Глава 46. Локация 9. Коль приспичит, и говна наешься, лишь бы получить желаемое.

На следующее утро, ближе к обеду, не заморачиваясь с обстановкой центрального зала, троица в строгих деловых костюмах отправилась на дальнейшее изучение гениальности Наполеона. Нет, они не проспали. И это время не было потрачено на выцарапывание глазёнок и выдёргивание волосёнок с простановкой фингалов при выяснении отношений. Танечка с Верой ещё на вчерашней разборке урегулировали всё, не доводя процесс до мордобоя.

Несмотря на напряжённую обстановку, при которой Дима покинул приготовившихся к драке девиц, они умудрились довольно быстро договориться. Танечка просто сдала ей все договорённости с Димой, а заодно и секреты Родины. Дальнейшая их беседа, как выразилась блондинка, проходила между ними на полностью уничтоженных эмоциях, что быстро привело к консенсусу.

Вера прониклась их решением играть роли стыдливых и застенчивых, но сама от этой игры воздержалась. Она заявила, что ей и так за них стыдно, и ещё больше усугублять, доводя собственный стыд до токсичного, не собирается. Вместе с тем Танечка продала Диме и саму Веру с потрохами, по поводу того, что брюнетка тоже собирается обратиться к нему за помощью по вопросу своей болезни. Хотя до сих пор этого так и не сделала.

Дима, предупреждённый, а значит, вооружённый, тем не менее понятия не имел, что с этой вооружённостью делать. Прибить брюнетку её же Славой в качестве лечения? Так он уже несколько раз это делал. Не помогает. Она, как только приходит в себя, заболевает к нему ненавистью по новой. Применить метод «ширмы», который один раз уже дал положительный результат? Но не носить же с собой переносной забор, всякий раз от неё отгораживаясь?

Вышли в локацию только к обеду, так как все в той или иной мере были заняты своими делами. Вера насиловала компьютер. Предсказанный расклад на день её не устраивал, и она старалась во что бы то ни стало найти обходные пути. Поэтому просидела неожиданно долго. Раньше у неё этот процесс много времени не занимал. Как выяснилось, она умудрялась проделывать свои компьютерно-шаманские манипуляции рано утром, задолго до того, как кто-то из сокурсников выходил из своих апартаментов.

Танечка порхала на кухне. Она что-то варила, жарила, закидывала в микроволновку, взбивала миксером, толкла в ступе, строгала и резала. Притом производила эти манипуляции практически одновременно, с бешеной скоростью переключаясь с одного на другое. Странно. Несмотря на то, что там всё парило и дымилось, ни один запах от её готовки в зале не чувствовался.

Дима тоже не отсиживался в своём скопированном мире, но и беговую дорожку не трогал. Для ходьбы-размышления он использовал весь зал. Вернее, курсировал по периметру, как по беговой дорожке стадиона, всякий раз проходя то мимо Веры, то мимо Танечки. И всякий раз ехидно подкалывал, мешая девушкам и теша своё ЧСВ поганца. Просто ходил и доёживался до них с видом генерального директора, возложившего на себя единственную, но самую важную функцию руководителя: не давать подчинённым расслабляться от безделья, как он, чтоб не подсидели.

Проходя мимо Танечки в очередной раз, Дима неожиданно задался вопросом: а с чего это искусственный дух поимел такую тягу к кулинарии? Прошлое её объяснение показалось ему байкой. Но, как выяснилось, не всё так однозначно. Энергетическая сущность не просто встроилась в ДНК женщины, пользуясь телом, но и вынуждена была сосуществовать с её сознанием, которое никуда не улетучилось. Она его просто по праву сильного прогнула под себя, оставив в памяти мотивационные закладки, которые посчитала полезными.

Вот эту стойкую привычку отвлечённо думать в процессе приготовления пищи решила использовать по полной. Подобная технология мышления оказалась для неё новой, и даже она не понимала всей подноготной этого процесса. Это, как Берегиня выразилась, не было похоже на приступ гениальности с его неординарным мышлением, но, тем не менее, давало ощутимый результат в анализе и синтезе принятия решений.

