Глава 4

Бой длился уже час, а ситуация у флота складывалась все хуже. Главное — стали терять транспорт, получили повреждения и затонули уже десяток судов, а каждый из них нес роту или больше русских солдат. Боевые корабли подставляли борта под огонь вражеских линкоров, но, растянувшись вдоль сбившегося в кучу транспорта, перехватить все снаряды не могли — они пролетали между ними и нередко находили свою цель. Малые корабли, те же миноносцы, помочь не сумели — стоило им выйти навстречу линкорам неприятеля, как они тут же переводили огонь на приближающиеся цели со всех орудий, ставя сплошную стену разрывов, а из-за их строя выходили перехватчики, не подпускали редких прорвавшихся для закладки мин. Потеряв несколько миноносцев и сопровождавших их кораблей, пришлось отказаться от подобных атак. Уже всем стало понятно, что враг знает об оружии и тактике русских, сумел найти успешные контрприемы и сейчас умело пользуется ими. Небольшое преимущество в составе кораблей не выручало, они были связаны защитой транспорта, который практически лишил их маневра, тогда как противник имел неограниченную свободу, а инициатива полностью перешла к нему.

Следовало найти какое-то решение, которое смогло бы хоть немного облегчить положение своего флота и спасти десятки тысяч солдат и матросов. Лексей уже с самого начала боя видел неблагоприятное его развитие, но изменить не смог, отдал лишь приказ держать оборону. С невольной досадой честно признался, что Нельсон переиграл его, устроил ловушку, в которую он попался. А сейчас спешно искал выход, чтобы избежать разгрома, но ничего вразумительного в голову не приходило. Практически все корабли флота стояли на месте, представляя статичную мишень, несли потери, а сами не могли поразить отлично маневрирующего противника — отдавал должное его мастерству. Наверное, от безысходности, но все же решился на шаг, который до этого момента считал чрезмерно рисковым и малоэффективным — отдал приказ выпустить все подводные лодки и оба аэростата — в надежде, что хоть кто-то из их экипажей сумеет поразить свою цель. Понимал прекрасно — слишком малая вероятность у тихоходных аппаратов перехватить скоростные корабли, — но то ли от отчаяния, то ли слепой веры в чудо, пустился на такую авантюру.

И чудо случилось — два вражеских линкора, идущих в очередную атаку справа, вдруг вздрогнули и стали резко замедляться, а после вовсе остановились, разрушив строй следовавших за ним кораблей. Одним из них оказался флагман с адмиральским вымпелом на грот-мачте (*центральная мачта), по нему немедленно открыли огонь русские линкоры на этом фланге обороны. Аэростаты также навели на подранков, их экипажи забросали палубы своими бомбами. Довершил разгром целей пожар, захвативший сначала палубные надстройки, а после проникший вниз и вызвавший взрыв пороховых зарядов на деках (*орудийные палубы). И все это произошло настолько быстро, что с соседних кораблей не смогли помочь, даже снять экипажи с гибнущих лидеров, да и продолжающиеся залпы не давали приблизиться без риска собственного поражения. Так и горели свечой два самых сильных корабля противника, вызвав всеобщий восторг и крики 'Ура' русских моряков, а также солдат, высыпавших на палубу транспортных судов.

Главный же результат столь удачной вылазки подводных и воздушных аппаратов наряду с поражением линкоров вскоре стал очевиден — хотя неприятель продолжил атаки, но они потеряли остроту и силу. Экипажи кораблей уже опасались приближаться настолько близко, как прежде, их действия представлялись более предсказуемыми, так что вовремя могли принять против них свои меры и даже поражать, пусть не настолько губительно. Да и миноносцы теперь стали гораздо полезнее — успели поставить в предполагаемых местах вражеской атаки заградительные закладки, на которых подорвались несколько целей. Сражение продолжалось еще несколько часов — враг упорно продолжал попытки вернуть прежнее превосходство, но после потери линкора и десятка других кораблей все же унялся и убрался восвояси. Русская эскадра также пострадала, особенно с транспортными судами, но с полным основанием могла считать себя победителем в столь трудной битве, оставив за собой поле боя и сохранив основные свои силы.

