23

По-умному пора мне было отсюда сваливать, как тому попугаю, — хоть тушкой, хоть чучелом… Поехать в Купчино, сфоткаться айфоном, позволить Андрею оплатить адвоката с мозгами и послать Гену подальше, желательно туда, где небо в клеточку. Вместо этого я долго и безуспешно искал совок с веником. Не обнаружив в стерильной кухне хозяйственных инструментов, ногами кое-как сгреб осколки стакана в кучку и отошел к стеклянной стене. Уселся на пол и принялся пялиться на снег. Он быстро густел: пухлые хлопья лепились к стеклу, таяли и стекали вниз свинцовыми дорожками, будто это плакал город.

Поток машин подо мной упорно пробивался сквозь белую круговерть. Параллельно ему текла река зонтов, поднятых капюшонов и сутулых плеч. Все вместе это напоминало Броуновское движение молекул — вечное, бессмысленное и все же необходимое. Машура и дракон Женетт тоже сейчас были там, среди молекул. Быть может, у девчонки мерзли руки — ее перчатки полосатыми шерстяными трупиками валялись, забытые, на полу. А кто такой я сам: наблюдатель с микроскопом и линейкой или обыкновенная частица, неотличимая от множества остальных? И может ли одна единственная частица что-нибудь изменить, даже если начнет вести себя не так, как другие?

Внезапно мне вспомнились слова Ноала: «Смерть одного человека — трагедия. Смерть миллионов — статистика». Выходит, демиург прав: совершать идиотские подвиги ради одной Машуры проще, чем ради целого мира, который я и узнать-то толком не успел.

Однажды, еще когда Вовка жил у бабушки, один из наших флудов зашел так далеко, что мы принялись рассуждать, мог бы каждый из нас пожертвовать жизнью и ради чего. Вован заявил, что мог бы спрыгнуть с крыши своей пятиэтажки, если бы знал, что мать тогда бросит пить. Я возразил, что это дурь, потому что Вовану тогда будет уже все равно. Друг набычился и предположил, что мне самому слабо спрыгнуть. Я заявил, что не слабо, если внизу будет проходит Гена, и я угожу ему прямо на голову. Только все равно это дурь, потому что проще в тех же целях использовать кирпич. Мы чуть не поссорились, но потом решили взглянуть на проблему шире и сошлись на том, что неплохо было бы отдать жизнь за родину, чтобы потом о нас сняли кино, и родаки осознали, какие же они идиоты.

Наверное, посвяти я своего друга-романтика в сегодняшнюю ситуацию, он спросил бы, а не слабо ли мне отдать жизнь за чужую родину. На что я мог бы ответить: «Не слабо, но дурь, потому что спасти ее я смогу, только выжив»...

Я поднял Машурины перчатки, повертел в руках, примерил одну — она едва налезла на пальцы. Зачем-то понюхал — шерсть слабо пахла чужими духами, наверное, «теть Лениными» и еще чем-то неопределенным и вроде растительным. Я закрыл глаза и представил себе зеленые листья-одеяла, качающиеся за окном, которое тоже качалось — вместе с «осиным гнездом» — на волнах теплого ветра. Шерсть чуть покалывала и приятно грела пальцы — будто они снова касались щеки Машуры.

Жужжание сзади раздалось так неожиданно, что я подскочил на месте, издав недостойный спасителя мира сдавленный писк. Черный блестящий диск выкатился из-за барной стойки, подъехал к кучке осколков на полу и начал их деловито поглощать. До меня дошло, наконец, что это робот-пылесос, и сердце вернулось их пяток на причитающееся ему место. Я стянул перчатку со вспотевшей руки и засунул во внутренний карман. Чуть подумал и отправил туда же вторую. Встал и направился к красной панели в стене.

Когда Женетт с «дочуркой» вышли из лифта, я уминал остатки пиццы с тунцом. У дракона оказалась ими вся морозилка забита, а микроволновка доводила кушанье до кондиции за десять минут. В черных волосах Машуры дотаивали последние снежинки, щеки разрумянились от холода — прогулка, несомненно, пошла ей на пользу.

— Лиан! Ты еще здесь! — взвизгнула девчонка и, не успел я ответить что-нибудь язвительное, выбросила вперед спрятанную за спиной руку.

— Хрясь!

Что-то холодное и мокрое ударило мое запястье. Кусок пиццы, который я как раз собирался укусить, плюхнулся на пол, а в рот мне прыснуло льдинками и вкусом зимы.

— Ой! — Машура хихикнула в ладошку. — Прости, я не хотела. Женетт только что научила меня делать снежки...

Значит, уже «просто Женетт»? Я отер лицо рукавом, подобрал пиццу с пола и принялся оглядываться в поисках тряпки.

— Не надо, тут все потом уберут, — остановила меня дракон. Видно, робот был еще и моющим. — Надеюсь, еда тебе понравилась.

Я молча кивнул. Машура перестала улыбаться, в воздухе повисло напряжение.

— Ты принял решение? — спросила напрямую Женетт.

Я снова кивнул. Взгляд Машуры, казалось, выжигал на мне узоры, как паяльник в дереве. Я стал смотреть на ее отражение в зеркальном мраморе пола — так было легче.

— Вы сказали, — тихо обратился я к дракону, — когда отдавали мне волчок, что я получаю его и власть над миром почти бесплатно. Почти, — повторил я с упором на последнем слове. — Не кажется ли вам, что инфляция в нашей сделке растет со сказочной скоростью?

Черная Женетт в отражении ничуть не смутилась:

— Ты сам определяешь цену, Лиан. И сам решаешь, будешь ли платить.

Я вздохнул. Вот так всегда с этими взрослыми. «Ты сам во всем виноват». «Пора уже научиться отвечать за свои поступки». «Будь мужчиной». «Вынеси мусор»… Э-Э, окей, последнее уже из другой оперы. Хотя разве дракон не посылает меня вычищать ее собственную грязь?

Я застегнул куртку, чувствуя теплый шарик Машуриных перчаток внутри, и спросил:

— Как мы попадем в Илламеду?

Признаться, ни разу в жизни я еще не видел, чтобы человек так радовался моим словам. Уроженка Среднего мира пустилась в пляс, посрамивший австралийских аборигенов. Последнее антраша завершилось воинственным воплем и скачком в мою сторону. Мгновение я отбивался от повисшей у меня на шее Машуры, потом сдался, и мы оба повалились на пол. Женетт, заложив руки в карманы пальто, спокойно взирала на щенячью возню.

— Я знала, что ты настоящий, хоть и обыкновенный, — щекотно прошептала девчонка мне в ухо и, наконец, вскочила на ноги. — Госпожа, мы готовы!

Дракон улыбнулась:

— Дай хотя бы Лиану подняться.

Когда я кое-как привел себя в порядок, Женетт объявила:

— Я переброшу вас через Верхний мир — там мировая грань тоньше. Ваши тела слишком тяжелы для субстанции эфира, так что они автоматически погрузятся в поток. Ветер Времени подхватит их и понесет вниз по Оси. Тут вас и выловит Ла Керт. Вэазар как раз должен сейчас находится поблизости от Илламеды.

— А как же птица Рокх? — неуверенно подала голос Машура. — И облачные великаны?

— Они пропустят, не стоит беспокоиться, — заверила дракон.

По лицу саттардки я понял, что перспектива прохождения фейс-контроля у великанов и Рокх ее отнюдь не вдохновляла. Да и по мне, так попахивало все это унитазом.

— Э-э, а что будет, если Ла Керт, как вы выразились, нас не «выловит»? — влез я.

— Это навряд ли, — отмела мои сомнения Женетт взмахом белой перчатки.

— И все же? — настаивал я.

— Тогда, — вздохнула дракон, — вы опуститесь дальше, в Нижний мир.

— К Дрокке, — ахнула Машура.

Демиург кивнула:

— К ней. Боюсь, без Торбука вам там не выжить, так что будем рассчитывать на Ла Керта.

«Пипе-ец», — мысленно протянул я, но вслух ничего не сказал, только улыбнулся бодренько.

— Вам самим придется позаботиться о транспорте в Среднем мире, — продолжала тем временем Женетт, — ведь замок не опустится на землю ради конвента.

— Но как мы его найдем? — саттардка закусила бледные губы. — Ведь он невидимый!

— Не невидимый, а прозрачный, — поправила дракон. — К тому же, как только откроется Чертог, алмаз, из которого сделана воздушная твердыня, засияет, дабы известить расы о созыве конвента. Уверяю, этот свет будет видно даже солнечным днем.

— Так гласит легенда, — поставил я логическую точку в рассказе Женетт.

Никто даже не улыбнулся. Я вздохнул:

— Можно одно последнее желание прежде, чем мы отправимся восстанавливать справедливость?

Совиные глаза удивленно могргнули:

— Конечно. Только времени у нас в обрез...

— Мне позвонить надо. Обещаю, я быстро.

Крошечная «раскладушка» госпожи Д.Е.Миург все норовила выскользнуть у меня из пальцев, пока я набирал наш номер. Как я и рассчитывал, трубку взял Сашка — мать и Гена в это время дня еще были на работе.

— Лиан! — заволновался братишка на том конце, услышав мой голос. — Ты как? Ты где? Эти бармалеи ничего тебе не сделали?

— Все в полном порядке и под контролем, — заверил я Александра. — А как там чучела в кабинете биологии?

— Какие-то десятиклассники сегодня раскокали шкаф, где они стояли. Звону было — на всю школу, особенно из кабинета завуча. Паук-птицеед сбежал из террариума именно туда, как по наводке… — тут до братана дошло. — Э-э, а это что — те самые уроды? Говорят, их исключать собираются — за срыв урока и терроризм.

Я довольно хмыкнул и тут же перешел к делу:

— Слышь, Сашок, меня тут не будет какое-то время. Ты не беспокойся и матери скажи, чтоб не волновалась. Я у друга поживу.

— Какого друга? — настороженно спросил брат. — У Вовки?

— Нет. У… Машки. Ну, у девчонки, что тогда со мной приходила.

Сашка попыхтел в трубку, подумал.

— А в школу будешь ходить?

— Неа, не смогу. Ее дом далеко.

— Ой, так тебя же попрут… — приуныл братишка. — И Гена тогда точно...

— Спокойствие, только спокойствие, — я старался звучать убедительно, как Карлсон. Тем более, что и звонил почти с крыши. — Это ненадолго. Пара-тройка дней, и я вернусь. Обещаю. И тогда все будет хорошо.

Возвращал телефон с тяжелым сердцем. Казалось, я забыл что-то сказать, что-то важное, но трудное. И зачем я врал? Ради Машуры, которая навострила уши, или ради примирения с собственной совестью? Ведь знал же, что возвращение более чем сомнительно. А Сашка теперь будет ждать. Может быть, так же, как я ждал когда-то отца, который так и не пришел...

Невеселые размышления прервал голос Женетт:

— Лиан, я хочу кое-что тебе подарить на дорогу.

От неожиданности я неловко брякнул:

— Бесплатно или почти?

Машура раздосадованно фыркнула, а дракон улыбнулась:

— Я дарю тебе свое благословение.

— Ну, — неуверенно пробормотал я, — от благословения еще никто не умирал...

Договорить не успел. Женетт наклонилась с высоты своего роста и чмокнула меня в макушку.

— Эй, мы насчет поцелуев не договаривались! — возмутился я, а Машура выпучилась, будто у меня вдруг выросли лосиные рога:

— Лиан! Твои волосы!..

Я схватился за космы, но они были на месте и казались обычными на ощупь — свежевымытыми и оттого торчком:

— А что с ними?

Вместо ответа саттардка вытащила из кармана курточки пудренницу и продемонстрировала мне спрятанное в ней зеркало. Я припух: от макушки ко лбу в темных волосах пробежала серебристая прядь. Вот тебе и поцелуй дракона! Но я не девчонка, рыдать не буду.

— Моя печать поможет тебе миновать птицу Рокх и облачных великанов, — наставляла тем временем Женетт. — Она же подтвердит твое право бросить вызов Ноалу.

Многофункциональный поцелуйчик!

— А от ЭРАДа она часом не защищает? — набрался наглости я.

— Поверь мне, — усмехнулась демиург, — ЭРАД — наименьшая из твоих забот. О нем не стоит беспокоиться, по крайней мере, в ближайшее время.

Хорошая новость! Только… Выходит, дракон знает что-то, чего не знаю я?

— И еще, маленький совет насчет ритуала Дарения. Постарайся дать каждой расе то, что ей нужно.

А вот эта новость — плохая! Как я узнаю, чего надо, скажем, каким-нибудь хагам? Я их и видел-то один раз в жизни и то мельком… И мысли читать, как Ноал, не умею...

Отправлять нас в Верхний мир Дарья Евстарховна почему-то решила с крыши. Мы опять загрузились в лифт, и Машура получила разрешение нажать на верхнюю кнопку с буквой «П». Возможно, это просто означало, что к нам скоро придет песец.

Двери бесшумно открылись в белый хаос. Крупные мокрые снежинки мгновенно залепили глаза, и я чуть не выпал наружу. К счатью, крыша была плоская. Для чего использовало ЗАО «Демиург» четырехугольную, закатанную бетоном площадку для меня осталось загадкой. Возможно, сюда садился личный вертолет Дарьи Евстарховны. Возможно, сотрудники проветривали тут пиджаки, перекуривали и глазели на красоты родного города. Но сегодня г-жа Д.Е.Миург решила сделать ее стартодромом в иной мир.

