Глава 9. Лангишт / Рождение народа кн. 2. Первая колония / Ижевчанин Юрий
 

Глава 9. Лангишт

0.00
 
Глава 9. Лангишт

 

Итак, в двадцать четвертый день пятого месяца царь Лиговайи Атар вывел свой флот в море и двинулся в путь. Поскольку ветер был благоприятный, он решил не задерживаться для грабежа Ихилара, а как можно быстрее двигаться на восток. Три дня флот шел вдоль гористых берегов юго-запада. На четвертый день горы немного отступили, и открылась цветущая земля.

— Может быть, здесь нам и остановиться? И остров Агоратан недалеко, и места красивые?

— И ихлане недалеко, а вокруг них, как я выяснил, еще четыре таких же воинственных царства, — ответил царь. — Пока что двигаемся дальше.

Поскольку появились предвестники плохой погоды, через пару дней флот подошел к видневшемуся на побережье городку и встал на якоря в удобной бухте.

Город Лангишт (по-агашски) или Лангирана, как его назвали старки, был агашской колонией на благодатных равнинах южного прибрежья. Горы здесь отходили верст на полторы сотни от берега, с хребта стекало много полноводных рек, а дожди поливали эту землю не скупясь. Умеренно теплый и ровный климат делал эти места исключительно привлекательными. Если бы не соседи…

Город был обнесен стеной из белого камня. Большинство богатых домов также были белокаменными. На холмах стояли два храма с синими куполами со звездами и белокаменный княжеский дворец с красными крышами. Дома победнее были глинобитными с черепичными крышами, и тоже белыми, поскольку их белили известкой. На первый взгляд, городок выглядел зажиточным и красивым.

Местные жители одевались по-другому, чем старки и горцы. Мужчины носили тюрбаны, белые безрукавки либо рубашки с короткими рукавами, одноцветные плащи, серые длинные юбки и сапоги. Женщины — цветные шаровары, пестрые короткие халаты с длинными рукавами, красивые платки, закрывавшие прически и пол-лица.

В городе стояло несколько агашских судов. Пара из них немедленно отплыла на восток, завидев приближение старкского флота, о котором уже ходили страшные рассказы. Кое-кто предлагал послать за ними быстроходные суда и перехватить корабли, чтобы Агаш не узнал преждевременно о приближении старкского флота. Но царь велел, напротив, послать быстроходные суда и эскортировать корабли на день пути, защищая от пиратов, чтобы продемонстрировать мирные намерения по отношению к будущему соседу. Князь города решил, во избежание худшего, добровольно явиться на флагманский корабль с подношениями. Он был одет так же, как остальные, только рубашка и юбка были из белоснежного узорчатого шелка, плащ пурпурным, как и сапоги, а на голове драгоценная тиара. У пояса он носил драгоценный меч имперской работы, так что старкские либо валлинские товары сюда попадали.

— Приветствую могучего царя древнего царства, который решил возродить его славу, и надеюсь, что он не выбрал для этой цели мой бедный городок и эту скудную землю, — произнес на чистом Древнем языке князь Тлиринташат, увидев на челе царя старинную корону.

— Мне Судьба и Монастыри указали как благоприятное другое место. Поскольку ты дружественно нас встречаешь, тебе и твоему народу бояться нечего. Если ты преподнесешь нам достойные нас дары, мы будем защищать твое княжество все время стоянки. Только торгуйте с нами по справедливости. Жадных и подлых мои люди не любят, и я тоже, — улыбнулся царь.

— Мы подготовили вам достойные вас подношения. Золото, еду, скот, жемчуг и пурпур из наших морей.

— Золото пожертвуйте в храмы… Нет, я возьму половину и мы отправим его как подношение в Южный Монастырь. Он, кажется, от вас недалеко.

— Да, верстах в трехстах. Мои люди вместе с твоими отправятся туда. Мы тоже пожертвуем свою вторую половину выкупа, — улыбнулся довольный таким поворотом дела князь Тлиринташат.

— Я лично съезжу поклониться Монастырю и замолить свои грехи. Их уже много накопилось за время пути.

— Тогда мне невместно оставаться в городе. Я тоже совершу паломничество в такой великолепной компании.

— Отлично! Отведи моим людям место для укрепленного лагеря и размести знатных персон в достойных их домах, — повелительным, но доброжелательным, тоном ответил царь. — Заодно распорядись доставить лес для частокола лагеря и для ремонта кораблей.

— Охотно, твое величество! Твой дружественный визит великая честь и большое счастье для меня, — сказал князь и подумал:

«А великим счастьем было бы, если бы ты проплыл до следующего княжества. И к Монастырю было бы поближе, и расходов бы я избежал».

А царь подумал:

«Эти не вырожденцы и на героев-горцев не похожи. С ними можно было бы дружить. Но и воевать тоже можно было бы. Хорошо, что мы не ввязались в бессмысленную авантюру набега на Ихилар и не потратили силы зря. Раз уж начали с дружбы, нужно будет закрепить ее союзом, если и дальше все пойдет хорошо. Только ведь князь попросит меня жениться на своей дочери или сестре, у них ведь неограниченное многоженство. А мне это не по рангу. Надо заранее подумать, что сделать в этом случае».

— Твое величество, царь Алитирна. Я прошу тебя с твоей семьей и твоими близкими почтить мой жалкий дворец своим пребыванием.

— Конечно же, князь! — милостиво ответил царь, отметив, что он узнал агашское чтение знаков на короне.

Было решено отправиться в паломничество через четыре дня. Но отправление задержалось еще на пару дней из-за непогоды. Бурный ветер застал в море шлюпы, посланные эскортировать дружественных купцов, и они вернулись сильно потрепанными лишь на третий день. Шлюпы пришлось ремонтировать достаточно основательно, хорошо еще, что ни один из них не был потерян.

Царица Арлисса, когда Атар поведал ей о своих раздумьях в связи с князем и возможным союзом, улыбнулась и сказала как бы невпопад:

— По-моему, моим братьям пришло время жениться!

— Замечательно! Знаешь, какая идея пришла мне в голову, ненаглядная и мудрая моя женушка. По рангу князю как раз принцы нашей семьи, то есть твои братья. Я уже услышал, что у него три дочери на выданье, так что им даже выбор будет.

— Да. Обязанности принцев таковы, что они должны поддерживать свою семью своими браками. Им придется осознать, что теперь им надо будет жениться на том, кто необходим для царства.

— Именно так. Вот они будут бурчать! Надеюсь, хоть доченьки симпатичные. Их ведь покажут только женихам и женщинам. Так что тебе придется вместе с братьями принять участие в смотринах.

— Придется! — улыбнулась царица. — Это мое дело.

— А как тебе местные высокородные дамы?

— С ними мне труднее, чем тебе с мужчинами. Они на Древнем знают лишь молитвы да несколько формул. Без переводчиков не обойдешься. Я уже поняла, что они здесь, в отличие от наших дам, сидят взаперти во дворцах. Местные мужчины, по-моему, помешаны на ревности. Я и другого не понимаю: как можно иметь сорок жен, как агашский царь? Разве хватит у мужчины моральных сил, да и просто сил, на всех их? Ну, на двух-трех, ну в крайнем случае на четырех, я понимаю. Мне кажется, что ни женщины, ни мужчины здесь совсем не знают ни любви, ни нежности. У них все сводится к соитию и рождению детей.

— Не спеши судить, моя милая женушка. С агашцами нам придется жить бок о бок, надо нам их повнимательнее изучить.

— Муж мой. Я тут нашла еще один способ объясняться с местными. Даже женщины у них знают настоящие знаки. Мы иногда просто писали друг другу, что хотим сказать, особенно когда не хотели, чтобы переводчик слышал, и с грехом пополам понимали.

— Прекрасно, жена моя! Почему-то на острове я об этом не подумал, хотя видел, что настоящие знаки они сохранили.

— Там и я не подумала. Но там у тебя был хоть один свой переводчик. А здесь мы оказались совсем без языка, кроме Древнего. Валлинский сюда уже совсем не дошел. А, слушая местных, я поняла, что на острове некоторые с нами пытались говорить по-агашски, так что остров, видимо, западная граница вод, куда регулярно приплывают агашцы. И заодно южная тех, куда доплывают валлинцы, хотя бы как мастрагские пираты.

— Правильно говорили древние, что муж мудрой жены смотрит четырьмя глазами и слушает четырьмя ушами.

И тут Атару вдруг пришла в голову озорная мысль, которая дала возможность супругам немного посмеяться.

— Ну, если местные мужчины помешаны на ревности и не видят чужих женщин, кроме шлюх, то наши гетеры для них будут как небо, обрушившееся на землю!

И оба весело рассмеялись, представив себе шок агашцев при знакомстве с великолепными гетерами и художницами старков.