И вот, наконец, к обеду все успокоились, взяли молодого человека под руки с двух сторон и, пустив старичка-экскурсовода впереди, вошли в учебную локацию. Вера, никого не спрашивая и не дожидаясь появления пегого зверя, тут же остановила клип, сразу промотав на три сюжета вперёд.

Следующий за Бриенном виртуальный мир встретил их на паузе, и при виде абсолютно голого Наполеона все, кроме Кона, так же встали на паузу, раскрыв рты. Картинка оказалась далека от канонов эстетики.

Большая походная палатка, в которую они вошли из портала, была установлена в чистом поле. На это указывала трава под ногами. Прямо напротив входа на земле красовалась золотая ванна с парящей водой и заполненной мыльной пеной. С одной стороны ванны на коврике стоял голый император, а, судя по возрасту в клипе, где ему было явно под сорок, именно император. С другой стороны стоял слуга с деревянным ведром, в котором парил кипяток.

Назвать Наполеона альфа-самцом язык не поворачивался. Хотя, в принципе, назвать его мужчиной — тоже. Женоподобная аморфная сущность, ростом ниже Веры. Кисти рук и ступни очень маленькие. Притом маленькие даже для женщины. Мягкая, слегка закруглённая грудь. Практически полное отсутствие волос на теле, кроме головы и паха, в кудрях которого напрочь потерялся половой орган. Его вообще не было видно, что в сочетании с рыхлой задницей он больше походил на женщину, чем на мужчину.

Почти с минуту исследователи тупо пялились на обнажёнку с расстояния. Первой из троицы ожила Танечка. Она подошла к Бонапарту вплотную и даже слегка наклонилась, рассматривая его причиндалы. После чего обернулась к Диме и почему-то именно его спросила, словно он должен был знать:

— А где?

Дима тоже подошёл и, вспомнив бородатый анекдот про единственного старика в деревне, бодро ответил:

— Исчи. Должон быть.

— Он же у него как у ребёнка, — подкралась к парочке со спины Вера. — Как же он мог…

На этом она оборвала скользкую тему, предлагая остальным самим додумывать, о чём это она.

— Кон, — решительно обратился молодой человек к деду-экскурсоводу профессорского вида, — я надеюсь, данная анатомическая особенность не является обязательной для талантливости, гениальности и величия?

Дедок похекал, изображая старческий смех, и ответил, вгоняя спросившего в ступор.

— В каком-то смысле — да. Связь непрямая, но косвенная имеется. А что ещё оставалось делать таланту и гению с таким мелким половым органом, как, ненавидя остальных, кого природа не обделила, поставить мир на колени? Вполне достойная цель. Он всю жизнь испытывал стыд по этому поводу. Каждая женщина, согласившаяся лечь с ним в постель, доводила Наполеона до приступа неимоверного стыда. И это, как вы уже понимаете, играло ему на руку. Но со временем женщины столь легко ложились под императора, наплевав на собственное удовольствие, что чувство стыда притупилось, а вместе с ним пропал и интерес к данному занятию. Сексуальные отношения перестали его интересовать, когда ему исполнилось сорок два года, поскольку император стал импотентом.

— Стоп, — остановил его Дима, задумавшись. — А зачем он ему был нужен? Я имею в виду стыд. То, что при определённой дозе стыда он становился неадекватом, — понятно. Но что он в этом неадекватном состоянии получал?

Вся троица исследователей прокурорски уставилась на бедного старичка Кона. В их глазах как у одного читался немой вопрос: «Отвечай, сука, когда тебя спрашивают?» Но Искусственный Разум на такой дешёвый развод не поддался. Он отошёл от ванны и, указав на голого Наполеона, проговорил:

— Он сам ответит. Смотрите клип.

Троица переглянулась, и, последовав примеру Кона, отойдя к арке портала, Дима запустил воспроизведение. Картинка ожила. Наполеон осторожно, постепенно привыкая к горячей воде, забрался в ванну. Погрузился в пену и замер, закрыв глаза. Так он пролежал минуты две, пока лицо явственно не раскраснелось.

