Книга 2. НЕТ МИРА БЕЗ ВОЙНЫ

Si vis pacem, para bellum Хочешь мира — готовься к войне

Нет мира без войны

Ольга Бобова-Петракова

Увы, нет мира без войны!

Земля всегда была такой.

С времен глубокой старины

Великий мир не знал покой.

Из года в год, из века в век,

Святая летопись времен

Твердит, как алчный человек

Был жаждой власти опьянен.

Весь древний мир объят огнем!

И миллионы голосов

Кричат под пепельным дождем

Из самой глубины веков!

Война разрушила миры,

следов которых нет для нас.

Руины — вот ее дары!

Так происходит и сейчас.

Мы воздвигаем города

Поверх обломков прошлых лет.

От них нет больше и следа,

Ведь мир окутал новый свет.

Но новый мир — пустой мираж!

Всего лишь новенький чердак.

Он хрупкий как цветной витраж,

Скрывающий все тот же мрак.

Наш новый мир — красивый миф,

В котором те же дикари,

Лишь декорации сменив,

Воюют с ночи до зари!

Ведь мир, в котором нет войны,

Не что иное как Эдем.

В нем абсолютно все равны,

Что нужно далеко не всем!

И сколь угодно можно ждать,

Что все изменится вокруг.

Нам Рай земной не воссоздать

Средь миллионов алчных рук.

Ведь жажда кем-то управлять

Есть человеческая суть!

Мы рая вечно будем ждать,

Себя пытаясь обмануть...

Декабрь 1798 года. Зимний дворец.

— Лексей, принимай Адмиралтейство. Понимаю, что ты только прибыл после долгого пути, но времени нет откладывать более — война на носу, притом нас хотят лишить выхода в море. Здесь, на Балтике и в Северном море, строят заговор Британия и Швеция, к ним могут присоединиться Голландия и австрийские Нидерланды (*Бельгия), впрочем, их надо еще отбить у французов. В Черном море подзуживают османов — бритты так и вьются вокруг султана Селима III, сулят ему помощь в возврате Крыма и нашего Причерноморья, даже часть старых своих кораблей готовы отдать. Никак не могут простить мне отказ отправить войска в Голландию и Италию против франков, винят в поражении от них. Да и твоя Америка стала им поперек горла, исходят злобой от того, что золото досталось нам, а не им.

Император прервался ненадолго, вглядываясь навыкате глазами в сидевшего напротив собеседника, словно пытаясь прочесть его мысли, после продолжил:

— Недавно получил от короля Георга III грамоту, вторую по счету, о том, что та земля их по праву и нужно вернуть. На этот раз грозится взять силой, если по доброй воле не отдадим. И то не пустая угроза — мне доносят, что уже на следующий год враг хочет напасть, собирает свои силы, а с ними и союзников. Притом не только на ту землю, но и здесь, чтобы отрезать наш флот, если надумаем послать туда. Правда, им еще с французами воевать, чтобы вернуть Нидерланды или, по крайней мере, их морские базы, но могут пренебречь ими, если посчитают нас слабее.

Призадумался на минуту, после спросил с заметным беспокойством, даже смятением:

— Как считаешь, брат мой, справятся ли наши там одни, без помощи, и надолго ли хватит их сил? Или лучше отдать, чтобы не губить напрасно своих людей?

Лексей было собрался встать и ответить, как полагается государю, но тот махнул рукой — не чинись уж, мы же вдвоем, — так, сидя за столом, доложил четко и твердо, без тени колебаний:

— Против имеющего там британского флота сил хватит — мы выстроили и оснастили береговые укрепления достаточно для надежной защиты. Нельзя дать противнику возможности перебросить туда новые соединения, для того надо связать его здесь, вести свою игру, а не отсиживаться в глухой обороне. Насколько мне известно, на Балтике и Северном море у бриттов почти двойной перевес в кораблях, тех же линейных, а если еще добавить флот возможных их союзников, то втрое или даже больше. Но можно и нужно вести с ним бой, только не как обычно — строй против строя, как в недавней войне со шведами, так они скоро выбьют наши суда, пользуясь своим превосходством. Примером можно взять сражения эскадры Ушакова против осман, в коих он применил маневренную и решительную тактику, сам атаковал противника, несмотря на его перевес в кораблях и орудиях. Конечно, у британцев и их союзников лучшая выучка и оснащение, но, уверен, с ними также можно справиться. Для того самим надо учиться воевать по новому, каждому — от адмирала до матроса, — знать свой маневр в любом бою, не бояться врага, но и не лезть напролом.

По лицу Павла было заметно, что оптимистичная речь брата в какой-то мере уняла его тревогу, но все же высказал с немалой долей сомнения:

— Дай боже, чтобы так и случилось. Только то, что можно биться с бриттами в море на равных, да еще при их численном превосходстве — укладывается в голове с трудом, но и пасовать нельзя, иначе потеряем к себе всякое уважение. Потому принимай Адмиралтейство, учи моряков и готовь флот так, как считаешь нужным — мне остается лишь довериться, коль сам призвал тебя. Предоставлю все необходимое для того, только не допусти разгрома и позора — в том мое поручение и просьба, за наградою же не постою!

Этот разговор Лексея с венценосным братом состоялся на следующий день после прибытия в Санкт-Петербург. А ранее — весной и в начале лета, — совершил последний объезд своих земель с преемником — контр-адмиралом Морозовым, командовавшим прежде флотилией. Кроме того, что тот был самым старшим по чину после генерал-губернатора, пользовался несомненным уважением и доверием среди моряков и администрации края. Знали его как толкового и решительного командира, в конфликте с теми же англичанами он не побоялся взять на себя ответственность и не допустил их приближения к русским землям. Недостаток же хозяйственной практики Морозов восполнял со старанием, вникал в объяснения и советы предшественника, во время объезда промысловых предприятий не стеснялся расспрашивать сведущих людей об их деле. Обоих губернаторов он знал уже не первый год и вроде поладил с ними, так что Лексей оставлял ему свое детище со спокойной душой, насколько то было возможно накануне предполагаемого столкновения с заклятым врагом.

Отправился в столицу из Новороссийска с небольшим запозданием — в конце июня, — на двух скоростных шхунах, построенных только что на собственной верфи, в них еще сохранился запах сосны. Кроме семьи и нужного в пути скарба, взял с собой доставленные из Екатеринбурга десятипудовую партию ценного металла и еще два пуда серебра — он шел побочным продуктом в золотых месторождениях. Через две недели в Северске пополнили запас золота почти настолько же, набрали еще полный трюм пушнины. Щекотливую ситуацию для самого Лексея создало прибытие на борт флагманской шхуны его второй семьи. Надя и Тома знали о существовании друг друга и их детей, но прежде не виделись, от того пикантной стала первая встреча. Сам мужчина пытался ее избежать, когда долганка заявила, что не останется здесь без него и поедет за ним куда угодно. Уговаривал жить если не здесь, то на своей родине — в Таймыре, — но та ни в какую не соглашалась, твердила свое:

— Мне и детям твоим нужен ты, а с твоей женой как-нибудь уживусь — она будет старшей, а я буду помогать ей, как полагается младшей!

Правда, тут же проявила норов: — А почему она старшая, я ведь первая твоя жена! — но под суровым взглядом своего мужчины поправилась: — Ладно, буду младшей...

Дабы не ущемлять детей от Томы принял ее просьбу, вернее, настояние, взять их на свою шхуну, а не другую — чем они хуже таких же от первой жены, тоже хотят быть с родным отцом! Встретились женщины на палубе — можно считать, на глазах всего экипажа, — обе в окружении своих чад. Лексей, поднявшийся по трапу первым, наскоро представил каждую из них и детей: — Надя, познакомься, пожалуйста — это Тома, вот Лексей, Максим и младшенькая Катя. Тома, вот моя жена Надя и дети — Миша, Маша, а эта малышка Оля. Вы пока побудьте здесь, я скоро вернусь.

Самому Лексею нужно было немедленно отлучиться — отдать распоряжения командиру корабля, — но заметил краем глаза, уже уходя, как замершие женщины обменивались оценивающими и напряженными взглядами, будто дуэлянты перед барьером, как бы стараясь узнать — что можно ожидать от противника. И все же полагал от них мирного исхода и здравомыслия ради стоявших рядом детей, да еще на глазах любопытствующих матросов. Вернулся минут через десять, застал оба своих семейства в более непринужденной обстановке — матери беседовали между собой о чем-то, приглядывая за малышами, а те затеяли возню, невзирая, кто чей. Старший сын Лексей, уже четвертый год ходивший юнгой на разных кораблях, показывал Мише оснастку на носу шхуны и что-то объяснял, а тот слушал и переспрашивал, рассказывал свое — понятно было без слов, что им интересно общение.

Хотя шхуна строилась по заказу с дополнительными каютами для гостей, но места в них хватило впритык для двух немалых семейств. Старшие мальчики, в первый же день облазившие судно, нашли для себя закуток — пустовавшую кладовку рядом с трюмом, — с позволения капитана перешли туда. Сам Лексей расположился в специально предназначенной для него каюте — небольшой, но достаточно просторной для занятий с документами и картами, здесь же на топчане отдыхал. Не дублировал работу штурмана, да и не вмешивался в действия экипажа, но самому было спокойнее знать текущую обстановку на маршруте. Свободное время отдавал семьям, правда, они перемешались, непоседливые малыши не могли усидеть на месте и ходили друг к другу в гости, играли и носились по тесным коридорам, путаясь у взрослых под ногами. Иногда их выводили на палубу подышать свежим воздухом, но под строгим надзором матерей — не дай боже куда-то залезут или помешают матросам!

Шли довольно скоро, опережая обычный график по северной части пути. Тому способствовали как ходовые качества новых шхун, так и благоприятная ледовая обстановка — льдины встречались не часто, а поля разошлись на выбранном курсе, — да и шторма лишь пару раз побеспокоили и то без серьезных последствий. В середине августа миновали без остановки Таймыр — стоявшая у борта с детьми Тома прослезилась, прощаясь с родной землей, — в конце октябре обогнули Скандинавию и вышли в Северное море. С той поры от Лексея потребовалось больше внимания и прямое вмешательство, чтобы избегать ненужных встреч с чужими кораблями. Хотя экипажи шхун были готовы к самому худшему варианту — вооруженному столкновению как с одиночным противником, так и с целым соединением, — но все же старались не допускать лишнего риска, в открытом море обходили стороной, а проливы миновали тайком, прячась в тумане и шхерах.

Длящаяся уже шесть лет война между Францией и Англией и их союзниками сказалась на судоходстве в Северном и Балтийском морях — оно заметно снизилось, особенно торговых судов. Да и как позже выяснилось, в это время основные морские силы противостоящих сторон сосредоточились в Средиземное море, где между ними состоялось ставшее известным сражении при Абукире, принесшее победу английскому флоту под командованием адмирала Нельсона. Правда, русским шхунам довелось стать свидетелями небольшого боя, происшедшем перед самыми датскими проливами, в котором против трех английских кораблей выступили столько же французских и два датских. Держались от воюющих соперников подальше, на самой границе горизонта, потому, собственно, кроме пушечной канонады и каких-то маневров, больше ничего важного в той схватке не заметили, да и через пару часов те разошлись, оставшись, по-видимому, при своих — никого не потеряли, заметных издали повреждений также избежали.

Битва при Абукире

На подходе к своим берегам встретили два сторожевых корабля, совершавших обход перед завершением навигации. Обменялись приветственными сигналами и разошлись, после до самого порта назначения больше других не обнаружили — по-видимому, ушли на зимнюю стоянку. Входили в Невскую губу уже в середине декабря, но льда на ней не было, как и в устье реки, да и мороз стоял слабый, лишь снегопад напоминал о наступившей поре. Встали у причала на Стрелке Васильевского острова, экипажи судов занялись перегрузкой пушнины из трюмов на склады, а самый ценный груз отправили под охраной в Казначейство Петропавловской крепости. Сам Лексей с обоими семействами на нанятых экипажах переправился на Адмиралтейскую сторону через Большую Неву по наплавному мосту. Его еще называли плашкоутным — опору под настилом составляли барки-плашкоуты, — наводили на период навигации, перед ледоставом убирали. Хотя с недавних пор укладывали и зимой, так что по сути он стал круглогодичным, с небольшими перерывами во время ледохода и ледостава.

Исаакиевский плашкоутный мост

Разместились на втором этаже особняка свободно, только понадобилась небольшая перестановка — Надя с детьми заняла одно крыло, Тома соответственно другое, средние две комнаты стали игровыми для мальчиков и девочек. Лексею пришлось перенести свой кабинет на первый этаж, в мастерскую, но в том особого неудобства не испытывал, зато все под рукой и обе семьи не в обиде. Да и вроде они за минувшие в пути полгода сладили, во всяком случае, конфликтов между ними не замечал, если не считать какие-то детские разборки из-за игрушек или внимания родителей. Сам Лексей старался не обделять малышей лаской и заботой, утешал, если кого-то невзначай обидели, увлекал в общие игры, да и они сами втянулись, проводя почти все время вместе. Старшие сыновья также нашли общий язык, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, их объединило увлечение морским делом. Со всем усердием выполняли несложные и посильные работы, которые им поручали на корабле вахтенные офицеры — о том похлопотал отец, стараясь занять непоседливых юнцов, — что сблизило если не до дружбы, то, по крайней мере, взаимной привязанности.

Утром следующего после приезда дня отправился пешком в Зимний дворец — решил прогуляться по городу, в какой-то мере, соскучился по нему за минувшие восемь лет. Ловил на себе недоуменные, даже осуждающие взгляды прохожих — важному мужу, каким он казался в форменном камзоле и уборе, приличествовало передвигаться в экипаже или хотя бы на коне! Не обращал на них внимания, не спеша, за час, добрался до императорской резиденции, в сопровождении дежурного офицера прошел в приемную перед личными покоями. Долго не пришлось ждать, минут через десять секретарь пригласил пройти в кабинет, в котором прежде не раз бывал, еще при матушке-государыне. Здесь впервые воочию встретил царствующего брата и невольно поразился тому, насколько внешне они разные — Павел оказался на голову ниже и какой-то тщедушный, казалось — дунь на него и он улетит. Конечно, не показывал виду, даже намека на разочарование, но тот все равно почувствовал и не обиделся. Лишь усмехнулся и проговорил с заметной иронией: — Да, брат, вот такой я неказистый, хотя мать у нас одна, — затем, уже без улыбки, произнес: — Присаживайся, Лексей, дело не ждет, нам о многом надо переговорить. И еще, давай без чинов — у нас не прием, а важный разговор родных людей.

Император Павел I

Насколько стало понятно из объяснений Павла, дела в северном флоте действительно складывались не очень важно. Если на Черном море усилиями адмирала Ушакова еще как-то поддерживалась сносная боеготовность, то на Балтике за последние годы она заметно упала — как из-за недуга императрицы, так и нераспорядительности руководства флота. Насколько новый император ценил Чернышева, но почти сразу после вступления на престол вынужден был отправить одряхлевшего вице-президента в отставку, а заменивший его адмирал Голенищев-Кутузов особым усердием себя не проявил. За последние пять лет построили лишь два линейных корабля и тройку фрегатов, а те, что сохранились еще со времен войны со шведами, обветшали, да и уступали по мощи новым британским линкорам. С выучкой моряков также обстояло не лучшим образом — редко выходили на учения, больше времени отсиживались на базах. Когда четыре года назад часть русского флота ходила в Северное море блокировать Францию совместно с английскими кораблями, то разница между ними в классе была очевидна любому непредвзятому наблюдателю и с той поры она лишь усилилась.

Возможно, император рассчитывал на какие-то таланты Лексея как утопающий на соломинку, когда вызвал его из далекой Америки в столицу. Ведь тот прежде никогда не командовал не то что флотом, а даже эскадрой, хотя и совершил в последней войне невероятное, заставив со своей скромной группой сдаться во много крат большее соединение противника. Наверное, сей подвиг и еще успехи в освоении дальней земли подвигли Павла призвать брата, а не вдруг воспылавшие родственные чувства. Понятно, что ему никак не хотелось терять тамошние богатства, да и не питал приязнь к наглым британцам, потому искал любую возможность избежать такого исхода. Как бы то ни было, Лексей принял поручение как должное, без страха и сомнения в новом для него деле, да и кое-какие задумки уже роились в голове. Основывались они на двух важных недостатках британского флота, да и других европейских государств — слепом следовании линейному строю и слабом пользовании малыми кораблями. Стоило сломать линию линкоров и пустить на их добивание юркие суда, те же миноносцы — тогда появлялся реальный шанс одержать победу даже над превосходящим противником.

В тот же день, получив на руки указ о назначении президентом Адмиралтейств-коллегии, Лексей приступил к новой службе. Принял дела от Голенищева-Кутузова, оставшегося вице-президентом, выслушал его отчет о состоянии Балтийского и Черноморского флотов, Охотской и Беломорской флотилий, других соединений военно-морских сил России. По-видимому, тот решил немного приукрасить реальную ситуацию, по его словам обстояло с флотом не так уж плохо — кораблей в нем достаточно, уступает по численности лишь Англии и Франции, моряки обучены и дух их крепок, готовы к ратным подвигам на благо отчизны. Лексей не стал высказывать сомнения — следовало сначала самому разобраться, прежде чем судить кого-либо. Собрал еще на совет всех членов коллегии, обязал их в краткий срок представить справку по их ведомствам— воинскому комиссариату и трем экспедициям.

Первые две недели прошли в работе с документами и отчетами, выяснял дотошно едва ли не каждую цифру — такой подход Лексей выработал еще в бытность генерал-губернатором и люди его знали о том, готовились к проверкам со всей тщательностью. В коллегии же, как говорится, конь не валялся, отчетность была настолько запущена, что ответственные чины не знали — что у них числится и в каком оно виде. Путались даже с количеством линкоров — по одним документам их сорок, по другим сорок два, — также с артиллерией и боеприпасом, об ином снаряжении по сути гадали — сколько в наличии и надобность в нем. Не стал устраивать разнос, дал еще срок для наведения порядка в учете и предупредил о последующем увольнении нерадивых без выходного пособия.

Сразу после Нового года вместе с командующим Балтийским флотом адмиралом Крузом и другими высшими чинами объехал морские базы в Кронштадте, Выборге, Ревеле и Риге. Впрочем, в Выборге пришлось оставить старого адмирала — у него отказали ноги, не мог ходить. Дальше компанию Лексею составил адмирал Пущин, командовавший гребной флотилией — возрастом постарше Круза, но еще довольно бодрый, во всяком случае, на немощь не жаловался. Вообще, командный состав на Балтике в большей части представляли перезрелые, если так можно выразиться, адмиралы, считая того же Голенищева-Кутузова или Чичагова. Правда, Павел уже продвигал более молодых Кушелева и Мордвинова, дал им первые адмиральские чины за какие-то заслуги, мало кому известные. Не настаивал, как бы советовал обратить внимание на свои протеже, если Лексей надумает менять руководство флота — все же сам оговорил, что тот вправе поступать так, как посчитает нужным.

Не поленился облазить все корабли, по крайней мере, линкоры и фрегаты, впечатление осталось не столь печальное, как ожидал. Конечно, какие-то из них можно было смело пускать на слом — остов практически сгнил, — но таких оказалось не так много, где-то пятая часть. Остальные после небольшого ремонта, а главное — замены устаревших орудий, — еще годились для полноценного сражения. Отобрал также среди малых судов два десятка получше, их наметил для переоборудования под миноносцы, все требуемые переделки по ним и другим кораблям передал командующему и старшим офицерам. Обязал немедленно после начала навигации перегнать судна на верфи, участвовать со своими экипажами в восстановительных работах, а после их завершения выводить в море на учения. Пообещал, что сам прибудет на отработку новых приемов и маневров, пока же передал им отпечатанные в типографии инструкции для изучения личным составом.

Лексей лишний раз убедился в истине — старые генералы готовятся к старой войне. Бывалые адмиралы с заметным скептицизмом слушали наставления новоявленного стратега, не удосужившимся обсудить их с ними, не раз водившими эскадры в жаркие битвы. Лишь привычная дисциплина удерживала от колких замечаний, а в душе, наверное, костерили 'морским языком'. Офицеры помладше отнеслись серьезнее, пытались хоть как-то разобраться в новой тактике, задавали вопросы, вслух высказывали сомнения, нередко резонные. Лексей сам понимал возможность огрехов в своей разработке — мог что-то упустить или даже не знать, все же реальной практики флотоводца и больших сражений не имел. Потому выслушивал моряков без предубеждения в своей правоте, что-то из их предложений принял и внес поправки в проект. Не побоялся признать допущенные им ошибки, чем как-то смягчил старых чинов, уже было подумавших о новом президенте — наломает же дров и как только император поставил над ними этого сумасброда!

Остаток зимы, весна и начало лета прошли в хлопотах, готовили полномасштабное переоснащение и ремонт кораблей. Лексей и чины Адмиралтейства не раз объезжали верфи от Або (*Турку, Финляндия) до Риги, оружейные и пороховые заводы в Сестрорецке и Охтинске, Пушечный Литейный двор, фабрики и мануфактуры, занятые производством корабельного снаряжения. Буквально из-под палки выбивали нужные орудия и припасы, ломали бюрократические препоны чиновников и нежелание важных особ лишний раз напрячься ради каких-то спешных дел. Лексею порой приходилось обращаться к правящему брату, чтобы надавить на поставщиков из смежных ведомств — Военной и Мануфактур-Коллегий, если не мог прийти к компромиссу с их руководителями — генерал-фельдмаршалом Салтыковым и сенатором Саблуковым, — нажив тем самым влиятельных при императорском дворе недругов.

Великими усилиями удалось к середине лета вывести в море основной состав флота и началась новая маета с боевыми учениями. Уже на первых пробах выявилась слабая выучка экипажей — работали невлад, путались даже в простых упражнениях по смене галса, не говоря о поддержании общего строя и совместных маневрах. Пришлось Лексею прибегнуть к радикальным мерам — понизил в должности и отправил в отставку немалую часть высших чинов и капитанов кораблей, не способных воспринять новые требования, а также откровенно бездарных — таких тоже хватало, по-видимому, с их назначением не обошлось без протекции. Другим адмиралам и офицерам, допустившим не столь серьезные огрехи, вынес порицание с конкретным объяснением — за что именно. С другой стороны, назначил на освободившиеся должности новых людей, проявивших себя на учениях лучшим образом. Поставил командующим Балтийским флотом вице-адмирала Траверсе, его заместителем совсем еще молодого Чичагова — сына старого адмирала. Сменил и вице-президента — эту должность занял Кушелев, протеже императора, показавший немалые административные способности с тем же переоснащением кораблей.

Русский флот на учениях

Учения длились до конца августа, когда сторожевые корабли, стоявшие с дозором у датских проливов, принесли весть о подходе вражеской эскадры. К тому времени экипажи и их командиры приобрели самый минимум навыков, нужных в предстоящем сражении — так посчитал Лексей, сам получивший какой-то опыт руководства флотом. Прекрасно понимал, что реальный бой может сложиться непредсказуемо, потому предпринял все возможные усилия не только в достижении достаточной выучки личного состава, но и умении правильно действовать в самых разных вариантах противоборства с грозным неприятелем. Для того привлек свои знания и способности в прогнозировании битвы, те же предвидение и интуицию, давал командующим соединений, отдельных групп и флагманских кораблей вводные команды, нередко ставивших их в трудные, казалось даже безвыходные ситуации.

Именно с такими задачами не справлялись те командиры, что привыкли действовать по уставам и наставлениям, прежним шаблонам. С ними Лексей обходился без какой-либо нерешительности, невзирая на чины и возможные связи в высших кругах, не заботясь о том, что наживает лишних недругов. Вместо них за эти два с небольшим месяца учений отобрал лучших, на кого мог положиться и они оправдывали его намерения. Особо пришлось похлопотать за Баратынского и Чичагова-младшего, подвергшихся опале при новом императоре — тот с заметным неудовольствием, но все же согласился вызвать их из отставки, а после присвоить адмиральский чин и поставить на высшие должности. Некоторое сомнение у Лексея вызвал Крузенштерн, когда назначал командиром одного из фрегатов. Тот только недавно вернулся из кругосветного плавания в составе английской экспедиции и не скрывал симпатий к морякам неприятельской державы. На прямой вопрос: — Готов ли сражаться против тех, с кем провел не один год, — капитан замялся, но все же после ответил: — Присягу я не нарушу, исполню честно приказ.

Основная часть Балтийского флота базировалась на занятой три года назад Курляндском побережье западнее Рижского залива. Отсюда выходила в море, возвращалась после учений и пополняла припасы. Здесь же в незамерзающем круглый год порту Либава (*Лиепая, Латвия) разместился временный штаб ударной группировки, сюда приходили донесения с дозорных кораблей, отправлялись распоряжения и приказы во флотские подразделения. Почти все время после выхода в море Лексей проводил в этой части Балтики, лишь дважды за лето возвращался в столицу и то вызову императора. Павел не пытался скрывать беспокойство, его все больше тревожило предстоящее столкновение с Англией и ее союзниками, впрочем, и другие связанные с ними страхи. Не выдержал давления и угрозы англичан начать войну на Черном море, пошел у них на поводу и отправил Ушакова с частью флота в Средиземное море — освобождать вместе с османами занятые французами прибрежные районы Греции и Италии.

Хотя еще два года назад отказал в подобной помощи, теперь своей непоследовательностью показал слабость перед врагом, тот же недавно предъявил ультиматум с новым требованием — отправить сухопутные войска на помощь австрийцам, упомянул и незамедлительный возврат незаконно занятой Америки. Такую неприкрытую ничем наглость Туманного Альбиона невозможно было представить еще совсем недавно, в правление императрицы Екатерины II. По-видимому, на Темзе решили проверить на крепость нового русского правителя, не пользующегося в своей вотчине достаточной властью — собственно, Павел добился короны лишь благодаря поддержке ограниченного круга влиятельных лиц. А если тот заартачится, то могут найтись другие важные особы, которые с щедрой заморской помощью отправят несговорчивого самодержца вслед за своим отцом по тому же пути. А преемника им найти несложно — того же наследника, Александра, благо тот не против, да и к Британии расположен не в пример лучше родного батюшки.

Такой весьма возможный исход не составлял тайны многим сведущим в дворцовых интригах людям, а Павлу выпала трудная доля переломить судьбу в свою пользу, вот он метался в поисках лучшего решения. Отчасти поделился думами и тревогами с братом, надеясь найти в нем опору, но в то же время не доверялся полностью, как, впрочем, к кому-либо другому. В последней встрече высказался более откровенно, наверное, не находил иного выхода:

— Знаешь, Лексей, иной раз меня страшит не столько Британия — уже верю, что с твоей помощью справимся с нею, да и вижу, сколько трудов ты приложил к тому. Есть важные люди, которые плетут за моей спиной заговоры, ждут-не дождутся моей погибели. И ведь не отличишь их, в глаза они самые верные и преданные, а отвернешься — не преминут вонзить нож в спину. А руки у меня связаны — тронешь кого-либо, даже явного недруга, так навалятся всем скопом и ведь не отобьешься!

Собственно, Павел предрекал свою будущую гибель, но во многом сам был повинен в том. Не имея реальной опоры и силы, учинил своими указами притеснение дворянства — от введения физических наказаний, лишения чинов даже за малую провинность до обложения налогами и обязательной службы. А пресловутая прусская муштра добавила ненависти в армии, особенно в избалованной прежними правителями гвардии. Именно гвардейские офицеры, науськиваемые организаторами заговора Паниным и Паленом не без участия английского посла, удавили своего императора. Никто — ни в дворянстве, ни среди простого народа, — не выразил недовольства смертоубийством, люди даже приняли как избавление от сумасбродного государя, позабыв о всем добром, что он предпринял для них. Такие мысли витали в голове Лексея, когда он выслушивал жалобу несчастного брата, а после раздумывал — как помочь ему и стоит ли вообще. Пока же решил для себя — надо сначала с Британией разобраться, а дальше судьба подскажет.