Урс Ликарин, получивший за храбрость и пленение ихланского царя дворянское достоинство, золотую пластину на панцирь, новые доспехи, драгоценное оружие и сто золотых, уже спустил свои деньги. Он сразу же, как только был разбит лагерь, начал осыпать комплиментами и подарками Киссу, и ей пришлось вспомнить свое обещание в Карлиноре. Урс был на седьмом небе от счастья. А когда его поддевали товарищи, что у него осталось лишь оружие и броня, он ответил:

— У меня остались оружие и броня. У меня есть любовь, моя смелость и мой дух. У нас у всех остался наш любимый царь-полководец, его счастье и его благословение. С ними я добуду себе то, что мне будет нужно. А золотые как пришли, так и ушли. Осталось счастье.

— Но ведь любовь гетеры непостоянна. Счастье пройдет.

— Счастье останется, пройдет любовь. Жениться я на ней все равно не смогу: я не король и не принц. А воспоминания меня будут греть всю жизнь.

Слышавшая этот разговор Кисса при всех обняла и поцеловала бывшего мужика, а ныне благородного гражданина.

— Не бойся, Урс, и не расстраивайся, что твое золото кончилось. Не кончилась моя любовь к тебе. Еще неделя любви у тебя осталась. А, может быть, и больше. Ты быстро становишься все обходительнее и тоньше в общении, осваиваешься в высшем обществе. Я чувствую, что ты можешь стать основателем славного знатного рода. А первый в своем роде почти всегда самый лучший в нем.

Урс ответил стихом:

 

Вечно копаясь в земле, чувствами стал я калекой:

Не видел мощной земной, ясной небесной красы.

Только в борьбе и в любви стал наконец Человеком,

И мне в награду пришли страстного счастья часы.

То, что с тобой пережил, жарких объятий царица,

Не потеряю вовек в жизни людской суете.

Обнял душою весь мир, стер с невозможным границы,

Дерзко взлетаю теперь к грозных небес высоте.

 

Кисса обняла Ликарина и поцеловала его так, что полгода назад он сошел бы навсегда с ума. А сейчас в ответ он сгреб ее своими ручищами и ответил так сильно, что, оторвавшись от него, гетера ласково упрекнула:

— Ты чуть не сломал меня и не выпил меня заживо.

 

***

 

 

В один из дней, когда снаружи лил ливень и дул холодный шквалистый ветер, царь Атар и князь Тлиринташат сидели за чашей горячего вина в княжеском дворце и вели неторопливую беседу один на один. Древний язык отлично им служил, позволяя общаться без лишних ушей. Поскольку царь не собирался обосновываться вблизи княжества, интригами можно было практически не заниматься, и двое владык наслаждались тем, что они могли наконец-то поговорить с кем-то как равный с равным и как человек с человеком.

— Мы все слышали легенды о великой Северной Империи. Изредка здесь появлялись ваши купцы, еще реже наши либо агашские корабли добирались до Мастрага, но впервые я вижу здесь столько ваших людей, и среди них знатных персон, — заметил агашец.

— До нас тоже доходили слухи о великом южном царстве Агаш. Я рад, что теперь я познакомлюсь с вашим народом, который знаменит своими прекрасными ювелирными изделиями. Жемчуга и янтарь из Агаша у нас ценятся исключительно высоко.

— Ну так же, как изделия ваших златокузнецов и драгоценное оружие ваших Великих Мастеров у нас, — улыбнулся князь и произнес двустишие на Древнем Языке:

 

Каждому нужно редкости, из дальних стран привезенные.

Великолепья своих не видим мы все в суете.

 

Царь внутри себя остолбенел. На Древнем Языке и древним слогом стихи в Империи не слагали. Обычные стихи писались на новых языках. Порою переходили на Средний, слагая пятистрочные танки. Но вызов был брошен, и в грязь лицом ударить не хотелось. Царь выбрал другую форму древнего стиха.

 

Увидел прекрасный дворец острова мирных людей,

Услышал старинный язык в городе лучших друзей.

Встретил достойных мужей в сказочном дальнем краю,

Знаю, с кем рядом теперь стану в ближайшем бою.

 

— Все точно! Чувствую я, что мы с тобой, твое величество, скоро еще и подеремся бок о бок. Местные горцы у нас очень благочестивы. Паломников, идущих в Монастырь, они не трогают: это великий грех. А на обратном пути эти люди ведь паломниками не считаются. Вот их можно захватить и пограбить. А перед тем, как убить, попросить у них прощения и благословения.

— Ну, нас с тобою они убивать не будут. Выкуп потребуют, — улыбнулся царь.

— А это смотря в какой день захватят. Если в постный, то взятие раба в постный день приравнивается к мясоедству. Так что необходимо либо отпустить, обобрав до нитки, либо убить на месте.

— Да. В вере у вас люди крепки и строги, — улыбнулся царь.

— Настолько крепки, что, захватив женщин в постный день, они их убивают, прежде чем грабить, чтобы даже мысль о прелюбодеянии с ними не проникла в их добродетельные головы. А вот если женщина попадется в обычный день, то ее вполне могут изнасиловать и отпустить с миром, естественно, ограбив до рубашки либо дочиста: они же добрые последователи веры Победителей и не должны убивать зря, тем более тело, в котором, может быть, зачат их ребенок. Ведь по их обычаям даже второй жены не полагается. А наложниц они вообще иметь не могут: сожительствовать с рабыней — великий позор для свободного и гордого горца. Вот поиметь ее пару-тройку раз — меньший грех, если после этого продаешь другому.

— Очень набожные горцы, однако!

— Да еще и благочестивые, как я уже говорил. От каждого грабежа отделяют десятину и раз в год обязательно отправляют в Монастырь по мужчине и женщине из каждого рода внести ее и замолить свои грехи.

— Ну что ж. К опасностям нам с тобой, князь, не привыкать. Но хорошо, что рассказал об обычаях.

— До нас дошли легенды о небесных танцовщицах, которые пляшут в ваших храмах и во дворцах ваших царей. И я даже слышал, что ты привез с собой таких рабынь.

— Своих горцев ты, князь, прекрасно знаешь. А нас знаешь так же плохо, как и мы агашцев. Сейчас мы очищаемся перед паломничеством, а после возвращения я тебе покажу наших гурий. Только они не рабыни, и заранее откажись от мысли, что ты сможешь попросить одну из них в подарок. Они свободные знатные женщины.

— Ну, тогда я смогу попросить одну из них в жены. Она была бы жемчужиной моего гарема.

— Попросить ты ее сможешь. А вот согласится ли она?

— Разве у вас женщина сама решает, за кого выйти замуж?

— Смотря какая женщина. Женщин из владетельных семей, конечно же, выдает замуж их семья за того, кого нужно. А свободные полноправные выходят замуж сами.

— Я слышал о неприличных нравах на Севере. Наверно, рассказывают больше лжи, чем правды. Но мне становится все интереснее. Однако, надо учиться у горцев! Перед паломничеством нельзя даже допускать таких соблазнительных мыслей. Лучше выпьем еще вина и сложим стихи.

И два собеседника подняли чаши южного сладкого вина.

После пары чаш князь, расслабившись, произнес:

 

Много грехов накопил, много неправды содеял.

Ныне я в горы иду, чтоб искупить хоть их часть.

Душу больную несу, чтоб возвратить себе целой,

Древние стены пройдя, смоем мирскую мы страсть.

 

Царю вновь пришлось напрячь все свои силы, чтобы найти достойный ответ.

 

Суетный мир устремил в души поток наслаждений,

Чтобы от вечных вещей нас навсегда отделить.

И потому честный ум мучим шипами сомнений,

Что к чистой истине путь для нас грехами закрыт.

 

***

 

 

Непогода кончилась. Подождав еще пару дней, чтобы дороги высохли, и накинув на себя и своих людей плащи с двенадцатью семиконечными звездами в знак того, что они отправляются в паломничество, царь и князь вместе с сотней своих людей двинулись на северо-восток, где в горах стоял Южный Великий Монастырь. Походная военная одежда агашцев была почти такой же, только сапоги подкованные, а юбки короткие, выше колен.

Каноническая территория этого монастыря была просто громадной. На севере она доходила до Великой реки, на юге правоверные в вере Победителей царства и княжества побережья тяготели к этому монастырю где-то на полторы тысячи верст. Среди всех Великих Монастырей Земли он считался сильнейшим и богатейшим. Формально Император Юга получал благословение на царство именно здесь, так что ни один из северных Великих Монастырей не мог похвастаться таким статусом. Но вот Южная Империя, в отличие от старкской, была полной фикцией.

В Старкской Империи верховная власть была очень слаба, но существовала. Император регулярно рассуживал королей и князей Империи. Часто собирался Имперский Сейм, на котором разные государства, по крайней мере, могли высказать друг другу претензии. Из-за выборности Императора постоянно велись политические игры насчет того, кто следующий возложит на себя корону. Словом, в потенциале власть и авторитет были, но нужна была очень сильная личность на посту Императора, чтобы их реализовать. Принц-князь Клингор такой личностью был, именно поэтому его первоначально стремились сделать Императором: личность-то есть, но ресурсов, чтобы реализовать свои устремления, у нее недостаточно, и тем самым она была бы обезврежена и даже использована другими.

