Глава 48. Локация 10. Мы знаем о других лишь то, что нам велели знать.

Переступив портал пушкинской гениальности, леди Ди на правах командира группы сразу же остановила клип. Белый колонный зал, примерно десять на пятнадцать метров. Между двумя колоннами массивный стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой, на котором на наклонном постаменте лежала нарядная бумага, типа грамота.

С одной стороны стола, в три шеренги по десять, были выстроены мальчики в синей, уже знакомой форме лицеистов. Все примерно одного возраста, лет по двенадцать, но разного роста и комплектности, что сразу бросалось в глаза. Первая шеренга — самые низкие. В ней и был обнаружен Саша Пушкин. С другой стороны стола, судя по одинаковой униформе, только коричневых оттенков, собрались преподаватели.

Напротив стола стояли ряды пустых стульев. Было понятно, что это импровизированный зал для гостей. В стороне лицеистов у стульев стояла ещё одна группа взрослых во главе с нарядным господином. Судя по обособленному положению и вычурности одеяния — главного среди присутствующих, но отчего-то бледного, как смерть.

Всё внимание собравшихся было направлено на распахнутую дверь, и в глубине длинного коридора, напротив которого как раз стояла троица исследователей, виднелась нарядно одетая делегация. По представленной картинке было понятно, что присутствующие в зале ждали тех, кто шёл к ним по коридору, но, прежде чем запустить клип, рыжая всё же решила попытать всезнающую ангельскую сущность.

— Кон, я так понимаю, это Царскосельский лицей?

— Совершенно верно, — лекторским тоном начал вещать Господство, заложив руки за спину и медленно направляясь в центр зала. — Сегодня 19 октября 1811 года по старому стилю. Торжественное открытие нового императорского лицея. Александр Первый…

— Стоп, — прервала его шатенка, понимая, что если не остановит его поток информационного красноречия, то они через пару часов в нём утонут.

Подражая или пародируя словоблудливого профессора, она тоже, заложив руки за спину, проследовала вдоль шеренги мальчиков, внимательно всматриваясь в лица каждого. Наконец, дойдя до Пушкина, остановилась и неожиданно спросила:

— А с чего это он стал таким кудрявым? Он же не был таким.

— Вы не поверите, — растянулся в улыбке Кон, — но Саша, после образовательного спурта в Захарово перед поступлением в лицей, где единственным преподавателем была его бабушка, решил выделиться своим ганнибальским происхождением. Волосы к этому времени потемнели и стали виться, но не до такой степени, как ему хотелось. Поэтому он их попросту начал завивать.

— Что? — послышался недоумённый возглас басовитого Верона. — Он что, на бигуди спал?

— И на бигуди спал, и нагретыми щипцами обжигался, — съехидничал Кон. — Африканская красота тоже, знаете ли, требует жертв.

— А кого они все ждут? — подплыл к группе эльфоподобный Натан, продолжая всматриваться в коридор. — Императора?

— Императорскую чету, — ответил псевдопрофессор, поворачиваясь в направлении распахнутой двери. — Сегодня официальное открытие. Поэтому сейчас будут торжественные речи. Поздравления. Наставления.

— Только не говори, что нам их надо будет выслушивать, — вставила леди Ди, продолжая внимательно рассматривать Сашу Пушкина.

— Нет, конечно. Клип короткий. До речей не дойдёт.

— И на что нам надо будет обратить внимание? — не успокаивалась шатенка, стараясь по максимуму выжать из Господства полезную информацию.

— А вы здесь по поводу кого находитесь? — по-еврейски хитро, вопросом на вопрос ответил старичок-экскурсовод, сощурившись.

— Понятно, — недовольно подвела черту рыжуха, понимая только то, что дальше спрашивать бесполезно.

— Ну что? — подал голос Натан. — Все осмотрелись? Крутим дальше?

Клип запустили, и вся группа отошла к столу, выстроившись в ряд, уступая место входящему в зал императору с сопровождающими лицами.

Мордастый Александр Первый — блондин с заметными залысинами, ведя под ручку какую-то старую кошёлку, но наряженную как императрица всея Руси, мило о чём-то с ней переговаривался. Все присутствующие в зале как по команде вытянулись в струнку.

Радостный император, не прекращая беседы, мазнул взглядом по группе преподавателей, по шеренгам школяров, административной группе во главе с уже теряющим сознание директором. Довёл расфуфыренную тётку до центральных стульев и принялся её усаживать.

Следом за этой парочкой, на дистанции три-четыре шага, шла красивая молодая женщина. Хрупкая. Нежная. Чем-то напоминающая ангела. Лик её буквально светился очаровательной улыбкой. Она, так же вскользь осматривая зал, неожиданно задержала взгляд на маленьком Пушкине, у которого, единственного из лицеистов, был открыт рот и глаза, которые, казалось, сейчас вылезут из орбит.

— Стоп клип! — резко скомандовала рыжая командирша и, подойдя вплотную, поочерёдно принялась разглядывать глаза женщины и мальчика.

Только через несколько секунд пристального изучения она, находясь в изумлении, повернулась к Кону и, указывая пальцем на ангела, спросила:

— Это кто?

— Как кто? — прокудахтал в негодовании старичок-профессор, вздёргивая плечиками. — Императрица Елизавета Алексеевна.

— А та кто? — продолжая оставаться в непонятках, ткнула она пальчиком в даму, которую привёл император.

— Императрица Мария Фёдоровна, — издевательски посмеиваясь, изрёк Кон. — Это, — он подошёл к красавице, — жена императора. А та, — Господство повернулся к сидевшей даме, — мать.

— Теперь понятно, — тяжело выдохнул Верон, — почему жена держит такую дистанцию с мужем. Свекровь — она и в царской семье свекровь.

— Свекровь как свекровь, — не поддержал его Кон, уже собираясь прочитать брюнету очередную лекцию.

— Да отстаньте вы от тётки, — пресекла леди Ди зарождающееся словоблудие. — Если Кон сейчас про неё начнёт рассказывать, то мы уже через пять минут забудем, зачем вообще сюда пришли. Вы лучше гляньте на эту картину маслом.

И она указала на Сашу Пушкина. На лице мальчика замерло такое восхищение, словно он действительно настоящего ангела узрел. Он единственный из всех лицеистов без стыда и совести пялился на жену императора. Когда как другие смотрели на Александра Первого.

Путешественники во времени и пространстве собрались между Елизаветой и Сашей, тут же отмечая, что женщина с интересом рассматривает мальчика, а тот ошарашенно пялится на неё.

— И что? — непонимающе спросил Верон, как самый непонятливый.

Но ему никто не ответил, потому что рыжая, проигнорировав его, поинтересовалась у Кона:

— И сколько годиков императрице?

— Тридцать два, — равнодушно ответил тот.

— А ему? — он указал на Пушкина.

— Двенадцать.

— Ты хочешь сказать, что у них возникла аномальная любовь с первого взгляда? — опять не по делу влез Верон, никак не в состоянии избавиться от девчатости в мозгах, в которых любовь по приоритету забивает всё и насмерть.

— У Елизаветы Алексеевны в эмоциях только любопытство, — ответила наконец ей леди Ди. — Словно неведомую зверушку в зоопарке увидела. А вот у этого шпендика крышу снесло. И это в двенадцать-то лет?

Она прокурором уставилась на Господство, одним взглядом обвиняя его в растлении малолетних. На что тот, состроив наглую физиономию, посоветовал:

— Себя вспомни.

Леди Ди призадумалась. Вспомнила, но тем не менее всё равно возмутилась:

— Не, ну я тоже не подарок. Ещё в детском саду, помню, за верандой с девочками письки друг другу показывали. Но в двенадцать? Это какой класс?

Она вновь задумалась, высчитывая в уме.

— Шестой, получается. Да в шестом классе заикнись ты о любви — на смех поднимут. Грязью обольют — не отмоешься. Разговоры про любовь всяко позже начались. В классе седьмом, восьмом. Хотя да, — тут же пошла она на попятную. — Может, и в шестом уже у особо озабоченных начиналось. А по той информации, что мы знаем о Шурике, этот кадр по жизни без разбора любил всё, что шевелится.

Неожиданно дедушка-экскурсовод снял улыбку с лица, которая красовалась практически с самого начала клипа, и серьёзно, с некоторой долей грусти, проговорил:

— Этот взгляд в упор в одно мгновение сделал Елизавету пожизненной музой поэта, — и, словно читая строку из стихотворения, загадочно продекларировал: — «Чьё имя называть нельзя».

Почти минуту все изображали стоп-кадр, находясь в размышлении. После чего, как обычно, никого не спрашивая, рыжая командирша запустила воспроизведение дальше.

Клип закончился, как только императрица пристроилась на стул рядом с мужем. Начался следующий. Пруд. Небольшой травяной пляж. За ним парк, заросший кустами. Перед одним из таких кустиков и оказалась группа исследователей. По принятой на общем собрании технологии прохождения клипов, демонстрация была тут же остановлена.

Несмотря на парковые просторы, осматриваться особо не пришлось. Картинка стала понятна сразу. Тёплое летнее утро. На берегу пруда обнажённые женщины. В кустах — Саша Пушкин. Что называется, без комментариев.

Мальчик вырос в юношу. Выглядел лет на четырнадцать. А вот с моралью не только не подружился, но и, кажется, вовсе деградировал до уровня примата. Хотя, честно говоря, и внешне мало чем отличался от обезьяны. Причём, чтобы понять запущенность в его половом воспитании, даже в мозги его залазить было не обязательно. У него всё на обезьяньей морде было написано.

— Не запускайте пока, — обратилась леди Ди к мужчинам, — я схожу гляну, за кем это он тут подглядывает.

И быстрым шагом двинулась к оголённым натурщицам. Те и не стали запускать, но и отпускать одну не собирались. Поэтому гуськом двинулись следом.

Женщины, а это были именно молодые женщины в количестве трёх особей, застыли в момент захождения в воду. Две из них в фешенебельных купальниках начала девятнадцатого века — в прозрачных ночных сорочках. Та же, что шла по центру, — абсолютно голая.

Со своего ракурса исследователи видели только их спины, но как только леди Ди обогнула купальщиц по воде аки посуху, то, подойдя вплотную к той, что шествовала налегке, всплеснула руками и, растянувшись в улыбке, громко озвучила узнавание:

— Мля! Елизавета Алексеевна собственной персоной. Кто бы сомневался.

Императрица замерла в стоп-кадре с ехидной ухмылкой на, так и хочется сказать, сахарных устах. В глазах бесенята. Две её товарки имели выражения лиц, мало чем отличающихся от патронессы. По виду, женщины, как и во все времена, занимались откровенной провокацией, приятно щекоча ЧСВ и почёсывая либидо.

И тут рыжая задумалась, притом вслух, обращаясь к подошедшему Кону:

— Это что? Они знают, что мальчик за ними подглядывает?

— Знают, — спокойно подтвердил экскурсовод и, указывая на куст с наблюдателем, добавил: — Трудно не заметить.

И действительно. Солнце падало на засаду незадачливого соглядатая, и он был виден как на ладони. В полный рост. Даже не собираясь как следует прятаться или просто не умея этого делать. Шурик оказался тем ещё партизаном. Что называется, до первого патруля.

Леди Ди, находясь в состоянии жуткого раздражения от поступка императрицы, годящейся Саше в мамы, со злостью окунулась в эмоции женщины и запустила трансляцию. Картинка ожила.

Извращенка Елизавета вошла в пруд по колено. Бессовестно наклонилась, выставив пухлый зад на обозрение юноши. Зачерпнула воду в ладони и, развернувшись фасадом к единственному зрителю, принялась демонстративно растирать грудные отвислости в стиле приватного стриптиза.

У леди Ди, как и у распутной императрицы, по всему телу побежали мурашки. В кудрявой головке Елизаветы царил стыд, густо замешанный на зашкаливающей похоти. Этот коктейль доставлял ей такое удовольствие, что рыжая исследовательница сама чуть не кончила от чужого возбуждения.

Исследовательница закрыла глаза, разрывая контакт с реципиентом, и, глубоко выдохнув, скомандовала:

— Стоп, клип.

Пока рыжая приходила в себя, успокаивая разом нахлынувшее либидо, её сокурсники без зазрения совести и, несмотря на мужской облик, чисто по-бабски принялись гнобить представленную обнажённую модель.

— Фу, что за кошмар, — выдал свою авторитетную оценку Верон. — Молодая ведь ещё, а жопа как у старухи. Сплошной целлюлит.

— Да она вообще, похоже, за собой не следит, — вторил ему брезгливо Натан. — Мало того, что вся дряблая, так ещё и кожа соплями висит везде и всюду. Одно галифе на ляжках чего стоит. В одежде выглядела куда привлекательнее. Я бы на её месте вообще бы на людях не раздевалась. Даже в женской бане. Позорище.

— Как на такую мужики могут позариться? — продолжал распаляться Верон. — Тело несуразное. При кажущейся хрупкости у неё же шире маминой юбка синяя. Груди — одно название, да ещё и кривые какие-то. Пузо мешком висит.

Рыжая усмехнулась, выслушивая оценки диванных экспертов по женской красоте, и, бросив товарищей продолжать обливать грязью голую императрицу, направилась к подростку-страдальцу, для того чтобы снять эмоции со спермотоксикозника. Это было куда значимее, потому что она уже начала догадываться о «технических» аспектах его гениальности.

После того как леди Ди влезла в эмоции Саши, она запустила клип, отмотав на начало. Уже на старте презентации в голове подростка творился полный гормональный хаос. А когда Елизавета вошла в воду и повернулась, Сашенька чуть сознание не потерял. По крайней мере, рыжая его точно чуть не лишилась, так как её бедную повело. Она вынуждена была оторваться от эмоций подростка и обессилено присесть на травку.

По лицу экспериментаторши стекали струйки пота. Колотила дрожь. Руки, ноги тряслись. В трусиках в буквальном смысле слова чавкало. Колом торчавшие соски болезненно впились в ткань бюстгальтера. Она огляделась. Трое лже-мужчин уже кучковались рядом, и все как один с одинаковым выражением на лице, изображая интернетных «Ждунов».

— Сегодня же, к чёртовой матери, верну своё тело, — зло пробурчала леди Ди. — Как вы только с этим живёте? Пипец.

— А как вы с этим? — не остался в долгу Верон, указывая на собственный пах. — Постоянно мешается, потеет и противно залипает. Теперь я понимаю, почему мужики то и дело его теребят, поправляя в трусах.

— Ладно, всё. Хватит бузить, — приказала пришедшая в себя рыжая командирша, поднимаясь с травы и не запуская клип на воспроизведение, сразу дала команду на запуск следующего.

Оказавшись в тёмном коридоре, похоже, того же лицея, троица исследователей, щурясь после солнечного света, принялась было осматриваться. Первой бросалась в глаза Елизавета Алексеевна в светлом платье, двигающаяся по коридору им навстречу и практически дошедшая до них.

Леди Ди не успела остановить клип, как из тёмной ниши, практически сквозь них, как чёрт из табакерки, выскочила чёрная тень насильника и душегуба, в прыжке накинувшаяся на беззащитную императрицу. Та хотела было завизжать, но разбойник мгновенно заткнул её страстным поцелуем, впившись, как клещ, намертво.

В тишине тёмного коридора громко ухнул Верон. Видимо, хотел по старой привычке завизжать вместо Елизаветы, но получилось это басом, и оттого не очень феерично. Скорее пугающе.

Не успели путешественники по временам и весям прийти в себя от столь резкого старта, как за спиной послышался женский вскрик. Троица моментально оглянулась, увидев нарядную тётку чуть старше императрицы, вышедшей из-за угла и теперь прикрывающей обеими ладошками рот, вытаращенными глазами пялясь на насилие, учиняемое над императрицей Российской.

На этом короткий клип заканчивался, и Кон, пользуясь служебным положением, его остановил. Троица абитуриентов прибывала в шоке. Глаза привыкли к сумраку, поэтому они уже чётко распознавали всех фигурантов сцены. Никто из них даже не сомневался, что налётчиком на женские прелести целой венценосной особы оказался обезьяноподобный лицеист Саша Пушкин.

— Я не просто так остановил клип, — лекторским тоном начал старичок-профессор свою вводную речь, заранее отсекая вопросы. — Этот эпизод в жизни Александра Сергеевича, Елизаветы Алексеевны и Екатерины Андреевны Карамзиной станет ключевым.

Первым из троицы от состояния шока оклемался Натан. Он вальяжной походкой подошёл к выскочившей из-за поворота женщине и детально её зачем-то осмотрел со всех сторон. Леди Ди тем временем подошла вплотную к целующейся парочке. Глаза Елизаветы были распахнуты от ужаса, а вот насильник свои с силой зажмурил, то ли испугавшись содеянного, то ли считая, что страстный поцелуй должен выполняться с обязательным закрытием глаз. Верон стоял подавленным и, по виду, пытался обнулить расшалившиеся эмоции. Кон тем временем спокойно продолжил:

— Если бы не Екатерина Андреевна, застукавшая парочку, скорее всего, об этом инциденте никто бы не узнал. Но Карамзина, непонятно по каким причинам, минуя мужа и директора лицея, кому рассказать была обязана в первую очередь, побежала напрямую к императору Александру первому.

