оля. – Лучше вымещать зло на вещах и мучить кукол, чем людей.

— Знавал я таких детей, которые сначала над неодушевлённым измывались, а потом вырастали и на живых переходили.

— Но нельзя же применять столь жестокие меры, — Оля говорила всё громче и возмущённее, сжав кулачки. – К детям! Можно исправить их как-то по-другому?

— У тебя есть предложения? – с притворным интересом спросил он.

У Оли не было предложений, но ей казалось, что есть более гуманные и действенные способы и что…

— Не следует переносить детей в другой мир и удерживать там насильно! Ведь должен быть баланс! (Она недавно узнала значение последнего слова и искала возможность его использовать).

Кукловод не реагировал на её возмущение.

— Мы вернёмся обратно?

— Не рановато ли ты об этом спрашиваешь?

— Но всё-таки…

— И не мечтай! – отрезал Кукловод, повернулся к девочке и сурово посмотрел на Олю. – Подумай пока над своим поведением.

— В темницу, — бросил он поверх её головы полицейским пупсам.

Те опять схватили фарфоровую девочку и понесли прочь по лестницам, всё ниже и ниже…