На Юге же царствует древняя императорская династия, непрерывно продолжающаяся уже полторы тысячи лет. Но Император Юга правит лишь своим доменом, небольшим царством Имашанг в тех местах, где Мастрацасса делится на ряд рукавов, между которыми издревле прорыт еще и ряд каналов. Эти места назывались древним знаком Благодать. Они были действительно превращены в исключительно плодородные и богатые земли трудом многих поколений крестьян, прочно сидевших на своих наделах.

Чтобы попасть в Благодать из тех мест, где сейчас находился царь Атар, надо было пересечь горы и двигаться дальше примерно на север. Оба отрезка пути (и горный, и степной на севере) были очень опасны. Местные народы отнюдь не испытывали вырождения, а, наоборот, были энергичны и воинственны.

В деревнях, через которые проходил отряд, местные жители действительно демонстрировали свою набожность, с благоговением взирая на плащи паломников и вынося им еду. Князь предупредил, что на пути в монастырь платить за еду нельзя. Считается, что, угостив паломников, семья смывает грехи полугода.

— Вот на обратном пути они постараются с нас содрать как можно дороже. А потом еще и благословения от нас потребуют, чтобы забрать себе еще и часть духовной силы, что мы приобретем в молитвах и покаянии. Да и убить путника на обратном пути считается наименьшим грехом. Ведь он душу очистил и попадет в рай или в райское перерождение, особенно если перед смертью простит и благословит своих убийц, — пояснял князь.

Такие слова не добавляли вдохновения в души паломников. Все понимали, что на обратном пути придется туго. Плащи будут сброшены, и очень пригодятся доспехи, которые пока что едут в тюках на спинах лошадей. Ведь паломники должны идти пешком. В крайнем случае по немощи позволяется ехать на осле. А лежачего должны нести на носилках родные, но ни в коем случае не наемные слуги либо рабы.

Неделю отряд шел до Великого Монастыря. И вот, наконец, символические ворота монастырской территории. За ними стояли часовня и странноприимный дом. Монастырь виднелся верстах в двух. Он был обнесен высокими стенами. За стенами сияли купола двенадцати храмов. Великолепием своим он превосходил Монастыри севера.

Путникам полагалось перед тем, как войти в сам монастырь, исповедоваться в охранительной часовне, обмыться в холодном и горячем источнике около ворот, сбросить мирские одежды и надеть рясы кающихся. Оружие оставалось в маленькой крепости охраны, сторожившей в основном подвалы для вещей паломников. Искусные воры, чтобы получить воровское благословение перед опасным и прибыльным делом, пытались выкрасть что-либо из оставленных вещей. Было принято пойманных воров не передавать мирскому суду, а налагать на них полтора года строгого покаяния и работ в монастыре. Это наказание они воспринимали как должное и никогда не избегали его, считая, что оно смывает грехи их воровской жизни. Так что страже зевать не приходилось.

В принципе полагалось также провести день в странноприимном доме, но сейчас паломников было слишком много, и среди них две коронованные особы. Поэтому после того, как они символически провели час возле странноприимного дома и вкусили постного обеда, их пригласили внутрь Монастыря.

Атар хотел, как принято на севере, сразу внести вклад. Но князь предупредил его, что на Юге вклад вносится в последний день, чтобы не было впечатления, что с человеком обходятся не как того заслуживает его душа, а как того заслуживает его золото. На третий день поста, молитвы и покаяния царя и князя попросил пожаловать к себе Настоятель. Как и полагалось, правители оделись в смиренное одеяние паломников и вошли, демонстрируя полный отказ от атрибутов светской власти.

— Смиренные грешники Атар из Старквайи и Тлиринташат из Лангишта приветствуют тебя, пресветлый владыко! — одновременно, чтобы и здесь подчеркнуть, что мирские ранги исчезли, произнесли они.

— Я вижу на ваших спинах тяжкие грехи, и не только ваши, но и тех, за кого вы в ответе. Готовы ли вы на самое строгое покаяние, чтобы избавиться от них? — грозно произнес Настоятель.

Эта часть ритуала была самой коварной. Почти всегда такой вопрос был формальностью, но порою после утвердительного ответа следовал приказ до конца жизни отправиться в одиночную келью и там соблюдать строжайший пост и обет молчания. А отрицательный ответ был абсолютно неуместен.

— Да! — опять одновременно ответили оба.

— Тогда на колени и молитесь! — прогремел Настоятель, и оба властителя, радуясь в душе, что опасный момент пройден, пали ниц и стали молиться.

После того, как они произнесли последние слова молитвы и подняли глаза вверх, незаметно подошедшие монахи подхватили их под руки и усадили на два подготовленных кресла. Перед ними поставили столик с укрепляющими настоями и чаем. Началась деловая часть аудиенции.

— Я рад видеть у нас в Южном Монастыре того, кто, как сообщили мне северные братья, всегда отличался благочестием. Надеюсь, царь Атар, твой народ будет крепок в вере.

— Я молюсь об этом каждый день, Пресветлый Владыко!

— Я доволен искренней верой твоего народа, князь Тлирингашат, и твоим собственным упорством в сохранении ее чистоты. Я боялся, что ты заразишься от местных людей пустосвятством.

Оба властителя остолбенели. Ведь всегда считалось, что Монастыри поощряют прежде всего пунктуальное соблюдение ритуалов и правил жизни. А здесь агашцам было далеко до благочестивых горцев, меж которых еще предстояло пройти домой. Но косвенно именно этих горцев Владыко назвал пустосвятами. Первым опомнился Атар, поскольку он уже общался с Патриархом и видел, насколько различаются представления о благочестии у высших иерархов и у низших служителей.

— Владыко! Неужели твой Монастырь ничего не может сделать с этими горцами, которые подрывают авторитет истинной веры своим изуверством.

— Ничего, царь. Они каждый год искренне каются, я должен их простить, и я чувствую, что те из них, кто приходят сюда, действительно в течение года грабить и убивать не будут. Но на следующий год придут уже не они, и так, пока община не решит, что этим пора опять очищаться. А еще на них защитной пеленой висят благословения и прощения, которые по слабости своей даруют им паломники перед смертью либо безжалостным грабежом и насилием, думая, что тем самым облегчают себе путь в рай. Как эти паломники ошибаются! Они путают проклятие палачам своим с отказом их благословить.

Видно было, что эта проблема наболела на душе у Настоятеля, и еще полчаса властители обсуждали ее с Владыкой. Затем Владыко велел внести фрукты и сладости и, вкусив с Атаром и Тлирингашатом символический обед, сказал Тлирингашату, что ему решено открыть еще кое-что из сокровенного знания древних книг, поскольку теперь он союзник мощного царя и будет с ним делить славу побед и ответственность за неизбежные на войне грехи. Князь понял сразу две вещи: ему предоставляется уникальная возможность, которой не будет, если он откажется, а Владыко хочет поговорить с Атаром наедине. Он поцеловал руку Настоятеля, получил его благословение и удалился с сопровождающим монахом.

Настоятель отхлебнул ароматного чая, закусил инжиром и, улыбаясь, сказал Атару:

— А почему ты, царь, не привел с собой одну из ваших знаменитых женщин-апсар? Ведь им есть много в чем покаяться!

Атар остолбенел. Неужели и Пресветлый Владыко желает полюбоваться на эту соблазнительницу? Или ему интересно выслушать ее красноречивую и такую волнующую исповедь?

— Владыко! Они настолько отличаются от местных женщин, что я боюсь, как бы местные горцы не отбросили все свое пустосвятство и мнимое благочестие, увидев такую ослепительную красоту. И не дошли бы мы даже до монастыря, а здесь вспыхнула бы еще одна легендарная война.

— Пожалуй, ты прав. Ты рассуждал как воин, а я как священник. Надеюсь, скоро они смогут покаяться у нас в Монастыре.

— Владыко! Я предупреждаю тебя об опасности. У нас на Севере эти женщины порою упражняются в своем искусстве, соблазняя самых благочестивых и чистых монахов.

— Слышал я об этом. Те, кто на такой соблазн поддаются, сами виноваты. Они возгордились своим благочестием, вот им и показывают, что они тоже грешны. А то начинают такие вместо того, чтобы увещевать и спасать народ, всех проклинать.

— Наш Патриарх тоже так считает, — улыбнулся царь.

Настоятель нравился ему все больше и больше.

— Но на самом деле то, что вы на Севере сотворили, вещь, возможно, страшная, а возможно, спасительная. Перед Великим Крахом развивали и мужчин, и женщин, чтобы вывести Сверхлюдей. Затем почти все развивали лишь мужчин.

— Владыко, да будет мне позволено вставить слово. У вас ходят легенды об апсарах севера, а у нас об амазонках Юга. Так что и здесь женщин развивают.

— Ты прав, царь. Легенды ваши не совсем врут. В некоторых кочевых племенах самые страшные отряды — женские либо смешанные, где мужья дерутся конь о конь с женами.

— Я слышал, что самые смелые и жестокие воины — женщины.

— Именно так, царь! Но в этом и загвоздка. Женщины становятся смелыми, жестокими, безжалостными, бесстрашными потому, что здесь берется как раз полная противоположность присущих им качеств. Легче всего перейти к полному отрицанию того, что у тебя было. Намного труднее найти действительно новое равновесие души.

