5. Стенка на стенку / Круги на воде 1. Тени надежд / Токтаев Евгений
 

5. Стенка на стенку

0.00
 
5. Стенка на стенку

Бодрый посвист флейт раскрашивался в настоящий марш ритмичным топаньем множества ног. Шесть тысяч педзетайров, ударная сила македонского войска, шагали в ногу, колонной по четыре человека в ряд, поднимая клубы пыли. Слабому утреннему бризу, пришедшему со стороны Малидского залива, едва хватало сил немного относить пылевую завесу к югу. Солнцу еще не доползло до зенита, но вовсю грозилось устроить к полудню настоящее пекло, жарче, чем в гефестовой кузне, даром, что на дворе уже не лето. Воины, промаршировавшие в полном облачении тридцать стадий, успели вспотеть, пыль оседала на разгоряченной коже, почти не охлаждаемой едва ощутимым ветерком, лезла в рот, нос, глаза, которые, ко всему прочему, еще и слезились от пота у тех, кто не догадался повязать на лоб льняную ленту. Держать сариссу вертикально само по себе непросто, а нужно еще споро идти, да и щит на левом плече не способствует подвижности.

Марша, подобного этому, в полной боевой готовности, Андроклид не мог припомнить со времен, когда только-только встал в ряды фаланги. Да и тогда подобные броски были лишь учебными. Никогда еще войско боевым строем не шло на такое значительное расстояние. Пятьдесят стадий до Фермопил. Уж насколько Андроклид опытен, а древко его сариссы постоянно ударялось где-то наверху о соседние. Не маршируют с двенадцатилоктевыми копьями в собранном виде, непривычно это, да и держать их совсем рядом с подтоком довольно тяжело. Воины пыхтели, ругались вполголоса, думая, что не слышит Танай, шедший первым. Ага, сейчас. Все-то он слышал, и ему, как и всем, неудобно, однако шел себе и шел, невозмутим и собран. Так же, как и Кратер.

Новый командир таксиса Эмафии в бою будет стоять вместе со всеми, занимая место димойрита, командира полуряда, восьмого по счету от переднего края. Он должен находиться в самой гуще боя, но не в первых рядах, дабы в случае его гибели, фаланга не осталась без управления. Сейчас, на марше, он одним из немногих шел налегке — привилегия военачальника, которому нужно не просто топать к месту боя, но еще и руководить всей это огромной массой людей. Щит и сариссу ему нес слуга.

К голове колонны подлетел всадник, прискакавший с севера.

— Ну что? — прокричал таксиарх, выйдя из строя.

— Поравнялись! — прокричал разведчик, — они уже переправились через Асоп и продолжают идти вдоль берега залива!

— Спартанцы?

— Да!

— Не встали на берегу?

— Нет, продолжают движение!

— А наши?

— Подходят к реке! Где Антипатр?

— Скачи вперед, он там!

«Значит, действительно идут на Ламию, как и предсказывал Эвмен».

Кратер окинул взглядом колонну, растянувшуюся более чем на восемь стадий. Дорога не слишком широкая, четверо в ряд помещаются с трудом, но сузить ряды, увеличив тем самым длину, неразумно. Если впереди бой, то перестраивать фалангу с марша потребуется очень быстро. Таксиарх чувствовал, что маневр спартанцев неминуемо приведет к сражению, не бросят же их остальные. Или «Красные плащи» проявили инициативу, ни с кем не сговорившись? Вполне в их духе. Но тогда они просто перестанут существовать.

Хвост многоногого колючего зверя все еще не виден, а голова уже удалилась на порядочное расстояние.

— Шире шаг! — скомандовал таксиарх и, придерживая рукой перевязь с мечом, побежал догонять.

 

Рано утром, едва была получена весть о выступлении спартанцев, регент спешно собрал военный совет. Различные варианты действий в случае выхода союзников из Фермопил обсуждались не единожды, но нынешняя ситуация оказалась весьма необычна: по сообщениям разведки, «Красные плащи» шли в одиночестве.

— Что это может значить? — обратился Антипатр к стратегам.

Те дружно заскребли затылки, и только Эвмен не слишком замедлил с ответом:

— Готов прозакладывать что угодно — они идут на Ламию.

Антипатр, подумав, согласно кивнул.

— Да. Эвмен, немедленно гонца в гарнизон Ламии. Предупредить. А спартанцев надо перехватить.

Кардиец вышел из шатра и отдал несколько коротких распоряжений.

— Пехота не успеет, — сказал Кратер.

— Ударить гетайрами? — поинтересовался Линкестиец.

— Нет, — возразил регент, — атаковать конницей спартанский монолит — самоубийство. Аристион, задержи их, пусть идут в постоянном беспокойстве, это их замедлит. Аттал, твои агриане бегом поспеют за пеонами, поможешь им. Исполняйте!

Названные стратеги покинули шатер. Князь фракийцев-пеонов Аристион командовал легкой конницей, состоявшей из воинов его племени, вооруженных дротиками. В войске регента пеонов насчитывалось чуть меньше тысячи. Фракийцев-агриан, сражавшихся пешими в рассыпном строю, числилось вдвое больше.

