Глава 23

— Тебе, Олег, еще не надоело наш грешный мир спасать? — с шумом втянув носом воздух, Луцкий поставил пустой стакан на стол.

Мы с ним остались одни в опустевшем кабинете, и генерал позволил себе немного расслабиться. Думаю, он имел на это полное право, тем более что решение текущих технических вопросов взял на себя Слепнев, ускакавший к своим программистам с такой прытью, что из-под его ботинок чуть искры не летели.

— «Хочешь спасти мир — спроси меня как», — разлившееся в груди тепло располагало к неспешной и почти задушевной беседе, — я уже привык. И вообще, Вы сильно переоцениваете мою значимость.

— Не прибедняйся. Нам чертовски повезло, что Судьба послала именно тебя!

— Судьба? Да бросьте! Я просто оказался в нужное время в нужном месте. Любой другой человек выступил бы ничуть не хуже, чем я. Все решали обстоятельства, и от имени или фамилии, а также личных качеств персоналии, вовлеченной в их водоворот, ничегошеньки не зависело.

— Ты так считаешь?

— Конечно! Не попади я тогда на «Берту», Гершин нашел бы другого связиста, и та же самая карусель закрутилась бы уже с ним в главной роли.

— Возможно, возможно, — неохотно согласился Луцкий, — но как тогда быть с твоим сегодняшним перформансом?

— Вот это уже полная чушь! Моя идея настолько примитивна и очевидна, что наверняка осенила не меня одного. Просто я оказался в более выгодных условиях, чтобы ее озвучить.

— Странно. У этой «примитивной» идеи в распоряжении был как минимум месяц, но она почему-то к нам на свидание не торопилась.

— Ну, значит, так сложилось, — пожал я плечами, — все равно я считаю, что от меня тут мало зависело. Днем раньше, днем позже, но решение обязательно пришло бы кому-нибудь в голову. Ситуация слишком глобальна, чтобы поступки одного маленького человечка могли хоть как-то на нее повлиять. Здесь властвуют законы статистики.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — вновь уступил генерал, но при этом в его глазах промелькнул озорной огонек, — но сможешь ли ты объяснить законами больших чисел свои действия в тот день, когда Малгер попытался взорвать «Ожерелье»? Ты уверен, что любой другой человек на твоем месте поступил точно так же и с риском для жизни предотвратил бы диверсию?

Я задумался. В чем-то он был, конечно же, прав. Но почему-то мне такой поворот не особо нравился. Я не ощущал себя единственным и уникальным в своем роде Спасителем, и не спешил примерять на себя эту маску. Она была для меня слишком велика, и я, если честно, боялся сопутствующих ей испытаний медными трубами.

— Вы сейчас договоритесь до того, что объявите меня Мессией, и новое летоисчисление будете отмерять от дня моего рождения, как даты Второго Пришествия.

— Думаю, это не столь уж высокая плата за все, что ты сделал.

— В тот момент я действовал импульсивно, не задумываясь, — попробовал оправдаться я, — будь у меня время поразмыслить, имей я представление, чем рискую, мой выбор вполне мог оказаться иным.

— Очень надеюсь, что ты ошибаешься, поскольку сейчас время для размышлений у тебя имеется, — Луцкий, скрипнув креслом, повернулся к моему наброску на экране, — и поразмыслить, кстати, есть о чем.

— То есть? — я тоже посмотрел на схему, но намека не понял.

— Если мы поступим так, как ты предлагаешь, то «Берта» окажется, выражаясь армейским языком, «на передовой». И когда Солнце пойдет вразнос, она первой попробует на себе его ярость. Времени на то, чтобы свернуться и уйти, у ее экипажа не будет. Возможности выслать за людьми челнок для эвакуации — тоже, — Луцкий посмотрел на меня, озабоченно поджав губы, — я не хотел поднимать этот вопрос при посторонних, но отправляя твою бригаду на это задание, мы с очень высокой степенью вероятности выписываем им билет в один конец.