— Дура, — прокомментировала леди Ди её поступок.

— Как сказать, — не согласился с ней старичок-боровичок. — Если бы она доложилась директору Малиновскому, то, скорее всего, о таком поэте, как Александр Сергеевич Пушкин, никто бы в будущем не знал. Мальчика бы с позором вышвырнули из лицея, а так скандал замяли. Главной заступницей перед императором выступила как раз Елизавета Алексеевна. Она всех убедила в своей жалости к этому дикому потомку Ганнибалов, поведав, что мальчик был с детства лишён материнской любви. Ему никто не пишет. Никто не навещает. А это была общеизвестная в лицее информация.

— А это действительно было так? — влез со своей жалостью Верон.

— То, что никто не навещал, — факт. Но не в этом дело. В какую-либо связь между мальчиком и своей супругой император, естественно, не поверил. Ему такое даже в голову прийти не могло. Но, учитывая, что Елизавета Алексеевна всё же императрица, коей такие пассажи не к лицу, попросил супругу умерить свои материнские инстинкты, а Екатерине Андреевне поручил проведение воспитательной работы с ребёнком. Та, растрогавшись по поводу бедного мальчика, согласилась отыграть сердобольную мамашу. Хотя она и «сердобольность» находились в разных углах ринга. Дама была не великого ума, к тому же в достаточной степени испорчена императорским двором. Для беседы она Пушкина, конечно, пригласила. Стыдила, упрекала, но делала это несколько своеобразно. Саша плакал. Просил прощение. Но что удивительно, единственное, что подросток вынес из их беседы, так это то, что нельзя на подобных вещах попадаться. Тем более если это касается венценосной особы. И Саша сделал правильные выводы, и в последствии всё, что касалось его любви к Елизавете, а он пронёс её до самой смерти императрицы, поэт запечатал в особо охраняемую тайну.

— То есть, — в недоумении высказалась леди Ди, — не хочешь ли ты сказать, что у них дошло до постели?

— Конечно, дошло, — с хитринкой подтвердил экскурсовод. — Разве могла Елизавета, падкая на острые ощущения, упустить столь лакомый кусочек? Это же реальный сюжет «Красавицы и чудовища». К тому же такая разница в возрасте и пылкие домогательства молодого человека однозначно повышали ЧСВ дамы увядающего возраста, когда ой как не хочется расставаться с уходящей молодостью. Роман их был бурный, но мимолётный. Елизавета вообще меняла мужчин, как перчатки. В развратной жизни императрицы задерживались только те, от кого залетала. От Пушкина забеременеть не успела. Вмешался император. Александр Павлович был по натуре либерал. Кто другой на его месте и любовников бы всех казнил, и развратную жёнушку пнул под зад пинком или устроил бы ей скоропостижные похороны. Как раз то, что, в конце концов, с ней сделала свекровь после смерти сына. А император-рогоносец по мягкости своей лишь высылал горе-любовников с глаз долой. Пушкин не стал исключением. Именно в этом и была причина его южной ссылки.

— Подожди, — остановила докладчика леди Ди, — не увлекайся. Вернёмся на исходную. Так в чём этот момент стал ключевым? Каким боком повлиял он на гениальность поэта?

— Не сам момент, — хитро улыбнулся Кон, — а последствия. Душеспасительная беседа с Карамзиной, из которой он сделал неожиданные для себя выводы. Он родил ритуал суеверия, ставший для него неписанным законом, который позволял ему выходить в воображении на границу неадекватного мышления. Пушкин был чрезвычайно влюбчив по жизни. Влюблялся в каждую встреченную красавицу, не пропуская ни одной. И каждую новую влюблённость он клал на алтарь своей богини, значащуюся в его знаменитом донжуанском списке под литерами NN (нельзя называть). Обладая феноменальной визуальной памятью, он помнил свою Лизу в мельчайших деталях и легко вызывал в воображении при написании любовной лирики. Она была единственная женщина, которую он любил всю свою жизнь, храня это в строжайшей тайне от всех.

— Мля, — выдала своё фирменное заключение леди Ди, задумавшись, — выходит, его главной эмоцией, позволяющей уходить за грань, была дикая любовная страсть, помноженная на похоть?

— А после ссылки они пересекались? — наплевав на разборки с гениальностью, поинтересовался Верон, требуя в душе продолжение любовного сериала.

— Нет. Елизавета была ветрена и непостоянна. Стоило заинтересовавшему её мужчине исчезнуть из поля зрения, как за несколько дней она о нём забывала. Да и у Александра Сергеевича с южной ссылки началась другая жизнь. Там других соблазнов хватало. Да и скандал в Одессе с графиней Воронцовой затмил его прошлые похождения. Пушкин к тому времени приобрёл имя. Его читали. Им восхищались. Поэтому император решил его запереть в глухой деревне, от светских дам подальше.

— В Михайловское?

— В Михайловское.

Кон небрежно махнул рукой, и заканчивающийся клип перескочил на следующий. Как раз на деревенскую ссылку, судя по обстановке.

Небольшая комнатка, пахнущая сосной. Ночь. Деревянный самопальный стол с горящей толстой свечой, слабо освещающей помещение. За столом взрослый уже Александр Пушкин что-то быстро строчит пером на листе бумаги, но не сочиняет очередной поэтический шедевр, а, судя по формату писанины, пишет письмо.

— Стоп, клип, — скомандовала леди Ди, давая остальным оглядеться и самой приготовить вопросы для пытки Искусственного Разума.

Осмотрелись.

— А это что за моча? — первым задал вопрос Натан, заглядывая и принюхиваясь к жёлтой жидкости в мутном стеклянном кувшине.

— Лимонад, — спокойно ответил экскурсовод. — Пушкин заимел привычку не садиться за работу без этого энергетического напитка.

— А что это у него за кольца? — ожил Верон, склонившись над рукой поэта, рассматривая украшения. — И зачем ему такой длинный ноготь на мизинце?

— Мизинец — это, как у вас говорят, понты́, — усмехаясь, начал отвечать Кон. — Он хотел было придать его росту некий потусторонний смысл, но не преуспел. Уж больно хлопотное оказалось занятие. А вот с кольцами у Пушкина сложился самый настоящий сакральный фетишизм. На протяжении всей жизни у поэта было семь колец. Некоторым он придавал мистическую силу.

— Эти два точно артефакты, — подтвердил Натан, главный в их группе специалист по сакральным приблудам.

Он разглядывал кольца и даже пытался дотронуться до них, после чего пояснил:

— Тот перстень, что на указательном, — кровный. А вот на большом пальце, что с зелёным камнем, — универсальный и очень сильный. А где остальные?

— Первое кольцо с сердоликом появилось у поэта, когда он стал членом тайного сообщества «Зелёная лампа» в 1819 году, — принялся читать лекцию старичок-экскурсовод. — На камне был выгравирован пифийский треножник, указывающий на талант предвидения. Второе кольцо Пушкин отдал в качестве приза для благотворительного аукциона. Судьба третьего перстня с сердоликом, которое вы видите на указательном пальце, наиболее интересна. Он был подарен той самой графиней Воронцовой. Кольца Воронцовой и Пушкина были парными, ими тайные любовники пользовались как печатями, отправляя письма друг другу. Вторым обладателем перстня стал Жуковский, позже — Тургенев, а после — Полина Виардо, которая передала реликвию в музей Царскосельского лицея, где оно, согласно официальной версии, было украдено во время одной из выставок.

— То есть, — не унимался Натан, любитель талисманов, — сейчас это колечко находится у кого-то в частной коллекции?

— Нет информации, — штампом ответил Кон. — Знаменитый же перстень с изумрудом, что красуется на большом пальце, — загадка. Бытует мнение, что среди его владельцев были царь Иван III, дочь Бориса Годунова или даже сам царь Соломон. Пушкин был уверен, что этот перстень наделял его исключительным литературным талантом. Умирая, он подарил его Далю, который позднее составил словарь, войдя в историю. Сейчас перстень хранится в музее Санкт-Петербурга, но искусствоведы в своих кругах не верят в его подлинность, считая, что перстень в коллекции — копия.

— А где оригинал?

Этим колечком заинтересовалась даже леди Ди, прикидывая, что неплохо бы завладеть чем-то подобным.

— Нет информации, — пожал плечиками Господство, продолжая перечисления дальше. — Пятым по счету стал перстень с бирюзой — охранительное кольцо от насильственной смерти, но по иронии судьбы, или, что вероятней, сознательно, Пушкин перед самой дуэлью с Дантесом передарил его другу-лицеисту, который, в свою очередь, потерял кольцо в снежном сугробе. Отыскать его так и не удалось. Шестое кольцо появилось у Пушкина в день свадьбы. Во время церемонии его уронили на пол, и это он расценил как очень плохой знак. С этим роковым кольцом поэта и похоронили. Седьмое кольцо появилось у Пушкина благодаря Анне Керн в 1827 году, и особой мистики за ним не просматривалось.

— Мля, — прозвучала привычная оценка леди Ди всему услышанному. — А что, собственно, здесь происходит? Что за письмо он строчит? И почему в эмоциях растерянность?

— Завтра на Сенатской площади произойдёт восстание декабристов, среди которых много его друзей. Он очень хотел там присутствовать, несмотря на ссыльное положение. Но вырваться из Михайловского ему не дали как раз сакральные препятствия. Первый раз он был вынужден вернуться, потому что ему дорогу перебежал заяц. Перезапряг повозку и вновь пустился в путь. Но во второй раз ему навстречу попал чернорясочник. Монах. И это было для суеверного Саши приговором. Если ещё через зайца, как чёрную кошку, он мог переступить, то по поводу последнего, как вы выразились, красного светофора, он противопоставить ничего не мог. Это, как выяснится позже, его и спасло. Поэтому ему ничего не оставалось, как сидеть в Михайловском и писать письма будущим каторжанам.

— Вот вам пример возведения суеверия в ранг закона, — задумчиво констатировал Верон, прикидывая, видимо, как бы себя заставить делать нечто подобное.

— В этом клипе ещё что-нибудь будет? — поинтересовалась леди Ди после долгой паузы безмолвия, сообразив, что тут больше рассматривать нечего и надо двигаться дальше.

— Нет, — равнодушно ответил Кон. — Всё, на что нужно, вы внимание обратили. Примерные суеверия Пушкина я до вас довёл. Можно двигаться дальше.

И они двинулись.

Группа оказалась на заднем дворе то ли какой-то усадьбы, то ли большого дома. Судя по цветущим фруктовым деревьям — весна. Сашу Пушкина нашли сразу. Он стоял, навалившись на ствол дуба спиной, и тупо пялился на невзрачный земляной бугор, напоминающий заросшую могилку.

— Билёв, 1829 год. Годовщина смерти Елизаветы Алексеевны. Пушкин, после отказа предложения руки и сердца, срывается на русско-турецкую войну. По пути делает крюк в двести вёрст, чтобы побывать на этом месте. После вскрытия умершей императрицы, её внутренности были запечатаны в сосуд. Их захоронение перед вами. Именно на могилу сердца своей богини Пушкин и завернул сюда.

— Зачем? — удивлённо задался вопросом Верон, то ли не понимая, зачем поэт приехал поклониться внутренностям покойной, то ли не понимая, зачем вообще потроха надо было захоранивать отдельно.

— Его тянула сюда неведомая сила, — торжественно произнёс Кон, тут же продекларировав стихи поэта: — Мне грустно и легко, печаль моя светла. Печаль моя полна тобою. Это был очередной переломный момент в жизни Александра Сергеевича. Со смертью музы он похоронил свою гениальность.

— Как так? — чуть ли не хором отозвались ученики.

— Вот так. Как вы уже поняли, Саша был очень суеверным человеком и, как все суеверные, боялся мертвецов. И если раньше при написании любовной лирики ему озарение дарила страсть к Елизавете, пестуемая в мечтах, то после её смерти всё кардинально изменилось. Он не мог себя заставить мечтать о трупе и представлять себе её, занимаясь любовью с другой. Поэтому был вынужден отказаться от ритуала, дарующего ему выход за грань сознания, то есть гениальность. Он продолжил писать, но уже на голом таланте, который, как известно, ни пропить, ни проиграть в карты не получится.

— Логично, — подвела итог леди Ди. — Если талант благодаря такому обязательному компоненту, как феноменальная память, ни пропить, ни проиграть, то, потеряв возможность выходить за грань, лишаешься озарения.

Все присутствующие погрузились в задумчивое молчание. А Александр Сергеевич, стоявший рядом, находился в нём изначально. Только минут через пять, узнав от Кона, что этот клип последний в череде рассказов о коротком периоде гениальности поэта, троица отправилась на базу.