Глава 44. Локация 9. Для того чтобы стать безумным, много ума не требуется.

В локацию Наполеона троица направилась с разным настроением. Танечка с показным равнодушием. Дима с реальным азартом исследователя. Вера — как на каторгу, только кандалов и тюремной робы не хватало. Мало того, она ещё и на коллег смотрела, как на надзирателей: низко опустив голову и зло зыркая то на одного, то на другого из-под ровной чёлки, висевшей импровизированной шторкой.

На этот раз средиземноморская Корсика встретила их менее радушно, чем в прошлые разы. На небе возвышались грандиозные серые тучи в несколько слоёв. В отличие от Диминой фазенды, где дождь почему-то лил через день, да каждый день, придавливая небо к земле, здесь облака были высоко, и взгляд в перспективу моря порождал ощущение, что в тучах произошёл взрыв, взметнув их веером. И были они не свинцово-серыми, как в России, а перисто-дымчатыми. Красотень!

По всем признакам, на острове царила зима. По крайней мере, маленький Набулио, спящий прямо на улице в кроватке, был одет словно полярник для экспедиции на Северный полюс. Троица окружила младенца и внимательно его разглядывала. Дима встал у изголовья с одной стороны, Танечка — с другой. Вера, плетущаяся за ними следом, остановилась в ногах. Она лишь мельком взглянула на спящего и принялась вертеться, осматриваясь по сторонам.

— Если учесть, что Наполеон родился в августе, а на дворе зима, то ему, наверное, полгодика, — выдал Дима логичное заключение.

— Верно, — подтвердил Кон, вышагивающий позади всех в виде старичка-боровичка.

По общему решению, экскурсовод впредь будет являться на глаза абитуриентов в качестве вот такого умудрённого знаниями профессора, независимо от локаций. Эдаким старичком-боровичком неброской наружности, чтобы не отвлекал своим видом.

— А ну пошла вон, блохастая, — неожиданно громко взвизгнула перепуганная Вера и своей узкой попкой въехала в текстуры колыбельки.

Но тут же отпрыгнула в сторону, выставляя руки в жесте защиты. В этот же самый момент на кроватку с грацией пантеры запрыгнула облезлая кошка блёклой пегой расцветки и с наглостью гопника продефилировала по спящему ребёнку, сунув морду ему в лицо, принюхиваясь. Набулио распахнул глазки, вздрогнул от вида кошачьей морды у самого носа и дико заверещал, словно его режут или заживо обгладывают.

Кошка, вместо того чтобы рвануть куда подальше от вопля, выгнулась дугой, распушив всё, что смогла, и, оскалившись, зашипела. На шум из дома с грохотом дверей выскочила тётка с мокрыми руками и полотенцем. Шерстяная гопница, прикинув, что её сейчас будут бить, сиганула с кроватки с такой скоростью, что наблюдатели даже не успели заметить, как и где она пропала из виду.

Да и не до этого было. Вера, продолжая визжать и подпрыгивать, при этом изображая бензопилу, вопила: «Уберите эту дрянь от меня»! Хотя пегое недоразумение вообще на истеричку внимания не обратила. Танечка с перепугу, притом непонятно с какого, то ли от неожиданности явления кошки, то ли от неадекватности поведения подруги, принялась с выпученными глазками кричать: «Кыш!», испуганно пытаясь столкнуть животное с ребёнка.

И, несмотря на тщетность попыток скинуть кошку на землю, так как руки проходили сквозь неё, она в натуральной панике продолжала это делать, пока та не встала дыбом. Вот тут Танечка, приняв её устрашающую позу на свой счёт, завизжала в унисон Вере и отпрыгнула от изголовья, заметавшись взглядом по земле в поисках чего-нибудь тяжёлого.

Она стояла к дому спиной и не видела выскочившей тётки. А заодно и не слышала выбиваемой с пинка двери, так как была оглушена собственным ором. Странно, но даже когда увидела выбежавшую женщину и ускакавшую в непонятные дали кошку, искусственный дух уровня «Бог» ещё долго не мог угомониться. Дима и то быстрей пришёл в себя.