Вот зараза! С такой стороны на свою идею, привлекательность которой начала стремительно меркнуть, я взглянуть не догадался. В уме быстро промелькнули и были последовательно отметены возможные варианты решения проблемы. Организовать дистанционное управление не выйдет, слишком сложная и деликатная задача поставлена, малейший сбой может все сорвать, так что присутствие живых специалистов необходимо. Оставить на драге пристыкованный челнок нельзя из-за его ограниченной автономности, он сможет дежурить не дольше недели, а присылать новый бессмысленно, поскольку пристыковаться к раскрученной махине «Берты» он все равно не сможет.

— Черт!

— Но, увы, ничего другого не остается. Ради спасения человечества нам придется кого-то послать на верную смерть.

— Ради спасения Земли? При столь высоких ставках любой согласится…

— Ты так считаешь? Даже беглые заключенные и с позором разжалованные офицеры?

— Прошу прощения, генерал, — я чувствовал, как задрожал от возмущения мой голос, — но я знаю их лучше, чем Вы. Послужной список еще не есть человек!

— Пусть так, — согласился Луцкий, — но готов ли ты своими друзьями пожертвовать?

Моя голова была занята напряженными поисками выхода из нового тупика, а потому с моих губ сама собой слетела фраза, которую я в здравом уме никогда бы не осмелился произнести:

— Ну, Вам-то это не впервой…

Луцкий с шумом втянул в себя воздух, и в кабинете повисла напряженная тишина. С некоторым запозданием я сообразил, что сморозил какую-то глупость, но лишь отмотав пленку немного назад, осознал, что шагнул далеко за край. Честно говоря, я настолько испугался собственной наглости, что даже онемел. Да и что я мог сказать? Слово — не воробей, извиняться было уже поздно.

— Борис до сих пор меня не простил? — генерал первым нарушил неловкое молчание, а мне ничего не оставалось, как отрицательно помотать головой.

— М-да, в тот раз, конечно, некрасиво вышло, — заговорил он снова после весьма продолжительной паузы, — он рассказал тебе, да?

Я молча кивнул.

— Разведка подвела… да и я сплоховал. До самого последнего момента оставалась у меня надежда, что мы сможем их вытащить, но я ошибся. Ребята оказались отрезаны и без единого шанса на спасение.

— Борис зол не потому, что Вы отправили их умирать, а из-за того, что Вы их не поставили в известность об истинном положении дел, — я вздохнул, — а так они чувствовали, что их предали.

— Понимание приходит с опытом, который иногда зарабатывается весьма дорогой ценой. Сейчас я, конечно же, поступил бы иначе, но ведь сделанного уже не воротишь, верно?

— Увы.

— Я тогда даже подготовил приказ о награждении Бориса и его отряда, а когда узнал, что нескольким из них удалось выбраться, мне нужно было лишь убрать из текста слово «посмертно», но я не успел.

— Почему?

— Да потому! — Луцкий непроизвольно потер щеку, а я вспомнил слова нашего капитана про два зуба с левой стороны, — мне стоило немалых усилий замять тот инцидент и уберечь Борю от трибунала. Нападение на старшего офицера, да еще при свидетелях, как ни крути, — весьма серьезный проступок. Так что о награждении после этого не могло быть и речи.

— И что было потом?

— Он подал в отставку, а я получил повышение, — генерал невесело усмехнулся, — такая вот справедливость.

— Да уж, — не мог не согласиться я.

— Думаю, теперь тебе очевидно, что я не могу послать его на смерть еще раз. Скорее уж Боря со своим красноречием пошлет меня куда-нибудь подальше. Нужно найти другой, более тактичный подход, понимаешь, о чем я?

— Думаю, да, — я подвинул Луцкому свой пустой стакан, чувствуя, как на мои плечи свинцом наваливается очередная неподъемная ноша.

После бесконечных мотаний по орбитальным станциям, непрестанных перепрыгиваний от никаров на «Ожерелье» и обратно причальный уровень «Берты» казался чуть ли не родным. Мое лицо окатило теплой волной из глубин драги, разогретой от близкого соседства с догорающей звездой. В душном воздухе витали такие знакомые запахи раскаленного металла, машинного масла и горелой изоляции. Нарядившийся в совершенно неофициальные шорты и майку Борис крепко хлопнул меня по плечу, едва не отправив в полет через весь коридор.

— Эк ты исхудал, брат… или наоборот, поправился… — он помотал головой, — чего-то я не соображу.

— Я постригся.