— Встаньте, пожалуйста, по центру, — продережировала дракон.

Мы с Машурой послушно выстроились в середине площадки. Холодная рука девушки неловко ткнулась в мою, и я сжал хрупкие пальцы.

— Готовы? — спросила Женетт, в белом пальто почти невидимая за снежной завесой.

— Да, — прошептала Машура.

Демиург не взмахнула руками, не завыла заклинания, не ткнула в нас волшебной палочкой. Она просто стояла неподвижно, там, где была, и смотрела на нас через снег. Ничего не менялось, и я испугался, что ее магия не сработает, — и одновременно обрадовался.

Мокрая вермишель повалила чаще, гуще. Казалось, в сказочной перине на небесах образовалась особенно крупная дыра — как раз над ЗАО «Демиург». Проснулся ветерок — завертел молочную кашу вокруг нас, остужая. Температура с «холодно» резко упала на «дубак». Пар у нас с Машурой шел уже не только изо-рта, но и из ушей. Ресницы смерзались сосульками. Видимость снизилась настолько, что невозможно было различить очертания городских крыш вокруг. Нас будто замотало в белоснежную и ледяную сахарную вату.

Внезапно, я понял, что нас и вправду мотало — крутило и куда-то несло, что надежная опора под ногами давно исчезла, и самое важное теперь — не отпустить руку Машуры, не дать и ей сгинуть в вихрящемся Неизвестногде. Иногда в ватных разрывах мелькали ломающиеся шпили, поднимающиеся мосты, осыпающиеся звезды и крылья, то ли птичьи, то ли ангельские. Я струхнул не на шутку, вспомнив исуркхов, но тут круговерчение закончилось. Мы зависли перед чем-то огромным и оранжевым, как спутники на Лунной орбите. Только эта луна была перечеркнута черным сверху вниз.

— Лиан, — шепнула Машура мне в ухо, — я думаю, это глаз птицы Рокх!

«Уже?» — мелькнуло у меня, но тут луна потемнела. Уши заложило от жуткого вопля, больше всего похожего на тысячекратно усиленную брачную песнь тиранозавра. Нас бросило вверх, потом вниз, снова закрутило. Наконец, когда я уже точно решил, что выблюю, шваркнуло во что-то взякое, и минуту было ощущение, что меня тащат на веревочке через кусок пластилина. Я задыхался, и, наверное, от недостатка кислорода мозг выдал: «Расскажу потом Женетт, что значит «тонкая граааа»....

Мы стояли на небе, а сверху была вода. Или нет — мы свисали с неба, а вода была внизу. Или… Трудно определить, где низ, где верх, если нет никаких ориентиров, и вода отражает тебя вместе с облаками. Я решил плюнуть — элементарная проверка на гравитацию. По воде пошли круги — или это только отражение? Но если река — а может быть, озеро? — сверху, то как она там держится? Машура произвела свою проверку — пнула облако, на котором мы оказались. Туманные клочья поплыли во все стороны — над нами и под нами.

— Я, конечно, не уверена, но, кажется, мы в Верхнем мире, — пискнула моя спутница. Именно пискнула — голос звучал так, будто она надышалась гелием из шарика. Я заржал и тут же с ужасом захлопнул рот — смех был тоже мультяшный, писклявый. Теперь захихикала Машура. Ее отражение в небе-воде тряслось и показывало на меня пальцем. Все вместе выглядело настолько дико, что меня тоже понесло. В итоге минут пять мы ржали, как два счастливых идиота в раю.

— Куда идем мы с Пятачком большой-большой секрет, — наконец, выдавил я сквозь навернувшиеся слезы совершенно Пятачковым голосом.

— Лиан, смотри! — пихнула меня Машура.

— Не так, — все не мог успокоиться я. — Ты должна сказать: «Но не расскажем мы о том, о, нет, и нет, и...»

— Нет! Я серьезно: облако… расползается!

Девчонка была права: пока мы веселились, клок сахарной ваты, на котором мы стояли — или висели? — значительно истрепался по краям. В общем, для облака это процесс вполне нормальный — кому не приходилось, лежа в траве, наблюдать, как белые «драконы», «рыбы» и «корабли», плывущие по небу, меняют форму и исчезают… Только вот все это не так увлекательно, когда исчезает островок пара, на котором находишься ты сам.

Я лихорадочно осмотрелся. Вокруг — бесконечная лазурь с клочьями облаков поменьше и покрупнее.

— Будем прыгать, — предложил я. — Вон, видишь то, похожее на э-э… пельмень?

Машура укоризненно покосилась на меня:

— Мальчишки! Одни пельмени у вас в голове. Даже в такой момент...

— Да не тот пельмень, — отмахнулся я, вспомнив рекламу с остановки. — Который едят, — и опять чуть не заржал от собственного дисканта.

— Оно слишком далеко, — убежденно пискнула Машура.

— Ничего не далеко! Вот, смотри...

Я отступил на шаг — больше не позволяло совсем исхудавшее облачко — разбег брал, но тут спутница ухватила меня за руку:

— Подожди! Нам надо быть вместе, мало ли что...

Короче, сиганули мы в лазурь, держась за ручки, как детсадовцы. Надо ли говорить, что Машура оказалась права: мы не допрыгнули.

Я никогда не мечтал о полетах или прыжках с парашютом. Был у нас в классе Алик один, с моста уроненный. Хотел стать милиционером и каждые выходные катался на аэродром, прыгать. У меня же при одной мысли желудок сжимался и рвался куда-то в отдел кишечника. Теперь не обделался я только потому, что перед девушкой было стыдно. В начале все очень напоминало «свободный полет» как по телеку, с ветром в морду и прочими захватывающими радостями. Сомнения в том, где верх, где низ, из меня попросту выдуло, как и все прочие мысли. Куда падаем, правда, видно пока не было, и это обнадеживало — о лазурь разбиться, наверное, трудновато? И потом — дракон говорила что-то о Ветре Времени...

И Ветер настал. Падение замедлилось, все кругом запело, завилось облачным кружевом, зашуршало по ушам бабочкиными крыльями. В какой-то момент безвременья голубое сменилось бирюзовым, а потом цвета пришли в движение, будто в гигантском калейдоскопе встряхнули радугу, и мы с Машурой летели в центр картинки с немыслимыми розами и единорогами. Сгруппироваться я не успел. Воздух чмокнул, будто из ванны вытащили затычку, и нас выбросило в дыру. Меня хрястнуло, потащило, ткнуло в ребра, дернуло за руку… Машура!

Я приоткрыл глаза, сообразив, что при переходе инстинктивно зажмурился. Сначала мне показалось, что что-то пошло не так, и мы все еще в Верхнем мире. Сразу за моими кедами начиналась зелень вперемежку с небесной синевой. Грудь что-то сжимало, а руки немилосердно тянуло книзу… э-э, стало быть небо было-таки вверху? Я задрал голову, и тут же осознал плачевность ситауции. Я вверх тормашками свисал с дерева, застряв в развилке здоровенного сука. Сразу подо мной, вцепившись в рукава, висела Машура. До земли было метров пять — достаточно, чтобы заработать нормальный перелом. Под самой Машурой шла какая-то возня.

— Дрежи его. Шире! Левее. Нет, правее!

Стоячая шевелюра Ла Керта колыхалась, когда он вскидывал голову, чтобы примериться. Динеш, следуя указаниям вэазара, чуть отступил вправо, расправляя вампирский плащ — очевидно, в него парочка собиралась поймать сестренку.

— Лиан, отпускай! — заорал мне Ла Керт.

— А я никого не держу, — заметил я, прислушиваясь к собственному голосу. Никакого мультяшного писка, слава Женетт. Или кому там теперь?..

— Маш, отпусти его руки, — увещевал тем временем Динеш.

— Не пущу, пока ты держишь плащ, — пропыхтела Машура. — Ты меня уронишь.

— А кому ж его еще держать? — резонно вопросил ее брат. — Или, может, ты тут и дальше болтаться хочешь? До Ноалова пришествия?

— До Ноалова не получится. Мне руки больно, — скромно напомнил я о себе.

— Сигай, женщина! — рявкнул, не выдержав, вэазар.

Это подействовало. Вес с моих запястий исчез, внизу ойкнуло, и Машура, отряхиваясь, тут же принялась давать указания брату:

— Скорей Лиана ловите, а то сук уже трещит.

Неприятные звуки действительно начали действовать на нервы. Ну не ладились у меня отношения с представителями местной флоры. Шею ломать очень не хотелось, и я стал оглядываться — как бы мне извернуться, чтоб не рухнуть вниз башкой? Вот тогда я впервые и рассмотрел дерево. А дерево, видно, уже давно рассматривало меня. Круглый голубой глаз размером с мою рожу задумчиво мигнул и спрятался в ствол. Рядом тут же выпучился другой, на этот раз лиловый, и принялся изучать гостя с не менее пристальным интересом. От ужаса я громко икнул. Ветвь подалась, и под зловещий хряск я рухнул вниз.