— Мудры слова твои, Владыко. Они останутся у меня в сердце.

— Не льсти, царь. Так вот, вы стали развивать в женщинах именно женские качества. И мне необходимо посмотреть на ваших женщин разных сословий, чтобы понять, что же происходит.

Атар понял подтекст: происходит нечто из ряда вон выходящее и одновременно скрытое от глаз обычных людей. И у него в голове мелькнуло страшное слово, которое он сразу же загнал в подсознание: Сверхчеловек.

— Ваш народ, переселившийся на Юг, может дать здесь мощный толчок многому, и такому, что даже все Великие Монастыри вместе не могут предвидеть, — продолжал Настоятель. — Я расскажу тебе только одну вещь. Я получил несколько подтверждений того, что все Невозгордившиеся, кроме одного, умерли.

Атара шокировало, что Владыко использовал имя, которым называли своих защитников и покровителей Проклятые Древние.

— Владыко, неужели их Кришна уничтожил? Или…

— Не допускай даже в мыслях такого «Или!» Они оказались просто слабы и недолговечны по меркам Победителей: всего каких-то тридцать тысяч лет жизни отпущено им. Так что сокровенные знания Древних представляют все большую проблему. Не получая помощи, они могут воззвать к Кришне.

— Упаси Судьба!

— И это одна из многих твоих важных задач здесь. Я надеюсь, что ты со своими железными воинами и райскими девами появился вовремя. А еще многое ты узнаешь в свое время. Сейчас тебя проводят в наше потаенное книгохранилище к знаниям, доступным ранее лишь Императорам.

«И этот меня готовит в Императоры Юга!» — ужаснулся Атар.

— Владыко! Мало того, что я недостоин, я неспособен! Мои люди не знают местных языков и не смогут править местными народами.

— Тебе придется привлекать не только своих людей. А я отправлю с тобой лучших знатоков местных языков из числа наших монахов и священников. Кое-кто из них даже немного знает ваш имперский язык.

Неделю паломники молились, а затем внесли вклад в монастырь и все, кроме Атара, получили малое благословение. Атар уже имел Великое Благословение всех Монастырей, и ему просто отпустили грехи, совершенные после того, как он покинул Имперский Остров. Атару добавили еще двадцать монахов и десять священников для окормления и просвещения его царства. Некоторые из них считали, что они говорят по-старкски, умея слагать фразы на примитивном пиратском говоре валлинского.

 

***

 

 

Обратный путь длился вдвое дольше. Атар настоял, чтобы в деревнях платить за продукты обычную цену под угрозой разграбления и пленения. В первой же деревне жители высыпали, пытаясь продать втридорога свои продукты. Начальник охраны князя Шаргитч, сын Интарода, жестко им сказал по-агашски, какую цену намерены платить путники. Сам Тлиринташат решил, что разговаривать с местными старейшинами ему не по рангу.

Услышав цены, местные жители, особенно женщины, а из женщин прежде всего старухи и маленькие девочки, разразились визгливыми криками на Древнем Языке. Царь узнал в них страшные проклятия, за которые в Империи было легко попасть под Имперский Суд. Его лицо перекосило от отвращения, он собрал всю свою психическую энергию, чтобы поставить щит вокруг союзников, и закричал царю на Древнем:

— Не вмешивайтесь! Я с моими воинами справимся! Своим воинам вели закрыть выходы из деревни! А пограбим вместе!

После чего он скомандовал своим:

— Бейте ведьм, но не всех убивайте! Порите как следует всех, и хватайте тех, кто помоложе! Кто из мужиков будет пытаться сопротивляться, сначала пытайтесь плеткой, не поможет — убивайте!

А с бабами, играющими в ведьм, стало твориться что-то неладное. Их проклятия, отражаясь от мощного духовного щита царя, стали действовать на них. Их стало тошнить и даже выворачивать наизнанку. Мужики растерялись. Тут на них набросились старки и начали бить плетьми, а нескольких самых уродливых ведьм зарубили. После чего принц попросил князя объявить местным жителям, что случилось, и что их деревня теперь отдана на поток и разграбление.

— Дураки вы! — сказал князь. — Наш вождь осенен Великим Благословением и проклятия отразились обратно на жадных и подлых людей, привыкших жить разбоем. А теперь вас ограбят, заберем самых лучших из ваших женщин, а остальных поимеем по праву завоевателей. А ваших ведьм-старух сейчас разложим посреди площади и как следует выпорем, так что они долго будут спать на животе.

И началась оргия грабежа, насилия и порки. Пороли старух и старейшин. Старух за ведовство, старейшин за жадность, трусость и подлость. Девушек и молодых женщин агашцы хотели забрать как добычу, но царь настоял на том, чтобы не перегружаться ничем лишним. А заодно Атар предложил остаться на ночь в деревне и не мешать местным жителям убегать, чтобы разнеслась весть о том, что этих паломников не проклянешь.

На следующее утро отряд выступил дальше. Агашцы, да и свои воины, все-таки уговорили захватить несколько женщин и несколько крепких мужчин. Мужчин заковал в цепи местный кузнец, которому за это демонстративно заплатили. Рабы правили телегами, на повозках сидели захваченные женщины в разорванных одеждах, а то и нагие. Тяжелые вещи принц брать запретил, но несколько телег нагрузили провиантом. Угнали также всех лошадей и ослов, и кроме них немного коров и овец, чтобы по дороге иметь свежее мясо.

Вечером вошли в следующую деревню. Предупрежденные жители попрятались, а несколько старейшин вышли с подношениями. Подношения были благосклонно приняты, после чего было сказано, что местные жители могут торговать за справедливую цену.

Отряд остановился в деревне и выставил смешанные патрули. В деревню вели всего три дороги, и все их постарались перекрыть, даже ту, по которой пришли.

Местные жители были исключительно дружелюбны, они всячески уговаривали воинов остановиться в их домах, обещая угощение и женщин. Принц заподозрил нечто и решил на всякий случай подстраховаться. Он раздал своим людям орехи колы, захваченные из Старквайи и хранившиеся в багаже врача, и велел не спать ночью. Князь просто не пустил своих людей в дома, хоть они и были очень недовольны.

Как раз оттуда, откуда пришли паломники, ударила ночью большая банда грабителей. В деревне в этот самый момент хозяева домов попытались перерезать своих гостей. Но старки были готовы, и началась резня внутри домов. А патруль удержал банду полчаса, пока не подошли основные силы. Бандиты постарались пробраться еще и по тропам, но князь взял с собой элитные войска: горных стрелков. Они уже не раз ходили по этим дорогам и перекрыли подходы сверху. Словом, битва выродилась в побоище. На узкой дороге старкам в железном строю было легко держать оборону. А бандюги сами себя наказали. Задние перли, стремясь быстрее дорваться до убийств и добычи, и не давали отступить тем, кто уже готов был бежать от неминуемой смерти впереди. Наверху завязались мелкие стычки, но горцы были настолько уверены в том, что они застанут паломников врасплох, что при первом же отпоре бежали со всех ног. Словом, утром на дороге лежала гора трупов, а среди старков ни один не был убит. Среди агашцев была пара убитых.

Впрочем, один достаточно тяжело раненый среди старков был. Молодой воин Синь Алитар был пленен женщиной из местных и не пожелал ни с кем разделить ночлег. Его схватили, затащили в подвал и стали там сначала миром уговаривать (вернее, повторять фразу на Древнем Языке: «Путник, прости нас, грешных, и благослови нас.») Когда он вместо этого начал ругаться на своем языке, старики и его любовница принесли сверху углей и начали ему пятки поджаривать, продолжая просить прощения и благословения. Если бы царь вовремя не понял, что одного воина нет, и не послал своих проверить этот дом, не жить бы Алитару. А так он просто на долгое время был лишен способности ходить, и его пришлось везти на повозке. После этого любовного приключения он навсегда остался хромым, и шутил по-солдатски с товарищами:

— Хорошо еще, что эта стерва прикладывала угли к пяткам и под коленки, а не к мужским местам.

Царь и князь единодушно решили: этой деревне не жить. Чтобы не оказаться виновными в истреблении крестьян, в каждом крестьянском дворе выбрали одну молодую женщину на оставление в живых и разрешили каждой из них оставить себе одного ребенка. Остальных жителей связали и уложили в доме местного вождя.

После битвы необходима была передышка. Поэтому отряд отдохнул сутки в деревне. Воины как следует отвели душу с женщинами, как с обреченными на смерть, так и с теми, кого планировали оставить на своих участках. На следующее утро старейшин и любовницу Алитара посадили на колы, остальных зарубили, приказав сделать это рабам, чтобы не поганить кровью выродков свои мечи. Под вопли оставленных в живых полурастерзанных женщин союзники подожгли дома и покинули деревню, угоняя скот.

Перед этим князь подошел к царю и предложил ему расковать пленников из предыдущей деревни.

— Горцы теперь их считают за трусов и предателей, назад им дороги нет. Они будут сражаться за нас не на жизнь, а на смерть.