— Все остальные выступают немедленно, — приказал Антипатр.

— На спартанцев? — уточнил Мелеагр.

— А если это уловка? — засомневался Кратер, — мы подставим бок остальным эллинам, и они выйдут из Фермопил.

— Да, это весьма вероятно, — согласился Эвмен, который как раз в этот момент вернулся в шатер.

Линкестиец покосился на начальника канцелярии и усмехнулся.

«Стратег… Писцами своими командуй».

Антипатр, однако, к кардийцу прислушался. За последние два месяца он, прежде мало имевший дел с Эвменом, убедился в том, что Филипп, приблизив этого молодого человека, не прогадал. Он, Филипп, вообще видел много дальше других. Как бы он поступил сейчас? Эллины явно задумали какую-то хитрость и «правильный» бой, грудь на грудь, принимать не жаждут. Если им удастся захватить Ламию, Антипатру придется уйти на север, оставив Фтиотиду, а там и до потери Фессалии недалеко.

Захватить Ламию… Стены этого города не слишком высоки, но спартанцы явно не готовы к штурму, времени на строительство лестниц у них нет. Однако они наверняка попытаются проникнуть в город по реке Ахелой, что протекает прямо через него. Тут им помешать сложно — в гарнизоне трех сотен бойцов не наберется, да и те не слишком надежны. Допустим, македоняне запрутся в высоком и хорошо укрепленном акрополе Ламии, но и в этом случае они не смогут успешно досаждать спартанцам. А те, вдобавок, овладеют портом Фалара и добро пожаловать Леосфен! Нет, Ламию нельзя отдавать.

Но все же, вдруг это действительно уловка, направленная на то, чтобы выманить его, Антипатра, на бой в невыгодных условиях? Харидем нанесет удар на марше, фаланга в колонне встретит врага в неудобной позиции…

— Гелланик, ты поведешь своих гипаспистов к устью Асопа. Выступай немедленно, иди быстро. Нужно перехватить спартанцев прежде, чем они переправятся. Тебя поддержат Аттал и Аристион.

Высокий муж, хилиарх, начальник тысячи щитоносцев, ростом превосходивший всех присутствующих на совете, молча кивнул и вышел из шатра. Менон, гиппарх фессалийцев, посмотрел ему вслед и сказал:

— Это спартанцы, Антипатр. Стоит ли искушать судьбу, посылая против них равные силы?

— Спартанцы… Нынешнее поколение — бледная тень погибших при Мантинее отцов.

— Разве они отринули законы Ликурга и уподобились изнеженным афинянам? — не сдавался фессалиец.

— Менон прав, — вставил Кратер, — это не тот случай, когда имеет смысл устраивать честное состязание. Их надо посто растоптать числом.

— Разделение войска слишком рискованно, — встревоженно вставил Эвмен, — нас могут разбить по частям.

Антипатр медлил, на скулах его играли желваки: и без слов кардийца он понимал, что не в его ситуации разумно разделять армию. Она и так вдвое меньше эллинской.

— Время дорого, — торопил гиппарх.

— Хорошо, — принял решение регент и повернулся ко второму хилиарху щитоносцев, — Тимандр, отправляйся с Геллаником, он старший. Менон, ты перейдешь Асоп западнее и ударишь по Агесилаю, когда гипасписты вступят в бой, и он покажет тебе спину.

Гиппарх кивнул.

— Тимандр, мы прикроем вас от Харидема. Помни, времени у вас с Геллаником мало, спартанцев нужно бить очень быстро. Все остальные выступают к Вратам!

 

— Идут, — Харидем оторвал ухо от земли, обтер его, поправил массивное золотое кольцо в мочке и отряхнул от пыли плащ, — топот такой, словно Посейдон совсем рядом землю качает.

Демосфен не ответил. На его лице театральной маской застыло донельзя странное выражение, которое верховный стратег, усмехнувшись в угольно-черную бороду, объяснил для себя нетвердостью коленей оратора.

Ликург, один из афинских вождей, предводитель филы Леонтиды, давний приятель и сторонник Демосфена, лысоватый муж лет сорока пяти, невозмутимо подвязывал наплечники льняного панциря к нагрудному кольцу. Рядом замер в ожидании слуга. В его руках щит и копье, на голове гривастый шлем, он сейчас отдаст их хозяину, едва ли не единственному, кто вот только что приступил к облачению в доспехи, когда Харидем отдал приказ остановиться. Демосфен мрачно смотрел на филарха[1] и никак не мог объяснить себе его поведения. «Серьезные дела не терпят суеты», — часто повторял Ликург. Разумно, конечно, но делать все в последний момент… Что это, как не беспечная глупость? Или пустая бравада? Пускание пыли в глаза впечатлительным эфебам: «Вот образец хладнокровия!»

А пыли в глаза совсем скоро достанет вдоволь. Вот она, клубиться над холмами, поднимаемая тысячами конских копыт и человеческих ног.

Идут.

Харидем отвернулся от созерцания бурого облака, разглядывая перестраивающуюся из двух колонн афинскую фалангу.

— Может все же сильнее растянуть линию? — спросил Ликург, — я думаю, восьми рядов вполне достаточно.

— Нет, — возразил Харидем, — если у него действительно нет и двадцати тысяч, он не будет пытаться состязаться с нами в охвате, а соберет все силы в кулак.

— Мне не нравится твоя идея, Харидем, — сделал недовольное лицо Ликург, — отдать инициативу противнику… План очень рискован. Я надеялся, что за ночь, хорошо подумав, ты изменишь свое мнение.

— Я не склонен менять решения в последний момент, — раздраженно бросил Харидем, — Антипатр будет атаковать. Если бы он не решился на это, до сих пор сидел бы у Гераклеи или вообще, давно уже отправился восвояси. Пусть нападает, меня не покидает чувство, что проиграет тот, кто начнет.

Афиняне заняли престижное правое крыло, этолийцы — левое. Союзники, что привели малые отряды, менее тысячи гоплитов каждый, расположились в центре, ближе к левому крылу, которое почти упиралось в круто уходящие вверх склоны Каллидромона. Самая оконечность эллинского строя оказалась сродни утесу: она насчитывала двадцать четыре шеренги. Харидем, не сильно рассчитывавший на мощь этолийцев в атаке, сделал ставку на устойчивую неподвижность левого крыла. На склонах засели две тысячи пельтастов.

Харидема небезосновательно беспокоила македонская тяжелая конница. Противопоставить ей что-то равноценное он не мог, обладая всего пятью сотнями продромов, легковооруженных всадников. В лоб фалангу гетайры атаковать вряд ли станут, за левый фланг так же можно не опасаться: какой дурак пошлет конницу на склоны горы. А вот правый… Ликург предлагал удлинить строй, тогда союзники могли бы упереться в море, но войско, вытянутое на двенадцать стадий, станет совершенно неуправляемым. К тому же, стоит македонянам сформировать узкий по фронту, но мощный многорядный кулак, подобный тому, что обеспечил гениальному фиванцу Эпаминонду победу над спартанцами почти тридцать лет назад… Нет, Харидем на такое не пойдет. Но тогда фланг афинян не будет защищен и Антипатр непременно ударит туда. Если бы не граничащее с предательством самовольство спартанцев, верховный стратег поставил бы здесь, на самом почетном месте, именно гоплитов Агесилая. Но теперь… Как поступить?

Антипатр успешно отлавливал большинство афинских лазутчиков и стратег союзников лишь вчера, благодаря помощи местных жителей-локров, узнал, сколько костров жгут македоняне. Харидем был достаточно опытен, чтобы не доверять подобным сведениям, согласно которым выходило, что войско Антипатра соизмеримо с союзническим. Это могло быть правдой, но не исключало уловки. Однако, переоценить противника лучше, чем недооценить. Стратег осторожничал, вспоминая, как при Херонее тяжело сложилась схватка равных противников. Херонея… Как Филипп победил при Херонее? А если попробовать повторить нечто подобное, но подготовить македонянам сюрприз?

Когда на военном совете Харидем изложил свой план, на него замахали руками. Особенно сопротивлялся Демосфен, который при Херонее сражался в рядах фаланги, как простой гоплит.

— Это безумие! Ты забыл мощь удара македонской конницы? Ее не остановить так, как ты предлагаешь!

— Очень большой риск, — вторил Демосфену Ликург.

— Глупцы! — раздражался Харидем, — это единственная возможность заставить их играть по нашим правилам. Вот горы, вот море, как вы предлагаете поступить? Покажите мне другой способ!

— Монолит, — упрямо твердил свое Ликург.

— Они разрежут твой монолит, как нож масло!

Стратеги колебались, а Харидем убеждал, убеждал, срываясь на крик, страстно жестикулируя, сейчас он смог бы переубедить Демосфена даже на Пниксе перед многотысячной толпой. И с ним, наконец, согласились.

 

На гребне длинного низкого отрога, отстоящего к западу от войска союзников примерно на четыре стадии, засверкала яркая звездочка. Следом за ней из-под земли, как ростки драконовых зубов, пробившихся взглянуть на слепящий блеск гелиосовой колесницы, что летела к зениту, возникали плохо пока различимые человеческие фигуры. И у каждой в руках маленькое солнце.

— Они здесь, — сказал Ликург и усмехнулся, — наверное, всю ночь щиты начищали.

Харидем повернулся к филарху.

— Помни, вся моя надежда на тебя.

Ликург покачал головой.

— Ох, не нравится мне твоя затея, Харидем. Не нравится.

— Помни, Ликург!

Филарх пристально посмотрел в глаза стратегу, тот вцепился в его взгляд, как утопающий за протянутую руку.

— Все сделаю, Харидем.

Ликург принял из рук слуги шлем и надел. Откинул из-за шейного отворота панциря край гребня, свисавшего сзади конским хвостом.

— Зевс нам поможет!

Харидем кивнул и повернулся к воинам, которые уже заканчивали построение.

— Братья! Этот день будут помнить века и воспоют в песнях, а вас всех, поименно, уровняют с героями седой древности! Отправим варваров в Аид! Паллада!

— Паллада! — взревели гоплиты.

 

— Некоторые не способны учиться даже на своих ошибках, — Антипатр, восседая на рослом гнедом жеребце, нервно раздувавшем ноздри и бившем копытом, осматривал из-под ладони строй союзников.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Линкестиец.

Регент вытянул руку вперед.

— Смотри, как встали. Левее. Видишь эмблемы на щитах?

Линкестиец прищурился, напрягая зрение.

— Нет, не могу разобрать.

— Молодежь… — усмехнулся регент, — сова на щитах. Афинская фаланга.

С возрастом Антипатр стал гораздо лучше видеть вдаль, к сожалению, в ущерб ближнему зрению.

— И что? — спросил Линкестиец.

Регент досадливо поморщился: зять не отличался наблюдательностью и быстротой ума. Хотя, последнее утверждение можно и оспорить, если вспомнить с какой резвостью он пал в ноги тезке, самым первым наименовав того царем. После казни своих братьев-заговорщиков.

— Асандр, ты видишь? — Антипатр повернулся к брату покойного Пармениона, — что думаешь?

Тот покривил губы, поскреб заросший седой щетиной подбородок, проследил взглядом строй союзников до Каллидромона и заявил:

— Надо бить туда.

Антипатр согласно кивнул и обернулся к прочим стратегам, конными и пешими расположившимся чуть позади.

— А вы что скажете?

— Там брешь, — не слишком уверенно сказал Кратер, всматривавшийся вдаль, приложив обе ладони к козырьку высокого фригийского шлема, — между афинянами и фокейцами.

— Им что, чести нет, со всеми монолит составить? — предположил Мелеагр

Афиняне сильно загнули свое правое крыло вперед. Между ними и остальными союзниками действительно прослеживалось пространство, вроде бы никем не заполненное. Там мелькали отдельные человеческие фигуры, но это могла быть россыпь пельтастов.

— Думаю, они надеются таким способом избежать охвата фланга, — сказал Кратер, — не знают, что у нас сил для этого не достанет.

— Надо бить туда, — Антипатр подтвердил уверенность Асандра.

— Вдруг ловушка? — осторожно поинтересовался Эвмен.

— Какая? — спросил регент, — думаешь, если мы туда вклинимся гетайрами, они смогут сжать нам бока? При Херонее у них не получилось.

Регент не участвовал в битве, подчинившей Элладу Филиппу, но, разумеется, был наслышан и не раз, во всех подробностях из первых уст. Тогда Филипп выманил афинян притворным отступлением своего фланга и, когда те в азарте оторвались от союзников, в образовавшуюся брешь, в бок фиванского «Священного отряда», теснившего македонян, ударил Александр. Конница переломила ход сражения. Было ли прежде такое на земле Эллады? Дайте-ка припомнить… Вроде нет. Именно тогда и родилась кавалерия — ударная сила войска, а не просто его вспомогательная часть.

— Однако не следует явно демонстрировать намерения, — состорожничал Асандр, — расстояние большое, успеют сомкнуться.

— Вот поэтому ты и поведешь один таксис прямо на них. Создашь видимость атаки.

— Маловато, — возразил Асандр.

— С тобой пойдут гипасписты Адмета, они же поддержат конницу, когда та оторвется от фаланги.

Послав две тысячи щитоносцев против спартанцев, Антипатр оставил при себе еще одну тысячу, ибо эти воины отлично выучены прикрывать тыл атакующей тяжелой кавалерии и развивать наступление во все стороны. Их вооружение легче гоплитского, отсутствовали панцири и поножи, но щиты применялись значительно большего размера, нежели те, что использовались «пешими друзьями».

— Александр! — регент позвал зятя, — пустишь коней шагом за Асандром. Когда он сойдется с афинянами на полстадии, перейдешь в галоп и атакуешь из-за его спины, ударишь в эту брешь, заходя в тыл фокейцам. Все понял?

— Сделаю, — коротко ответил Линкестиец.

— Мелеагр, встанешь в центре и растянешь строй до восьми шеренг. Кратер — на правом фланге в шестнадцать шеренг. Всем все ясно?

Стратеги дружно кивнули.

— Ускорить развертывание. Нечего тянуть кота за хвост, — Антипатр, щурясь, посмотрел на солнце, — скоро полдень, а там и Гелиос за нас встанет.

Военачальники отправились к своим отрядам. Фаланга торопливо перестраивалась из походной колонны.

Вот нет клепсидры[2] под рукой, да собственно, и зачем она, когда солнце на небе? Опытный глаз по тени скажет, что и получаса не прошло, как ряды щитов союзников вздрогнули, и строй гоплитов качнулся вперед. Шумно опустились сариссы первых рядов македонской фаланги, задние слегка наклонились, создавая какую-никакую защиту от стрел. Зафыркали кони, понукаемые пятками всадников. Битва при Фермопилах началась.

 

 

* * *

 

 

Тяжелый свинцовый шар угодил прямо в вершину лямбды, украшавшей щит, тот загудел, привычно задрожал, но его край его, поддерживаемый плечом, не шелохнулся. Пущенный не слишком умелой рукой дротик на излете скользнул по украшенной чеканкой бронзе, что защищала выставленную вперед ногу.

— Агесилай! Долго мы будем так стоять? Теряем время!

— Прекратить разговоры! — рявкнул полемарх.

На нетерпеливого воина зацыкали. Несмотря на непрекращающийся лязг, гудение, свист и вопли фракийцев, Агесилай явственно различил донесшийся слева зубовный скрип: Павсания тоже не радовало текущее положение вещей. Варварам, налетевшим конными, не удалось застать спартанцев врасплох и те под градом дротиков не понесли никаких потерь, мгновенно перестроившись из походной колонны, что шла на северо-запад по берегу Малидского залива у самой кромки воды. Фракийцы, не желая вступать в непосредственное соприкосновение, попытались окружить противника, и монолит вынужден был изогнуться дугой, концами упираясь в морской прибой. Внутри, под защитой щитов укрылись легковооруженные илоты, которых Агесилай пока не ввел в бой, что и вызывало недовольство некоторых недальновидных горячих голов. Впрочем, железная дисциплина держала большую часть ртов на замке. Руки и ноги выполняли привычную работу, а головы, тренированные не хуже тела, не позволяли сердцам частить. Гоплитам не нужны призывы к спокойствию, устойчивости строя. Однако, продвижение прекратилось и с этим действительно пора что-то делать.

Фракийцев очень много. Часть пеших подвезли конные, еще несколько сотен человек появились чуть позже. Они уже убедились, что нанести хоть какой-то урон спартанцам весьма проблематично и лишь кружили подле монолита, не переставая визгливо вопить на своем тарабарском языке, время от времени проверяя дротиками бдительность противника.

Так бесконечно продолжаться не может, Агесилай понимал, что совсем скоро на сцене могут появиться новые действующие лица и в сюжете представления наметится поворот.

Фракийцы начали наглеть. Спокойно стоят в пятидесяти шагах, ржут над чем-то. Один, задрав хитон, потряс своим выдающимся волосатым хозяйством. Богами не обижен. Пример оказался заразителен. Пора наказывать.

— Токсотам приготовиться!

Илоты-лучники протолкались между рядами гоплитов к первой шеренге, наложили стрелы на тетивы.

— На колено!

Стена щитов стремительно опустилась, немногие фракийцы успели среагировать, метнув дротики и свинцовые снаряды, но, тем не менее, первая кровь со спартанской стороны пролилась.

— Бей!

Осиный рой танатовых слуг собрал жатву. Фракийцы, бросились врассыпную, спеша прикрыться легкими, плетенными из лозы щитами.

— Вперед! — Агесилай вскочил и бросился в атаку.

Не отставая ни на шаг, ни на полшага не вырываясь из строя, гоплиты поддержали рывок своего предводителя. Очень немногие в Элладе способны вот так атаковать бегом. Были бы кольца на остриях копий, Одиссей легко сумел бы послать сквозь них стрелу, как и всегда не уступив в искусстве лучника самому Аполлону.

— Бей!

Рука привычно отводит копье для удара. Выпад! Фракиец, обливаясь кровью, валится наземь. Рубиновая капля, срывается с наконечника в бездну, но он еще не напоен, он только вошел во вкус и серп черного даймона смерти срезает новые колосья.

Спартанцы безмолвно шли вперед, спокойно работая, как косари в поле. Фракийцы визжали, брызжа слюной. Как прибой разбивались о скалы и откатывались прочь, до новой волны. В дело пошли длинные ромфайи, двухлоктевые узкие клинки, с соразмерной рукоятью, но они легки и не могут разрубить бронзовую кромку массивного гоплитского щита, тем более пробить его. Они почти бесполезны сейчас. Способные одним ударом лишить человека ноги, они вязли в холщовых подвесах, спускающихся со щитов для прикрытия ног гоплитов. А копья спартанцев не оставляли ни единого шанса тем немногим храбрецам, что пытались вплотную подобраться к несокрушимой стене.

Варвары обратились в бегство, но преследовать их спартанцы не могли, подвижность пельтастов несравнима. На крыльях фаланги вновь завертелись конные кольца, полетели стрелы и дротики.

Бесполезный рывок, движение невозможно. Хотя, нет, кое-какой результат есть — варвары в ближний бой больше не полезут, а гоняться за ними, все равно, что бить комаров дубиной.

— Да сколько же у них может быть дротиков? — прошептал Павсаний.

Очень своевременный вопрос и фракийцы не слишком задержались с ответом.

— Отходят! — прокатилось по рядам.

— Отходят, — выдохнул полемарх и прокричал, — лохагам доложить о потерях!

Убиты восемнадцать спартанцев, примерно столько же илотов. Число раненых превосходит невосполнимые потери вдвое. Фракийцев на поле боя осталось лежать гораздо больше. Иной полис подобное количество покойников при достигнутом результате, несомненно, порадовало бы, но не Спарту, все войско которой ныне насчитывает четыре тысячи человек. В таких условиях потери неприемлемы вообще, поэтому Спарта и норовит в течение жизни нынешнего поколения воевать чужими руками. У государства воинов сейчас одна забота: рожать, рожать, еще и еще, больше мальчиков, больше гоплитов. Если раньше, во времена Леонида бездетная семья — позор, то ныне — преступление. Еще совсем недавно гибель мальчиков в процессе растянутой на годы закалки воспринималась, как обыденность, а сейчас подобные случаи заканчиваются расследованиями. Спартанец обязан быть воином, спартанская женщина должна ходить с пузом. И не приведи Арес, родиться девочка, девять месяцев впустую…

Глядя на отходящих фракийцев Павсаний поинтересовался:

— Интересно, это все? Эта толпа дикарей — все, что Антипатр решил выставить против нас?

— Надеюсь, нет, — сказал Агесилай, — продолжить движение!

Гоплиты повернулись направо и, не ломая строй, побежали вперед, легко, словно и не было марша с самого рассвета, словно и не отгремела только что кровавая схватка. Легкораненые не отставали от остальных. Пару тяжелых илоты несли с собой на импровизированных носилках из копий и щитов. Убитых бросили, приказ царя священен и он еще не выполнен. Цель — Ламия.

Фракийцы никуда н делись, они сопровождали бегущих спартанцев на некотором отдалении, однако Агесилай почти перестал о них думать — это не угроза. Но неужели Антипатр не клюнул всерьез? Ограничился застрельщиками? Если так, захват Ламии ничего не даст, чтобы там не думали Павсаний с Агисом. Весь план полетит к воронам.

Ноги бегут, исполняя царский приказ, а голова думает:

«Не убежать бы ненароком от противника».

Полемарх не знал, где сейчас Леосфен и успеет ли он прийти, если Антипатр все же явится в силах более внушительных, чем толпа варваров. Он не знал, что делает Харидем. Он вообще не имел никакого представления о том, что происходит на пятьдесят стадий вокруг. Он просто бежал, исполняя приказ и надеялся, что боги услышат и кости лягут «Афродитой», хотя и нет к тому никаких, по здравому рассуждению, оснований. Столько случайностей на войне, командир фаланги часто не ведает, что происходит на ее левом конце, а тут Агис пытается свести в один ковер столь непохожие нити, подумав за себя, за Харидема, за Антипатра… Ну возьмет Агесилай эту Ламию и что? Леосфен явится на следующий день, потом окажется, что Харидем все это время ковырял в носу, даже не думая вылезать из Врат, а македоняне, без сомнения, заполонившие своими разъездами всю округу, в отличие от полуслепых союзников, заметив намечающиеся клещи, спокойно отойдут. К чему вся эта безумно сложная мышиная возня?

Полемарх не жаловал игру в кости, сторонился ее, а потому не знал, что искуснейшие из игроков не полагаются на случай, порождение предвечного Хаоса.

— Македоняне на гряде! — пронеслось по рядам, по эномотиям[3], от хвоста в голову.

Агесилай вышел из колонны, опустив щит, уже не опасаясь случайной стрелы от фракийцев, которые все еще маячили неподалеку. В пяти-шести стадиях позади спартанской колонны, на гребне цепи невысоких холмов, тянущихся бесконечной змеей вдоль морского берега, заблестели щиты. Не фракийские плетеные пельты.

Боги услышали. Кости легли «Афродитой».

 

 

* * *

 

 

Выгоревшая за лето бурая сухая трава колко хрустела под ногами, злобно пытаясь укусить за пятки топчущих её воинов. Педзетайры шли в бой босыми[4], но грубая кожа у них на подошвах, уже в детстве не уступая подметкам сандалий, позволяла успешно игнорировать неудобства.

Массивные нащечники почти полностью прятали лицо, оставляя открытыми лишь глаза и нос. Шлем Андроклида похож на древние коринфские. С десяти шагов еще отличишь, благодаря бросающемуся в глаза козырьку вместо стрелки-поносья, но дальше отойдешь и уже не разобрать, есть ли разница. Начищенная бронза сверкала на солнце. Она не столь нагрета, как матовая, выкрашенная в синий цвет поверхность шлема Таная, но тот сильнее открыт и лохаг, чье лицо обдувает разгулявшийся к полудню ветер, испытывал неудобств гораздо меньше, чем декадарх, идущий приставным шагом, ссутулившись, как и все в македонской фаланге. Воины двигались левым боком вперед, иначе нельзя, ведь сариссу можно удержать лишь двумя руками, щитом при этом управлять невозможно, тот висел на шейном ремне, поддерживался локтем. Голова каждого бойца повернута налево, нащечники андроклидова шлема, выступавшие далеко вперед и вниз, для защиты горла, упирались в наплечник, затрудняя декадарху обзор.

— Да-а-нос, да-а-нос, — монотонно тянули воины, — смерть, смерть.

Таксис Кратера хищно скалился[5] девятью десятками зубов на длинных древках, растянутых на половину стадии. Это если только первый ряд считать. А учесть все, что смотрят прямо в грудь наступающим навстречу этолийцам — любая акула лопнет от зависти.

— Кратер! — прокричал Танай, не отрывая взгляда от противника, — они нам в бок ударят! Ты видишь?

Лохаг шел угловым, и щит товарища не прикрывал его от пельтастов, что маячили правее края македонской фаланги среди зарослей низкорослых маквисов на, полого уходящих вверх, склонах горы. Да этолийцы и без них сильно растянули свой строй. Тревожно для македонян. Если еще учесть, что шеренг там вроде бы угадывается поболее…

— Вижу, — спокойно ответил таксиарх и, повернув голову направо, высмотрев в последней шеренге урага, замыкающего декады, в которой шел сам, приказал, — всех «помощников» из тыла на правое крыло.

«Помощники», слуги, что полагались по одному каждой декаде, обычно занимались выносом раненных, но иногда и участвовали непосредственно в бою, для чего им выдавались пращи и короткие мечи. Легковооруженные бегом заняли предписанную позицию, их всего сотня.

Неандр, димойрит, начальник полуряда, шедший в той же, шеренге, что и таксиарх, с сариссой, поднятой почти вертикально, негромко произнес:

— Не сдюжат, маловато их.

Если уж димойрит из глубины строя разглядел явное превосходство противника в пельтастах, то Кратеру сие и объяснять без надобности.

— Верно говоришь, — согласился таксиарх, — надо бы у Мелеагра позаимствовать, ему фланги прикрывать без надобности.

Кратер подозвал гипарета[6], державшегося неподалеку, вне строя, и коротко изложил ему задачу.

— Только, парень, быстрее беги, скоро тут жарко будет.

Совсем скоро. Фаланги сблизились уже на пятьдесят шагов.

Если бы Танай или Андроклид могли сейчас взглянуть налево, то увидели бы извилистый частокол копий, растянувшийся на две с половиной стадии. Три таксиса, из которых крайний левый лично возглавлял Антипатр, двигались небольшим уступом, однако, против обыкновения, вперед немного забирало именно крыло регента: Танай, не отрывавший глаз от этолийских пельтастов, не торопился в атаку без прикрытия и ориентировавшиеся на него полторы тысячи воинов шли медленнее своих соседей.

— Может выставиться вправо, пока не поздно? — крикнул лохаг, — как Мелеагр, в восемь рядов?

— Приказ регента! — возразил Кратер, — да и поздно уже. Начнем суетиться, с разбега сомнут.

До вражеской фаланги тридцать шагов. Этолийцы не спешили атаковать с разбега, как любят спартанцы, шли неспешно, ободряя себя ритмичным речитативом.

Все ближе и ближе. Андроклид видел их светящиеся веселой злостью глаза. Передние держат четырехлоктевые кизиловые копья на уровне пояса, бойцы второго ряда уже подняли их над плечами товарищей, чтобы колоть сверху вниз. Но прежде чем бить, еще надо избежать македонских сарисс.

Все мысли прочь, лицо спокойно, шаг размерен. Сковать их страхом, пусть глаза мечутся, колени дрожат.

Вот сейчас… Все ближе. Еще немного. Еще…

— Алалалай! — закричал лохаг прославление Аресу.

— Алалалай, Аргеады! — подхватил Андроклид, а следом за ним и все.

— Эниалий[7]! — взревели в ответ этолийцы, принимая на свои большие щиты наконечники македонских сарисс, отражая их вверх, заученным движением. Они не наемники, граждане, но плох гражданин эллинского полиса, если никогда не стоял в учебном строю, не работал копьем и щитом.

Две грозовых тучи столкнулись посреди ясного, ослепительно голубого неба, извергнув молнию. Раскаты грома, нарастая, побежали вдоль частокола копий, с треском ломающихся о щиты. Рев тысяч глоток, в первые мгновения слитный и разборчивый, стремительно превратился в какофонию, что затихая в одном конце поля, немедленно взрывалась с новой силой в другом, чтобы, отразившись от взбегающих полукружьем амфитеатра склонов Каллидромона, вернуться к истоку.

— Н-н-н-а-а-а-а! — Андроклид энергично качнул сариссой вперед, шагнул, качнул снова, чувствуя, как наконечник подбрасывает вверх.

Вражеский гоплит упал, но сразил его не декадарх, а Медон, стоявший во втором ряду, чуть-чуть правее. На место павшего немедленно заступил его товарищ. Этолийцы отчаянно проталкивались сквозь лес македонских копий, добиваясь успеха лишь ценой большой крови. Не спасали массивные аргивские щиты и поножи: македоняне просто сбивали гоплитов с ног, монотонно толкая сариссы вперед. Каждый педзетайр превратился в подобие тарана. Никакой слаженности, ритма, под который враг мог бы подстроиться, вписаться в его рисунок. Сариссы бьют хаотично, но в этом и кроется сила фаланги.

Еще пара шагов и македоняне остановились. Ближний бой — гибель. Стоит врагу подобраться вплотную, как реки крови польются уже на другой стороне.

Строй этолийцев начал загибаться, охватывая фалангу македонян. Чтобы воспрепятствовать удару в бок, Танай и вся его декада вынуждены были развернуть свои копья вправо. Лохаг отодвинулся на два шага назад, останься он на месте, открыл бы свой левый бок под удар.

— Андроклид, держишь угол!

— Понял!

Неандр, чья сарисса подпирала голубой небосвод, молниеносно сориентировался и без приказа лохага велел своему полуряду опустить копья на правую сторону, чуть выставившись вбок. Для вражеских пельтастов, которые, набегая с воплями, собирались обрушиться на задние ряды правого края фаланги, это стало неприятным сюрпризом. Получился удар растопыренными пальцами и волна легковооруженных схлынула, огрызаясь дротиками. Вслед им полетели свинцовые снаряды «помощников» и бездоспешные пельтасты не просто отошли, но обратились в бегство, неся большие потери.

Этолийских гоплитов это не остановило, они продолжали давить на фланг македонян, который постепенно сминался, растягиваясь в клин. Уже Медону и стоявшим за ним бойцам приходилось все сильнее отклоняться вправо, только Андроклид, оставшийся в одиночестве на вершине тупого угла, в который превращался правый край фаланги, еще недавно геометрически идеальный, продолжал ритмичными толчками сариссы сдерживать напор врага.

Повсюду треск, лязг, хрип, рев. Перед глазами мельтешат оскаленные, брызжущие слюной, перекошенные бородатые лица. Один из гоплитов, протолкался-таки почти вплотную к Андроклиду, взмахнул копьем, но ударить не успел: стальная змея ужалила его прямо в рот, декадарху опять помог кто-то из задних.

Откуда-то слева по рядам этолийцев пошла волна воодушевления. Декадарх не видел, что там происходит, но необъяснимо ощутил нарастающий жар в той стороне. Противник прорвался на расстояние удара и длинные копья македонян стали проигрывать более подходящему для ближнего бою оружию эллинов. Большие глубокие гоплоны прикрывали этолийцев гораздо надежнее малых и легких, почти плоских щитов-асписов. Недаром в Пелопоннесскую войну эллины почти полностью отказались от доспехов — щит казался более надежным средством сохранения жизни в схватке фаланг, да и он несравнимо дешевле панциря. Неопытные воины, занимающие задние ряды, и сейчас идут в бой, одетые лишь в эксомиды, хитоны, что застегиваются только на левом плече. Щит и простой колоколовидный шлем-пилос, столь любимый спартанцами — вот все снаряжение этих бойцов. Однако после Мантинеи все армии вновь стали обряжать первые ряды в панцири и по большей части дорогие кованые, изображающие мускулатуру мощного атлета.

Так был облачен и первый из этолийцев, кто смог, наконец, пробиться к Андроклиду, счастливо избежав македонских копий. Эллин ударил копьем сверху вниз, наконечник скользнул по щиту декадарха и ушел в сторону, едва не пропоров бедро. Ответить Андроклид не мог, сарисса слишком длинна. Бросить? Эллин замахнулся снова. Не успевший принять решения декадарх (по правде сказать, его голова была сейчас совершенно свободна от каких-либо мыслей, а «думали» за хозяина тренированные мышцы), качнул копьем слева направо, не пытаясь уклониться от удара. Древко, безвредно для здоровья, врезалось в прикрытую шлемом голову гоплита, и тот промахнулся.

Декадарх ощутил, что тяжесть в руках уменьшилась, и массивный подток сариссы перевешивает назад. Это могло означать только одно. Македонянин перевернул обломок копья острым подтоком вперед, приняв удар противника в центр щита, и сделал выпад. В остановившихся глазах гоплита застыло изумление, он рухнул на колени и, через пару ударов останавливающегося сердца, завалился вперед.

— Медон! — рявкнул Андроклид, — сарисса!

Медон сердито зарычал, он был очень занят и сильно удалился вправо. За спиной декадарха давно образовалась каша, и ближайшим сменщиком оказался воин вовсе не его декады.

— Назад! — крикнули почти в самое ухо.

Андроклид нанес еще один удар обломком и попятился. Его место тут же занял другой боец. Декадарх шумно вздохнул, переводя дух.

 


 

[1] Филарх — предводитель филы. Фила — родовая община, а так же территориальная единица, на которой жили члены этой общины.

 

 

[2] Клепсидра — прибор для измерения промежутков времени в виде цилиндрического сосуда с истекающей струёй воды.

 

 

[3] Эномотия — воинское подразделение спартанцев, состоявшее, по разным данным, из 32 или 36 человек.

 

 

[4] В македонской армии обувь в бою носили только гипасписты.

 

 

[5] Возможно, слово «сарисса» происходит от древнемакедонского «сайро» — «скалиться».

 

 

[6] Гипарет — адъютант.

 

 

[7] Эниалий — одно из прозвищ бога войны Ареса.

 

 

  • Верные друзья / Так устроена жизнь / Валевский Анатолий
  • Беспокойные стихи. / Беспокойные стихи / Почтовалов Николай
  • Оттепель / В ста словах / StranniK9000
  • Любовь, твою ж мать... / Шарди Анатоль
  • Ты уходишь / Отзвук души / Abstractedly Lina
  • Защищайся! / Крытя
  • Токсоплазма. Адреналиновое равновесие. 2-18 / Абов Алекс
  • Жизнь и смерть Ольги Б. или История услышанная в маршрутке / Маслюк Дмитрий
  • Зависимость / Июльский Ян
  • Я Альфа-автор / ПОПЫТКИ СОАВТОРСТВА ( из литературной соавторской игры) / Анакина Анна
  • Апрель как август  / Зауэр Ирина / Изоляция - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Argentum Agata

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль