Глава 14

В конце августа 1791 года караван прошел Берингов пролив и взял курс вдоль побережья Америки. У залива с устьем реки Юкон разделились — большая часть судов отправилась дальше на юг, оставшаяся последовала к форту Северный. В каждой из них на транспортных флейтах и галеонах размещался полк, обоим ставилась задача поставить укрепления вдоль границы подведомственных земель и не пускать чужих до особого распоряжения губернских властей. Кроме них перевозились промысловые и строительные бригады, которым в следующем году с наступлением тепла надлежало возводить селения в указанных на карте пунктах и начать добычу ценных руд и самородков из разведанных месторождений. Экипажи судов тоже не оставались без дела — до начала навигации будущего года их обязали построить портовые сооружения на побережье залива у мест зимовки и поселения при них. После же возвращаться в родные края, там в назначенных портах следовало принять на борт новых переселенцев со всем скарбом и везти сюда.

В южную группу набрали еще крестьян, большей частью казенных — Лексею все же удалось переломить нежелание коллегий, да и самой императрицы поделиться столь нужным имуществом, — да и его люди закупили крепостных на торгах, всего чуть более пятисот душ. Планировал в течении двух лет полностью обеспечить нужду в хлебе, мясе и других продуктах, для того следовало основать деревни и хутора вдоль рек Калифорнийской долины, распахать и засеять плодородные прибрежные земли с достаточной влагой, что имело немалое значение в жарком климате с нередкими засухами. Можно было взяться за степные просторы, но это потом, когда будет достаточно народу, сейчас же ставилась цель прокормить хотя бы себя, а не торговать излишками. Везли не только земледельцев, но и весь нужный инвентарь от лопат до плугов, семена, припасы до первого урожая, а также живность — домашних птиц, лошадей и коров.

Достигли залива Сан-Франциско уже в октябре, в Южном форте приветствовали входящие в пролив корабли пушечным салютом. На испанском берегу стояла тишина, только на крепостной стене столпился весь гарнизон — наверное, не знали, что ожидать от непредсказуемых русских, вдруг вздумают штурмовать! Почти не задержавшись, оставив у форта тройку дозорных судов и один транспортник с пехотным подразделением, направились к противоположному берегу залива, где, собственно, был переход к золотоносной реке. Именно здесь собирались основать город Екатеринбург — будущую столицу Русской Америки. Часть войсковых транспортников с кораблями сопровождения пошли южнее к самой границе с испанскими землями, готовые силой подвинуть оппонентов, если вдруг они тишком прошли на русскую сторону. Правда, обошлось без инцидента — бывшие здесь испанцы отступили, завидев десяток идущих к берегу судов под Андреевским флагом.

Город строили все, кто прибыл на эту сторону залива — от генерал-губернатора до крепостного крестьянина. До наступления сезона дождей расчистили от леса и кустарника строительную площадку, заровняли лощины и овраги, засыпали и замостили болота, построили бараки и казармы. С приходом здешней зимы с проливными дождями работы не остановились, рубили лес и возводили деревянные здания по проекту города, во многом подобному Санкт-Петербургу — с такими же просторными улицами и площадями, мощенными камнем или щебнем, обустроенной набережной, парками и садами. Со временем планировалось строить дома из камня и кирпича, когда будет их собственное производство, на первых порах использовали камень только на строительстве двух объектах — резиденции генерал-губернатора и соборе. Пока же люди обитали во временных избах и бараках, по мере готовности новых домов переселялись туда. Сам глава земель жил со своей семьей также как все, разве что после прибавления семейства — Надя родила дочь еще в прошлую зиму на Таймыре, — избу ему поставили просторнее, пятистенку.

