Глава 7. Мастраг

И вот настал день отплытия. Накануне колонисты, жители Карлинора и соседних деревень собрались на прощальный молебен и пир. В первый день нового года, первого года правления Императора Линстора, с попутным северо-восточным ветром флот из тридцати шести кораблей, на которых было двенадцать тысяч колонистов (считая рабов тоже), вышел из гавани Карлинора и двинулся в дальний и опасный путь на Юг. Два корабля из этой флотилии принадлежали купцам, решившим переселиться в новую колонию. Остальные составляли флот принца. В этом флоте было двадцать семь тяжелых кораблей, три маленьких пассажирских судна (для принца, для гетер и художниц, для Хирристрина и его сов). Четыре корабля были чисто военными, с косыми парусами и без вёсел. В случае штиля им придётся тащиться на буксире за большими кораблями. А при нормальном ветре они несли патрульную службу вокруг флотилии, пользуясь своей быстротой и вёрткостью. Команды их составляли лучшие моряки и воины. Для катапульт имелись запасы греческого огня. Словом, эти лёгкие военные корабли были готовы атаковать любое пиратское судно и поджечь либо захватить его. Кроме кораблей, во флоте было три яхты (барона Таррисаня и две яхты Атара) и два катамарана.

Первые три дня всё шло спокойно. Средней силы попутный ветер нес корабли к островному княжеству Жиорарр (Жиория по-старкски) к западу от Валлины. Оно было заселено в свое время хирринцами, а ныне представляло собой самый западный форпост Империи и говорило на своеобразном диалекте валлинского. Принц несколько опасался, что Валлина захочет перехватить его флот и поставить его перед выбором: либо сдаться и следовать основывать княжество рядом с Валлиной и под её «покровительством», либо принимать неравный и самоубийственный бой. Поэтому как нейтральная точка отдыха, мелкого ремонта и пополнения запасов Жиория была наилучшим местом. Там был неплохой порт Критор.

Атар, пользуясь благоприятной погодой, ежедневно объезжал корабли на своей яхте либо катамаране, и успел за эти дни побывать повсюду. Заметив, что купеческий корабль почтенного Сина Киринора перегружен грузами и пассажирами, он приказал отдать в Криторе часть пассажиров на другие корабли и распродать часть товаров. Купец не желал лишиться платы за перевозку колонистов и отдать товары по дешёвке, и на четвёртый день начал отставать, решив пристать в другом порту острова. Он не учёл, что эти воды уже не контролировались флотами королевств, да и эти силы могли лишь уменьшить пиратство, но не уничтожить его.

К несчастью для купца, пара пиратских кораблей заметили его, и теперь он уже изо всех сил пытался догнать флотилию, но усилия были практически безнадёжными. К счастью для Киринора, пара патрульных кораблей была послана принцем проверить, что случилось с Киринором. Увлёкшись погоней и готовясь к абордажу, пираты слишком поздно заметили быстроходные шлюпы, отрезавшие им ветер и приближавшиеся с двух сторон. Основному флоту был передан сигнал гелиографом. Пара метких выстрелов малыми зарядами греческого огня подожгла пиратские корабли, а, главное, их паруса, и беспомощные пираты, вместо атаки занявшиеся тушением пожара, оказались оставлены на милость подходящих военных кораблей принца. Один из пиратов предпочёл сдаться сразу, капитан второго начал сопротивляться, но, как только он упал раненый, команда сразу же сдалась. Раненого пиратского капитана распяли на мачте собственного корабля, остальных пиратов обратили в рабов. Те из них, кто были гражданами, предпочли не кричать об этом, потому что тогда бы их судили за пиратство.

Так флот потерял день (на стычку и на приведение в некоторый порядок двух трофейных судов). Принц, воспользовавшись случаем, назначил на купеческие корабли своих капитанов, а купеческих капитанов поставил на вновь захваченные пиратские. Злосчастного купца разгрузили (да часть товаров он уже успел выбросить в море, спасаясь от погони). За перевозку товаров на пиратских кораблях он теперь должен был заплатить либо пожертвовать эти товары в пользу колонии. Купец уже забыл, что ему спасли как минимум свободу, и страшно ругался по поводу убытков. Но отбиваться от каравана он теперь не мог и не пытался.

