Вечер 76-х – 78-е сутки

Группа Свинтуса состояла почти из восьми десятков мужчин и женщин.

— Нам отказали, — просто, хотя и немного ожесточённо поделился он с остальными. — Но мы не сдадимся.

Однако воодушевления это заявление не вызвало. Среди учёных начались ссоры и взаимные обвинения, которые продолжались в течение нескольких часов. Выяснилась одна любопытная подробность: данная группа собралась уже в Сергеевском лагере, приходя компаниями в несколько человек или и вовсе в одиночку и находя партнёров по интересам. А точнее — отнюдь не только по интересам. Из того, что наговорили в пылу ссор, я поняла, что некоторое время Свинтус активно рекламировал свою группу, соблазняя народ обещаниями лёгкой жизни.

Ещё из их разговоров удалось узнать, что раньше прокормиться удавалось достаточно легко, но после появления троллей и присоединения народа к большому лагерю пищи стало катастрофически не хватать. К счастью, пока не до такой степени, чтобы люди ослабли от голода, но в достаточной, чтобы постоянно хотелось есть. Конкуренция за удовлетворение этой потребности вынуждала людей объединяться, но она же и разрушала все связи. После крупного скандала от Свинтуса ушла, чтобы присоединиться к Сергею, почти половина группы, ещё десяток покинул лагерь ночью, не прощаясь. Под утро, популярно объяснив, что принципы принципами, а голодать ради них никто не собирается, откололось ещё четырнадцать человек.

Я испытывала к сбегающим двоякие чувства. С одной стороны, их уход являлся ничем иным, как предательством. Причём предавали они не своего лидера и свою группу, а, прежде всего, науку. Ту науку, ради которой страдали и умирали великие люди. Но, с другой стороны, попробовав прикинуть, что бы сама сделала на их месте, поняла, что не могу гарантировать, что моё решение в той же ситуации оказалось бы отличным от их. Скорее наоборот. Хотя тоже не факт, многое зависит от личных отношений и того, насколько веришь в реальность идеи.

Впрочем, наверное и лучше, что народ разбегается. Если многие прибились к этой группу ради праздного ничегонеделания, то лучше пусть уйдут сейчас, чем позже окажутся вредителями и тунеядцами.

Через несколько часов Свинтуса покинула ещё одна девушка. Она была последней из ушедших, и теперь в группе осталось всего двенадцать человек, причём, как ни странно, поровну мужчин и женщин. Что-то негромко обсудив, народ разделился: большая часть покинула стоянку, видимо, отправившись на поиски пропитания, а меньшая осталась сторожить вещи.

— Да, нам приходится заниматься неподобающим делом, — задумчиво сказал кудрявый черноволосый мужчина. — Но в любой ситуации мы, прежде всего, останемся учёными и при первой же возможности вернемся к своему истинному призванию.

— Да-да, и никто никогда не собьёт нас с этого пути, — с явной самоиронией и пафосом добавил улыбающийся рыжий.

В тот день я ушла, но потом вернулась, чтобы поподробнее изучить оставшихся в группе и их образ жизни. В целом, лагерь этой людей производил весьма благоприятное впечатление. Пара низких столиков из веток, с валиками мха вместо сидений, удобно расположенное кострище, небольшой настил у воды в разрыве прибрежных зарослей полуводных растений.

Вещей у учёных оказалось не так мало, хотя, как и у прочих, в основном, далёких от простого бытового применения: микроскоп, градусник, колбы, пробирки, ещё какие-то измерительные приборы, крупный ящик непонятного назначения… А ни одежды, ни котелка, ни лопаты, ни топора у этой группы увидеть так и не удалось. Типичная, но от этого не менее странная картина. Даже ножа всего два, на дюжину человек. Куда это годится?

Кстати, как ни удивительно, у разбежавшегося народа наоборот, никакого специального оборудования заметить не удалось. Поскольку никто из ушедших ничего из своих вещей не оставлял, можно надеяться, что остались те, кто присоединился не ради лёгкой жизни. Тем более, что её как не было, так и нет. И нет надежды, что в ближайшее время что-то сдвинется в данном направлении.

Общество в компании собралось неплохое, по крайней мере, большая часть вызвала сильную симпатию и желание пообщаться. А через некоторое время я пришла к выводу, что мне категорически не нравятся всего двое. Первый — это Свинтус, манеры и поведение которого с каждым часом казались всё искусственней, как будто он играет свою роль, а не живет ею. Меня никогда не привлекали такие люди. И второй, единственный среди группы учёных обладатель зелёной кожи. Люди с такой расцветкой вообще встречались нечасто. Возможно, сыграло роль предубеждение, но этот человек не понравился мне с первого взгляда, было в нем что-то хищное, звериное, злодейское. Предчувствие меня не обмануло: характер у него тоже оказался не сахар. Ехидный эгоистичный монстр — вот какое мнение осталось после пары дней наблюдения.

А вот остальные, по крайней мере со стороны, выглядели совершенно нормальными, приятными людьми. Несмотря на трудности, они держались друг друга и никто не пытался забрать большую долю пищи или присвоить чужое. Да и разговоры учёных интересно подслушивать: порой в них поднималась какая-нибудь загадка и высказывались различные предположения. Например, однажды удалось застать бурное обсуждение картины развития болезни, которая превращает людей в троллей. Учёные тоже пришли к выводу, что они и заболевшие относятся к разным видам. А ещё из этого разговора я узнала страшные подробности. В каком-то плане мне повезло — пока я пыталась справиться с жором в верхнем ярусе леса, людям пришлось многое пережить. Особенно тем, кто находился непосредственно рядом с заболевшими. Психозы, бессмысленные придирки, немотивированная агрессия и насилие — всё это появилось не мгновенно, но быстро. А учитывая, что во время психических приступов сила больных многократно возрастала — людям пришлось очень тяжело. И вдвойне плохо тем, кто попал не просто под горячую руку новоиспечённых психов, а подвергся нападению со стороны своих друзей, позже превратившихся в монстров.

Сбор пищи для учёных действительно представлял трудности: все ближайшие съедобные растения уже давно объели, большую часть животных выловили или распугали. Уходить далеко люди опасались, причём похоже обоснованно, поскольку по слухам, что где-то в пределах досягаемости орудует большая, в несколько десятков, стая троллей. Залезать в реку тоже опасно — в отличие от меня, представители этого вида людей не обладают естественным репеллентом, а орудий лова я никаких не видела. Чаще всего нормальных продуктов питания им достать не удавалось, поэтому приходилось довольствоваться жёсткими деревянистыми стеблями папоротников, долго варить их до размягчения, а потом поглощать малоаппетитную слизистую массу. К вечеру вторых суток слежки, учёные дошли до того, что порой бродили между чужих костров, подбирая очистки и выброшенные кусочки.

Вскоре после этого их посетил Сергей.

— Может, хватит доказывать свою силу воли, или упрямство, в просторечии? Почти все ваши уже с нами и ещё ни разу не ложились спать голодными. Давайте и вы к остальным, не стоит строить из себя героев. Подбирание объедков, на мой взгляд, гораздо более унизительно, чем укрощение гордыни и готовность пойти работать. В конце концов, голод всё равно победит остальное. В том числе и лень.

— Нет, не более унизительно, — возразил черноволосый мужчина. — Мы ни у кого не просим милостыни, а чем сейчас питаемся — это только наше дело. И мы не лентяи, как изволит полагать уважаемый царь-батюшка. Те, что ушли — они ушли. Мы — остались. И мы не собираемся предавать своих.

— Хотя, — погромче заявил зеленокожий и обернулся к остальным. — Если кто-то захочет покинуть группу, я думаю, его или её никто не станет задерживать.

— Ну что, есть среди вас умные люди? — ничуть не смутившись, спросил Сергей.

Учёные промолчали, в большинстве демонстративно его игнорируя.

— Ничего, у меня много терпения. Не думаю, что вы выдержите долго! — неизвестно почему разозлился лидер большого лагеря. — Тоже мне, принципиальные нашлись. Дурью маетесь, — и резко вскочив, он ушёл быстрым шагом.

— Сам ей маешься, — обиженно бросила яркая брюнетка, когда Сергей окончательно покинул их территорию.

— На дураков не обижаются, — ободрил её Свинтус и задумчиво пожевал губу.

— Но в чём-то он прав — есть действительно хочется всё сильнее. Говорят, в войну опилки варили, — без особого воодушевления припомнил невысокий шатен. — Можно попробовать мох сварить, он на кольце не ядовитый, — мужчина глубоко вздохнул и палочкой помешал кипящую воду со стеблями папоротников.

Разговор затих. Буквально через мгновение после этого сбоку из кустов вышел высокий золотоволосый и желтокожий мужчина с десятком крупных пираний, нанизанных через жабры на кожаный шнурок. Все взгляды как магнитом притянула рыба, кто-то сглотнул выделившуюся слюну.

— Люблю упрямых, — улыбаясь, заявил пришелец. — Вот, ешьте, — он бросил связку на импровизированный столик из хвороста и направился обратно.

— Подожди, Ясон, — окликнул его черноволосый, и мужчина, остановившись, обернулся, показывая в улыбке весь набор белых зубов. — Это ведь много рыбы. Нам нечего дать тебе взамен.

Ясон рассмеялся и небрежно махнул рукой, одним движением отметая все возражения.

— Люблю упрямых. Ешьте, чтобы упрямство никуда не сбежало.

— А сам? У тебя ведь жена, — напомнил рыжий.

Ясон заулыбался ещё шире, я и не думала, что такое возможно.

— У меня есть золотые руки. Я — золотой мальчик. Я ещё поймаю. Ешьте.

— Спасибо, — склонил голову Свинтус.

— Мы вернем долг, как только сможем. Слово учёного, — добавил черноволосый.

— А я дарю. У меня золотое сердце, — похвастался Ясон. — Люблю упрямых, — чуть тише добавил он и радостно закончил свою речь. — Я и сам упрямый.

Как только золотой мальчик скрылся, сразу несколько человек склонились над рыбой, столкнувшись головами.

— Надо сварить и поделить хотя бы на два раза, лучше на три, — скомандовал зеленокожий, потирая ушибленный лоб.