Он, конечно, тоже чуть не обосрался от этой хоровой истерики, чего греха таить. Но, несмотря на изрядную порцию адреналина, быстро перешёл в режим офигивания, так как заметил взгляд ребёнка. Тот смотрел на Диму и, похоже, боялся его больше кошки.

Именно это обстоятельство не позволило старшему группы пугаться дальше, а перейти на командный ор: «Молчать!» Девочки хоть и не имели понятия об армейских уставах, но резко заткнулись, уставившись на грозного командира.

Незнакомая тётка подбежала, схватила ребёнка и, прижав его к груди, принялась успокаивать крикуна. Вот только у неё ничего не получалось. Мелкий Набулио, явно находясь в неадекватном состоянии, с глазами, полными слёз, с ужасом продолжал пялиться на Диму.

Скоротечный клип начал меняться, и молодой человек скомандовал: «Стоп, клип». И тут до него дошло, как до жирафа, что это безобразие нужно было уже давно остановить. Хотел было отмотать воспроизведение на старт, но передумал, решив, что подобная встряска с впрыском адреналина очень даже в тему.

Дима за считанные секунды увидел реакции Веры и Танечки, которых и теоретически бы не смог предположить. Особенно его удивила Танечка. Эта «хрень космическая» вела себя как обычная перепуганная баба.

С одной стороны, это удивило. С другой — заставило задуматься. Получалось, её искусственное сознание действительно в эмоциях максимально приближено к человеческим. Только по «заводским настройкам» оно у неё абсолютно эгоистичное. Хотя подобных ей в современном обществе пруд пруди. Выйдет в люди — затеряется.

Отсюда Дима сделал вывод: Танечка может пугаться, испытывать вожделение, голод, жажду и удушье, как все. Притом, скорее всего, эти низкие по эволюционной градации чувства у искусственного духа идеально подогнаны под человека. «И что мне это даёт?» — думал он, внимательно рассматривая пришелицу с того света.

Танечка поймала его взгляд, и это окончательно заставило её успокоиться, моментально, как и Вера, превратившись в безэмоционального робота. Она, сделав вид, что ничего не произошло, деловито подошла к замершей няньке и принялась зачем-то изучать ребёнка с остекленевшими слезами.

Дима перевёл внимание на Веру. Брюнетка рентгеновским взглядом просвечивала равнодушного Кона, который, сложив руки на груди, любовался взъерошенными тучами. Дима не понимал её недовольства, пока девушка не принялась за допрос Господства, что разом всё объяснило:

— Кон, признайся честно. Ты же знал, что я панически боюсь кошек?

— Нет, — со спокойствием памятника ответил лысоватый старичок.

Вера тяжело выдохнула, разжала кулачки и принялась настороженно осматриваться, полагая, видимо, что страшный для неё зверь залёг где-то поблизости, продолжая на неё охоту. Но кошки нигде не было видно.

— Ну всё, — Дима наконец решил возложить на свои плечи руководство операцией. — Успокоились и собрались. Кон, будь добр, выдай нам подноготную этого взрывного в эмоциональной составляющей клипа.

— Никакой подноготной нет, — продолжая равнодушно рассматривать тучи, ответил невзрачный экскурсовод. — Это лишь констатация факта.

— Ой ли? — с первых же слов не поверил ему Дима. — Хочешь сказать, что это копия реальности?

— Нет, — сделав недоумённый вид, Господство перевёл взгляд на молодого человека, вроде бы как не понимая вопроса.

— А раз клип искусственен, то имеет смысл, — тут же добил ангельскую сущность Дима его же логикой. — Думаешь, я не заметил, что ребёнок в состоянии истерики увидел меня? Хотя я для него дух, привидение. А увидеть он меня мог только в одном случае — сознание малыша перешло в неадекватную фазу. Попросту говоря, он от страха поехал кукухой.