На пятый день ветер сменился на западный, парусные корабли потеряли свое преимущество, на шестой день разразился первый шторм. Суда разметало ветром, но через день удалось собрать флот воедино и через три дня, преодолевая противный ветер, он добрался до острова Жиория.

— Наконец-то добрались до первого пункта назначения! И ещё никого не потеряли. Доброе предзнаменование, — сказал принцу капитан его корабля Кор Ингъитангс.

— Зато некоторые пираты уже там, куда «сверху посылает зыбь морей», а два их корабля с нами, — довольным голосом добавил барон Таррисань, пришвартовавший свою яхту к борту судна принца. Он намекал на сонет:

На дне морском подводные растенья

Распространяют бледные листы,

И тянутся, растут как привиденья,

В безмолвии угрюмой темноты.

Их тяготит покой уединенья,

Их манит мир безвестной высоты,

Им хочется любви, лучей, волненья,

Им снятся ароматные цветы.

Но нет пути в страну борьбы и света,

Молчит кругом холодная вода.

Акулы проплывают иногда.

Ни проблеска, ни звука, ни привета,

И сверху посылает зыбь морей

Лишь трупы и обломки кораблей.

(К. Д. Бальмонт)

Принц, глядя на закат, на тихое море, на пальмы на берегах холмистого острова, решил ответить своим сонетом.

Над голубой бездонною пучиной,

Где скрыты клады, монстры, чудеса,

Неспешно режут воду исполины,

Как крылья белые, расправив паруса,

Что ныне нас несут всех на чужбину.

Нас манят неизвестная краса,

Развалин древних тихая кручина

И южных звёзд чужие небеса.

Наш путь лежит в страну борьбы жестокой,

Стремим мы бег прекрасных кораблей

К полям надежд, за множество морей.

И лишь порою ночью одинокой

Поймём: для нас исчезли навсегда

Те, кто остались в сытых городах.

Был уже вечер, и корабли бросили якорь, дожидаясь лоцманов. К обеду следующего дня часть из них вошла в гавань Критора, а большинство остановились на якоре вблизи городских стен.

***

Из-за ремонта и переоборудования двух трофейных кораблей, в Криторе пришлось задержаться на неделю. Пара рабов сбежала, но зато присоединилось четыре свободных колониста с двумя рабами. Принц приказал, пользуясь передышкой, подсчитать количество колонистов. Этот любопытный документ сохранился в летописях.

«По повелению князя нашего Принца империи Атара Тронэу, мы провели перепись колонистов, отправляющихся на дальний Юг».

«На тридцати восьми кораблях и двух яхтах всего 12367 человек, не считая рабов из пиратов, сейчас отданных по распоряжению князя гетерам. Из них мужчин 8814, женщин 2805, детей 849; граждан 8096, свободных 2120, рабов и рабынь 2151. Из граждан 10 знатных персон, помимо князя, 1117 дворян, 2564 воинов, 2716 крестьян, один Великий Мастер, 92 гетер и художников, 97 мастеров, 403 подмастерий, 25 священников, 151 монах, 1064 прочих».

«Составлено и заверено в 15 день 1 месяца первого года правления Императора Линстора в городе Криторе».

В первый же день к принцу подошла старейшая из гетер Иолисса с плотно сжатыми губами, как будто желая сказать что-то крайне неприятное либо принцу, либо ей.

— Князь, скажи, ты дорожишь жизнью пиратов?

— До некоторой степени да. Они наши первые рабы, которых мы взяли не в Империи.

— Можешь нам отдать их во время стоянки для опасного дела?

— Насколько опасного?

— Пара из них может погибнуть, несколько — сойти с ума.

— Пара не страшно. Но не губите рабов зря.

— Зря не будем, твоё высочество.

Гетеры сняли несколько домиков и казарму для рабов рядом. По очереди рабов вводили в эти домики, и пираты возвращались счастливыми. Правда, пара из них вернулась прямо в землю. Как и полагается с позорными рабами, тела их хоронить не стали, а продали крестьянам на удобрение. Перед планируемым отъездом гетеры устроили неожиданность для всех. Они откупили на день публичный дом низшего пошиба и повели пиратов туда. Все смеялись над этим:

— Они отработали повинность, а теперь вы их в награду отправили получать удовольствие?

— Посмотрим, какое удовольствие они получат! — в ответ улыбались, скрывая волнение, гетеры. Через часик из публичного дома раздались возмущенные вопли и рабов начали одного за другим выбрасывать оттуда. Иолисса подошла к его хозяину и спросила:

— Хоть один смог?

— Ни один.

— Великолепно! — расцвела Иолисса.

Первоначально никто ничего не понял. Пятеро рабов сошли с ума. Двум пришлось сделать эвтаназию, а троих отвели на корабли и приковали цепью к веслу, признав их годными к работе. И вдруг по толпе разошлось: «Проклятие гетер!»

Это было уже почти легендой. Первоначально, пока привычка почитать статус полноправных гетер ещё не вошла в инстинкты людей, бывали случаи насилия над гетерами. Но после этого насильник уже никогда не мог овладеть ни одной женщиной, а при попытке удовлетворить себя испытывал страшную боль. При этом желание сохранялось. многие сходили с ума. Оставшиеся были посмешищем и живым примером, чего не надо делать. Последнее время проклятие гетер практически перестало встречаться. А сейчас, чувствуется, гетеры обновили одно из своих самых тайных и страшных умений.

Принц напрямую спросил Иолиссу:

— То самое проклятие гетер?

— Да, князь. В последнее время ему стали обучать очень плохо. Ведь на полноценное обучение требуется израсходовать не меньше двух рабов-мужчин, причём сильных физически. Вот и осталось оно лишь как испытание на Высокородных, которые за свой счёт покупают для него рабов, а после проверки действия проклятия этих рабов убивают либо продают в Шжи как евнухов.

— Я понимаю. Юг, варвары, ваш статус для них пока что ничего не значит.

— Мы тоже всё понимаем, князь.

В восемнадцатый день месяца флот собирался отплыть дальше, но из-за сильного противного ветра пришлось переждать ещё три дня. И наконец-то в 22 день 1 месяца флот вышел из последнего на его пути имперского порта.

***

Пользуясь несильным ветром, принц решил объехать корабли и объявить свободу всем рабам из Империи, которые попросят свободы по-старкски. Естественно, это не распространялось на захваченных в последней битве пиратов, да их, как испытавших проклятие гетер, никто никогда не признал бы настоящими людьми. Хозяева рабов были недовольны, но принц предложил им бросить жребий, и выигравшим в компенсацию подарил по одному пирату. Остальные должны были получить возмещение из последующей военной добычи. Такое решение несколько утишило недовольство хозяев, а рабы были просто счастливы.

Следующим испытанием флотилии стал штиль. На Родине из-за большей плотности и большего объема атмосферы, чем на нашей Земле, атмосферные явления более устойчивы. В частности, поэтому, зная компас, навигацию по звёздам и косые паруса, порою дерзко совершая трансокеанские плавания на другие материки, старки в основном использовали суда с вёслами и парусами. Три недели штиля сильно затормозили флотилию. Приставать к берегам в этих местах было очень опасно: сплошные пиратские поселения и воинственные племена, зачастую даже формально не признававшие власть царя Мастрага. Надо было добираться до устья Великой, где были более богатые земли и более мирные княжества. Пираты тоже были парализованы штилем, а мелкие их флотилии не дерзали нападать на мощный флот колонистов, на мачте одного из кораблей которого был распят скелет пирата.

Наконец, через месяц после отплытия из Империи, флот пристал к островку Хингланготайя. На острове жило племя миногайцев, только что обосновавшихся там после катастрофического поражения в междоусобной войне за корону Мастрага. Это место было удобно: миногайцы сейчас отнюдь не горели желанием драться с воинственными и многочисленными пришельцами.