Ленивым жестом своей маленькой ручки подал знак слуге с ведром. Тот, словно запрограммированный робот, поднял парящую ёмкость и аккуратно вылил строго дозированную на глаз порцию кипятка в ванну. После чего так же роботоподобно вернулся в исходную позицию. Было видно, что данная процедура доведена у него до автоматизма.

Через несколько секунд Наполеон открыл глаза, уставившись на входной проём, и пальчиком другой руки указал слуге на выход. Тот поклонился и неспешно покинул шатёр, но практически тут же вернулся на прежнее место, не производя ни единого звука.

Как только «доливальщик» занял исходную позицию, в шатёр вошёл расфуфыренный военный, явно из командного состава. Он церемониально прошествовал к ванне с императором и замер. Наполеон вновь закрыл глаза, продолжая расслабляться, и тихо спросил:

— Дюрок. Что у нас?

— Государь, — так же тихо ответил вошедший, — к вам графиня Мария Валевская. Милая девочка. Взгляните на неё. Она не побоялась протиснуться сквозь толпу, чтобы увидеть вас.

Бонапарт сделал глубокий вздох, резко распахнул глаза, глядя сквозь просителя, и, чуть приподнявшись, лишь слегка оголив покатые плечи, проговорил: «Проси». Франт изящно поклонился и вышел.

Ещё через несколько секунд в палатку вошла девушка лет двадцати. На ней было белое платье с розоватым отливом. Оно полностью скрывало тело, оставляя для просмотра только кисти рук и белую аристократическую шею, замкнутую воротником-жабо. Тонкая талия определялась поясом из фиолетовой ленты, завязанной чуть сбоку от центра в огромный бант, формируя подобие пышного цветка.

Рыжие прямые волосы собраны в неприхотливую причёску. Мелко завитые кончики обрамляли лицо кудряшками наподобие веночка. Остальные собраны на макушке в виде такого же кудрявого облака. Пухленькое наивное личико с большими печально-коровьими светло-серыми глазами, которые почему-то принято у дам называть голубыми. Изрядно контрастный румянец, указывающий на стыдливую возбуждённость. Красивый аккуратный ротик с чуть выступающей нижней губкой. Никаких драгоценностей, никаких побрякушек.

Бросалась в глаза изрядная покатость плеч и щуплость рук, про которые развратные гусары любят острить, мол, она ими, кроме мужского достоинства, ничего тяжелее в своей жизни не поднимала. Несмотря на полностью сокрытое платьем тело, наличествовала приличных размеров грудь. Но, судя по раздавленности платьем, она по текстуре была мягкая, желеобразная, хотя возбуждённые соски отчётливо топорщились двумя бугорками, что придавало образу определённую сексуальность.

Мария сделала несколько неуверенных шагов, проходя внутрь. Прищурилась от резкого перехода из света в сумрак шатра. А когда, наконец, разобрала внутреннее убранство, разглядев голого императора в ванной, замерла, распахнув в изумлении глазищи и сексуально приоткрыв ротик. Такого приёма от повелителя Европы она даже в больных фантазиях бы не смогла себе представить.

Картинка клипа превратилась в статичную, словно показ остановили. Девушка замерла в состоянии шока. Даже нельзя было определить, дышит ли она. Наполеон тоже никаких телодвижений не производил. Но, по крайней мере, дышал. Да ещё как. Дыхание его стало резким, отрывочным. Он покраснел, как варёный рак. И было непонятно: его разморило в горячей ванне или возбудила пикантность ситуации.

Дима моментально нырнул в эмоции молоденькой графини. Возбуждающий стыд, усиленный страхом. Половое возбуждение, доходящее чуть ли не до оргазма. Девушка буквально плавилась и текла, как горящая восковая свеча. Но, переключившись на эмоции Наполеона, он так же, как и Мария, замер с выпученными глазами, приоткрыв рот. У плавающего в ванне императора зашкаливал стыд! И не только.

На фоне цепенящего стыда с ним происходило что-то странное, непонятное. Влившись в чужие эмоции, Диму объяла всепоглощающая пустота до резко усилившегося звона в ушах. Закружилась голова. Картинка перед глазами поплыла. К горлу подступила тошнота. Он непроизвольно закрыл глаза, чем прервал контакт с реципиентом, и, утерев выступивший пот на лице, только и произнёс: «Пипец».