После такого кровавого урока путников больше не стремились перебить по ночам. Но однажды еще раз пришлось отражать атаку большой банды. И опять среди старков не было ни одного убитого. А вместе союзники полностью разгромили раз в пять превосходящую численностью банду.

Агашцев удивляла боевая выучка старков. Старки были рады, что агашцы не трусили и дрались как мужчины и воины. Царь и князь чувствовали себя как два лучших друга. Но каждый из них понимал, что в будущем политика может развести их в разные стороны.

 

***

 

Пока месяц царя и князя не было, все окрестные племена и князьки решили совместно с пиратами напасть на Лангишт и старков. Слухи о победах старков разнеслись повсюду, и все были уверены, что их флот везет несметные богатства. А еще ходили легенды о гуриях и апсарах, которые очаровывают для них царей и полководцев. Эту добычу тоже очень хотелось захватить. Союзники считали, что, лишенные полководцев, армия и город станут легкой добычей. А полководцев после этого можно будет подстеречь на обратном пути из монастыря.

Полковник Асретин, рыцарь царства Лиговайя, все время мучил своих людей военными упражнениями. Никто не возражал, поскольку все уже убедились, насколько это важно. Горожане, включая воинов, подсмеивались над ним и над старками. У них даже воины упражнялись раз в пять дней, а горожане от случая к случаю. А эти каждый день высылали патрули, и шесть дней из семи тренировались, давая себе расслабиться и погулять лишь на седьмой.

Из-за налаженного патрулирования, для старков появление враждебных отрядов поблизости не было сюрпризом. Как только донесли о том, что некоторые из горцев, желая побыстрее дорваться до добычи, грабят деревни княжества Лангишт, Асретин послал сто своих конных пехотинцев и двадцать дворян, и наглые грабители сами попали в плен. Хоть дело происходило в постный день, Асретин счел, что местные обычаи ему не указ, и посадил на кол только их вождей.

Такое начало ободрило горожан, и они начали спешно формировать ополчение. В мирное время они почему-то об этом не задумывались. Брат князя Аркоглош, оставленный в качестве наместника на время паломничества, велел всем помещикам и крестьянам собраться в городе. Асретин потребовал практически всех не занятых уже в коннице лошадей себе. Аркоглош, немного подумав, согласился, поскольку боеспособность старков была уже легендарной.

Враги подходили с разных сторон. Плохо согласованные их действия позволило потрепать многие отряды заранее, но к моменту битвы все-таки силы врагов в шесть раз превосходили силы старков. Если учитывать еще городской гарнизон и ополчение, то численный перевес был, правда, «всего» в три раза. Асретин был уверен, что он отобьет дурно скоординированную атаку массы, большинство которой состояло из еле вооруженных ополченцев, а вожди надеялись лишь на численное превосходство и растерянность оставшихся без командования горожан и старков. Вопрос был лишь в том, как при этом потерять поменьше колонистов. Но в тот же день на горизонте появился пиратский флот.

Шлюпы вышли ему навстречу. Пираты подивились дерзости, посмеялись. Смех у них утих, когда загорелись первые шесть кораблей. Они ринулись со всех сторон в атаку, но юркие шлюпы ускользали, поджигая корабли один за другим.

Пираты были шокированы. Эти старки воевали не по правилам! Они не пытались убежать или захватить чужие суда, они их просто нагло уничтожали греческим огнем вместе с богатствами и экипажами. Очень скоро загорелся флагманский пиратский корабль, и пиратский флот, решив, что они шли грабить и убивать, а не гореть заживо, рассеялся. Пару кораблей старки даже захватили.

Такой поворот событий несколько охладил пыл союзников, среди них началось какое-то препирательство, пара небольших отрядов откололась и стала уходить. Асретин взял командование объединенными силами на себя и договорился о сигналах с Аркоглошем. Решив рискнуть, он попросил Аркоглоша занять городским ополчением лагерь старков, а сам Асретин дерзко повел все войско старков вперед, на ряды варваров.

Удивленные такой наглостью, варвары быстро кое-как построились и бросились на старков. Те побежали. С флангов на них помчалась конница варваров, а навстречу ей поскакала кавалерия старков. Когда конники варваров уже готовились рубить в капусту старков, уступающих числом и качеством коней, те неожиданно спешились и выстроили пехотные ежи. Изнутри их полетели болты и стрелы. Налетевшие на железный строй конники быстро образовали живую баррикаду, и конница отхлынула.

В тот же момент бегущие старки выстроились в строй, и вокруг него образовалась еще одна баррикада из тел. Но горский богатырь Шритонакт из Скинторна угрожал прорвать строй старков. От его двуручного меча пало уже четыре тяжеловооруженных пехотинца, а он казался неуязвимым. И вот меч Шритонакта устремился к шее пятой жертвы. Но неожиданно на его пути выросла рука со щитом. Это был носитель золотой пластины за храбрость Урс Ликарин. Меч разрубил щит и отрубил руку, но намеченная жертва осталась цела. Шритонакт остолбенел. Отдать свою руку за жизнь обычного воина! Это не укладывалось в голове, тем более что по шлему его, воспользовавшись растерянностью, хорошенько стукнули палицей, оглушили богатыря, оставшегося одного впереди своих замявшихся людей, и взяли в плен. А его отряд бросился бежать.

Некоторые из отрядов варваров попытались атаковать лагерь, но были отбиты. Другие предпочли уносить ноги, особенно конники, поняв, что тут легкой победы не предвидится и не доверяя своим союзникам. Третьи отхлынули в шоке, а старки теперь медленно, сомкнутым строем двигались на них.

Открылись ворота города, и знатные агашцы бросились на наблюдающих за ходом битвы царей, князей и вождей. Начался конный бой. А городской гарнизон ударил с фланга на колеблющихся варваров. Конные пехотинцы вновь оседлали коней и кинулись на дрогнувших варваров. Началось паническое бегство. Всего за два часа бой был полностью выигран.

Подсчитав потери, агашцы были поражены. Убив более трех тысяч врагов, союзники потеряли около четырехсот человек. При этом старки потеряли всего двадцать, бывшие рабы пятьдесят, агашцы более трехсот. Разница в боеспособности и выучке стала очевидной. Пленных тоже было много. Потеряв половину отряда в конной стычке, Аркоглош вместе со старкскими конниками под руководством принца Кринсора взял в плен двух царей, трех князей, пять вождей и еще сорок знатных персон. После боя Аркоглош и Кринсор в восторге обнялись и смешали кровь, текшую из полученных легких ран, тем самым побратавшись.

В плен было захвачено более пяти тысяч варваров. Кроме того, старкам и агашцам достались лагеря врагов, тысяча их слуг и рабов и более тысячи коней. Так что союзники пошли по шерсть, а ушли стрижеными.

Разбежавшиеся отряды несостоявшихся захватчиков пытались захватить врасплох возвращавшихся царя и князя, но лишь получили дополнительный позор.

Другие беглецы с поля боя начали грабить окрестности, их вылавливали конные отряды агашцев и старков.

Узнав о блестящей победе, разохотившийся князь еще по дороге предложил царю захватить три-четыре соседних княжества и образовать царство в этих местах. Сам он с радостью соглашался в этом случае стать вассалом, оценив, что это будет безопаснее и выгоднее всего. Но царь вежливо отказался, сказав, что агашцы показали себя достойными быть равноправными и независимыми союзниками и друзьями. Союз Лиговайя и Лангишт вполне могут заключить. А нападать сейчас — ставить под угрозу уже достигнутое громкой победой. Вот пригрозить нападением можно, чтобы взять откуп за неудавшуюся агрессию со стороны «друзей-соседей». Что царь с князем и сделали по дороге домой, но не отвлекаясь по сторонам. Так что расходы на паломничество вполне окупились, а между старками и лангиштскими агашцами начался медовый месяц дружбы.

Не дожидаясь царя, гетеры начали вознаграждать героев битвы, и старкских, и агашских. Пока еще в город они не входили, поскольку царица не рекомендовала этого им делать до явного приглашения князя. Слишком различались обычаи агашцев и старков по отношению к женщинам. По этой же причине пир в честь победы решили провести после возвращения монархов, когда они решат, как и где он пройдет. А небольшие пиры устраивались каждый день.

Кисса сидела у постели Урса, который стал героем и этой битвы тоже. Он уже был ранен, когда ему отсек руку Шритонакт, а потом потерял еще много крови, пока его раны не обработали. Но угрозы для его жизни не было никакой. Пленный богатырь Шритонакт потребовал, чтобы его отдали Ликарину. Он сказал, что желает служить доблестному вождю. Ему возразили, что Ликарин пока не вождь, а просто знатный гражданин.

— Будет вождем! — ответил богатырь.

— Будет, — подтвердила Кисса, которая гладила по голове Урса.

Ликарин, млея от счастья и гордости, посмотрел на нее и понял, что все равно жениться на Киссе ему не удастся. Но сейчас она будет с ним, если только государственные дела не заставят ее очаровывать местных владык. А что случится после прибытия на место окончательного поселения, Урсу не хотелось загадывать. Там у него начнется своя жизнь. Он уже чувствовал, что ему придется обустраивать владения такого размера, о которых он не смел и мечтать. Жениться надо будет по расчету и по уму, а не по любви. Но в любом случае сначала нужно дождаться царя.