Собрав освобождённых рабов на лесной поляне, принц сказал:

— Те, кто обрели свободу! Если нам придётся драться, помните, что вам есть что терять. Вы же не хотите вновь стать рабами? Так что бейтесь в первых рядах, и вы сможете заслужить гражданство.

Вождь миногайцев бывший мастрагский герцог Лукинтайр, ныне лишённый победителями в войне всех титулов и прав знати, тем не менее принял принца с взрослыми сыновьями, барона с сыном и братьев жены принца в своём домишке, пытаясь держаться с ним как князь с князем. Знатные женщины по обычаям племени пировали в другом домике. Принца это забавляло. Князь без княжества в гостях у князя, потерявшего и княжество, и почти весь свой народ, превратившийся обратно в племя. Лукинтайр называл себя на валлинский манер Иль Лукинтайэр, говорил на довольно чистом валлинском и на довольно примитивном Среднем языке. Это был уже не варвар, и принц лишь надеялся, что его племя не деградирует на острове.

— Коренные обитатели острова были настоящими варварами. Представляешь, князь, на всем острове было всего двадцать крестьянских усадьб, и пять из них заброшены. Мы вырезали почти всех, кроме крестьян, женщин и детей. Так что теперь у нас есть симпатичные рабыни. Сейчас восемь из них спляшут перед нами.

Принц посмотрел на довольно неумелую пляску рабынь, которые в основном (видимо, следуя наставлениям хозяина) пытались изображать эротику и показывать гостям свои прелести. Атар был не очень вдохновлён зрелищем. Правда, молодые люди были не прочь немного расслабиться с этими рабынями. Это было по вкусу принцу и барону, так как давало возможность без обиды для хозяина отказаться от женщин.

— Спасибо, князь. Это зрелище рассеяло мою тоску. А теперь ты, князь, может быть, попросишь их сплясать танец родного племени, — сказал принц.

Лукинтайр, несколько удивлённый, велел позвать пару местных музыкантов, которых пощадили при завоевании. Они заиграли на барабанах и флейтах зажигательную ритмичную мелодию. Девушки с радостью сбросили газовые шарфики и начали плясать энергичный и весёлый танец, уже не думая о том, как «понравиться» гостям. Сейчас они стали намного симпатичнее и привлекательнее, принц с бароном с удовольствием подарили им по ожерелью из бус, выбрав светлые, подходящие к шоколадной коже рабынь, и, изобразив сожаление, стали говорить, что они должны идти к жёнам. Сыновья принца, сын барона, братья Чусс и Сир выбрали себе по девушке на ночь. Князь стал уговаривать принца и барона. Барон в конце концов сдался, а Чусс под смех всех попросил себе ещё оставшуюся девушку. Так что Лукинтайр был полностью удовлетворён, угодив гостям. И намного больше добавило ему радости, что, когда он поухаживал за гетерами, одна из них ответила ему. Это была не Высокородная, но и таких женщин в бывшем княжестве Лукинтайра не водилось. Вождь был полностью приручён.

Колонисты взяли верный тон с людьми племени, обращаясь как с храбрыми и благородными воинами-союзниками и не допуская никакого пренебрежительного взгляда в их сторону. Словом, отношения стали налаживаться самые дружеские. Очень скоро это было проверено на деле.

На следующий день знатные гости вместе с Лукинтайром, его детьми и старейшинами племени, отправились на охоту в джунгли. Лукинтайр расхваливал климат острова, на котором мало кровососов, совсем нет лихорадки и сонной болезни. Что насекомых довольно мало, принц убедился на собственной коже. Убив варана, крокодила и орангутанга, охотники с торжеством вернулись в деревню, которую Лукинтайр с гордостью называл городом. Вождь рассказывал о планах обустройства острова. Он разрушил капища демонов, которым поклонялись выродившиеся до людоедства местные жители, воздвиг три часовни в деревнях, теперь к нему должна была прибыть священница, чтобы наметить места ещё для нескольких десятков крестьянских наделов и дать возможность пришедшим с ним крестьянам заняться своим почётным трудом. Рыбы в окрестных водах было много, мужчины племени Лукинтайра были воинами и пару раз дали отпор пиратам, пытавшимся пограбить остров.