— Да, — как ни в чём не бывало согласился старичок. — Это был его первый опыт перехода из реальности в виртуальность собственного подсознания.

Дима изобразил недобрый взгляд, всем видом показывая, что поймал Кона на лжи.

— Так выходит, — принялся он его разоблачать, — не только фанатизм способен вывести за грань?

— Конечно, — легко согласился Искусственный Разум. — Фанатизм я привёл в качестве примера, если ты забыл. А так любая сильная эмоция, выходящая за рамки своих нормативных пределов, способна отправить человека за грань. Так люди и сходят с ума. При запредельных эмоциях у кого-то срабатывает предохранитель, и он возвращается в реальность. А у кого-то этот предохранитель перегорает, и бедолага остаётся в собственной виртуальности навсегда.

— М-ля, — задумчиво произнёс Дима, мысленно обозвав себя дебилом.

До него только сейчас дошло, что первоначальный настрой на изучение феномена фанатизма был ошибкой. Сознательно стать фанатиком — это, конечно, прикольно, но реалии подложили другую свинью для изучения. И вопрос, который у него родился по этому поводу, ему очень не понравился. Как, простите, раскачать в себе запредельную эмоцию и при этом вовремя её откатить, не сойдя с ума? Это же психологический мазохизм чистой воды.

Неожиданно Дима поймал себя на том, что куда-то идёт, заложив руки за спину. Резко остановился. Обернулся и замер. За время размышлений он, оказывается, отошёл уже метров на десять. Вся группа в составе Кона, Веры, Танечки и тётки с ребёнком уставились на него с таким видом, будто он у каждого что-то взял и не вернул. Дима непонимающе вскинул брови и спросил: «Что?»

— Ничего, — ровным тоном кирпичной кладки ответила Вера. — Ты куда пошёл?

— На хутор бабочек гонять, — сострил он на её тупой вопрос, но тут же поспешил вернуться к коллективу, чтобы для успокоения попытать Искусственный Разум. — Кон, какие последствия для Наполеона имел этот испуг?

Император французов боялся кошек до состояния паники всю оставшуюся жизнь. А так, в общем-то, никаких. Он до двух лет рос спокойным, тихим ребёнком, но потом проявил необузданный темперамент. Набулио был самым непослушным из всех детей Летиции. Упрямый и всегда желал делать только то, что хотелось ему. Домашние называли его не иначе как «Ribulione». Что с корсиканского переводится как «ребристый». Аналог русского «ершистый». Его прельщало всё запретное, хотя мальчик знал, что его ждёт за это наказание. Мама не скупилась на розги. Тем не менее, истерики с катанием по полу закатывал регулярно.

Следующий клип их вновь встретил роскошным летом средиземноморского острова. Притом прибрежной полосой пляжа. Хотя такого понятия, как «пляж», аборигены стопудово не знали. Мерные спокойные волны выбрасывали на белый песок растительный мусор, огрызки брёвен, обломки досок. И всё это превращало кромку воды в импровизированную помойку.

Узкая, всего метров десять, полоска песка, зажатая между лесом корявых кустов и лазоревой водой моря, была истыкана «росшими» как из-под земли огромными обгрызенными валунами. Эта россыпь скальных «самородков» наблюдалась и в воде на мелководье, и наверняка уходила глубже. Пляжные камни в рост взрослого человека и выше порождали причудливый природный лабиринт, в проходах которого мелкая пацанва в пару десятков голов увлекательно играла в древнюю детскую игру: «в войнушку».

Вооружившись палками в качестве мечей, плетёными из веток щитами и такими же плетёными шлемами, малышня с истеричными воплями носилась по песку между камнями и с яростью берсерков лупила друг друга почём зря. Диме даже сначала показалось, что пацаны сражались каждый сам за себя, но, присмотревшись, через несколько секунд пришёл к выводу: бой идёт команда на команду. Вот только как они определяли, кто свой, кто чужой, абсолютно было непонятно.

Лавируя в проходах между камней и всякий раз инстинктивно уворачиваясь от озверевших мелких вояк, он даже не пытался найти главного героя в этой суматохе. Да в принципе в этом и не было необходимости. Практически все как один находились в неадекватном состоянии: озверевший азарт.

Глаза на выкате. Ор до срыва голосовых связок. Мимо проскочил мальчишка с разбитой головой. Но, судя по всему, он в состоянии эйфории не чувствовал боли. Диме даже не надо было настраиваться на их эмоции. Сама атмосфера боя была заразна. И он эту заразу мгновенно подхватил, резко почувствовав в себе азарт сражения.

Аж самому захотелось заорать что было мочи и побегать, но воздержался. Хотя глаза выпучил, но скорее от удивления. Пацаны рубились по-настоящему, лупя друг друга со всей дури. И это была ни жестокость, ни ненависть, а именно зашкаливающий азарт, вырывающий их из реального осознания происходящего и переваливая сознанием за грань, доводя себя до сумасшествия.

— Стоп, клип! — неожиданно скомандовала Вера откуда-то из-за камней, и, судя по голосу, она блудила уже в метрах десяти-пятнадцати от Димы.

Все замерли. Даже морская волна остекленела, нависая над прибережным мусором.

— Танечка, Ди, вы где? — продолжала голосить брюнетка.

— Я тут, — ответила ей блондинка со стороны моря. — Я пыталась в воду войти, да не тут-то было. Хожу по ней, как Иисус, аки посуху. Море оказалось твёрдым, как стекло. А на волнах перекатываться прикольно, как на аттракционе.

Дима отзываться не стал, а просто проследовал в сторону призывающей и, обогнув пару камней, вышел на негодующую Веру, которая, сопя от возмущения, стояла напротив парочки драчунов, в одном из которых он признал Набулио. Его противником был более взрослый пацан и по возрасту, и по росту, превышая главного героя почти на две головы.

— Я его нашла, — возвестила Вера, заметив Диму и указывая при этом на шибзика.

— А зачем? — ехидно поинтересовался молодой человек, всем видом показывая, что этого делать было не нужно, и, раскинув руки в стороны, добавил: — Они все в одинаковом неадекватном состоянии. И чтобы понять, что нам хотят показать этим клипом, искать его было вовсе необязательно.

Наконец, наигравшись в Иисуса, к ним присоединилась скучающая Танечка. И если в Вере чувствовалось возмущение по поводу повального детского мордобоя, то блондинке эти пацанские забавы были по барабану. Пусть хоть все друг друга поубивают.

Дима огляделся в поисках Кона. Старичок стоял в сторонке, опираясь плечом на торчащий из песка огрызок скалы, скрестив ноги и сложив на груди руки, с видом скучающего мачо на пенсии. Но обратиться к нему не успел. Опередила Вера.

— Кон, что это за безобразие? Почему никто из взрослых за ними не следит? Дети же поубивают друг друга!

— Что поделать, — равнодушно ответил Господство, отлепляясь от камня и медленно подходя к группе, — таковы были реалии этого времени. Недаром же цивилизованная Европа считала корсиканцев дикарями.

Он подошёл вплотную. По-отечески потрепал Набулио по торчащим из плетёного шлема волосам, что у него, кстати, вполне реально получилось, и с сожалением добавил:

— Это ещё цветочки. Ягодки будут дома. За каждое подобное сражение мама Летиция порола его розгами, как сидорову козу. Вот где было по-настоящему больно. Но, несмотря на порки, он с завидной регулярностью, применяя различные ухищрения, сбегал из дома, чтобы повоевать.

— Адреналиновый наркоман? — задумчиво поинтересовался Дима.

— В какой-то степени — да. Но, будучи уже молодым офицером, он поймёт, что подобное состояние боевого азарта делает из него гения войны. В настоящих боевых походах, когда сражение вступало в фазу непредвиденного и царствовало время импровизаций, Бонапарт открыл для себя, что именно это и есть его истинная стихия. В ней он не имел равных. Она приносила ему как полководцу наибольшие успехи. Во время военных кампаний Наполеон был вихрем энергии, находясь в состоянии бешеного азарта, выглядя со стороны сумасшедшим. Именно тогда, осознав в себе гения войны, он изрёк свой знаменитый принцип, который стал своеобразным девизом всей его жизни: «Надо ввязаться в бой, а там будет видно! Надо уметь дерзать. Надо именно уметь это делать».

Наступила звенящая тишина. Все задумчиво смотрели на застывшего в драке Набулио. Затянувшуюся паузу прервал Дима:

— Война план покажет, — тихо перефразировал он девиз Наполеона на современный лад. — И что означает «надо уметь это делать»? Он что, каким-то образом научился входить в это состояние сознательно?

— Да, — ответил Кон, оборачиваясь к спросившему.

Примерно с минуту все молчали. И вновь паузу нарушил Дима:

— А я почувствовал, что эта хрень заразна. Даже не окунаясь в их эмоции, у самого адреналин подскочил. Еле себя удержал, чтобы не накинуться и не настучать всем по башкам.

— Стадный рефлекс, — развёл Кон руками и хитренько улыбнулся. — Кстати, Наполеон в своём неистовстве был действительно крайне заразен. Там, где он появлялся, солдаты неимоверно воодушевлялись и бросались в атаку, как за богом. Причём обожествляли по-настоящему. Те, кто испытал ауру боевого азарта Наполеона, не иначе как на бога на него не смотрели. Его авторитет среди солдат и офицеров был безоговорочный.

— Любопытно, — изрекла загадочная Танечка, не понятно о чём задумавшись.

Но тут влезла сердобольная Вера.

— Кон. Нам в этом клипе есть ещё что смотреть или можно этот мордобой пролистнуть? Терпеть не могу смотреть на драки. Тем более когда бьют детей.

— Ты остановила его практически на завершении, — ответил дедок-профессор, — так что не вижу ничего предосудительного в том, чтобы его закончить и отправиться дальше.

На этом и порешили.

Как бы Вере не хотелось исключить из просмотров батальные сцены, но следующий клип опять оказался мордобойным. Только это уже была не Корсика, а Франция. Бриенн. Зима в полном разгаре. Много снега, из которого были мастерски сооружены оборонительные редуты и самая настоящая крепость.

Куча пацанов под предводительством юного Наполеона штурмовала снежную цитадель, забрасывая её снежками. Другая толпа оборонялась, отвечая теми же снарядами. С боку, как на трибунах, — толпа зрителей, среди которой виднелись монахи — учителя школы, но большую часть составляли зеваки-горожане.

Бой выглядел феерично. Пацаны голосили на пределе выпученных глаз. Снежки летели в обе стороны сплошным потоком. Наполеон аж визжал, отдавая команды, пребывая в режиме гения войны. Зрители не хуже воюющих орали в фанатском угаре. В общем, хаос был шедевральный. Финал чемпионата мира по футболу отдыхает.

Но вот атакующие подобрались к стенам. С обеих сторон резко уменьшился снежкопад. Стороны перешли в рукопашную. Началась откровенная драка. Преподаватели как один кинулись разнимать и растаскивать. Но не тут-то было. Не успевали они вытащить за ноги одного, как тот, что был вытащен ранее, уже врезался обратно в кучу-малу.

Помогли зрители. Только когда в дело войны вмешались мирные жители, удалось остановить побоище. Притом кто-то умный, как пить дать, из числа учителей, дал команду сортировать оттаскиваемых по принципу: атакующих влево, обороняющихся вправо. Лишь разделив петухов по разным насестам, удалось остановить кровавое побоище.

И тут выяснилось, что почти десяток из осаждённой крепости серьёзно пострадал. Разбитые лица, повреждённые руки, ноги, тела с гематомами. Несмотря на то, что драчунов растащили, словесная баталия не прекращалась. Обороняющиеся все как один, но как один, вразнобой выставляли перед учителями претензии, что атакующие вели бой нечестно, используя вместо снежков камни.

На что армия Наполеона орала в ответ те же обвинения, выталкивая на первый план своих покалеченных. Те же разбитые лица, головы и синяки в разных частях тела. На этом клип резко поменялся. Такого раньше не было. Словно телепортация прошла. По крайней мере, Дима прочувствовал те же неприятные ощущения, как при перемещении в пространстве.

Большая мрачная комната с низко нависающим потолком. Разделена проходом из толстых каменных колонн на два симметричных зала. Длинные столы с массивными скамьями, за которыми сидят, опустив головы, ученики. Перед каждым глубокая миска с ложкой. По середине ряд котлов из расчёта один котёл на шесть человек.

В торцах столов у колонн — по монаху со сложенными в молебном жесте руками. По центру прохода на коленях стоит Наполеон с опущенной головой. Перед ним ещё один монах. По виду — главный. Все учителя натянули на головы капюшоны, поэтому лиц не было видно. А главный вообще стоял к путешественникам во времени и пространстве спиной.

В полной тишине этот главнюк тихим, но пронимающим до мурашек голосом зачитывал приговор. А по-другому его речь назвать было нельзя. Дима заранее включил знание французского языка, поэтому синхронно перевёл:

— В связи с нарушением правил военной игры, инициатором которой был ученик Наполеон Бонапарт, подобные игры впредь запрещаю. Я не буду дознаваться до виновника, кто первым бросил камень. Наказание понесёт зачинщик самой игры, пока вы сами не выдадите мне того мерзавца, кто начал творить безобразие. Предписываю ученику Наполеону Бонапарту до моего особого распоряжения принимать пищу в покаянной рясе, босиком, стоя на коленях. Гордыня — один из величайших грехов, и я намерен выкорчевать эту ересь из ваших голов.

Он, похоже, ещё чем-то хотел постращать взбрыкнувших недорослей, но тут с Наполеоном случился припадок. Мальчик затрясся, словно попал под высоковольтное напряжение. Лицо и руки побледнели, и его начало неистово рвать. Бедняжка сначала встал на четвереньки и, когда приступ рвоты отпустил, повалился на бок, забившись в конвульсиях.

Вся торжественность момента была испорчена. Ученики вскочили с мест, моментально наполнив трапезную гулом. Учителя-монахи забегали, явно не понимая, что делать. Старший и тот до смерти перепугался, затребовав у непонятно кого лекаря. Но через несколько секунд паники, когда Наполеон повалился на бок, принялся, яростно жестикулируя, раздавать команды, сообразив, что у пацана начался эпилептический припадок. И, судя по грамотности команд, он хорошо был знаком с подобным явлением.

— Стоп, клип! — голос Кона прогремел, как гром среди ясного неба.

Дима уставился на его встревоженное лицо, ничего не понимая. Пока тот рукой не указал на валяющуюся без чувств Веру. Девушка имела вид — краше в гроб кладут. Она была белее Наполеона в приступе и, кажется, уже не дышала. Пару секунд Дима находился в ступоре. В голове словно что-то заклинило, но, несмотря на весь абсурд происходящего, чисто на автомате подхватил девушку на руки и бегом рванул в портал.

Выскочив на городскую площадь, заметался, не понимая, куда бы её пристроить и где тут вызывается скорая. Но в этот момент в голове резко прояснилось, и показалось, что даже соображать стал значительно быстрее.

— Танечка, срочно скорую сюда! — заорал он на пребывающую в шоке блондинку.

— Где я её возьму! — завизжала та, пуская слёзы.

— Твою маму! — рявкнул на неё Дима, продолжая держать на руках безвольную тушку. — Это же твой мир! Дай команду!

Блондинка тут же спохватилась, приходя в себя, и, быстро утерев слёзы, принялась за дело. Уже через считанные секунды на площадь старинного европейского городка выскочила российская бригада реаниматологов.