Отомстил...

— Муха, муха, Цокотуха, — смеялась Арина, целуя Влада, — Муха денежку нашла. Вот чудеса, сколько ходила по этому парку, даже рубль не попался, а тут!

На даче было шумно: компания подобралась нескучная, повод был еще тот. Влад, очкарик-неудачник, прыщавый «ботан», вдруг разбогател. Главное, дуракам и впрямь везет, сам рассказал: шел по парку, на скамейке — сверток, развернул — там куча денег. И ведь незлопамятный какой: всех обидчиков своих собрал, контакт наладить захотел. Тут и Витек, и Павлик — самые острые на язык во всем институте, словечки их жалят, как осы! И Толян с Борькой — богатенькие папенькины сынки; девчонки-насмешницы, яркие, как мотыльки. Среди них и Аришка: простил дуреху. Она ему с ректорским отпрыском изменила, а Влад, добрая душа, — простил! Еще и любовничка ее пригласил! Арина хвостом перед Владом виляет как ни в чем ни бывало:

— Владик, у тебя бокал пуст, подлить вина? — ее губы скользят по его щеке, оставляя на коже терпкий аромат "Монбазильяка".

А Влад задумчив, никто не может прочесть его мыслей, да кому они нужны — мысли «ботаника»? Только не формулы и теоремы в его мозгу крутятся, а вспоминается встреча в парке...

— Что грустишь? — спросил старик понурого Влада, приютившегося на другом конце скамейки. Черные глаза незнакомца, казалось, смотрели прямо в душу. Влад, будто сто лет его знал, все рассказал: как однокурсники гнобят, и про проблемы дома, и про Аришкину измену. Старик понимающе кивнул:

— Отомстить хочешь?

— Будь моя воля, как букашек раздавил бы всех. Душу черту бы продал, чтобы проучить их.

Старик засмеялся и протянул сверток, Влад разорвал бумагу — на колени плюхнулись плотные зеленые пачки.

— Деньги — лучшее оружие для мести, в остальном помогу, только через год жду тебя на этом месте! — и старик исчез.

Утром Влад открыл глаза — следы вчерашнего веселья повсюду, а гостей — никого. Жажда скребла горло. Обулся, вышел на веранду, протянул руку к бокалу — и тут же отдернул: на столе суетились несколько жуков, над бокалом вились осы и мотыльки. Крупная бабочка села на щеку, еще не остывшую от поцелуев Арины. Влад смахнул бабочку с лица, она упала. Занеся ногу над ней, беспомощно шуршащей крыльями об пол, вдруг вспомнил слова старика: «Через год», — убрал ногу назад, грустно улыбнулся и вышел из домика.

— Год — не так уж и мало, — думал Влад, пытаясь приободрить себя. Он уходил все дальше и не видел, как пестрая бабочка бьется в стекло, рисуя крыльями последнее «прощай».

Стоял июнь. В воздухе летал одуванчиковый пух…