Саша. Три года назад.

— Шурочка, это кто к тебе приходил?

Лена смотрела на меня своими глупыми голубыми пуговицами. Припухшие губы приоткрыты: любопытно, не то чтобы очень-очень, но всё же.

— Родственник. И прекрати называть меня Шурочкой.

Меня всю жизнь звали Саша или Санёка. Родители, когда сердились — Александра.

Но смутить Леночку ничто не может:

— Шурочка, а вчера это кто был?

Но и со мной спорить на тему имени бесполезно:

— Вот ты Шурочку и спроси, а я — Саша, Санёка, Александра.

Она в недоумении моргает:

— Какую Шурочку?

Не люблю дураков. Стараясь не раздражаться, объясняю:

— Ну, ты же только что спрашивала какую-то Шурочку? А я — не Шурочка, понятно?

Ужасно глупо получается, я беру телефон и выхожу из палаты. Оттуда доносится:

— А-а-а, это ты так пошутила? Чтобы я тебя Шурочкой не называла?

Не смешно. Прямо мистер Могу, женская ипостась. Повезло с соседкой.

Стою на лестнице и слушаю звонкие голоса сынишек в трубке.

— Мамочка, мамочка, а ты к нам приедешь? Мы уже соскучирись и крёстный… Что?..

А, мамочка, крёстный тебе передаёт… бра-га-сав… чтойное ты передаёшь, крёстный?..

А, мамочка… Ба-га-са-ве-ни-е!

Им с трудом даётся звук «л». Они его или «глотают», или заменяют «рыканьем».

Потом трубку берёт крёстный, и уже сам говорит всё, что хотел мне сказать. После разговора с ним становится спокойнее и светлее на душе.

Дома происходит что-то непонятное. Мои мужчины пришли ко мне в разные дни по одному. На вопрос, где второй, каждый в свою очередь честно врёт, что очень, ну просто очень занят и навестит меня непременно завтра. Я делаю вид, что верю, но это только пока. Хорошего настроения это не прибавляет. Каждому сказала, что в следующий раз жду их обоих. Оба даже не спорят со мной и обещают, что непременно, честное слово. Они уже знают, что меня обманывать нельзя, поэтому не врут, только умалчивают. Ладно, дождёмся завтра.

Всё самое интересное случается ночью. Вот и у меня тоже.

Во всём родильном отделении я единственная роженица, но меня всё равно ухитряются оставить одну. Я уже устала ходить и стоять. Лежать на голом клеёнчатом матрасе не хочется совершенно. В окно не видно даже звёзд, небо уже два дня затянуто низкими серыми облаками. Поговорить могу сама с собой, больше не с кем.

С близнецами у меня всё шло, как по учебнику, а в этот раз всё было не по правилам. Просто в один интересный момент я поняла, что началось непосредственно то, ради чего я здесь и нахожусь.

— Эй! Где вы там все? Ко мне придёт кто-нибудь или что?! Хватит спать! У вас женщина без вас рожает!

Наконец появилась та, что меня осматривала:

— Ну, чего ты кричишь? Ещё рано. Я же смотрела недавно. Раскрытие ещё маленькое. Не терпится?

— Мне-то может и терпится, а вот ребёнку уже нет.

— Не выдумывай. Ложись, отдохни.

Она уже собралась уходить, но со мной такие номера не проходят:

— Я сейчас рожу тут прямо на полу, вот тогда и похохочете.

Акушерка устало вздыхает и бросает на меня взгляд из серии «как же вы меня все достали»:

— Ложись, посмотрю тебя.

Дальше все пошло быстрее и энергичнее. И вот уже в руках у неё моя громко вопящая дочка.

— Ого! Без пятидесяти граммов пять! Как месячный ребёнок! Ой, косы то чёрные!

Они там как-то слишком веселятся, а я вытягиваю шею и пытаюсь увидеть свою малышку:

— Ну, а мне-то можно посмотреть?! Заслужила?

Показывают мою смуглянку, волосы и правда длинные, чёрные. Искандеровна значит все же.

— Ну, сильна, Александра! Такую девицу, без единого разрыва!

Я столько слышала об эйфории только что родившей женщины, что просто удивляюсь себе. У меня нет эйфории. И чувствую я себя вообще как-то очень… нормально. Наверное, я эмоционально тупая, то есть отупевшая. Или обстановка не располагает к восторгам.

— Дайте, я покормлю её.

Но мне не дают. Ребёнок слишком крупный, будут наблюдать и ждать. А вот теперь мне обидно, моя красавица не получит самого ценного.

Вчера я была в палате одна. Сегодня прикатили Леночку. А я то думала, что больше не увижу голубых пуговиц и не услышу «Шурочки». Но Леночка вездесуща.

— Шурочка, кто из них твой?

— Оба мои. Не называй меня Шурочкой, я — Санёка.

— Нет, твой муж, который из них?

Я отворачиваюсь от окна и смотрю на Леночку:

— А ты как думаешь?

Она сразу принимает мой вопрос за увлекательную задачу и с интересом пытается её решить:

— Высокий крупный, да? Или нет… Он для тебя старый!..

Мне даже забавно наблюдать за ней, и я подначиваю:

— Почему это старый? Смотри, какой мужчина.

Она сразу успокаивается. Решила.

— Да-а. Интересный… А другой?

— А другой — мой муж.

Голубые пуговицы превращаются в блюдца:

— Ка-ак?! Ну, ты же сказала...

— Что я сказала?

Леночка в растерянности хлопает глазами, я ведь действительно ничего такого не говорила. Раз задача не решается, значит — ну её. Она быстро переключается на выданную информацию:

— А тогда он кто?

— Это отец моей дочки.

Леночкин ротик становится похожим на букву «о»:

— О… О, как… А-а, опять прикалываешься?

Конечно, прикалываюсь. Почему, когда говоришь правду, окружающие думают, что ты шутишь?