Начались контакты с местными индейцами из племени, вернее, семейства племен пенути — винтунов, майду и мивоки. В основном они промышляли охотой, жили в небольших поселениях из 20 — 30 полуземлянок или шалашей. В долине реки Сакраменто выращивали кукурузу, свою главную кормовую культуру, но больше собирали плоды дикой природы — орехи, ягоды, съедобные корни и злаки, тот же дикий рис. В отличие от туземцев Крайнего Севера здешние племена не могли похвалиться коммуникабельностью, если так можно назвать их малообщительность, каждое племя держалось обособленно от других, относилось к чужакам без особой гостеприимности. Правда, и серьезных войн между ними также не было, придерживались своих земель и не притязали на чужие. Многое в укладе местного народа поменялось из-за испанского засилья в южных районах, оттуда бежали на север тамошние племена, так что здесь перемешались пенути и шошоны, возникли раздоры между ними и конфликты, отчасти сказавшиеся на переселенцах из России.

Индейское поселение в Калифорнии

Воинам сторожевого полка еще в самом начале похода предписали обращаться с туземцами мирно, без крайней нужды не применять оружие, лишь при нападении на них и угрозе жизни. До поры до времени подобные случаи не происходили, встречи воинских патрулей с индейцами обходились без стычек — те просто уходили в сторону и скрывались в лесу. Да и руководство переселенцев озаботилось переговорами с вождями племен, можно сказать, купили у них право занять часть их территории. Но однажды обстреляли патруль у границы с испанцами, из лесных зарослей внезапно полетели стрелы, поразив двоих из десятка. Воины залегли и открыли огонь практически вслепую, по догадке, даже толком не заметив, откуда на них напали. Когда же чуть сбоку между деревьев промелькнула чья-то тень, то все дружно выстрелили в ту сторону, причем не по разу. После, когда все стихло — по-видимому, напавшие убрались подальше, — взяли на руки раненных и понесли на заставу.

На следующий день из соседнего племени винтунов прибыл сам вождь и потребовал выкуп за убитого сородича. На объяснение командира, высказанное через приданного заставе переводчика, что тот сам виноват, солдаты лишь оборонялись, вождь заявил — напали не его люди, а шошоны, они лишь следили за пришлым племенем. Выкуп ради мира все же отдали — два топора и еще столько ножей, — но условились, что свои индейцы не станут без нужды приближаться и подставлять себя под огонь, при встрече будут как-то обозначать себя или жестом, или криком: — Свои, — на русском, конечно, чтобы каждому солдату было понятно. Впоследствии такие инциденты еще случались, иногда с жертвами, но до большой войны не доходило. С шошонами обстояло сложнее, стычки происходили не раз, пока их вожди не поняли — русские не такие, как коварные и злобные испанцы, с ними лучше ладить, чем воевать.

В апреле, как только закончился сезон дождей, по рекам потянулись караваны легких судов со строителями, золотодобытчиками, крестьянами и воинской охраной к заранее условленным местам. Город почти обезлюдел, в нем остались те, кто продолжил строительство городских объектов, а также экипажи транспортников и кораблей их сопровождения — они дожидались начала навигации в Беринговом море. Лексей также собрался идти с ними до Северного форта — это лето намеревался провести на Аляске, проверить строительство поселений, фортов и пограничных застав, золотых приисков на Юконе и Клондайке. Собственно, вся эта работала предстояла и здесь, в Калифорнии, но отложил ее на следующий год, сейчас же хотел убедиться, как без его непосредственного участия и надзора в минувшую зиму и эту весну люди справились с данными им заданиями. Не то, чтобы не доверял своим помощникам, но какие-то сомнения оставались, ведь дело для многих новое, впрочем, как и для него самого — это не корабль вести в море или дорогу построить, а гораздо более масштабное, поднимать огромный край!

Когда прощался с родными перед выходом в море, едва удержался, чуть не взял сына с собой — тот не мог принять своим маленьким сердечком, что отец уходит без него, поднял рев и вцепился как клещ, едва мать оторвала. Да и сам Лексей привык к тому, что сын всегда рядом, даже в поездки, правда, не столь долгие, брал его, так что ощущал в душе какую-то пустоту, оставляя за спиной их новый дом. Правда, недолго, отправка немалого флота из почти тридцати судов потребовала внимания и хлопот, каких-то распоряжений и последних инструкций — до северной земли остановок не планировалось. Лексею беспокойство доставило то, что суда пойдут в заполярные моря без него, потому не раз отрабатывал с командным составом и штурманами наиболее безопасные маршруты и правила обхода дрейфующих льдин, штормовых участков, карту ветров и течений на всем пути. Даже устроил им вроде экзамена и добился того, что они выучили все его предписания вплоть до каждого шага или действия в сложных ситуациях, а маршрут могли пройти буквально с завязанными глазами.

В Северный форт пришли в июне — море только недавно освободилось от ледяного покрова, местами еще встречались отдельные льдины и целые поля. Так что практики самостоятельного прохождения подобных участков у судоводителей хватило, Лексей не вмешивался в их команды. Лишь раз пришлось, когда на их пути оказалось гигантское поле с несколькими разломами, а флагман уже было намерился войти в один из них, подвергнув весь караван немалому риску попасть в ледяной плен. Устроил капитану и штурману разнос, в чем-то схожий с тем, что довелось слышать ему когда-то от своего первого капитана в подобной ситуации. Еще раз напомнил, что лучше потерять день или два на безопасный обход, чем идти вот так на рожон. Наука пошла им на пользу, может быть, чересчур — обходили опасность с запасом, по большой дуге, — но то даже лучше, времени дойти до Таймыра достаточно, зато риска будет меньше.

Ледяные поля в северных морях

В заливе у форта встретились с другими судами, готовыми идти в обратный путь, но прежде, чем выходить им вместе с прибывшими, Лексей собрал весь командный и штурманский состав. Дал важные по его мнению напутствия, самое же главное — провел перестановки в командах судов, тех же старпомов и часть штурманов из южной группы перевел на северные, велел несведущим учиться науке северной навигации без бахвальства прежним опытом и чинами. Особый разговор состоялся с будущими топ-менеджерами, если можно так назвать полномочных представителей, созданной распоряжением императрицы Русско-Американской промысловой компании — Лексею все же удалось незадолго до отъезда из Санкт-Петербурга добиться столь важного для его планов решения властей и самой государыни. Вручил им заверенные его печатью копии государственной грамоты, в которой было предписано всем местным чинам оказать всемерное содействие новой компании, поручил каждому из них создать в назначенной губернии свои представительства для набора нужных людей, привлечь средства купцов и заводчиков под акции и векселя, на них закупать оборудование, инвентарь и все прочее по прилагаемому списку.

Пробыл две недели в выстроенном за полярную зиму городке при форте с немудреным названием Северск, ставшим временным губернским центром. Несколько раз встречался с Андреевым, назначенным губернатором еще до отправления из столицы — его предложила императрица из круга своих приближенных, а Лексей после недолгого знакомства согласился, посчитал сведущим в управлении будущим краем чиновником. Только поставил к нему помощником своего человека — все же полного доверия не испытывал, лишь дело покажет, заслуживает ли того. Объехал с ним строящиеся в окрестности объекты — от порта и крепости до отдаленных застав и береговых укреплений. Собственно, этот городок планировался как транспортно-коммуникационный узел или перевалочный пункт, но от того его значимость не уменьшалась — ведь именно через него будут доставляться люди, все нужное снаряжение, товары и вывозиться продукция с центральных и восточный районов по реке Юкон — главной водной магистрали Аляски. Потому считал укрепление этого участка побережья и прилегающей земли первоочередной задачей, наряду с организацией добычи золота и строительством приисковых поселений.

Проживал в просторном, специально выстроенном для важных гостей бревенчатом доме, в одной из комнат обустроили спальню, в других кабинет и приемную для посетителей. Имелась даже своя прислуга — кухарка, горничная и истопник, он же разнорабочий для всяких домашних хлопот, требующих мужские руки. У Лексея иногда закрадывалась мысль — чем они заняты, когда нет постояльца, — приходило подозрение, что ими, особенно женской частью, довольно молодой и пригожей на лицо, да и другое тоже, пользуется сам губернатор, крепкий еще мужчина, оставивший семью в столице. И вообще, мало кто из переселенцев перевез сюда родных, несмотря на предупреждение, что, как минимум, пробудут здесь лет пять, а то и более, пока не наладят свое дело на новой земле. Так что с женским контингентом была явная недостача, потому Лексей особо указывал своим представителям об исправлении в ближайшем будущем такого перекоса.

В тот же день, как заселился в этот дом, ближе к вечеру сюда заявилась Томпуол с младшим Лексеем. Сам он только вернулся из резиденции губернатора, сел ужинать, когда в столовую комнату вошел истопник и доложил, что пришла какая-то туземка с мальчиком и желает встретиться с ним. Почему-то сразу возникла мысль о долганке и сыне, уж если где и должна поселиться, то именно здесь, в портовом городке, где он обязательно будет. Намеренно о ней никого не расспрашивал, того же губернатора, хотя тот знал об интересе Лексея к этой туземке — еще год назад, после зимовки на Таймыре, попросил оказать нужную помощь в обустройстве и пропитании на новой земле. Не успел выйти из дома, как молодая женщина бросилась к нему и обняла, за нею несмело подошел сын. За минувшее время после расставания почти не вспоминал о них, а сейчас, при встрече, что-то теплое пробудилось в душе — все же это его кровь и первая любовь, пусть и минувшая, — обнял их обоих.

Сидел на шкурах в чуме Томпуол — взяла его с собой, как и весь свой скарб, — ел вместе с сыном приготовленную зайчатину, добыла ее она же сама. Не захотела заходить в дом, куда он позвал, попросила пойти с ними. Позже, уже в своем жилище, объяснила — ей лучше здесь, чем в русской избе, да еще люди там чужие. Лексей не стал переубеждать, понимал — женщине надо место среди всего незнакомого, где она могла чувствовать себя спокойно, вот и взяла то родное, что напоминало о прежней жизни. Слушал и сам рассказывал о прошлой зиме, намерении объехать весь северный край. Едва услышав о том, заявила, что поедет с ним — ей, как и сыну, к кочевой жизни не привыкать, а расставаться с ним не хочет, терять и без того недолгое время. Еще сказала, не стесняясь сидевшего рядом мальчика: — Я столько ждала тебя, теперь ты мой мужчина — возьми меня прямо сейчас, — скинула кухлянку, меховое платье со штанами и, уже обнаженная, подступила к Лексею, потянула за собой на лежанку.

В путь по Юкону вышли на небольшом парусно-гребном боте, способном ходить по мелководным рекам. Соответственно даже капитанская каюта, куда вместились втроем, имела довольно скромные размеры. Неширокую лавку Лексей отдал Томпуол и сыну, сам расположился на полу. Правда, в первую же ночь мальчик перебрался к нему — не мог найти места на возвышении, а так пристроился под боком отца и сразу заснул, намаявшись после лазания по кораблю. Ему все было интересно — как ставили или убирали паруса на единственной мачте, управляли штурвалом, убирали якорь, вязали узлы. Он еще плохо говорил на русском, больше смотрел, даже пытался повторять за матросами. Те заметили интерес младшего Лексея, показывали и объясняли свои приемы, а он повторял за ними. Конечно, девятилетнему мальчишке многое было непонятно, да и силенок не хватало, но старался не только усвоить, но и помогать старшим. Отец же, видя подобную склонность сына, сам с ним занимался, давал азы морского ремесла, а тот внимательно слушал и довольно толково для своего возраста перенимал науку.

С Томпуол же обстояло не столь просто, выявились свои заморочки. Слишком отличалась от той скромной девочки-подростка, с которой когда-то прожил почти год. Такую, какой она стала, в русских деревнях называли бой-баба, ее напору и решительности хватило бы на двух молодух не робкого десятка. А если упрется в чем-то, то хоть кол на голове теши — все равно будет стоять на своем! Как с этой же поездкой — ведь не до нее, да и помешает всем, — но как-то сумела уломать Лексея. Или уже здесь, на корабле — велел сидеть в каюте и не появляться лишний раз на палубе, даже грозился высадить на берег, если не будет слушаться, а она твердила свое — ей нужен простор и свежий воздух, а здесь душно и тесно, — и все равно выходила. Но какой бы она ни была, все больше привязывался к ней, а ее строптивость в какой-то мере нравилась ему, если, конечно, совсем уж не допекала.

А в постели долганка не знала удержу, как будто хотела наверстать за все ушедшие годы. Никогда Лексей так не выматывался от любовных игр даже с самыми любвеобильными дамами, прежде не жаловался на мужскую силу, но уже готов был сдаться и просить пощады. Причем молодую женщину не смущало присутствие сына, да и тех же матросов, слышавших через тонкую перегородкую страстные стоны и крики. От того, наверное, украдкой пожирали глазами ее аппетитные формы, а та как будто дразнила изголодавшихся мужчин, разгуливая по палубе в меховой накидке на голое тело, иной раз распахивающейся порывом ветра. Тем самым доставляла немалое беспокойство начальству корабля в лице капитана, тот даже высказал Лексею свое беспокойство — может до греха дойти, у мужиков уже штаны рвутся от напряжения!

Тем временем прошли Юкон от одного разведанного месторождения к другому, Лексей сам обходил возводимые поселения, прииски и форты, где то уже начали добычу самородков, в большей же части только начали строительство строений. Не вмешивался в ход работ, да и не надо было торопить людей — они сами спешили как-то обустроиться. Так они миновали Клондайк, дошли до притока сравнительно крупной реки Теслин, крайнего пункта своего маршрута. Здесь расположилась на заставах одна из рот сторожевого полка, перекрывая возможный путь с Берегового Хребта. Ставилась впрок на случай будущего наплыва искателей удачи, как только слух о золотых месторождениях пройдет по миру. Охрану всей границы с юга и востока имеющимися силами не могли обеспечить, но водные пути с той стороны перекрывали. Конечно, кто-то мог просочиться лесами, но в здешних дебрях на то решился бы далеко не каждый. Да и в случае необходимости могли усилить резервом из форта на Клондайке.

Наступил уже август, стало заметно прохладнее и следовало скорее возвращаться в Северск до наступления морозов, так что без задержки повернули обратно и шли скорым ходом, останавливаясь только на ночлег. Именно тогда на берегу во время ночной стоянки на Томпуол напали два матроса и пытались изнасиловать. Наверное, похоть лишила их разума — ведь всей команде было известно, что эта туземка женщина генерал-губернатора, а связываться с ним себе дороже! В ту ночь она пошла из палатки по естественной надобности, а через несколько минут раздались ее вопли, которые и глухой бы услышал. Лексей подумал, что на нее напал медведь или еще какой-нибудь зверь, выскочил в чем был — в одних подштанниках, — но прихватив ружье, помчался на выручку подруге. Через полсотни метров в прибрежных зарослях увидел в сумрачном свете, как двое мужчин повалили ее на землю и стягивали с нее платье, а та продолжала кричать и сопротивляться, стараться вырваться из рук насильников. Лексей выстрелил в воздух и этого хватило — мужики бросили жертву и так быстро скрылись, не то, что остановить, даже разглядеть их лица не успел.

Наутро капитан выстроил на палубе весь экипаж, кратко сообщил о случившемся ночью, а после сказал:

— За попытку надругаться над свободной женщиной виновные будут подвергнуты порке. Сознавайтесь, канальи, кому из вас лишние яйца помешали, вздумали насильничать? Если добром не признаетесь, то накажем всех, по сто плетей каждому!

Молчали все, никто не признался — кто-то смотрел в глаза, другие отводили взгляд, — так прошла целая минута, после капитан приказал боцману начать экзекуцию всех матросов. Лексей вмешался, отдал свою команду: — Отставить, — затем прошелся вдоль строя, всматриваясь в каждого. Чувствовал отголоски эмоций — страх, надежду на то, что все обойдется, у кого-то облегчение — наверное, сам был готов на такое, но не дошел до того. У двоих же, кроме того, злобу и досаду — по-видимому, за то, что не удалось заполучить женской плоти, а теперь пропадут, не испытав желаемой услады. Сомнений об их причастности не оставалось, но и принятое капитаном наказание считал неприемлемым. Они только затаятся и при удобной оказии могут причинить худшее зло. Потому отдал приказ:

— Этих двоих посадить в трюм до прибытия в Северск, там будут отданы под трибунал. Остальные свободны. Отдайте команду, капитан.

Происшедшая попытка насилия послужила уроком Томпуол — она теперь лишний раз нос не высовывала из каюты, а в первые дни после той ночи шарахалась от каждого матроса, попадавшегося на пути, пока страх не отпустил ее. Да и стала гораздо послушней, намного реже перечила ему. Так что Лексей не раз вспоминал народную мудрость о худе, которое сотворило добро в отношении своенравной подруги. Правда, любовный пыл у нее от того не угас, только не кричала так громко, как прежде, когда же не могла сдержаться, то стискивала зубы и глухо стонала. В конце же пути заявила Лексею, что у нее будет дитя, так что ждет его непременно в следующем году, подколов при том: — … а не через восемь, как в прошлый раз!

В сентябре отбыл из Северска на юг на сторожевом бриге, завершив все намеченные дела в северной земле. Планировал вернуться сюда через два года, к этому времени здесь должны были подготовить для отправки в столицу продукцию из золотых приисков и рудников, а также пушнину и меха, которые привозили в торговые фактории охотники из эскимосских и индейских племен в обмен на нужные им товары. Эти фактории открыли в каждом из трех десятков поселений, построенных на промысловых предприятиях и пересечениях водных путей, а также вблизи фортов. Пока они представляли лишь наметки будущих городов и крупных поселков, но уже возводились с такой перспективой, лишь ждали новых переселенцев. В целом Лексей остался доволен поездкой — задел на ближайшее время есть, самая важная территория и главные месторождения уже осваиваются, пусть еще недостаточно быстро, но для начала допустимо — Москва ведь тоже не сразу строилась.

В Калифорнии попали под проливные дожди — в этом году наступили раньше обычного, уже в октябре. Так под почти тропическим ливнем с видимостью не далее кабельтова прошли в залив, встали у причала уже построенного порта. Весь промокший, почти бегом добрался до своего нового особняка — его возвели этим летом. Не успел в прихожей снять епанчу (плащ-накидку), как выбежал Миша и обнял его за ноги, за ним Надежда с Машей, младшей дочуркой, на руках. Слез и радости хватило с лихвой, особенно у сына, дочь же еще дичилась — ей только минуло полтора годика, так что отвыкла от отца. После ужина одарил жену мехом калана на шубу и шапку — хотя в местном жарком климате они вряд ли понадобились бы, но все равно обрадовалась подарку мужа, да и Маша увлеклась игрой с мягкими шкурками. Сына также не обделил — вручил детский лук с затупленными стрелами, отдал еще впридачу пару моржовых бивней метровой длины, один из них позже пустил на фигурки зверей.

Сезон дождей в Калифорнии

В наступившую пору дождей жизнь в столичном городке почти замерла, работали лишь торговые лавки да пекарня с другими продовольственными производствами. Иногда проходили воинские патрули, возвращавшиеся с дозорного обхода вдоль побережья залива. Захаживали индейцы со своей добычей или уловом, меняли в фактории на соль, муку и прочую бакалею, а также нужные в хозяйстве принадлежности и инструменты — от иголки и нитки до топоров, лопат и осветительных ламп. Как-то сам собой решился женский вопрос — немало горожан обзавелись индейскими женами, просто купили девочек постарше у отцов семейств за тот же мешок муки или пару ножей. Индейцы довольно охотно шли на такой обмен — голод не тетка, когда в землянке или шалаше семеро ртов, а добытчик один. Вот так переселенцы в какой-то мере породнились с местными племенами, что вместе с обоюдной торговлей способствовало миру между ними.

В самый разгар дождливого сезона всему городскому населению вместе с солдатами и экипажами стоявших в порту кораблей пришлось спешно возводить дамбу вдоль протоки из залива в устье Сакраменто — вода в ней поднялась больше чем на метр от обычного уровня, залила улицы и подтопила дома. Несколько дней и ночей длился аврал — по колено в грязи носили мешки и корзины с грунтом, складывали у берега, забивали между ними камни и дерн. Люди уже падали от усталости, но нельзя было прекращать работы — иначе бурный поток просто разрушил бы возведенную преграду, а все их усилия пропали напрасно. Хорошо еще, что на подмогу пришли индейцы, принесли шкуры, которыми закрыли промоины, да и сами трудились наравне со всеми. Доброе дело не оставили без награды, оплатили местным их потери, в свою очередь подсобили с ремонтом жилищ или возведением новых — ненастье причинило урон и индейским поселениям.

Наводнение в городе на берегу залива

Грядущую беду Лексей предчувствовал еще за несколько дней до ее прихода. Вначале ощутил тревогу, усиливавшуюся с каждым часом, и связывалась она с льющейся с неба хлябью. Вскоре стала более определенной и шла именно со стороны протоки, а не залива, хотя там также было неспокойно. Прошел по ее берегу, сам убедился в реальности угрозы — водный поток бурлил и несся с громадной скоростью в залив, но уже не вмещался в русле и стал подниматься, до верхнего края осталось не больше полуметра. Тут же направился в свою резиденцию и отправил посыльных к нужным чинам — губернатору, командиру гарнизона, начальнику порта. Когда же они прибыли, отдал им распоряжения срочно готовиться к паводку, после проследил за их исполнением. Всех вызванных с застав воинов, а также матросов и портовых рабочих направили на земляные работы поднимать и укреплять камнем берег, горожан же и их юных жен послали ломать ветки и вязать корзины. Взяли еще со складов холстину и парусину, принялись шить из них мешки, нарезать полотна для заделки возможных промоин.

Стихия же показала свой норов, поднявшаяся воды размывала валы, их укрепляли мешками и пластырями в одном месте, как в другом вновь прорывало и так раз за разом. Уже заканчивались заготовленные мешки и корзины, вместо них люди использовали срочно собранные ткани, даже рубашки и штаны, да и держались из последних сил. Наступил критический момент, Лексею стало понятно, что самим не обойтись, тогда отправил гонцов в индейские поселения звать на помощь соседей и еще — пусть они прихватят шкуры и любой материал. Откликнулись не все, но тех же туземцев с трех ближайших родов хватило, чтобы вместе справиться и перекрыть идущий на город поток. Еще дня три караулили у запруды, где-то иногда подправляя, после же опасность ушла — вода вернулась в свое русло, — хотя еще долго бурлила, как бы напоминая о своей грозной силе. По словам местных индейцев, подобные бедствия происходили нечасто, где-то раз в десять лет, иногда даже сильнее, чем сейчас, так что городским чинам добавилась забота на будущее — заранее, а не так, второпях, подготовиться к следующему наводнению.