Задержались здесь почти на неделю, по мере возможности устраняли многочисленные повреждения кораблей. Где-то трети из них требовался капитальный ремонт на стапелях, обошлись же временными латками и заменой из подручных средств, лишь бы дойти до конечного пункта маршрута, благо что он находился совсем рядом. Подошли к Мальте через три дня почти черепашьим ходом, встали на рейде на солидном удалении от фортов, закрывавших проход к главному городу-порту Валлетте. Собственно, весь остров представлял собой крепость, возведенную более двух веков назад орденом иоаннитов, позже названным Мальтийским. Три года назад остров захватили французы, но в прошлом их выбили англичане с помощью повстанцев из местного населения, восставших против тирании оккупационных властей. Правда, джентльмены из Туманного Альбиона оказались не лучше, устроили здесь морскую базу и не собирались возвращать ордену, как обещали, тем более аборигенам.

Остров-крепость Мальта

Захват крепости, особенно его главного города, выглядел непростой задачей даже по первому взгляду на мощные стены и бастионы, стоил немалых усилий и потерь. Да и брали их прежде за счет предательства изнутри, чем силой осаждавших. Так что спешить со штурмом не стали, начали с разведки, вернее осмотра всех его укреплений сверху, с аэростатов. Использовали оба, взобрались в гондолы как командование корпуса, так и Лексей со своими помощниками. Невиданные устройства вызвали у защитников крепости очевидный интерес — кто-то остолбенел, глядя вверх, другие замахали руками, показывая на них. Нашлись и более решительные — открыли стрельбу из мушкетов, стараясь поразить воздушную цель. Конечно, безуспешно — аппараты не опускали ниже двухсот ярдов, этой высоты хватало с лихвой для безопасного полета. Сбросили еще пенал с ультиматумом к британскому комиссару адмиралу Боллу о незамедлительной передаче крепости русскому командованию по воле Магистра Ордена императора Павла I, хотя не сомневались — тот наверняка откажется.

Как и ожидалось, в ответном послании комиссара последовал отказ с мотивировкой: —… Соединенное Королевство не признает права русского императора на Орден и остров Мальту. Великобритания приняла остров под свой протекторат по договору с Национальным собранием и всеми своими силами защитит сей народ от любого посягательства...

Болл практически открытым текстом посылал русских далеко-далеко, отказывая в легитимности их притязаний. А отмазка выглядела у него превосходной — мол, по просьбе местных жителей берем остров под свою защиту и никому не отдадим этот жирный кусок в стратегически важном районе Средиземного моря! А полезете — получите леща и на весь мир ославим как бандитов и захватчиков...

Лексею, собственно, все эти дипломатические нюансы были до одного места — у него есть приказ и он исполнит его. Да и как будущая база русского флота остров представлял большую ценность и упускать его не имел права. В оговоренный час отдал приказ о начале бомбардировки как артиллерией линкоров, так и с аэростатов. Огонь вели днем и ночью почти без перерыва в течении трех суток, а после в самый темный час отправил на подводных лодках в несколько заходов десант к фортам с приказом занять и удержать до подхода корпуса. Операция прошла успешно, да и у бойцов еще с прошлого года появился достаточный опыт, в считанные часы захватили орудийные батареи и зачистили от неприятеля укрепления фортов. По их сигналу весь флот вместе с транспортом двинулся вперед и уже на отмели прямо в воду ступили полки и один за другим проходили через проемы и проломы на занятый плацдарм.

Враг пытался удержаться на своих позициях, даже переходил в контратаку, но все же трехкратное превосходство в живой силе и мужество русских солдат позволило переломить сопротивление, в течении остатка ночи и наступившего дня вытеснили британцев из города. Еще неделя ушла на занятие других поселений и всей территории острова, довольно значительной — почти три десятка верст с северо-запада на юго-восток и полтора десятка в поперечине. После же перешли через неширокий пролив и почти без сопротивления взяли соседние острова — Комино и Гозо, — вместе с Мальтой образующих архипелаг, принялись возводить новые и восстанавливать прежние укрепления, показывая всем — русские встали тут надолго. А как ужиться с местным населением, пока нейтрально отнесшимся к новым постояльцам на их земле — в том забота коменданта и его администрации. Флот же с частью корпуса отправился в обратный путь к берегам Франции, оставив поврежденные корабли и их экипажи для ремонта и последующего несения службы на новой базе.

Мальтийский архипелаг

Вернулись к французским портам уже в сентябре, сразу после прибытия провели общее совещание командования флота и капитанов кораблей с одним вопросом — что им дальше предпринять? Возвращаться домой не имело смысла, просто не успеют до конца навигации. Идти в Северное море также представлялось не лучшим решением — в Атлантике сейчас начинается сезон штормов и длиться он будет до самой весны. Так что для всех было понятным — до той поры придется остаться здесь. Только прохлаждаться в портах все это время никто хотел, особенно те, кто остался здесь охранять французов — рвались в бой поквитаться с англичанами. А то, что через пару месяцев сюда придут циклоны, а с ними штормы, их не пугало — мол, семи смертям не бывать, у каждого есть свой срок и его не избежать, сидишь ли на месте или идешь ветрам вопреки. В конце концов надумали отправить группу Чичагова в рейд — пусть пройдется до Неаполя и разберется с главной базой неприятеля. В усиление передали несколько линкоров и фрегатов, большую часть миноносцев, подводных лодок, а также десанта, так что состав группы складывался в полноценную эскадру.

Сам Лексей с остальными кораблями также не собирался отсиживаться, только путь держал гораздо ближе — к острову Минорка, на нем располагалась еще одна английская база. Ее он также предполагал занять для контроля западной части моря, хотя о том в предписании Павла не упоминалось. Впрочем, лет двадцать с небольшим назад здесь уже находилась стоянка русских кораблей, британцы даже собирались передать остров России в обмен на поддержку в войне против Соединенных Штатов. Что раньше было — проросло быльём, сейчас же Лексей не мог упустить такую возможность. Генерал Дохтуров нисколько не воспротивился захватническим намерениям командующего, с готовностью согласился взять остров под свою руку. Так и поступили, отправились с оставшейся частью корпуса на юго-запад к Балеарским островам — к ним относилась Минорка или Менорка, как называли испанцы этот остров, прежде владевшие им. Уже через неделю достигли его и заблокировали бухту у главного города Маон с находившимися там несколькими вражескими кораблями.

Балеарские острова

Укрепления базы намного уступали тем, что выстроили на Мальте, лишь два форта на входе в бухту, а крепостной стены, опоясывающей остров, не имелось в помине, лишь вокруг города. Так что высадили полки корпуса на милю севернее, там где выход на берег не преграждали скалы, а глубина позволила транспортным судам подойти ближе. Им предстояло занять немалый остров, больше Мальты в два раза, а после строить укрепления на всех важных участках побережья. Эскадра же, вернее, оставшаяся от нее часть, приняла на себя захват главных опорных пунктов противника в Маоне и Сьюдаделе, вторым по значимости городе. Задача не представлялась сложной, тем удивительней оказалось упорство защитников фортов, стоявших практически насмерть, когда сопротивляться не оставалось смысла. Так обстояло в крепостях обоих городов, почти никто из английских солдат не сдался в плен, лишь те, кто из-за ран не мог вести бой. Чуть позже выяснили, что они из непальских гуркхов, с недавних пор призванных в колониальные войска и уже прославившихся бесстрашием, фанатичной стойкостью. И насколько рациональными по сравнению с ними выглядели моряки на захваченных в бухте кораблях — после предупредительного выстрела с линкора незамедлительно подняли флаг капитуляции.

Долго в Минорке не задержались, сразу после передачи взятых крепостей комендантам отправились к Гибралтару занимать самую западную базу англичан в Средиземном море. Путь выпал недолгий, да и без транспортных судов, оставшихся в бухте Маона, двигались намного скорее. На подступах к проливу перехватили и задержали сторожевое судно противника, от его капитана узнали важные сведения как об укреплениях и силах гарнизона крепости, так и эскадре Нельсона. Впрочем, уже не его — в том памятном сражении близ Мальты славный британский адмирал погиб в огне, но не покинул свой корабль. Тогда командование принял его заместитель — контр-адмирал Коллингвуд, — после сражения увел эскадру в Неаполь, где и находится до сих пор, восстанавливая на тамошней верфи серьезно поврежденные корабли. От этой новости у Лексея похолодело сердце — ведь туда он послал молодого Чичагова, талантливого командира, но прежде самостоятельно не проводившего большие сражения.

Штурм и захват британской крепости обошелся большими жертвами обеих противоборствующих сторон — Лексею пришлось снять с кораблей почти треть экипажей в помощь немногочисленному десанту и именно матросы, не обученные близкому бою на суше, несли основные потери. Потом сам же передал русской кровью заплаченную цитадель союзникам — испанцам, — прежде не раз и безуспешно пытавшимся вернуть этот стратегически важный опорный пункт в самой горловине пролива. По сути, на блюдечке преподнес испанскому командованию столь ценный подарок, правда, высказал еще, что его флотом захвачена английская база в Минорке и ее он оставляет за собой. На претензию генерал-капитана Мануэля Годоя, что остров тоже их и надо отдать, Лексей ответил жестко, не побоявшись возможных дипломатических сложностей в будущем:

— Мы взяли эту землю в бою с нашим общим неприятелем без какой-либо вашей помощи и вправе считать его своим. С вас довольно, что вернули Гибралтар и ни один испанский солдат не погиб при том. А если не согласны — попробуйте отнять, думаю, вряд ли у вас получится!

Уже позже, зимой, Лексей получил послание от государя, переданное через Первого консула, с полной поддержкой принятых им мер с небольшим дополнением:

— Флоту нашему в Средиземном море быть, посему считаю нужным сохранить за собой не только Мальту, но и Минорку. С испанцами не без помощи французского друга договорился, заплатил Карлу IV отступные, теперь остров наш по законному праву. Оставляй эскадру и корпус Дохтурова на наших базах — они теперь будут здесь постоянно, — сам возвращайся скорее, не позднее весны, слишком много дел для тебя накопилось. О них сообщу по прибытию, лишняя огласка ни к чему.

Так что пришлось Лексею спешно передавать эскадру Чичагову и собираться в дальнюю дорогу. Прежних сомнений в отношении новоиспеченного вице-адмирала, назначенного императорским указом командующим Средиземным флотом, не осталось после удачно проведенной им баталии в бухте Неаполя. Быстро и четко заблокировал корабли противника в бухте, застав их врасплох, после перекрыл выход минными полями, на которых подорвались те, кто пытался прорваться в море. Удачно использовал не только миноносцы, но и подводные лодки — они тайно проникли в гавань и повредили часть стоящих на рейде вражеских линкоров. А после захвата фортов пробились к ним всем соединением, в прямом противоборстве тяжелых кораблей одолели с заметным преимуществом, хотя не обошлось без своих потерь. Наиболее пострадавшие суда — как собственные, так и трофейные, — затопили на рейде, они просто не выдержали бы обратный путь до французских портов в начавшемся сезоне штормов, с остальными в конце ноября вернулись в Тулон.

Выехал в дальний путь — более двух с половиной тысячи верст или полторы тысячи миль, как привычно Лексей переводил в морскую меру, — в конце декабря конным экипажем под охраной десятка десантников. Сопровождал их эскорт из полуэскадрона французских гусар, предоставленный местным командованием по прямому указанию консула в знак признательности за заслуги в южном море. Все хлопоты, выпавшие в дороге, приняла на себя французская сторона вплоть до границы с Пруссией. Как ни спешил Лексей, но приходилось останавливаться в крупных городах на несколько дней — местные власти устраивали чествование победителя неприятельской эскадры со званными ужинами и даже балами, а отказывать им не позволяла высокая политика, да и не хотелось лишать праздника уставших от бесконечных войн людей. Так что путь до Нанси — крайнего города перед Пруссией, — растянулся больше, чем на два месяца. Оставалось проехать почти столько же, а время уже поджимало, да и могли попасть в распутицу и не успеть к условленному сроку.

По немецким землям проехали почти без задержки, лишь в Берлине пришлось ждать аудиенции у короля Фридриха Вильгельма III. Пусть даже будучи проездом, но как официальное лицо — глава коллегии и член Государственного совета, — Лексей обязан был оказать почтение монарху союзной России державы. Так что провел в этом городе целую неделю в ожидании вызова в Шарлоттенбург — резиденцию прусских королей, объездил между делом его достопримечательности — старые замки и дворцы, городскую ратушу, Берлинскую оперу, церкви Святой Марии и Святого Николая, неспешно, сойдя с экипажа, прошел бульвар Унтер-ден-Линден от Бранденбургских ворот до реки Шпрее. Видел немало общего в их стиле с французскими строениями, впрочем, как и во всей Европе этого времени — везде царил пресловутый барокко с его вычурностью и роскошью, правда, в той же Франции все популярней становился более строгий классицизм. Лексея архитектурные тонкости особо не занимали, просто отдавал должное уважение мастерам, создавшим эти замечательные сооружения и здания.

Встреча с прусским правителем прошла в малом зале дворца скромно, тот вообще избегал помпезности и роскоши в отличие от своего отца, любителя женщин и разгульной жизни. Да и воинственностью молодой король не отличался, старался поддерживать с соседями нейтральные отношения. У Лексея после недолгого разговора с ним осталось какое-то неопределенное впечатление, даже заподозрил, что тот не от мира сего — уж слишком благочестивый и тихий, совсем не такой, каким должен быть глава государства, еще со времен Фридриха Великого подминавщего под себя все германские земли. Не проявил интереса к военной компании минувшего года, противоборству Англии и Франции, лишь проговорил с осуждением о длящейся уже более десяти лет войне в Европе:

— Люди предали забвению божьи заповеди, множат зло новым злом. Написано Матфеем — Возлюби ближнего твоего, как самого себя, не возжелай ему зла. Мы же идем войной на соседа, убиваем, грабим, а он отвечает нам тем же и нет тому конца.

С подобным пацифизмом среди монархов Лексей встречался впервые, даже не знал, что сказать Фридриху Вильгельму — не спорить же с ним о справедливых и несправедливых войнах! Да и посчитал, что тот сам прекрасно понимает о реальной жестокости мировой политики, больше лукавит или, что вернее, придуривается перед русским гостем, только зачем — не понимал. Постарался не задерживаться лишней минуты и скоро распрощался с этим чудаком, жалея о потерянном времени. А через две недели на землях бывшей Польши, теперь ставших прусскими, невольно вспомнил короля-пацифиста, когда столкнулся с его солдатами, грабившими небольшую деревеньку неподалеку от Познани. Не знал, чем провинились ее жители, возможно, за какие-то недоимки, но солдаты в буквальном смысле отбирали у них последнее, вплоть до ветхой одежды, обрекая их умирать в холодную зиму. Вмешиваться на чужой земле не имел права, так и проехал мимо, не сказав ни слова, а потом долго не мог отойти от злости и досады.

Раздел Речи Посполитой 'союзом трех черных орлов' (*на гербах России, Пруссии и Австрии изображался черный орел, тогда как у Польши белый орел) Лексей воспринимал негативно, особенно к участию в нем своей страны. Не из-за каких-то идеалов свободы польского народа или сочувствия к нему, а больше своим представлением о целесообразности и выгоде, вероятно, не всем в этом мире понятным. Возвращение западных земель Украины и Белоруссии считал справедливым, но то, что полезли дальше — уже ошибкой, следствием великодержавных амбиций государыни и ее окружения. Формально по договору с союзниками остановились на границе исконно русских земель, но по факту пытались держать под своей рукой гораздо большую часть литовско-польского государства — от Курляндии до Силезии. В результате получили большой геморрой с недружественным народом при весьма сомнительных благах для России.

Как-то пытался объяснить матери, но даже намек на свое мнение в польском вопросе вызвал у нее резкое отторжение, высказалась с заметным в голосе раздражением: — Ты уже взрослый муж, да и разумом не обделен, а не понимаешь самого простого — не возьмем мы, возьмут другие, а нам то надо? Подумаешь, пшеки не довольны, эка печаль — заставим, никуда они не денутся!

Возможно, у нее появились какие-то сомнения в последние годы, особенно после восстания Костюшко, охватившим практически все занятые земли и доставившим русским войскам много хлопот и большие потери, но о том Лексей лишь предполагал. Во всяком случае, не стала удерживать за собой Варшаву и центральные воеводства, наиболее яростно оказавшие сопротивление, передала их Пруссии при последнем, уже третьем разделе страны за год до ее смерти. С преемником, Павлом, речь на эту тему не заводил, не видел смысла — насколько тот выступал противником принятых матерью мер, а с Польшей оставил как прежде. Именно он вместе с союзниками четыре года назад принятой тогда Петербургской конвенцией поставил последнюю точку в истории Речи Посполитой как государства — она перестала существовать даже формально. Вот так, в раздумьях о своенравном народе в несчастной стране, проехал эти земли, дальше путь пролегал на родной стороне, за два года на чужбине даже соскучился по ней.

Прибыл в Санкт-Петербург позже, чем планировал — в середине апреля, — застрял в распутицу на Порховской дороге, построенной по указу императрицы лет пятнадцать назад. По ней добирался от самой Варшавы через Гродно и Динабург (*Даугавпилс), бывшие польско-литовские города, ставшие теперь российскими. Хотя этот тракт считался имперского значения — с почтовыми ямами, казенным содержанием и ремонтом, — но все же пришлось ждать две недели в маленьком городишке перед Псковом, пока хоть немного высохнет грязь. В родном доме встретили слезами и объятиями, обе семьи стосковались за долгое отсутствие мужа и отца. Дети заметно выросли, а самый старший, Лексей, стал совсем взрослый — ему уже исполнилось двадцать. В следующем году закончит морской корпус — тамошнее начальство не отказало президенту Адмиралтейств-коллегии в приеме внебрачного сына, так же, как когда-то приняли его самого в шляхетский корпус по тайному ходатайству матери-государыни. Впрочем, в том же заведении вместе со старшим братом учился второй сын, Миша, которому пошел шестнадцатый год, вымахал с отца, только силенок маловато, уж больно худой!

День Лексей отдал семье, а на следующий отправился в Михайловский замок — новую резиденцию царственного брата на островке в месте слиянии Мойки с Фонтанкой. Туда Павел переселился в прошлом году сразу по окончании строительства, сам рисовал его эскизы, следил за постройкой своего детища. Встретились душевно, Лексей, собственно, не ожидал от обычно не щедрого на чувства брата такой горячности — тот обнял его, а глаза даже заблестели от влаги, как будто вот-вот расплачется. У самого тоже защипало на сердце, прижал к себе, так они простояли минуту без слов, как самые близкие люди после долгой разлуки. Уже позже, отойдя от первой радости, принялись рассказывать друг другу о всем важном, что пережили за минувшие годы. После же Павел высказал наболевшее и в чем ожидал помощи:

— Есть много того в нашей державе, что мне не нравится, стараюсь поменять, а все выходит впустую! С тем же дворянством — хочу привязать к делу, чтобы была польза от каждого, ан нет, так и норовят вывернуться, лишь о себе заботятся, а на государственную нужду им наплевать! В коллегиях бардак, сам черт ногу сломит и никто толком не знает. Или вот с армией — с дисциплиной и порядком неладно, на учениях из рук вон справляются, хоть увольняй каждого второго, начиная с генералов. Хоть с флотом неплохо, вот как ты поднял его — бьем на раз даже англичан, уж раньше о таком подумать не мог! Вот, Лексей, надобно тебе взяться за новое дело, думаю, даже уверен, что никто лучше не справится. Назначу канцлером с подчинением тебе всех коллегий — как штатских, так и воинских, — выше тебя никого не будет и за всех отвечаешь ты. Что да как — мы еще разберем, но главное сейчас скажи — готов ли взяться за столь тяжкий труд, подставить мне плечо?

По сути Павел признался в своем бессилии, неспособности справиться с поставленными перед собой задачами и намерениями. Притом взялся с самого начала круто, пытаясь скорее справиться, а в результате за минувшие годы практически ничего не добился или сделал только хуже. В своем нетерпении напоминал прадеда, но не имел его силы и напористости, теперь сдался и звал на помощь удачливого брата. Лексей реально оценивал свои возможности, при всем желании не мог исполнить возлагаемые на него надежды, о том аккуратно попытался донести:

— Я готов подсобить тебе, брат — в том можешь не сомневаться. Но скажу прямо — всего сразу не добиться, как бы ни хотелось и не требуй того от меня. Будь хоть семи пядей во лбу и семи жил, но всю громаду не сдвинуть, надо обойтись как-то иначе, о том следует не раз подумать. Возможно, по шагу, сделав его, перейти к другому, но не бежать, сломя голову. Взять ту же армию — она такая, какая есть, с тем же русским мужиком, в большинстве необразованным и по природе нескорым, к которому нужен пусть и строгий, но вдумчивый подход, требующий немало времени и терпения. Или вот с новыми землями в Малороссии — там люди не один век жили под чужой властью и верой, а сейчас требуем от них такого же повиновения, как в других губерниях. Гадать не хочу, но более, чем вероятно, обернется лишь смутой и мятежом. Мне самому довелось видеть, с какой злобой смотрели простые селяне на проходившие мимо маршем русские войска. Еще долго для них мы останемся чужаками, если не врагами, надо кропотливо делом и доброй волей доказывать им, что принесли мир и достаток, а не разор и угнетение.

— Хорошо, поступай, как считаешь нужным, Лексей — высказался брат-государь покладистым тоном, но в нем чувствовалась нотка обиды от невольного обвинения в непродуманности и поспешности его прежних действий. После добавил, как бы объясняя свое согласие: — Ты не раз доказывал делом успех своих начинаний, надеюсь, на новом посту будет не хуже. И еще, за заслуги в поднятии флота, нанесение поражения сильному врагу издам указ о жаловании тебе чина генерал-адмирала, дарую дворец на Галерной и поместье в Курляндии, рядом с базой в Либаве.

После небольшой заминки улыбнулся и проговорил с лукавинкой: — А дворец тебе нужен, в прежнем особняке наверняка тесно стало — и как ты им со своим большим семейством довольствуешься! Злые языки говорят — даже не одной… Уж не обессудь за любопытство, давно хотел спросить — у тебя в любовницах тунгуска и как она уживается с законной супругой, да еще в одном доме? У меня вот с Екатериной Ивановной (*Нелидовой) все тайно, вроде как бы дружим, а Мария Федоровна (*императрица) принимает за правду, по крайней мере, мне слова против не сказала ...