 

***

 

 

В Колинстринне готовились к большому празднику, который обещал не только радости. Ежегодно проводился общий учебный бой между всеми воинами владения. Взрослые воины, сражавшиеся в доспехах, обычно выходили максимум с легкими травмами. Дети, сражавшиеся практически нагими, хоть и учебным оружием, частенько погибали либо калечились в этом бою. Но такая смерть считалась одной из самых почетных, а искалеченный и его семья считали, что им дан знак Судьбы: идти мальчику в монахи и молиться за свою семью и своих сограждан. Это тоже была почетная участь. В других владениях, кроме Карлинора, этот обычай давно уже выродился в пародию, когда практически только танцевали военный танец. Строго соблюдала его лишь высшая знать под угрозой объявления вырожденцами.

Девочки тоже иногда погибали во время учебы, поскольку она включала плавание, выживание в лесу и горах и акробатику как часть обучения танцам и любовному искусству. Но это случалось реже. А вот в монахини они уходили чаще, если чувствовали, что вырастают дурнушками. Сейчас девочки готовились увенчивать и целовать мальчиков — героев битвы, девушки — юношей и мужчин, дамы — мужчин. Те из девочек и девушек, кто учился целительству, должны были применить свое искусство.

Но одна из девочек, напротив, натирала обнаженное тело маслом и готовилась к общей битве. Это была Яра, дочь-рабыня Владетеля Тора. Она с нетерпением ожидала первой большой битвы в своей жизни. Как рабыня, она должна была стоять сзади строя и защищать спину своего братца. Во снах она делала это уже многократно.

Первыми дрались мужчины. Они поделились на четыре армии: синие, красные, белые и зеленые. Бросили жребий, с синие начали драться с белыми. Когда исход битвы выяснился, бойцы первой битвы стали пить вино, смывать пот и грязь, им обрабатывали ушибы, а заодно они наблюдали за второй битвой. Пока что все шло хорошо и красиво.

Вышли юноши. Тут были лишь две армии: белая и зеленая. Все обошлось тоже очень хорошо, лишь один из бойцов сломал руку, но перелом был легкий, не калечащий. Юноши присоединились к мужчинам в выпивке, закуске и наслаждении зрелищем. Последний бой был мальчиков.

Мальчики были лишь в набедренных повязках и паховых кожаных бронях. В руках они держали кожаные щиты и деревянное оружие в соответствии со специализацией у военного наставника. Синих возглавлял, конечно, сын Мастера Лир Клинагор. Красных — сын соседнего барона Жинг Ирсанвир. За спиной Лира, без щита, который охраннице не полагался, и, соответственно, без брони и набедренной повязки, но в поясе с деревянным кинжалом и с дубинкой в руке, стояла Яра, его охранница в этой битве.

Противники приветствовали друг друга, запели священный гимн, и два строя сошлись.

Лир сначала пытался, как полагается полководцу, управлять боем, стоя позади строя, но затем, поскольку в азарте драки его команд все равно не слушались, кинулся в битву сам. Яра вилась змейкой за ним, отражая удары с боков и сзади, потому что армия Лира, в общем-то, проигрывала, и он все время дрался в полуокружении. Один за другим бойцы, получившие «критические» раны либо залитые кровью из рассеченной брови или разбитого, а то и сломанного, носа, выходили из боя. Синих оставалось примерно в полтора раза меньше. Но Лир, его брат Линс и Яра держали центр строя, и битва еще не считалась решенной.

В некоторый момент Яра заметила, что предводитель противника Жинг уже наносит удар своим мечом в незащищенную шею Лира, который как раз повернулся к нему почти спиной. Она была с другой стороны Лира и нашла мгновенное решение: дубинка полетела в лицо Жингу, бровь была рассечена, и он, держась за глаз, двинулся к целителям.

Военный наставник Крон сказал Тору:

— Не так плохо Яра сработала! Но она могла бы отбить удар, не расставаясь с дубинкой. Я ее за это отругаю.

— Да, пара у них получилась слаженная, — заметил Тор, наблюдая за взаимодействием Яры и Лира.

Яра теперь выхватила кинжал, и это оружие плюс ее левая рука оказались страшнее дубинки. Она мелькала рядом с Лиром, жаля из-за его спины, из-под ног. Преимущество красных стало таять. Почти как в настоящей битве, они заколебались после потери вождя.

— Они чувствуют друг друга на уровне интуиции, — сказал Крон, глядя на продолжающуюся битву и в первую очередь на своих двух лучших учеников.

— Если бы не Яра, Лир давно был бы смертельно ранен и вышел бы из боя, — отметил Тор. — Вместе они будут страшными бойцами.

— Лучший охранник — охранница, которая любит хозяина, — улыбнулся Крон. — Особенно если хозяин ее тоже любит.

— Может быть, Эсса планировала что-то другое, но получается лучший из возможных вариантов, — согласился Тор.

Спокойное развитие событий было прервано вскриком одного из участников битвы. Мальчик из команды красных, Клир, скорчившись, лежал на земле. Как и полагалось в настоящей битве, битва не остановилась. Но, в отличие от настоящей битвы, бойцы сдвинулись в сторону и дали возможность вынести Клира. Оказалось, Яра попала ему кинжалом в пах.

Эсса осмотрела мальчика, немного поцелила его сама, а потом подозвала свою ученицу в целительстве и травничестве девочку Криссу, которая смотрела на Клира испуганными глазами и чуть не плакала, и тихо сказала ей:

— Я вижу, что тебе нравится Клир. Любящая девушка — лучшая целительница для раненого бойца. Он калекой не останется, но нужно целить его быстрее и интенсивнее. Я пока что прикажу принести лечебные настои.

Крисса даже посветлела. Она наклонилась к нагому Клиру и стала нежно целить его болезненную рану, отдавая все свои силы. Клир заулыбался. Ему было больно, но очень хорошо. А главное, он чувствовал себя героем. Целит его, как в песнях, прекрасная девушка, вокруг стоят восхищенные им родители и друзья. В такую минуту умереть не жалко, а жить тем более приятно.

— Спасибо тебе, милая! — тихо сказал он.

— Лежи спокойно и не трать силы, мой герой, — улыбнулась юная целительница и вновь ушла в целительный транс.

Битва ожесточилась. Яра была уже вся в синяках, но судьи не удаляли ее с поля битвы, считая раны некритическими. А охранница должна быть готова умереть за своего господина в любой момент и драться даже со смертельными ранами, которых у нее уже насчитали две (естественно, условно). После того, как будут залечены реальные раны, за каждую смертельную рану участник битвы подлежал хорошей порке, чтобы было неповадно пропускать такие удары в настоящей битве. Так что Яре предстояло две порки. Лир был почти без ран. Линс имел несколько легких ранений и одно средней тяжести, но из битвы его пока не отзывали, хотя повели условный отсчет потери крови.

Пока что все шло нормально. Никто не был убит либо покалечен. Но ведь почти каждый год такое случалось, и все с волнением ждали, кого же в этом году Судьба выберет в качестве жертвы, чтобы укрепить дух остальных. Наставник Крон закончил внутренний отсчет потери крови и начал говорить: «Линс Кристрорс потерял…»

Азарт битвы привел Линса в состояние почти экстаза. Он чувствовал, что в этой тяжелой битве их армия начала побеждать, у него открылось второе дыхание, и он бешено атаковал соперников с красными повязками, выкрикивая боевой клич Колинстринны: «Металл и честь!» Тут он услышал свое имя и немного отвлекся.

Суй Лорикин, из красных, наоборот, вдруг почувствовал ледяное спокойствие. Голова его стала абсолютно ясной, он видел удары вперед на пару мгновений, не видел и не слышал ничего, кроме происходящего на поле битвы. Он даже не выкрикивал военный клич, чтобы не нарушить сосредоточение. Такое состояние, другую форму боевого азарта, ему специально тренировал военный наставник, потому что она встречается реже. Лорикин заметил, что Линс открылся для него, и точно ударил ему копьем в висок. Это была критическая смертельная рана, и противник будет уничтожен. Но копье, оказывается, уже надломилось, оно сломалось и острый конец надлома вошел глубоко в мозг Линса. Хлынула кровь, и Линс сел на землю. Бойцы отодвинулись от раненого, давая возможность унести его с поля битвы. Тор хотел было броситься к сыну сам, но это было бы недостойным поведением, и он, с подламывающимися ногами, но каменным лицом, дождался, пока Линса вынесли. К нему сразу наклонились доктор Винг Тирронс и Эсса.

— Рана очень тяжелая, но не обязательно смертельная, — подошел к владетелю Вингс через пару минут. — Если сейчас лечить, он, вероятно, выживет.

— А насколько вероятно, что он останется калекой? — уже с ожиданием непоправимого в душе, но твердым голосом спросил Тор.

— Очень вероятно, — ответил доктор таким тоном, что стало ясно: шансов на полное выздоровление почти нет.

Тор понял, что настал момент ему показать всем, как выдерживают такой удар Высокородные. Он подошел к сыну, сидевшему на земле. Поскольку лежать ему было бы хуже, ему быстро сделали валик под спину и посадили. Отец взял его за руку и сказал:

— Сын, ты героически сражался. Твоя армия побеждает, и ты внес огромный вклад в ее победу. А теперь тебе надо принять главное в твоей жизни решение. Желаешь ли ты стать монахом?

Линс понял, что за вопрос ему задали. И ответ вырвался у него спокойный и непреклонный:

— Я хочу умереть воином.

— Тогда я зову священника, а тебе присваиваю чин десятника и награждаю золотой пластиной за храбрость, — сказал Тор, ожидавший такого ответа, но не желавший его.

К Линсу подошла мать, колени у нее подогнулись, она обняла сына и омочила его грудь слезами. Немного слез ей можно было себе позволить, но не истерические рыдания, которые лишь смутили бы дух уходящего. Говорить она ничего не говорила, а лишь гладила своего уходящего сына, не обращая внимание на то, что ее роскошный наряд заливает кровь. Мысли у нее путались:

 

Я сильная! Я все должна стерпеть!

Я мать! Мой мальчик должен умереть,

И осознать мне это ТАК невыносимо!

Но я должна для общества вести себя картинно,

Хотя мне в голос хочется рыдать, скорбеть...

 

А вслух она произнесла:

 

Ты наш герой! Ты настоящий воин!

И лучшей участи на небесах достоин!

 

Как стойко держится любимый мой сынок,

Хотя смертельно ранен он в висок.

 

И снова мысленно:

 

Я на коленях перед ним теряю все надежды...

И кровь его надолго сохранят мои одежды.

(Несущая Мир)

 

Тем временем Яре наконец-то нанесли критический удар, и ее удалили с поля битвы, на котором остался Лир и трое соперников. Но двое из них оказались выведены из строя: один точным ударом Лира, а второй отсчетом потери крови. И все свелось к поединку Лира и Суя. Суй, у которого теперь тряслись руки от сознания, что он только что убил на самом деле, был моментально повержен. Синие победили в тяжелейшей битве.

Яра бросилась к брату. Ей, как рабыне, можно было поплакать более откровенно. Она с рыданием бросилась к ногам Линса, обняла их, не обращая внимание на боль в своих многочисленных ушибах и ранах, поцеловала и заговорила:

— Прости меня, брат! Я охраняла лишь братца Лира и совсем забыла о тебе. В твоей смерти есть и моя вина.

— Сестричка! — ласково сказал Линс. — Ты делала, что должно.

И Линс погладил по волосам сестричку, которая бросилась было бежать, чтобы поплакать в укромном уголке. Но наставник Крон подставил ей ногу, взял за ухо и строго сказал:

— Немедленно к целителям! Обрабатывай раны! Тебе еще три порки предстоят. Откладывать их надолго не хочу.

К Линсу подошел Жинг и, как и полагается по ритуалу, поздравил достойного противника с доблестной смертью и попросил у него прощения. Линс, как тоже полагалось, простил его.

Армия синих во главе с Лиром выстроилась перед уходящим воином, на груди которого лежала золотая пластина за храбрость, и проскандировала:

— Мы победили! Спасибо, герой!

— В такой день умереть не жалко! — ответил Линс, улыбаясь.

Только после этого Лир смог подойти к брату и попрощаться с ним.

Ангтун, как рабыня, могла не так сдерживать свои эмоции. Она, плача, подбежала к Линсу, поцеловала его ноги и быстрее удалилась, чтобы не смущать его уходящий дух своими рыданиями.

Монах выбрил Линсу макушку и священник начал гладить ее, помогая душе выйти. А доктор, убедившись, что Линс готов к смерти, вынул из мозга осколок копья. Хлынула кровь, и душа Линса улетела ввысь.

— Лети, душа, в обители света! — вскричали все, как и полагалось говорить при смерти героя или праведника.

Почему-то здесь никому не желали покоиться с миром, считая такой исход хуже ада. Душе желали счастливого путешествия и наилучшей участи.

Еще один герой битвы, столь обидно раненый Ярой Клир, был в эти минуты просто счастлив. Крисса в азарте лечения мальчика, в которого она была по-детски влюблена, израсходовала все силы и теперь спала, положив ему голову на грудь. Клир, укрытый вместе с ней полотнищем, лежал и гладил ее по голове. Их детская любовь стремительно превращалась в настоящее чистое чувство. А Клир думал о том, как хорошо быть смертельно раненым на поле битвы. Красивые женщины тебя целят, воины тебя прославляют, и ты счастлив, несмотря на боль. Боль даже еще усиливает ощущение радости от такого почитания. И он произнес:

 

Сладчайшая воина участь: погибнуть в победном бою.

Цветами его увенчают, и гимны ему пропоют.

Душа отлетает в круг света, а слава осталась земной,

И в сердце моем навсегда ты, ушедший мой друг, мой герой.

 

Того, кто в сражении ранен, прекрасные девы целят,

И сам полководец великий его обнимает, как брат.

Он выполнил долг гражданина, достоин средь лучших воссесть,

Любовь ему станет наградой, а вечным достоинством: честь.

 

Достойная гибель героя на смену десятки зовет,

Награды терпящему раны для мужества лучший оплот,

Мы помним деяния предков, мы верно заветы храним,

Коль час испытаний настанет, все орды врагов отразим.

 

Военный наставник, услышав стихи подумал:

«Наивный Клир не думает, что в реальной битве воины не сдвинутся с места и могут просто затоптать раненого сапожищами. Что выносить его с поля битвы будет некому, и он долго будет истекать кровью в компании трупов и умирающих. А потом могут прийти к нему не братья по оружию и не верные их слуги, а мародеры. И даже когда его вынесут, полководец, занятый множеством других дел, навестит его лишь на минуту, чтобы наградить. И друзья забегут ненадолго: их ждут грабеж, награды и пир. И целительница будет занята со столькими ранеными, что ему внимания почти не уделит, она займется теми, кого можно спасти. Но все это будет во взрослой жизни, когда Клир уже крепко решит для себя, что лучшая участь для воина: геройски погибнуть в славной битве. Это решение заменит ему все те внешние знаки почитания, под влиянием которых оно вошло в его душу и сердце».

А вслух он ответил:

 

Прямо с утробы

В кровь нашу вплавлена честь.

Хоть и жаль мертвых,

Юных героев

Ныне мы славим, скорбя.

 

Вечером Тор, шатаясь и чувствуя, как будто в сердце у него громадный холодный камень, вошел в дальнюю комнатку, где без лишних глаз плакала Эсса, а ее утешала Ангтун.

— Злая Судьба! Три сына, и всех потерял! — воскликнул Тор и тоже зарыдал.

— Муж мой, — ответила пораженная слезами Мастера Эсса. — Неизвестно еще, уйдет ли Лир. А если уйдет, я уверена, он найдет способ с честью разорвать путы, наложенные на него отцом по крови. А Картор вполне может вернуться к тебе, когда станет королем или Императором. А я тебе рожу еще сына.

— И я, — сквозь слезы промолвила Ангтун.

Эсса хотела было возмутиться: «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!», но сдержалась и ответила:

— Все правильно! Наследнику будет нужен верный слуга или верная служанка, как Яра Лиру.

И Эсса стала гладить и утешать человека, слезы которого она видела первый раз в жизни.

На следующий день Тор и Эсса шли впереди траурной процессии, в которой несли тело геройски погибшего Линса. Он был увенчан лаврами и миртами, засыпан цветами девушек. Эссе по-прежнему было разрешено обычаями лишь несколько скупых слезинок, а вот Яра могла теперь поплакать вволю. Тор чувствовал, что ком внутри его души становится все больше и крепче.

 

В эти же дни получил серьезнейшую рану в учебном бою наследный принц Картор. Была повреждена печень. Доктор и целительница не сомневались в практически полном выздоровлении, но были уверены, что лечиться придется примерно полгода. К их удивлению, Картор полностью восстановился за две недели. После этого случая король и королева Толтисса переселили доктора и целительницу во дворец, сделали их личными врачами наследника, взяли с них клятву молчания и закрепили ее ментальной защитой.

 

И еще одно событие случилось в эти же дни. В своем поместье от пьянства умер бывший пожизненный консул Линьи принц Крангор.

 

***

 

 

Когда через пять дней после битвы царь и князь вернулись, основной их обязанностью стало награждать победителей и делить захваченную добычу.

Ликарину присвоили титул барона. Так что теперь ему придется добывать себе реальное владение на новых землях. Больше всего Ликарин был расстроен тем, что не может теперь во время ласк как следует обнять Киссу, а та его шутливо упрекала в том, что ему не хватает ее объятий. По взаимному согласию, любовники решили расстаться в последнюю ночь перед отплытием.

Князь решился на то, чтобы устроить пир с гетерами и художницами в своем дворце. Ириньисса очаровала князя, а за Киссой, из уважения к герою битвы барону Ликарину, лишь слегка ухаживали.