— Стоп, клип, — скомандовала Вера и, заглядывая в лицо Диме, участливо поинтересовалась: — Скорую вызвать?

Молодой человек потряс головой, как собака, вылезшая из воды. Глубоко вздохнул, расфокусированно посмотрев на брюнетку, и признался:

— Ещё бы чуть-чуть, и скорая бы не помешала.

Затем перевёл взгляд на равнодушно стоящего Кона.

— И что это было?

На что тот скучающе укорил:

— Вы не досмотрели клип.

Дима ещё раз глубоко вздохнул. Прошёлся по шатру туда-сюда. Затем в задумчивости ещё постоял с минуту и запустил клип дальше.

Статичная картинка не поменялась. Исследователи несколько долгих секунд рассматривали то Валевскую, то Бонапарта. Дима, по крайней мере, словно следил за волейбольным матчем, разглядывая соперников по мере перелёта мяча через сетку.

Первым эту статичную напряжённость прервал Наполеон. Он медленно погрузился в ванну с головой. Тут же вынырнул, обтёр лицо и спокойно спросил:

— Вы что-то хотели, графиня?

Валевская встрепенулась, выходя из оцепенения. Сделала неуклюжий книксен и, бурля в смятении, произнесла с заметным акцентом по-французски очаровательным голоском:

— Я пришла выразить благодарность вам, как нашему освободителю. Мы все рады видеть вас на польской земле.

Она сделала очередной книксен. Наполеон скабрёзно улыбнулся и выдал ответную речь:

— Надеюсь, мы увидимся в Варшаве, и тогда я потребую благодарности из ваших прелестных уст.

Мария вся заколыхалась в нервном возбуждении. Ещё больше покраснела, хотя казалось, куда ещё больше. Исполнила очередной кривой книксен и, что-то невнятное бормоча под нос, бегом покинула шатёр, даже не сказав императору «до свидания». Хотя и «здрасте» при входе тоже не произносила.

Тут же в шатёр вошёл разряженный франт, ехидно лыбясь и наигранно чопорно подойдя к ванне, заговорщицки поинтересовался:

— Привести её к вам ночью, государь?

— Нет, — жёстко ответил Наполеон, — не сегодня. Узнай о ней всё.

И после паузы размышлений добавил:

— Эта женщина впоследствии станет моей польской женой и родит мне сына.

— Эта? — в недоумении скривился франт, не веря в услышанное и указывая на вход в палатку.

— Запомните, Дюрок, — по-императорски грозно изрёк Наполеон, смотря в его растерянные глаза, — в моей жизни не происходит ничего, чего бы я не предвидел.

На этом клип стал заканчиваться, и Дима поспешил его остановить, чтобы получить консультацию от Искусственного Разума по всему произошедшему.

— Кон, — начал он, — мне показалось или Наполеон в состоянии токсичного стыда становился провидцем?

— Не показалось, — спокойно ответил старичок-профессор. — В прошлом клипе, в Бриенне, этот дар раскрылся перед ним впервые. Притом сразу в глобальном масштабе. Пока он бился в конвульсиях на полу трапезной, перед его глазами пролетела вся его будущая жизнь. Вплоть до смерти на острове Святой Елены. Он тогда даже не знал, где последний находится, но тем не менее сделал запись в своём дневнике: «Остров Святой Елены». Без каких-либо комментариев. Кстати, это была последняя запись в той тетради.

— То есть, — вмешалась Вера, — он, ещё будучи мальчиком, знал, что станет императором Франции?

— Императором французов, — поправил её Кон. — Именно так официально называлась его должность. И да. Он знал все ключевые моменты своей жизни. Что станет императором. Что завоюет всю Европу. И что умрёт на острове Святой Елены только после того, как выполнит своё предназначение.

— И какое предназначение у него было? — поинтересовался Дима.

— Стать самым великим из живущих, — усмехнулся Кон, как бы говоря, вам ещё предстоит с этим разбираться в будущем, но не сейчас.

— Слушай, — неожиданно обратилась к Диме Вера, — а ты случаем лазишь в ванны не за этим?

Молодой человек почесал щёку и задумчиво ответил:

— Нет. Я до такого даже не додумался. Я в ванной просто ловлю кайф от расслабухи. Да и со стыдом по поводу собственной оголёнки, как ты знаешь, у меня проблемы. Я бесстыжий.

И он похабно растянулся в улыбке. На что Вера только презрительно фыркнула. Но тут к обсуждению подключилась Танечка, обращаясь к Искусственному Разуму:

— Но стыдливость, как и любая острая эмоция, от чрезмерного употребления притупляется. Вы же сами говорили, что со временем стыд перед женщинами у него пропал.

— Да, вы правы, — ответил Кон, обойдя ванну с другой стороны от троицы и смотря на сидевшего в воде Наполеона. — Молодой Бонапарт довольно быстро разобрался, при каких условиях у него возникает дар предвидения, и старался вызывать чувство стыда сознательно. Для этого он не чурался ничем, стараясь вогнать себя в чувство всепоглощающего стыда любым способом.

— Например? — не успокаивалась Танечка.

— Например, приём пищи. Он завтракал в присутствии супруги с ребёнком и приближённых, но никого из них никогда не приглашал за стол. Ему было нестерпимо стыдно смотреть в голодные глаза присутствующих. Поэтому он ел сумбурно, находясь в крайне возбуждённом состоянии. Кушал со всех тарелок сразу, не делая никакого различия между блюдами, зачастую наплевав на этикет. Причём зрители знали, что от них требуется, и всячески старались играть оголодавших родственников. Хотя и понятия не имели, для чего это Наполеону было нужно.

— То есть он постоянно искал или создавал искусственно ситуации, при которых бы ему становилось стыдно?

— Совершенно верно, — хитро улыбнулся Кон. — Именно создавал. Вот ещё один пример. Со временем, когда испытанные методы перестали действовать, пошёл на откровенную непристойность. Он нашёл им замену в виде барона Гаспара Гургара, что стал его личным ординарцем и прослужил в этом качестве 6 лет.

— В смысле? — удивился Дима. — Он что, подался в гомосеки?

— А что такого? — взаимно удивился Кон. — Я говорил, что Наполеон не чурался ничем. Нет, он не поменял половой ориентации. Но это для него было очень стыдно. Чего и добивался.

— Фу, — выдала свою оценку происходящему Вера и презрительно проговорила: — Пошли отсюда.

Следующий клип оказался вовсе и не клипом, а эдакой трёхмерной фотографией. Движения в ней никакого не было. Просто застывшая объёмная голограмма. Огромный зал в готическом стиле. Нарядно одетая толпа народа.

Троица исследователей оказалась непосредственно перед тронами императора и императрицы. Мельком оглядев зал, все трое пристально принялись разглядывать императорскую чету. Тем временем Кон без запроса приступил к пояснению, причём его голос звучал с эхом, словно они находятся в пустом объёмном помещении.

— Коронация Наполеона. Действо происходит в Соборе Парижской Богоматери 2 декабря 1804 года. Этой коронацией Бонапарт жаждал придать сакральную легитимность режиму своей власти. Я не буду вовлекать вас в подробности. Во всей этой картине прошу обратить внимание только на некоторые атрибуты императора. А именно на пчёл, нашитых на его коронационную мантию, корону, скипетр и меч.

Троица с интересом подошла к парадно одетой чете поближе и принялась разглядывать перечисленное экскурсоводом. Тем временем Искусственный Разум продолжил:

— Пчёлы на бархате и горностае из гробницы Хильдерика Первого. Легендарного короля франков из династии Меровингов, предшествовавших Бурбонам. Корона, выглядящая как средневековая, на самом деле новая, но созданная точной копией короны Карла Великого — завоевателя Европы. Меч принадлежал Филиппу Третьему Смелому, коронованному на африканском берегу во время Крестового похода. Вернувшись, этот монарх быстро усмирил бунтующих французских вассалов и добился признания своей верховной власти, при которой владения короны расширились. Скипетр принадлежал Карлу Пятому, который смог практически полностью вернуть территории, потерянные его предшественниками в ходе Столетней войны, и восстановить власть над государством.

Кон окончил краткий экскурс по навесам Наполеона и с некой хитринкой уставился на Диму. Тот поймал его взгляд и, не понимая, к чему это странное перечисление регалий, спросил:

— И к чему это всё?

Дедок-профессор, не убирая улыбки, пожал плечиками, мол, сам думай. Моё дело маленькое. Велено довести — я довёл. Но тут с неожиданным вопросом нарисовалась Танечка:

— А Наполеон был суеверным?

На что Господство ещё больше расплылся в улыбке и одобрительно кивнул.

— Ещё каким. Да и как могло быть по-другому? Он уроженец Корсики, а там суеверий было больше, чем признанной религии. Притом суеверия коренного народа острова довольно своеобразны. В некоторых вещах даже эксклюзивны, не имеющие аналогов в других культурах. Желаете ознакомиться?

— Нет, спасибо, — поспешил откреститься Дима от лишней информации, понимая, что это может быть надолго, и, обратившись к блондинке, поинтересовался: — А почему ты об этом спросила?

— Не знаю, Ди, — легкомысленно пожала та плечиками, заодно напоминая, что они перешли на «вы» для необходимости играть в душевность. — Но чтобы стать фанатом, которым вы желаете стать, надо в это, по крайней мере, верить. А любая вера складывается из сонма суеверий: ритуальные обряды, святые тексты, артефакты, татуировки, магические жесты, приметы и так далее. Мало определить цель, необходимо осознавать пути её достижения. Вот вам подсказка. Наполеон увешал себя атрибутами суеверия — талисманами. Только они ему вряд ли помогли.

— Почему? Он что, в них недостаточно верил?

— Не в этом дело. Просто это так не работает. Во-первых, не всякая вещь является артефактом. Во-вторых, не всякий артефакт работает по прихоти владельца. Как вы думаете, Ди, если бы золотой амулет, что висит на шее Веры, достался бы вам, Вы бы обзавелись Берегиней?

— Ну, судя по постановке вопроса — нет. А почему?

— Потому что для запуска и работы каждого артефакта требуется свой ключик. Каждый действенный амулет работает в резонансе с той или иной эмоцией. А для некоторых артефактов требуется даже не одна, а несколько одновременно. Иначе он не включится. Это такая своеобразная защита от дураков, как у вас говорят. К тому же в талисманах Наполеона я не чувствую «жити» — зерна. Это просто вещи. Старые. Принадлежащие кому-то из бывших правителей. Но не предкам самого Наполеона, что могло иметь хоть какое-то значение посредством единения крови. Для него они абсолютно бесполезны. Просто понты и не более.

— А что вы имеете под «зерном», Танечка? Что за «жити» такие?

Танечка задумалась, соображая, как бы попроще объяснить.

— Ну, про нежить же все слышали?

— Про нежить слышали.

— Так вот, есть нежить, а есть «жить». Это такое зерно жизни. Я искусственный дух. То есть содержу в себе универсальный жизненный код и могу встраиваться только в существующую ДНК. Неважно какую: человека, животного, растения.

— Вы хотите сказать, что у Вериного талисмана есть своё ДНК?

— Внутри его есть «жить», некая структура, напоминающая код жизни. И во всех артефактах он обязателен. В каких-то зерно родовое, кровное, осуществляющее связь с предками. В каких-то универсальное, позволяющее пользоваться всем знающим.

Воркование парочки неожиданно взбесило Веру, и она бесцеремонно влезла в их беседу.

— Это всё, конечно, интересно, — зло перебила она, рассматривая вместо Наполеона наряд Жозефины, — но вам не кажется, что мы здесь несколько застряли? Не пора ли двигаться дальше?

— Это последний клип, — тут же откликнулся Кон.

— Замечательно, — продолжая непонятно на что злиться, процедила сквозь зубы брюнетка, поворачиваясь к парочке. — Тогда давайте вернёмся на базу. Я чувствую себя здесь несколько дискомфортно.

Возражений не нашлось, и вся группа устремилась в портал.