— А? Ну да, действительно, — капитан сгреб меня в охапку вместе с вещами и запустил в сторону лифта, — давай, шевелись, у Жана ужин стынет.

В кабине подъемника к нам присоединился Гильгамеш, и мы втроем рванули к жилому уровню.

— Нашего босса твое предложение не особо вдохновило, — Борис разлегся на полу, придерживаясь за одну из багажных лямок, — с самого утра сидит на связи, все ждет, когда ты объявишься. Хочет высказать тебе свои претензии лично.

— Да плевать я хотел на его претензии! — отмахнулся я, — если начнет упрямиться, я могу эту драгу просто изъять без лишних объяснений. Чрезвычайная ситуация, как-никак. А за компенсацией он пускай потом в Министерство Обороны обращается.

— Ай-ай-ай! — капитан сокрушенно поцокал языком, — ты всего-то ничего успел покрутиться в высших сферах, а уже рассуждаешь, как закоренелый самодур. Жаль. Я был о тебе лучшего мнения, юнга.

— Что именно Вам не нравится? — столь нелестный отзыв здорово задел меня за живое, — я имею полное право так поступить. Все необходимые полномочия у меня есть.

— Решить проблему, используя данную ему грубую силу, любой дурак сумеет. Многие люди рвутся к власти лишь для того, чтобы потом, заполучив ее, лупить этой дубиной направо и налево по любому поводу. Не задумываясь о последствиях, скорее наоборот, чем больнее — тем лучше. И я не думал, что ты так быстро подхватишь эту заразу.

— Вы чрезмерно сгущаете краски, — разгон кабины закончился, и мы поплыли по воздуху, не прекращая дискуссии, — я никогда не рвался к власти и не стремлюсь злоупотреблять ею из какого-то извращенного удовольствия. Просто сейчас такое решение было бы самым быстрым и…

— … и самым грубым, — Борис усмехнулся, — коли у тебя имеется кувалда, то это еще не значит, что ею надо пользоваться каждый раз, когда требуется шуруп закрутить. Так можно разучиться с инструментами обращаться. Ты же всегда предпочитал аккуратность и точность, разве нет?

Кабина вздрогнула, поменяв местами пол и потолок, и начала замедляться. Мы с Борисом плюхнулись на мягкую обивку друг напротив друга. Молчаливый Гильгамеш приземлился у боковой стенки. Он внимательно следил за нашей перепалкой, но предпочитал не вмешиваться.

— Что это Вас вдруг на нравоучения потянуло? — я бы и рад был сказать что-нибудь по существу, но никак не мог подобрать достойных аргументов. В словесных дуэлях, даже без помощи обсценной лексики капитан оставался гораздо сильней меня.

— Я не люблю в людях разочаровываться, и мне неприятно наблюдать, как легко хороший человек подхватывает и намазывает на себя все дерьмо, которое встречается ему на пути, — Борис покачал головой, — зачем? Ты же не карабкался вверх по канализационным трубам власти вместе с другими, зачем тебе становиться таким же засранцем? Ты — не они. В отличие от них, у тебя имеется счастливая возможность оставаться собой.

— И что Вы предлагаете?

— Если ты считаешь, что та грязь, в которой с головы до ног перемазаны все, кто обращается во властных кругах, тебя не коснулась, то докажи это. Докажи, что еще не разучился шурупы заворачивать.

С глухим металлическим лязгом лифт остановился, прибыв на жилой уровень. Люк распахнулся, и до моих ноздрей донесся еще один манящий аромат — запах с кухни Жана. И в этот момент я даже подумал, что вполне возможно все мои злоключения не были напрасны, коли в конце меня ждало такое вознаграждение. Мои ноги сами двинулись в сторону столовой, но тут со стороны рубки донесся чей-то крик.

— Капита-а-ан!

— А воспользоваться связью гордость не позволяет, да? — проворчал Борис и снял с пояса рацию, — первый здесь.

— Босс опять Вас вызывает, — послышалось в ответ, — хочет с Олегом поговорить.

— Сейчас будем, — старик убрал рацию обратно, — извини, юнга, но с ужином придется обождать, и сперва уважить начальство, иначе оно будет бесконечно нам аппетит портить.

— Ладно, как скажете, — я оставил сумку около лифта и побрел за Борисом в рубку, — а кто это там так орал? Денис, что ли?

— Денис? Какой… а, нет, не он. Это Толик. Дениса оставили на «Берте» только до конца той вахты, а жаль. Мы с ним неплохо сработались. А потом босс сосватал нам вот это, — Борис кивнул в сторону рубки и скорчил брезгливую мину, — Толик приходится ему не то внучатым племянником, не то троюродным кузеном, черт его разберет, но отвертеться не было никакой возможности.

— Чем он Вам так не угодил?

— Да он полнейший бездарь! Ноль, а не связист! Даже несущую по Крейбеку транспонировать не умеет, — мы дружно рассмеялись, — пока он смирно сидит, ничего не трогает, и работает тупым автоответчиком, то вполне меня устраивает. Однако я с ужасом ожидаю момента, когда что-нибудь придется перенастроить. Да и он, как мне кажется, тоже.

— Его к вам в качестве наказания сослали, что ли? Как в штрафбат?

— Почему так? — Борис попытался придать своему лицу невинное выражение, но вышло у него неубедительно, — скорее уж из-за тройного оклада.

— И что Вы собираетесь с ним делать?

— Понятия не имею, — Борис пригнулся, шагнув в дверь рубки, — ну, что за пожар тут у вас?

Тощий кучерявый паренек, сидящий в моем кресле, молча кивнул на экран, где красовалась физиономия Гершина, который всем своим видом выражал раздраженное нетерпение.

— У меня есть разговор к Олегу, — оживился мой бывший босс, увидев меня, — присядь-ка на минутку.

Толик выпрыгнул из кресла, уступая его мне, с такой прытью, словно я был английской королевой. Не знаю, какими байками кормили его Борис и компания, но паренек буквально пожирал меня глазами, словно внезапно материализовавшуюся перед ним легенду. Я уселся на его место, ощутив странный приступ ностальгии от вида своего уже слегка подзабытого рабочего места.

— Я Вас внимательно слушаю.

— Мне крайне интересно знать, кто и на каком основании вдруг начал распоряжаться «Бертой» без моего ведома? — Гершин старался говорить спокойно, но это давалось ему с трудом. Он явно был на взводе, — это все еще моя драга, в конце концов!

— Это решение было принято Советом Безопасности по моему представлению. И, прошу заметить, речь идет лишь о рекомендации, а не о прямом распоряжении. Окончательное решение по-прежнему остается за Вами.

— Рекомендации, ага! Из диспетчерского центра мне уже прислали согласованный маршрутный лист, на утверждение которого обычно два-три дня уходит!

— Согласен, некоторая несогласованность действий имеет место, но это еще не повод…

— Да со мной никто даже не пытался ничего согласовывать! — Гершин все-таки взорвался, — скажи спасибо, что в известность поставили! Это что, получается, теперь можно просто так прийти и отобрать драгу у кого угодно!? Без каких-либо объяснений!? Куда, зачем, с какого перепугу!?

— На эти вопросы я Вам отвечу, не волнуйтесь Вы так, — я поднял руку, пытаясь хоть как-то успокоить своего бывшего босса, — «Берту» предполагается вывести в точку либрации между Землей и Солнцем для формирования пылевого облака, которое защитило бы планету от растущего солнечного излучения и позволило бы продержаться ее обитателям до завершения проекта «Ожерелье».

— Чудесно! Замечательно! — порция конкретных фактов все же несколько снизила накал его эмоций, — согласен, отличная идея! Но будьте так любезны, объясните мне, почему для реализации данного гениального плана понадобилась именно моя «Берта»?

— Стоящая перед нами задача исключительно сложна, а потому требует виртуозного мастерства и ювелирной точности. Для такой работы нужен опытный и слаженный экипаж. И нам здорово повезло, что здесь, на «Берте», я нашел то, что нужно.

— Пф! Ты хочешь сказать, что эти остолопы — лучшее, что нашлось в Галактике?

— Представьте себе, — я услышал, как у меня за спиной Борис издал какой-то звук, но не понял, что он означал. То ли его позабавило мое мнение, то ли разозлил комментарий Гершина. Но оборачиваться я не стал, — Вы же ни разу не сидели рядом с ними, когда они делают свою работу, не наблюдали. А судить о профессиональных качествах человека по его характеру не всегда верно. Гении, как правило, крайне неуживчивые люди.

— Скажешь тоже, «гении»! — Гершин насмешливо скривился, — то есть тебе нужна Борина бригада?

— Так точно.

— Ладно, забирай, коли так надо, но «Берту» — то оставь. У вас что, других драг нет?

— Есть, конечно, но любой уважающий себя профессионал ответственную работу будет делать только своим инструментом, который он проверил и настроил лично, — на этот раз ворчание Бориса было явно одобрительным.

— Ты издеваешься?

— Ничуть.

— Ты хочешь лишить меня самой прибыльной лицензии только потому, что эта драга им привычней!? — Гершин снова вскипел, — если я прекращу здесь разработку, то мои права на этот участок аннулируют и отдадут кому-нибудь другому! Ты это хоть понимаешь!? Конкуренты мне в затылок дышат, только и ждут удобного момента.

— Да, я в курсе, но зачем так сгущать краски? По закону у Вас будет 10 дней, чтобы найти другую драгу и возобновить работы. Я уверен, что это для Вас большого труда не составит, и никто Вашу лицензию не аннулирует.

— Другую драгу!? У меня их, по-твоему, миллион!? Сейчас каждая железка, которая хоть на что-то годится — на вес золота, а выгодные лицензии и того дороже! И ты хочешь меня этого лишить!?

Я знал, что в преддверии грядущего апокалипсиса цены на все оборудование, предназначенное для добычи ресурсов и их переработки в условиях открытого космоса, взлетели до небес. Не все верили в успех «Ожерелья», и спекулянты этим активно пользовались.

В подобных обстоятельствах добиться от Гершина понимания представлялось почти невозможным, и в другой ситуации я попросту воспользовался бы своими административными полномочиями, чтобы решить все в приказном порядке. Ведь соблазн разрубить все узлы одним быстрым росчерком так велик!

Вот только уступив ему однажды, впредь сопротивляться будет все труднее и труднее. Кроме того, за моей спиной пристроился Борис, внимательно следивший за нашей дискуссией. И мне не хотелось его разочаровывать. А потому требовалось повернуть разговор в другое русло.

— Знаете, если Земля погибнет, то о Ваших лицензиях никто даже и не вспомнит. Они все сгорят вместе с ней, — Гершин наклонил голову, прислушиваясь к моим словам, — и любой, кому вдруг приглянется Ваша делянка, а то и мирно пашущая на ней драга, будет волен распорядиться ими по своему разумению, насколько ему позволят его ресурсы. В первую очередь силовые. Вы готовы к такому развитию событий?

— Хоть что-то все же лучше, чем совсем ничего, — теперь он выступал уже осторожней, — чем больше задел вначале, тем больше шансов на успех в дальнейшем.

Бедолага! Он все еще верил, что даже в случае гибели Земли сможет выкрутиться и найти свое место в новом мире. Я-то прекрасно понимал, что никакого нового мира не будет, но посвящать Гершина в свои соображения пока не собирался. Зачем нам еще один повод для уныния и депрессии, мы лучше пойдем в обход.

— Абсолютно верно, — я согласно кивнул, — однако также верно и то, что не стоит складывать все яйца в одну корзину. Подумайте о тех выгодах, которые вы могли бы извлечь в случае успеха нашего проекта. Тут маячат весьма недурные дивиденды.

— А поподробней? — в глазах моего собеседника засветился интерес.

— Ну, к примеру, сколько бы Вы согласились отдать за такой заголовок: «Компания «Орбитрак» спасает Землю!» или: «Специалисты «Орбитрака» реализуют план защиты от солнечного излучения» или: «Благодаря «Орибитраку» у человечества появился второй шанс…»

— Ладно, хватит, — оборвал меня Гершин, — что ты хочешь этим сказать?

— Можно все оформить таким образом, чтобы инициатива исходила от Вашей компании и от Вас лично. Вы будете как минимум месяц красоваться на передовицах всех основных информационных изданий, название Вашей компании будет у всех на слуху. Лучшей рекламы и желать нельзя. Если дельце выгорит, то Вы сможете заработать на этой раскрутке столько, сколько Вам и не снилось.

— А если не выгорит?

— Ну, тогда всем будет уже все равно. Вы, во всяком случае, ничего не потеряете…

— Кроме одной из драг.

— Да ладно Вам! Не мелочитесь!

— И где гарантии, что никто не вылезет и не объявит, что на самом деле идея была не моей?...

В общем, через несколько минут все вопросы были улажены. Как ни крути, а Гершин был в первую очередь бизнесменом и хорошо умел считать деньги. А мой подарок, если распорядиться им с толком, стоил целое состояние. Так что наш ужин даже остыть не успел.

Поскольку Жан всегда следовал принципу «трапезе — время, работе — час», то решительно пресекал любые попытки затеять за едой разговор о делах. Так что я на некоторое время был избавлен от необходимости погружаться в неприятные объяснения и сосредоточился на своей тарелке.

Ужин был, по обыкновению, великолепен. Я, правда, не могу с уверенностью сказать, что именно мы ели, но не потому, что мою голову занимали посторонние мысли. Просто Жан невероятным образом умудрялся из самых обыденных замороженных полуфабрикатов приготовить нечто такое, что можно было с легкостью принять за настоящий деликатес. И пережевывая кусочек куриного филе, Вы вполне могли пребывать в уверенности, будто наслаждаетесь запеченной осетриной. И мысль о том, как Жан мог бы развернуться, дай ему в руки нормальные продукты, меня даже немного пугала. Закормит насмерть, как пить дать.

Но все хорошее, как известно, рано или поздно заканчивается. Борис отодвинул от себя пустую вазочку из-под десерта и сытно крякнул.

— Ну-с, юнга, расскажи-ка нам всем еще раз, в чем состоит суть вашего гениального плана, и какая роль в нем отведена нашей доблестной бригаде гениев.

Я тяжко вздохнул и выложил на освобожденный от посуды стол свой планшет. Для подобных случаев у меня была заготовлена простенькая, но доходчивая презентация, объясняющая идею пылевого «зонтика». С ее помощью весь мой доклад уложился в какие-то пять минут. Тут и объяснять-то было особо нечего, даже первоклассник все бы понял без особой натуги.

— А что, proposition pertinente, — заключил Жан, с довольным видом потирая подбородок, — слышь, Гильгамеш, ты ведь сможешь такое провернуть?

— Отчего нет? — буркнул здоровяк.

— Ну что, Боров, — повар ткнул капитана в бок, — беремся?

Борис, однако, не спешил с выводами, слегка наклонив голову набок и изучая мою схему, словно сорока, с подозрением рассматривающая блестящую пуговицу. Он молча переводил глаза с планшета на меня и обратно, что-то обдумывая. Даже говорливый Жан сообразил, что вопрос, похоже, не так прост, как казалось поначалу, и терпеливо ожидал капитанского решения.

— Судя по твоей кислой физиономии и тяжким вздохам, в деле имеются некие подводные камни, — Борис выпрямился и нацелил на меня свой фирменный пронзительный взгляд, — я прав?

— Увы, да.

— Докладывай.

— Проблема в том, что никто не может сказать, когда именно Солнце решит сделать «Бум!». Хотелось бы, конечно, провернуть проект «Ожерелье», потом не спеша свернуться и отчалить, но гарантировать такой расклад я не могу, — я не выдержал и снова вздохнул, — может случиться так, что вспышка произойдет в тот момент, когда драга еще будет находиться в точке Лагранжа. В таком случае у ее экипажа уже не будет возможности эвакуироваться. Не хватит времени.

— Печально, — голос Бориса был спокоен и сух, что, как я знал, не предвещало ничего хорошего.

— Мы перебрали все мыслимые варианты, но так и не смогли ничего придумать.

— И Луцкий отправил тебя уговорить нас согласиться на эту суицидальную миссию, — старик трескуче хохотнул, — а почему не сам? Совесть проснулась? Раньше у него, помнится, таких трудностей не возникало.

— Он искренне сожалеет о том, что произошло тогда, — пробормотал я, понимая, что самые худшие из моих опасений начинают сбываться, — и просит у Вас прощения.

— Прощения? Ха! Так пускай сам к нам прилетает, поговорим по душам, вспомним былое, тогда я, быть может, его и прощу, кто знает, — Борис сложил руки на груди, — а присылать вместо себя малолетнего пацана, который должен по его прихоти отправить людей на смерть — это несерьезно. Не по-мужски как-то.

— Хм, дело обстоит не совсем так, — я машинально провел ладонью по вспотевшему лбу, — эта операция — не его прихоть. Идея была моей.

— Твоей!? — одна из бровей Бориса удивленно взлетела вверх, собрав морщинами кожу по всему его лысому черепу.

— Ну да. Поначалу я считал ее исключительно удачной, пока мне не указали на имеющиеся риски. Но поскольку других сколь-либо дельных предложений не нашлось, то приходится использовать то, что есть, — у меня вырвался очередной вздох. Проклятье! Перед никарами выступать и то легче было, — а поскольку всю кашу заварил я, да еще и вас приплел, то мне показалось, что будет правильным, если я сам вам обо всем и расскажу.

— Что ж, вот ты и рассказал. Это, конечно, несколько меняет дело, но что дальше-то?

— Дальше? — я замялся, чувствуя, как снова покрываюсь потом, — поскольку я не ваш босс и даже не генерал, то приказывать я не имею права. Я могу лишь просить. Не от лица огромного и безликого человечества, а от себя лично. И я прошу вас помочь нам спасти Землю. На свете встречаются вещи, ради которых не жалко и жизнь отдать, и мне кажется, что эта задача из их числа. Как-то так.

Последовавшая пауза была значительно длиннее, нежели моя краткая речь. Никто не хотел нарушать молчание первым, но, как и следовало ожидать, раньше всех сдался нетерпеливый Жан.

— Ну же, братва, ne presser! Скажите хоть что-нибудь!

— А собственное мнение у тебя есть? — прищурился Борис.

— Если у нас все получится, то мы спасем несколько миллиардов человек, да и сами, возможно, уцелеем, — повар развел руками, — а коли так и будем тут сидеть и рассуждать, то все подохнем, полные сожаления и раскаяния.

— Ишь, как запел! — усмехнулся капитан, — ладно, с тобой все ясно, а ты, Гильгамеш? Что скажешь?

— У меня, м-м-м, есть одна, м-м-м, просьба, — наш механик всегда плохо ладил со словами.

— Мы все внимание.

— Если в нашу честь, так сказать, посмертно, решат назвать, ну, улицу там или… то есть… ну… Я просто… хотелось бы, чтобы это была нормальная улица, а не какой-нибудь чумазый переулок, — Гильгамеш смущенно поскреб в затылке, — вот.

После секундной задержки столовую сотряс взрыв дружного хохота.

— Вот это я понимаю! — Борис утер слезящиеся от смеха глаза, — прямо в самый корень! Наш человек, сразу видно!

— А что я такого сказал? — Гильгамеш ничуть не обиделся, — ведь бывает же, назовут в честь какого-нибудь маршала улочку, которой даже на карте места не нашлось. Позор, да и только. Мне кажется, мы заслуживаем лучшей участи.

— Не то слово, — поддакнул Жан, — nous ne approuvé pas! Нам нужна широкая, солидная улица, где-нибудь в центре. И, кстати, зачем мелочиться? Давайте уж тогда каждому по персональному проспекту.

— Ага! — капитан аж красными пятнами пошел, — бульвар имени меня, аллея Гильгамеша, шоссе Жана и проезд Толика…

Все веселье вдруг словно оборвалось, и наши головы синхронно повернулись к самому юному члену команды. Про него-то мы и забыли вовсе. Ведь было бы неплохо поинтересоваться мнением всех заинтересованных лиц.

Толик являл собой жалкое зрелище. Бледный до легкого салатового оттенка, с широко распахнутыми глазами и подрагивающими губами — он явно не был готов к подобному самопожертвованию. Его дядя, или кем там приходился ему Гершин, вряд ли обещал своему племяннику такой поворот дел. Было ясно, что мальчишка совсем не в восторге от моего предложения, но спрашивать его об этом прямо представлялось не совсем тактичным.

— Э-э-э, кхм, — подал я голос, — Толику своя улица не понадобится.

— Это почему? — Борис снова приподнял бровь.

— С сегодняшнего дня я снова ваш связист.