28

Демократия справедлива. Вторую чать парлезонского балета под названием «выборы демиурга» выпала честь открывать мне. Клинков из камней извлекать уже не требовалось. Надо было всего лишь сразить аудиторию словом, так сказать, повести массы к светлому, хотя и далекому, будущему. Увлечь игрой воображения.

И плевать на то, что у меня с детства страх публичной перезентации. Потливость ног и колотье в боку, ведущие к косноязычию, а затем полному торможению речевых центров. В школе меня давно уже бросили вызывать к доске и спрашивали только с места, хотя результат в журнале от этого не менялся.Просто у доски я обычно изображал памятник, ну примерно, вот как чейчас: глаза выпучены, шею свела судорога, язык распух, как у висельника, колени подгибаются, а руки не знают, куда себя девать — то нагло лезут в карманы, то почесывают между ног...

— Э-э, мнэ… — начал я свое содержательное выступление. В зале раздалось вежливое покашливание, затем снова воцарилась тишина. Одно счастье — мои спутники не увидят этого позора! Со «сцены» я разглядел, что места Машуры, ее брата и Ла Керта пустовали — только папаша Чиду и остальные саттардцы недоуменно переглядывались в поисках соотечественников.

— Я, э-э… — вот оладь! А ведь успел же заготовить начальную фразу, можно сказать, наизусть выучил специально, чтоб не растеряться. И где она теперь, голубушка? Упорхнула в самый ответственный момент! А больше этой самой фразы-дезертирши у меня ничего и нет за душой...

В зале снова кашлянули. Зашелестели перья по спинке сиденья: пара исуркхов обернулась на нарушителя тишины. Перед глазами почернело. Все! Ступор, конец, Гитлер капут, хенде хох. Где-то над ухом пискнул, как надоедливый комар, голос Машуры: «Если даже ты сам не веришь в свои силы, как же в них могут поверть остальные?» А в другое ухо мартовским котом затянул наследный Патрик, почему-то с грузинским акцентом: «Та-акая ачарова-атэльная дэвушка-а»...

Я вздрогнул, сфокусировал взгляд на размытой точке прямо по курсу, снова открыл рот… и услышал свой собственный, каркающий голос — слова пошли.

— Я не хочу быть демиургом. То есть властелином вселенной. Вообще, никаким и ничьим властелином...

По Чертогу пронесся ропот. Как прибой, обежал зал по кругу и отступил. Размытая точка стала черной повязкой на глазу подбитого мною исуркха. Отчаяшегося.

— Так ты что, парень, снимаешь свою кандидатуру? — озвучил общий вопрос голос хага, кажется, того самого, что так шустро торговал кровью.

Я перевел прояснившийся взгляд на Ноала, уже поднимавшегося с места с довольной улыбкой на лице.

— Нет.

Демиург застыл в нелепой позе, не полностью разогнув колени; улыбка еще блуждала на губах, как бы размышляя — спрятаться или раздвинуть их шире? Новая волна шепотков захлестнула Чертог, вскипела пеной недоумения.

— Есть разница между «хочу» и «должен», — я вздохнул, и в наступившем безмолвии все услышали, как я принял на себя тяжесть мира. — Когда дама в шляпе… То есть дракон Женетт, хотя я тогда не знал, что это дракон… — я чуть сбился, но поймал внимательный, добрый взгляд Чиду и продолжил. — Короче, когда госпожа отдала мне Торбук, я думал, это просто игрушка, а слова про властелина мира — глупая шутка. Я взял волчок, потому что в тот момент мне очень хотелось оказаться как можно дальше от дома, в любом месте, которое чуть лучше того, где я жил… И вот оказался. В Среднем мире.

Слушатели навострили уши. Финн слева от Чиду задумчиво подпер щеку кулаком, облокотившись на острые коленки. Сконки справа скептически наморщил лоб, ковыряя в носу. Придворная дама из Илламедской свиты всхлипнула и вытащила на свет кружевной платочек. Да, сразу видно дикого потребителя, не знакомого с сериалами даже мексиканского пошиба. Это ж какая тоска в народном сердце накопилась! Я несколько приободрился.

— Здесь я встретил людей. И не людей. И хотя по невежеству натворил дел, меня не бросили в беде и неоднократно спасали от смерти. У меня появились друзья, и как-то само собой получилось, что я полюбил этот прекрасный мир.

Народ на трибунах гордо встрепенулся, где-то прозвучали робкие хлопки, но на энтузиаста тут же зашикали.

— Я долго ломал голову над словами дракона Женетт, с которыми она передала мне волчок. Она сказала, что дарит мне целый мир бесплатно. Почти. За мелочь, безделицу, о которой я узнаю позже. Я все размышлял о том, чем же придется заплатить. Кровью? — я глянул в сторону стефов, тут же сделавших вид, что заняты изучением собственных ногтей. — Душой? — мои глаза скользнули по невозмутимым фер-ди и лучезарно улыбавшейся Альфе. — Жизнью? — я встретил горящие зрачки чужого демиурга и вечность во взгляде сидевших вокруг Помнящих. — Или еще каким пустяком? Ведь все — мелочь в сравнении с властью над целой вселенной. Властью, которой тебе так хочется, верно, Ноал?

И тут демиург не выдержал, вскочил, кривя губы:

— А тебе не хочется того же?! Признайся, все, что ты тут только что наплел, просто красивые слова! Пиар, как говорят в твоем задыхающемся от собственных испражнений мире. Мы же похожи! Разве ты не видишь этого — ты и я!

Ноал взмахнул рукой, и мой взгляд упал на наше отражение в зеркальной стене чертога — то есть оно все время было там, просто раньше я не обращал на него внимания. Закутанный в черный шелк чужой — тонкий, черноволосый, бледный. И я напротив — тощий, чернявый, тоже сбледневший — от волнения. Сходство ударило меня, выбив почву из под ног. Почему же я раньше этого не замечал? Ведь если вдуматься, даже имя его отличается от моего всего одной буквой: Лиан — Ноал. «А» вместо «и». Поэтому чужой так интересовался в начале, как меня зовут? Чтобы понять, того ли он нашел… кого? Двойника? Свое отражение? Ипостась?.. Внезапно словно ледяная игла вонзилась в позвоночник. Мог ли я, действительно, быть аватарой демиурга, спроецированной в земной мир? Копией, клоном, вроде бы боровшимся с хозяином, но, на самом деле, помогавшим ему? В конце концов, кто отдал Ноалу Торбук? Именно. Японская певица Тото Ионо.

Я тряхнул головой, разбивая оковы ужаса. Нет! Я — это я, и никто другой. И плевать, по чьему образу и подобию слеплена моя физиономия — межвселенского подонка или папы Римского в юности. Я оторвал взгляд от зеркальной картинки и снова повернулся к Ноалу:

— Между нами есть одна, но большая разница, — пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум из рядов взволнованных моим замешательством слушателей. — Ты стремишься стать властителем ради самой власти. Получить свое, захапать побольше, а потом — хоть потоп. Для меня власть — это отвественность. За него, — я ткнул куда-то в направлении Сконки, поспешно вытащившего палец из глубин левой ноздри, — за нее, — я махнул на женщину-хага и, наконец, указал на вампиров, — за них. Это моя плата за проезд. Делать то, что должен, и чего мне, может быть, совсем не хочется. Мелочь. Во вселенских масштабах — безделица.

Но Ноал и не думал сдаваться:

— Ха! Да что ты знаешь об ответственности?! Мальчишка, удравший в чужую вселенную, потому что не способен уладить свои собственные проблемы! Еще бы! Дома-то из школы исключили за драки и неуспеваемость, а тут — алмазный престол стоит свободный. Даже про братишку любимого забыл, с отчимом-извергом оставил...

Публика пораженно ахнула, забормотала, обсуждая новость. Мне это было фиолетово. Руки автоматически сжались в кулаки, волоски на загривке стали дыбом. Я бы бросился на болтливого ушлепка, если бы не фер-ди, предостерегающе развернувшие крылья сразу слева и справа от меня. Пришлось проделать дыхательную гимнастику через нос — челюсти у меня прям свело, даже зубы скрипнули. Так хотелось выложить подонку все, что о нем знаю, думаю и просто догадываюсь… Но ведь, наверное, на это гад и рассчитывал, пиная меня ниже пояса: что сорвусь, наделаю глупостей, конвент превратится в обычное парламентское бурление говн, а душу мою слопают ссаные анубисы. Нет уж, не дождешься, Гендо недоделанный.

— Мы все учимся, Ноал, — слова будто царапали мне горло. — Я уже не тот, что был еще месяц назад. С твоей помощью. Скажи, а что стало с тем миром, откуда пришел ты сам? Чем пришлось заплатить тебе? Чем поступиться?

Я понял, что попал в яблочко. Чужой не выдал себя ни звуком, ни единым мускулом. Только чернота между длинных ресниц полыхнула и тут же подернулась пеплом. Догадка скользнула по поверхности моего сознания, но строгий голос Альфы спугнул ее:

— Попрошу кандидатов не переходить на личности и соблюдать регламент. Лиан, у тебя осталось три минуты. Будь ближе к теме. Думаю, все мы жаждем услышать о твоей программе развития.

Я кивнул и облизнул языком мгновенно пересохшие губы. Арста сейчас напоминала нашу русичку — та так же говорила о себе во множественном числе и все жаждала чего-то несбыточного. Ну, какая у меня программа? Разве что за девятый класс, да и то неполная...

— М-м, э-э… — на меня снова напало косноязычие. — Для меня… Для всех нас сейчас самое главное, чтобы люди, вампиры и прочие расы жили в мире. А с остальным, думаю, местные правители сами разберутся. Ведь раньше же они неплохо справлялись… Вот. В общем, это все.

Что ж, я мог утешаться тем, что заснуть мои слушатели не успели. Уже на полпути к свободному месту в первом ряду меня настигла беглянка — заготовленная начальная фраза всплыла из подсознания, как подводная лодка. Я запнулся и нерешительно поднял глаза к зрительским рядам. Участники конвента сидели тихо — видно, еще не пришли в себя от моего красноречия.

— Да, я тут забыл… Извиняюсь, если я там кого на крыше обо… в смысле, обидел. Это случайно получилось.

По залу разнеслись смешки, постепенно множившиеся, набиравшие силу и, к моему удивлению, перешедшие в довольно дружные апплодисменты. Я забился на жесткое сиденье подальше от Ноала. Все ясно, выпрут из школы, буду юмористом подрабатывать — глядишь, карьеру сделаю...

Альфа развела в стороны руки, и все стихло.

— Спасибо, Лиан. Это было запоминающееся выступление. А извиняться было не обязательно — у драконов мочеиспускание непроизвольное. Физиология такая.

Тебе спасибо, родная, утешила. Только вот почему-то у Ноала это непроизвольное на головы зрителей не случилось. Арста тем временем продолжала:

— А теперь слово предоставляется нашему следующему кандидату.

Мой конкурент уверенно прошагал к центру зала и встал лицом к электорату. На этом самом лице сияла улыбка, достойная пиндосовского президента.

— Дорогие граждане! Мы собрались здесь в тяжелый для Среднего мира момент, объединенные общей тревогой за его будущее...

Я заскучал и принялся потихоньку рассматривать аудиторию. Хаги вроде бы и правда верили, что нового демиурга обуяла тревога за их судьбу. Лица илламедцев выражали скепсис, стефы сидели мрачнее тучи. Вампы стреляли желтыми зенками по сторонам, будто высматривая, нельзя ли поживиться в чертоге чем-нибудь, да так, чтобы собакоголовые не заметили. Исуркхи изображали энтузиазм, помахивая крыльями и топорща перья в наиболее экспрессивных местах демиурговой речи. Помнящие выглядели так, будто больше всего хотели бы все забыть.

Ноал продолжал распинаться в стиле отца народов:

— Все мы были свидетелями того, как расы, лишенные заботы единого властелина, рассорились, будто несмышленые дети, и бросились друг на друга с тумаками. Люди, вампиры и хаги забыли, что все они — пальцы одной руки, которые я соберу в кулак...

Я навострил уши, желая узнать, кому этим кулаком демиург собрался настучать по башке, но тут грохнуло совсем в другом месте, да так, что с высокого потолка посыпалась на плечи Альфы алмазная пыль. Ноал прервался на полуслове, народ закрутил головами. Снова грохнуло, и пара женских голосов взизгнула хором. Неужели это моя лягушонка в коробчонке?..

Дверь в дальнем конце чертога распахнулась, но это была не Машура, а один их вездесущих фер-ди. Подлетев к арсте, монстр согнулся в три погибели и что-то зашептал ей на ухо. Публика насторожилась, вздрагивая при каждом новом звуке, доносящемся из недр цитадели. Наконец, Альфа коротко кивнула и обратилась к собранию.

— Владелец стриптопелии в боксе сорок два! Прошу немедленно проследовать в транспортный отсек и успокоить животное, иначе им займутся стражи. Боюсь, после этого вам придется найти иной способ воздушных перемещений...

Участники конвента удивленно зашевелились, выглядывая хозяина загадочной стриптопелии. Владелец, однако, не желал афишировать своей собственности. Подождав пару секунд, Альфа пожала плечами и обернулась к собакоголовому:

— Займитесь, Мюир.

Фер-ди с готовностью клацнул клыками, но тут снова подал голос Ноал:

— Бокс сорок два… Это, случайно, не там, где мой аспид запаркован? Такой длинный чешуйчатый с крыльями?

Арста и «анубис» одновременно повернулись к демиургу. Между гладкими, как немецкий автобан, бровями голубой дамы залегла поперечная складка:

— Животное, действительно, чешуйчатое, но к аспидам не имеет никакого отношения...

Заунывный вой, просочившийся снизу из каких-то невидимых щелей, заставил неуютно поежиться. Значит, стриптопелия? И как же все это понимать? А главное — на что я послал Машуру? На котлеты?

— Не будем спорить о терминологии, — кокетливо подмигнул Альфе Ноал. — Я немедленно позабочусь о… моем любимце. Прошу у всех прощения, — демиург послал публике лучезарную улыбку и мгновенно провалился сквозь пол. Все-таки в отношении лестниц этот мир давно уже шагнул в будущее.

— Объявляю десятиминутный перерыв, — огласила арста и исчезла вслед за предыдущим оратором.

Электорат зашумел, обсуждая неожиданный поворот событий, и разбрелся по залу, разминая затекшие ноги. Вой перешел на более высокие тона, а затем оборвался. Я представил себе демиурга, почесывающего свой «выезд» под роговым подбородком, и кучку обглоданных до бела костей у чешуйчатых лап… Бр-р! Где же все-таки Машура и остальные? Я направился к выходу из Чертога, но у дверей дорогу мне преградил собакоголовый:

— Нельзя. Опасно. Нельзя.

Что же за скотина такая эта стриптопелия? Я поплелся к центру зала и на всякий случай попрыгал на том месте, где провалился Ноал. Ничего не случилось, только народ снова стал на меня странно посматривать. Я покосился на Торбук, покоившийся на розово-дымчатом пьедестале под бдительными очами двух фер-ди, повздыхал и уселся на место. На сиденьи справа лежал свиток, оставленный кудрявой илламедянкой лет двадцати, усердно строчившей в нем всю дорогу. «Наверное, студентка или секретарша», — подумал я и, чтоб отвлечься от беспокойных мыслей, потянул за конец рулона.

«Папирус», скорее напоминавший довольно толстую ткань, белую снаружи и черную на внутренней стороне, испещряли мелкие белые же значки, будто процарапанные в темном воскообразном покрытии. Свиток был разделен тонкой линией пополам. Слева белым по черному стояло: «… пальцы одной руки, которые я соберу в кул. Техн. перерыв 10 мин.»

«Наверное, конспект», — решил я и прищурился на менее четкие каракули с правой стороны листа. «Нелепый фарс...» (дальше неразборчиво), «карикатура на демиурга» — это явно про меня, «выглядит нелепо» — а вот это уже про Ноала! Приятно. Так-так. Что тут дальше? «Если бы мне пришлось выбирать между прилизанным красавчиком с его прилизанной демагогией» — хм, Ноал? — «и взъерошенным воробьем» — методом исключения — я, — «то голосовала бы против всех. Не надо превращаться в дракона, чтобы понять, что война — это провокация, а для управления Средним миром нужно не умение поджигать собственную отрыжку, а мозги». Какое верное наблюдение! Ага, вот еще. Снова неразборчиво: «… у нашей делегации всего один голос, и если бы мне позволили решать, я бы отдала его этой смелой девочке-пилоту — все было бы больше толку. Но это уже из области фантастики...»

— Разве тебя не учили, что читать чужие записи нехорошо?

Девчачий голос раздался над ухом так неожиданно, что я подпрыгнул на месте и выронил свиток.

— Маш-шура? — с запинкой обрадовался я, виновато пряча глаза от ее гневного взгляда. — Наконец-то! Как все прошло?

— Наверное, ты уже слышал, — плюхнулся Динеш на сиденье рядом со мной.

— Да, тут… долетали кое-какие звуки, — признался я.

— В следующий раз проверяй получше свой «авторитетный источник», — и девушка сунула мне под нос длинную припухшую царапину на тыльной стороне запястья.

— Мдя, вижу, стриптопелия — страшный противник! — нервно хихкнул я.

Динешу это явно не понравилось. Его диковатые глаза оказались неожиданно очень близко от моих:

— Между прочим, эта самая стрипти-лия моей сестре руку отхватила. Хорошо, проглотить не успела, да Ла Керт подсуетился, поколдовал на славу...

— Ой, — лаконично выразил я свои переживания.

— Не стоит винить Лиана, — мягко произнес вэазар где-то над моей головой. — Ведь и я сам был уверен, что мы имеем дело с разумным существом...

— Прошу прощения за вынужденный перерыв, — так, выходит, возвращение Альфы я тоже пропустил. — Порядок в транспортном отсеке восстановлен. Прошу всех занять свои места. Мы продолжаем.

Девушка в кудряшках подхватила свиток и, аккуратно расправив его на коленях, приготовилась снова строчить. Я поспешно отвел взгляд, боясь, как бы она не прочитала в нем мое знание. Ноал, к сожалению, ничуть не покусанный, начал там, где кончил — то бишь, с кулаков. Оставалось только надеяться, что те самые, так необходимые демиургу для загребания жара, чужие пальцы сложатся на момент голосования в несколько иной символ… Пока же меня больше занимал аспидский вопрос.

— Динеш, — прошептал я, пригнувшись к соседу, — что там у вас произошло?

Но саттардец только злобно зыркнул в ответ, а на меня со всех сторон зашикали. Я решил сменить тактику. После минутного обмена знаками кудрявая интеллектуалка сжалилась и оторвала от свитка небольшой лоскут. На роль карандаша сгодилась обнаруженная в кармане Вовкиных штанов ржавая, видно, не раз стиранная скрепка. Кое-как распрямив ее конец, я нацарапал на черном следующее:

«Лиан — Машке. Стриптопелия — это не аспид?»

И сунул свернутую в трубочку телегу себе за спину. Сзади зашуршали, засопели, снова зашуршали. Через пару минут что-то твердое ткнулось промеж лопаток. Ответ, написанный круглым девчачьим почерком, гласил:

«Маш — Лиану. Сам ты аспид».

Я вздохнул и нашел взглядом одноглазого исуркха. Выходило, он нагло соврал? Или соврало дерево? Или это Ноал запудрил мозги своей шестерке, а потом уж ангел… Мдя, как говорится, без поллитры йаду тут делать нечего. Почесав скрепкой за ухом, я накропал:

«Лиан — Машке. Что есть стриптопелия?»

На этот раз ответ заставил себя ждать. Зато в спину мне ткнулась не писулька, а записная книжица Ла Керта, заложенная обрывком свитка на нужной странице. Там обнаружилась вклейка, изображающая того самого змеекрыла, что принес Ноала в чертог — ну или зверя, очень на него похожего. Внизу микроскопическими буковками шло описание. Если опустить сложные физиолого-анатомические подробности, суть изложенного сводилась к тому, что мерзкая тварь жила на одной из малоизученных граней Запада, была редка, дика и смертельно опасна, но подчинялась тому, кто однажды сумел ее оседлать. Вот такой вот иновселенский мустанг.

Мое следующее послание, вложенное между картинкой с оскалившейся стриптопелией и рецептом грибного супа, гласило:

«Лиан — Ла Керту. Где ж вы раньше были, Капитан Ясен Хрен?»

Назад листочек вернулся уже без книжицы:

«Ла Керт — Лиану. Забыл. Бывает. Нас всех провели. Кто такой капитан Хрен?»

Чуть подумав, я нашкрябал:

«Лиан — Ла Керту. Не важно J Где ж тогда аспид? Настоящий?»

Сзади снова зашебуршалось. Я обернулся: вэазар с Машурой коллективно сочиняли ответ. Вот что я получил:

«Л & М — Лиану. А Дрокка его знает. Никто никогда аспидов не видел. Настоящих».

Вот и все. Места на клочке больше не было — последняя строчка теснилась на самом истрепанном краю. Я смял переписку в кулаке. Вокруг захлопали, и я понял, что Ноал успел завершить свою речь. Краем глаза я поймал слова, ерзающие вместе со свитком от хлопков на коленях Кудрявой. Слева: «Воспрянь народ, и да грянет бу...» — последнее слово осталось недописанным. Справа: «Все-таки Воробушек. Он хоть пацифист».

Радостное чириканье я отложил. Пока Ноал, мужественно улыбаясь и помахивая ладошкой, освобождал сцену, я расправил кусочек свитка, сложил конвертиком, надписал адрес («Длинному Перу, исуркху с одним глазом») и сколол свое произведение скрепкой.

— Спасибо за прекрасную речь, — радостно пропела Альфа, снова входя в роль ведущей шоу. — Прежде, чем мы приступим к голосованию, нас ожидает последний тур выборов — приношение даров. На этот раз кандидаты будут проходить этап одновременно. Но сначала нам понадобятся добровольцы — по двое от каждой делегации...

Я сунул кудрявой соседке свернутый мною пакетик:

— Не могли бы вы передать это по назначению?

Студентка (или секретарша?) неодобрительно поджала губы, но надпись прочитала и сунула записку соседу справа. Белый конвертик пошел гулять по рядам. Жаль, что я не смогу увидеть выражение физиономии одноглазого, когда он прочтет содержимое...