На следующее утро князь щедро одарил Ириньиссу и при всех заявил:

— То, что я пережил, я никогда не забуду. А теперь я предлагаю, Ириан, тебе следующее. Я разведусь со всеми своими женами, кроме матерей моих сыновей, и сделаю тебя своей старшей женой. Более того, впервые в истории княжества и второй раз в истории Агаша я короную тебя княжеской короной и посажу тебя рядом с собой на престол как княгиню. Твои дети будут считаться старшими, Ириан.

— Я не могу остаться здесь. Я должна ехать со своими людьми. Я не могу уйти из цеха, пока мы не подняли достаточно Высокородных, чтобы он мог существовать и дальше, — стараясь быть предельно вежливой и доброжелательной, отвечала Ириньисса.

Видевший эту сцену поэт Эсс Креарин произнес на Древнем языке:

 

Она смотрела долгим взглядом на него

Своих искрящихся агатом дивных глаз.

— Прощай, моя любовь, прощай, в последний раз.

Но оставаться для меня нельзя у вас.

Мне нужно уплывать далёко-далеко.

(Несущая Мир)

 

А сама Ириньисса подумала:

 

Я не хочу на этом троне умирать,

Иль власть жестоко в свои руки прибирать!

(Несущая Мир)

 

— Тогда прошу тебя, Ириан, удались и не попадайся больше мне на глаза. Иначе я либо похищу тебя, либо убью, либо начну, позабыв о своем достоинстве, просить тебя о любви. Во всех трех случаях я потеряю честь и душу. А я хочу сохранить и то, и другое.

И князь надел на ее шею янтарное с бриллиантовыми подвесками ожерелье.

Царь и князь провели еще два раза совместные военные учения, придвигая объединенное войско к границам соседних княжеств и возвращаясь с дарами от перепуганных соседей и с выгодными мирными договорами, где давно имевшиеся мелкие территориальные споры решались в пользу Лангишта. Возвращаясь со вторых учений, князь сказал:

— А все-таки лучше было бы сначала нашим войскам запереться в городе.

— Чем же лучше? — удивился царь.

— Переругались бы эти союзнички между собой, а потом половина их помогала бы нам бить других и с лихвой вернуть награбленное без такой опасности, как вступать в битву против втрое превосходящего врага.

— Это нам было необходимо! Мы должны были показать всем твоим соседям, что побьем их при любом их численном превосходстве.

— А нам это еще выльется боком. Вы уйдете, а все соседи теперь ненавидят Лангишт. Если бы мы сначала заперлись, они бы ненавидели друг друга. Каждый бы считал своих союзничков предателями.

Царь рассмеялся и обнял друга. Князь еще раз попытался уговорить царя на совместный завоевательный поход, аргументируя тем, что покарать пустосвятов было заветным, хотя и явно не высказанным, желанием Настоятеля. Но царь был непреклонен.

Князю жениться не удалось, хоть и хотелось, а обоим братьям царицы пришлось жениться на княжнах. В семье принца появились две маленькие симпатичные быстроглазые смуглянки, которых переодели в одежду северян и начали учить языку, этикету и манерам. Своих шурьев царь успокоил, что брак заключался не по самому торжественному обряду и что они смогут в качестве первой жены взять гражданок.

 

***

 

Син Киринор прибыл через четыре дня после битвы, чутьем купца угадав, когда надо поспеть на распродажу военной добычи. На следующий день вернулся царь и попросил Сина задержаться, пока они не поговорят как следует. Царя интересовало, как идут дела на Агоратане. Лишь на третий день царь смог уделить пару часов разговору наедине с Киринором. Киринор начал с хороших новостей.

— Кирс Атарингс твердой рукой правит на острове. Пару недель назад попытались сунуться пираты, сразу три корабля. Твое величество ведь знает, как наместник их ненавидит. Он собрал всех ихлан и старков, а меня заставил идти на моем корабле и по сигналу атаковать пиратские. Это было бы безумием, если бы пираты не бросили их почти без охраны: все помчались на берег убивать и грабить. Так что теперь у нас четыре корабля. А когда на пиратов, которые собирались садиться в лодки и отбивать корабли, бросились со всех сторон ихлане и старки, они просто обделались и посдавались. Я сам видел их грязные тела и чувствовал вонь от них. Атарингс всех капитанов, боцманов и квартирмейстеров распял на рамах. Так что местные вырожденцы со всего острова сейчас ходят к столице и издеваются над теми, которых они всю жизнь до смерти боялись. Однако как отвратительно жестоки эти добренькие и мирные людишки, когда у жертвы нет возможности сопротивляться!

— Ну а остальных пиратов Кирс на колы посадил?

— Да ты что, государь! Он человек расчетливый, и ему очень понравилось, как с пиратами поступили миногаи. Он их всех кастрировал и обратил в рабство. Некоторых у нас уже купили заезжие купцы, а остальных распродал за символическую цену старкам острова.

— Какие потери в битве?

— У старков двое легко раненых. Ихлан погибло трое.

— Прекрасно! Три горца за три корабля! А как поступил наместник с гребцами?

— Свободных гребцов всех в рабство обратил, кроме тех, которые в битве на нашу сторону перешли. Рабов он спросил в первую очередь: кто из них граждане Империи? А затем: кто желает служить в войске? Вышла половина. Остальные так и остались рабами, этим же наместник велел раздеться и без оружия сражаться с ихланами. Те на них бросились с деревянными мечами и дубинками и начали как следует колотить. Кто не струсил, не сбежал, сопротивлялся, тех взяли в армию. А остальные пошли в рабство к людям. Даже бывшие граждане Империи. Они кричали о своем гражданстве. Атарингс ответил им, что они не в Империи и нужно доказать, что ты не вырожденец и достоин гражданства. Вот тех граждан, кто выдержал битву, сразу сделали гражданами Лиговайи и дали им по деревне на троих. Один от смердов отказался и сразу свою лавочку завел, наместник ему ссуду дал, естественно, без процентов и без страховой выплаты. Так что у нас десять новых граждан прибавилось.

— А кто они?

— В основном рыбаки и купцы. Семь валлинцев, два хирринца, один старк.

— Неплохо! А как горцы, приняли новых воинов?

— Приняли! Правда, сразу же поставили их на место: вы доказали, что можете сражаться вместе с нами, но пока вы не побывали в боях, вы низшие, будете выполнять самую грязную работу воинов и слушаться нас, высших. Ихлане не желают ни слова говорить на местном языке, пытаются перейти на старкский и сейчас говорят на какой-то невообразимой смеси валлинского пиратского, агашского и ихланского с примесью старкских слов.

— Это уже неплохо! Но я не услышал, что Кирс освободил тех, кто пошел в воины.

— А ты позабыл, царь, что он ведь и ихлан не освободил? Разве лучше, если они будут слугами либо смердами? Жениться им все равно нельзя, а детей они очень активно делают по всему острову. Скоро у всех местных баб и девиц будут большие животы. А потом как народится детишек… Так что воины у нас — царские рабы.

— Ну это славно! А что еще?

— Уже три раза заходили торговые корабли. Один раз агашские, два раза из местных царств.

— Поздравляю! Вы там неплохо держитесь!

— С чем поздравлять? У меня всего один приказчик остался и один бывший слуга. Остальные уже свои лавочки завели.

— А ты хотел быть единственным торговцем на острове? А как им так быстро удалось?

— Они приходили в лавку к вырожденцу, смотрели на него повелительными глазами, и он добровольно отдавал им себя и семью в слуги, лавку во владение, а дочь в наложницы. Никому даже грозить не пришлось. Слабые души!

Но кое-что в рассказе насторожило царя и особенно его мудрую царицу. На острове совсем нет гражданского слоя. Лишь господа, рабы и слуги из местных, которые еще хуже рабов. Добавились в граждане валлинцы, а ведь валлинский язык и так туда проникал. Неясно, удержится ли остров надолго и останется ли он старкским по культуре. Убей человек двадцать граждан, и все…

 

***

 

Через две недели после возвращения царя флот снялся с якоря и пошел дальше на восток. Начался последний переход.

Словом,

 

Часто святоши

Страшных подонков вредней.

За пустосвятством

Черные души

Прячут жестокость и ложь.

  • Салфетка-6 / Салфетки / Риндевич Константин
  • Армант, Илинар. Мечты о машине времени / Машина времени - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Чепурной Сергей
  • Нереальность / Логвина Настасья
  • Конвой / Грохольский Франц
  • История одного предательства с хэппи эндом / Лисичка Олен
  • Маленький жираф Йося / Бестелесное / П. Фрагорийский (Птицелов)
  • Играющая воспоминания (Katriff) / По крышам города / Кот Колдун
  • Птица-зубочистка / Позапрошлое / Тебелева Наталия
  • Маша и Саша Шепарды-Стрельцовы. Первый раз в первый класс / Светлана Стрельцова. Рядом с Шепардом / Бочарник Дмитрий
  • Маятник. Scherzo / Из души / Лешуков Александр
  • Хоть сейчас на рекламу "Педигри"! / Лонгмоб "Теремок-3" / Ульяна Гринь

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль