Потворство охамевшему злу

Прошлое до точки сингулярности размыто. Новая жизнь как водопад в разлом тектонических плит. Но падение тем и характерно, что недолго и самоочевидно в своем ужасающем завершении. Посему так тянет обратить взгляд назад и припомнить хоть что-то до обвала.

Мир менялся очень медленно. Дни сливались в серую вязкую хмарь. Вдруг кто-то говорит, что ты лысеешь. Кто-то замечает вены на тыльной стороне твоих ладоней. Это значит, что ты начинаешь стареть. Незаметно для самого себя, неприятно очевидно для старых друзей, случайно встреченных на улице. Так это парадоксально очевидно взаимно: ты тоже видишь неудержимые геологические изменения в сторону не Свана, но тлена именно их лиц, их тел, не своего.

Время текло размеренно и потому неприметно. Это называлось мирное время. И ты рассчитывал ещё пожить. Не пьешь, не куришь, не болеешь: почему б нет? А потом он уничтожил всё. Схватил тебя за шкирмо и бросил в волчью яму к своим озлобленным шакалам, которых натаскивал последние 10 лет. Готовил к своей безумной войне.

Я сразу понял, что жизнь закончилась. Продолжать жить как ни в чем не бывало, пока бомбят десяток мирных городов, втаптывают в пыль соседнюю страну, убивают невинных людей массово, по сути – и от моего имени тоже, нет, так жить невозможно, невообразимо, бесчестно.

Четыре дня я себя ненавидел за трусость и ломал в себе рыхлого добряка, реакцией которого на войну был ступор. На пятый день он был низложен и я победил страх. На шестой день я