— Взятых в плен пиратов мы провели по острову, оскопили и отпустили на волю. После двух таких уроков эти разбойники, кажется, поняли, что здесь грабить нечего, а вот потерять звание мужчины вполне можно. Набегов уже долго не было, но мои люди всё время держат дозоры на прибрежных скалах, — с гордостью рассказывал Лукинтайр. — А вот пиратских рабов мы себе оставили. Своих пришлось бросить, когда отступали.

Словом, сейчас изгнанное племя наслаждалось передышкой и собирало силы.

Лукинтайр попытался подбить колонистов на совместный набег на материковое княжество Бирканг, но колонистам это было ни к чему. Приведя корабли в порядок, закупив свежей пищи, корабли через три дня после прибытия, пользуясь поднявшимся слабым юго-западным ветром, совершили краткий двухдневный переход в торговый город Аулиссар в дельте Великой Реки.

***

Аулиссарцы уже знали о прибытии большого флота старков и об их мирных (в данном месте и в данное время) намерениях. Они с удовольствием использовали шанс как следует поторговать и нажиться. Места здесь были не очень здоровые, и флот понёс первые потери: пятнадцать человек либо умерли, либо были подвергнуты эвтаназии из-за болотной лихорадки, повредившей их сердце, или ввиду неизлечимой формы сонной болезни. Человек двести страдали от приступов лихорадки, более жестоких, чем наша малярия. Эта болезнь была излечима, если человек переживёт первые сильнейшие приступы, и, более того, оставляла пожизненный иммунитет, но лечение длилось долго: месяца два. За это время могли заболеть и другие. А город с каждым днём нравился колонистам всё меньше. Горожане безбожно вздули цены на рынке, обходились с колонистами презрительно и при каждой возможности пытались их нагло объегорить. И принц принял важное решение. Оставлять рассерженный Мастраг на обратном пути из колонии было плохо, поскольку всё равно нужно будет сноситься с метрополией, но теперь есть дружественный остров Хингланготайя и племя миногаев на нём. Так что он решил показать зубы и заодно укрепить дружбу с миногаями.

Принц послал пару кораблей за миногаями, которые с удовольствием откликнулись на его призыв. Утром, когда ничего не подозревавшие граждане открыли ворота, старки вошли в город с мечами, привязанными на спине под одеждой. Ходили по рынку они парами, постепенно приближаясь к дворцу городского сената.

По сигналу каждый из колонистов засунул руку под одежду другого, они вынули мечи и моментально перебили стражу сената и стражу у ворот. Крис Колорин оказался очень полезным воином. Вырвавшись чуть вперед, вытаращив единственный глаз и издавая нечеловеческие вопли, он парализовывал врагов страхом перед своей внешностью и свирепостью. А оружием он владел прекрасно, дрался точными экономными движениями, разил наповал.

Горожане оказались трусливыми, как обычно бывает с жадными и нахальными людьми, сопротивляться не стали. В город вошли оставшиеся колонисты и миногаи, и началось разграбление. В рабство горожан брали с большим разбором: только самых крепких. Путь предстоял ещё далекий, места на кораблях было мало, люди из нездорового края могли нести в себе коварные болезни. По той же причине, чтобы в городе не вспыхнула эпидемия, старались зря не убивать. Миногаи тоже порабощали немногих по другой причине: на острове было слишком мало освоенных земель, да и вообще, иметь много рабов, когда твои соседи тебя не любят и превосходят числом, смерти подобно. Рабы всегда будут рады предать и ударить в спину.

Естественно, после такого долго оставаться в городе не было смысла, и через две недели после прибытия, через неделю после захвата города, когда состояние больных стало более устойчивым и подул северный ветер, флот двинулся дальше. Выйдя в море, с кораблей увидели войско, приближавшееся к городу. Старки и миногаи ушли как раз вовремя, чтобы не ввязаться в большую битву. По дороге флот захватил ещё пару патрульных судёнышек и одного купца. Купца, поскольку он не сопротивлялся, одна из гетер утешила в горе, а принц угостил изысканным ужином и завтраком. Затем пленника высадили на берег с тремя людьми, которых он сам выбрал, и с двадцатью золотыми из его богатства (вернее, посадили эту четвёрку в лодку, погрузили туда пищу и воду и показали им берег). Корабль и остальных людей забрали себе. Так что до некоторой степени колонисты тоже занимались пиратством.

***

Говорильня на Сейме, наконец-то, закончилась, и Тор с Эссой собрались домой. Из дома вести были не самые лучшие. Ингрисса окончательно перессорилась со всеми и открыто завела себе любовника. Тора это возмутило, а Эсса её оправдывала:

— Не обвиняй так её, муженёк! Муж уже четыре месяца отсутствует, она женщина страстная, в свое время убежала к нему от своего первого мужа. Я тоже виновата: дала непосильное для неё дело, не учла, что она невежественна и духовно не подготовлена. А ей, наверно, на душе было так тяжело, что она бросилась в объятия первого симпатичного дворянчика, которому приглянулась, не подумав, что он по положению ниже её мужа.

Такие оправдания жены ещё больше возмущали Тора. Его немного раздражало и то, что он так и не нашёл себе невесты. Просто найти девушку из знатной семьи было легко. Многие бароны и графы желали породниться с ним. Но Тор знал, как гибельно ему жениться на нелюбимой, и вынужден был прислушиваться прежде всего к внутреннему чутью. Эсса уже несколько раз рекомендовала ему непорочных кандидаток на супругу, но Тор отвечал одно:

— Моя душа не говорит мне, что я смогу иметь с ней общую линию Судьбы. Её душа не вынесет тесного соприкосновения с моей долгое время. Лишить девственности и сделать ей ребенка я, может быть, и смог бы, но мы ищем супругу.

Однажды он не выдержал и ответил жене стихом:

В цветнике этом

Только цветок мог сорвать,

Но не куст выбрать,

Чтоб красотою

Долго наш сад осенял.

Эссе ничего не оставалось, как ответить:

Знай, идеала

Нет в поднебесных садах.

Дерево жизни

Райского сада

Здесь не сумеешь найти.

Тор рассмеялся и обнял жену. Но Эсса прекрасно понимала, что не зря Тор настолько разборчив. В отчаянии она стала просить его приглядеться к Высокородным гетерам, но в душе Тора ни одна из них не выдерживала никакого сравнения с Толтиссой.

***

В первый же день нового года, когда из Карлинора отплывал Атар, Яра потребовала, чтобы Лир брал её с собой на занятия. Братец улыбнулся и повел её к монахам, затем к учительнице танцев. После обеда он сказал сестрёнке, чтобы она поиграла, а сам он сейчас пойдёт заниматься боевыми искусствами. Но Яра увязалась за Лиром и к военному наставнику. Тот, смеясь, решил её немного поколотить, чтобы отвадить. Но девочка оказалась с исключительно быстрой реакцией и ухитрилась даже цапнуть наставника за руку зубами. Из-за полученных колотушек она плакать не стала, только каждый раз поднималась и бросалась вновь.

Крон Сукинтир, наставник из знаменитой семьи военных мастеров, сын Сукраккита, учителя Тора, был удивлён такими способностями и упорством. Крон вспомнил, как Мастер Тор, заехав в Линью, чтобы поклониться памяти учителя Суктраккита и лично поклониться Учителю в мастерстве, вытащил его на банкет мастеров-оружейников, и спьяну Крон дал клятву поехать в Колинстринну. Тогда он наутро страдал не только от похмелья, но и от отчаяния, что променяет Линью на захолустное местечко, но сейчас совершенно не жалел о случившемся. Несколько из его учеников обещали стать выдающимися воинами, и среди них, конечно, были оба сына Мастера. А теперь и его дочка-рабыня… Впрочем, Крон, поглядев на неё, решил, что с таким духом и такими данными она рабыней не останется. А реакция у неё лучше, чем у змеи.

— Ну что, ты хочешь, чтобы тебя каждый день так сильно били? — грубо спросил Крон, в душе уже чувствуя ответ.

— Я хочу защищать братца всегда и везде. Я согласна, чтобы меня били, чтобы научиться драться. Возьми меня, Учитель! Я плакать не буду.

— Ты сама выбрала. Сейчас пойдёшь к моим помощникам. Шус, покажи ей упражнения на гибкость, реакцию и быстроту. А если захнычет, выстави её пинком.

— Не захнычу! — зло ответила Яра и ушла.

И действительно, несколько раз из соседней комнаты доносились её крики, когда ей было очень больно, но она не захныкала и не попросила пощады ни разу. А когда Лир и Яра кончили занятия, Яра, еле идущая от боли в мышцах и суставах, вся в синяках (Крон бил её достаточно сильно и безжалостно, чтобы проверить), прижалась к братцу и сказала:

— Я тебя на войну одного не отпущу! Я буду твою спину защищать! А спереди ты сам кого угодно победишь!

Лир обнял сестрёнку, а увидевшая всё это Ангтун расплакалась. Ей было жалко дочку, и одновременно она радовалась за неё. Она чувствовала, что перед дочкой открывается дорога к опасной, но интересной и счастливой жизни. Тем не менее такие смелые намерения (и не только намерения) не помешали Яре в ту же ночь, когда ей привиделся кошмар, с плачем юркнуть в постель к братцу, а братец обнял её и защитил от злых видений. Наяву же она практически никогда не плакала.

На следующий день Яру ждало первое, но относительное, разочарование. На одно из занятий вместе с братцем её не пустили.

— Здесь обучают необходимому для мужчин, — объяснил брат.

— А ты пойдёшь с нами, — взяла Яру за руку гетера-наставница Алисса. — Ты должна быть не только защитницей, но и женщиной. Когда-нибудь ты станешь Ярассой, тебе нужно будет выходить замуж и рожать детей.

— Я никогда не уйду от братца! Я никогда не стану служанкой и не выйду замуж! Я его сестра и его собственность, — проворчала Яра, но покорно пошла за наставницей обучаться тому, что нужно знать и уметь настоящим женщинам.

В кузницу Яру, конечно же, тоже не пустили. Ей иногда велели приносить питьё подмастерьям и братцу, но не больше. Другого, кроме как передавать еду и питьё, в кузнице женщина делать не могла, если только она не носила в себе будущего кузнеца, сына мастера. Тогда ей разрешалось помогать там, чтобы ребенок уже в чреве матери приучался к будущей профессии. Пока братец осваивал мастерство, Яра занималась с гетерами, которые тоже ей спуску не давали. Тем не менее она не отступалась от своего. Гетеры просто удивлялись её силе духа: она на три года раньше начала столь же жестокое обучение, как в школе гетер, причём по собственной воле. Она могла в любую секунду отступить, ей это ничем не грозило, но она добровольно шла на тяжёлые, порою мучительные, занятия. Конечно же, стихийно сложившаяся у Яры программа была совсем другой. И гетеры её учили по-другому, чем обычных девочек и чем их самих учили: ведь боевые умения в их подготовку практически не входили, кроме нескольких приёмов самообороны. Военный наставник разработал для неё, посидев над книгами и даже проконсультировавшись с братом-боевым монахом, для чего специально сплавал в Великий Монастырь, её собственный боевой стиль, модифицировав стиль змеи. Он уже чувствовал, к чему Яру надо готовить. Девочка училась владеть кинжалом, дубинкой, сражаться без оружия, сражаться против толпы, освобождаться от пут, стрелять, прятаться и нападать из засады, сама чуять засады и недобрые намерения окружающих. Словом, из неё готовили первоклассную охранницу.

Когда гетеры через три священных года спросили, зачем она так старается изучать женские искусства, девочка неожиданно выдала:

— Женщина может поразить коварнее и сильнее, чем самый умелый убийца. Я должна защищать братца и от ядовитых женских чар, поэтому сама должна знать их.

После такого ответа делегация гетер пришла к Тору и попросила его отдать малолетнюю рабыню в школу гетер, гарантировав, что её примут туда.

— У Яры есть все данные для выдающейся Высокородной. Грех терять такой талант, — мягко сказала Алисса, пытаясь подействовать на мастера одновременно и силой убеждения, и силой очарования, — Отпусти её на волю, признай её своей дочерью и дай ей возможность прославиться на всю Империю, а то и на весь мир.

— Нет, — твёрдо ответил Тор. — Линии Судьбы Яры и Лира переплелись слишком туго. Вы готовите ей славу, а я хочу ей счастья. Счастлива она может быть лишь рядом с братом. А брат — рядом с нею. Если я её отпущу и признаю, она вынуждена будет идти своим путём, и их линии разойдутся.

Но, впрочем, мы забежали вперёд.

***

Вернувшись, Тор застал всех переругавшимися. Таковы были итоги немногих месяцев правления Ингриссы всего лишь женской половиной владения. Сама Ингрисса имела наглость привести любовника, молодого дворянчика Дира Инистона, в дом своего мужа, Великого Мастера. Тор, увидев это, велел выбросить её вещи из дома и быстро построить возле дверей лачужку.

— Ты будешь жить здесь, пока не вернётся твой муж и не решит, будешь ли ты дальше его женой. А я ему посоветую прогнать тебя на все четыре стороны самым позорным образом, — отрезал Мастер-Владетель.

Ингрисса бросилась за защитой к Эссе, но та не велела впускать её в замок, как опозоренную. Когда Ингрисса застала владетельницу врасплох на улице и стала просить прощения, ссылаясь на внезапно вспыхнувшую страсть, Эсса холодно сказала:

— Я тебе доверяла. Муж тебе верил. Ты была уже ошельмована своим первым позорным разводом, мы это простили. Ты не знала и не умела ничего, что должна знать и уметь женщина такого положения, до которого ты хитростью и обольщением поднялась. Ты не училась ничему, чему должна была. Ты опозорила своего мужа и всех нас своим поведением. Больше никогда не подходи, не разговаривай со мной и не прикасайся ко мне. Я тоже посоветую твоему мужу выгнать тебя и найти более достойную супругу.

Диру Инистону сделали выговор, но наказывать его не стали. Эсса убедила мужа, что Ингрисса сама его соблазнила, и ему было стыдно не ответить на призывы дамы. Эсса сказала мужу:

— Ты прав, что не стал жениться неизвестно на ком. Пример Ингриссы это показывает. Если уж брать вторую жену, то достойную. Но пойми, что вторую Толтиссу ты не найдешь. И даже лучше, что её у тебя увел король. Две таких силищи в одной семье могут взорвать мир. А теперь ты, даст Судьба, станешь отцом-королём или даже Императором-отцом, когда твой сын взойдёт на престол, — добавила Эсса мечту, которая вилась у неё уже давно, но которую она боялась высказывать вслух.

А чтобы муж не придал большого значения этой оговорке, Эсса сразу же поднесла мужу большую чашу крепкого вина и позвала музыкантов и танцовщиц.

***

Северный ветер, порою сменявшийся северо-восточным и северо-западным, дул три недели, и за это время колонисты успели доплыть до юго-западной оконечности материка Земли. Они высадились на острове около юго-западной окрестности материка Земли. В те времена остров, который на картах, имевшихся у принца, назывался Смиптах, был заселен древним миролюбивым и цивилизованным народцем иклич, уже пережившим свои лучшие времена. Этот потерявший дух и желание обороняться народ беспощадно грабили и постепенно изводили окрестные пираты и пиратствующие царьки. Больше половины пути было пройдено, но оставалось ещё пройти вдоль южного побережья.

Словом,

Ветер попутный

К цели несёт корабли.

Что же ждет дальше

Наших героев

За поворотом пути?