Грудничок. Жабкина Жанна

Женщина, одетая в мужскую клетчатую рубашку, сидела за столом и пристально вглядывалась в экран ноутбука. Её лицо было настолько близко к буквам на экране, что, казалось, она хочет дотронуться до них губами. Она читала письмо. Это было одно из тех писем, которые жаль выбросить, потому что они имеют свойство согревать души придурковатых сентиментальных меланхоликов.

«C появлением тебя в моей жизни — она разделилась… Раскололась… Просто распалась на «до» и «после».

Это сложно объяснить… И уж тем более вряд ли возможно понять.

Потому что даже до сих пор… до сегодня… буквально каждый день я открываю в себе тысячи каких-то новых моментов… Не знаю, эмоции ли это, чувства ли?.. Мне сложно найти название всему тому, с чем раньше никогда не сталкивался.

Иногда мне кажется, что в свои пятьдесят я снова стал маленьким ребёнком… Грудничком. Когда между ним и его матерью ещё так крепка та невидимая связь, какая-то незаметная эмоциональная пуповина… Что ему, порой, достаточно услышать её голос, увидеть её улыбку, различить её силуэт для того, чтобы почувствовать себя в безопасности и снова улыбаться окружающему миру. И возможно — чувствовать себя счастливым.

Почему именно такие ассоциации? Почему именно с грудничком? Наверное потому, что в этот период для человека ещё очень мало значат слова и их смысл. Намного важнее сама интонация, с которой они сказаны, тембр голоса произносящего их и, конечно же, знакомый, любимый и, пожалуй, единственный, безошибочно узнаваемый на данном отрезке жизни, силуэт, образ…

Мне спокойно и уютно, когда ты рядом, малыш. Я уже много лет ничего подобного не испытывал. Хотелось бы сказать, что не испытывал такого никогда, но просто боюсь быть нечестным. Да, я не помню, но вполне допускаю, что в какой-то степени подобное случалось ранее.

Точно могу сказать только одно… Что я, мой организм, за всю жизнь «до» не испытывал таких всплесков… таких доз… адреналина, дофамина, кортизола, эндорфина и всякой прочей заумной хрени, которая умеет так быстро и радикально менять настроение. Не знаю, плохо это или хорошо…

Думал над твоим вчерашним банальным — «тонко чувствовать, испытывать эмоции» (по поводу «жить»). Наверное, ты права. И наверное, с появлением тебя в моей судьбе, я снова очень остро почувствовал это. Сегодня я живу тобой, малыш.

Иногда мне от этого бывает стыдно, неловко, перед близкими… наверное, они чего-то недополучают в этой связи… А иногда мне от этого становится страшно. Когда вдруг озаряет понимание, насколько это хрупкая конструкция…

Но сейчас я реально стал ждать каждого нового дня, каждой новой встречи с тобой, и у меня реально появились мечты.

И сейчас жить по-другому я просто не смогу, не сумею…

Спасибо тебе за то счастье… за ту боль… которые ты привнесла в моё существование.

И о словах. Я люблю тебя. Люблю. Мне хочется повторять это снова и снова. Мне НРАВИТСЯ повторять это снова и снова. Я никогда и никому не говорил этого столько раз, сколько сказал тебе. И я мечтаю произнести тебе это, а скорее — дать почувствовать ещё миллионы и миллионы раз. Я уверен, я точно знаю, что в каждом отдельном случае оно не девальвирует, не приедается, не становится банальнее… Потому, что каждый раз, когда я тебе это повторяю, я чувствую к тебе что-то новое, незнакомое ранее и более сильное. Это тоже из той области, когда трудно объяснить…

И о главном.

Ты знаешь, я, наверное, неисправимый романтик… сумасшедший мечтатель и всё такое… Но я до сих пор верю, что у нас будет (не «возможно», а именно «БУДЕТ») общее будущее. Прости за тавтологию. Бред? Возможно. Но если бы у меня не было этой веры — наверное, ничего бы и не было между нами. Сегодня это моя «религия»…

Не смейся. Во мне странностей, пожалуй, даже больше чем в тебе.

З.Ы. Мне не даёт покоя твоё утреннее «сегодня ху@вый день» — я переживаю, я волнуюсь… эта твоя вечная недоговорённость… ненавижу тебя за это…

За то, что умеешь так сильно выбивать меня из колеи… иногда одним лишь словом…

Обожаю тебя…

За то, что точно так же, одним лишь словом, ты умеешь дарить мне надежду… делать меня счастливым»

Женщина закончила читать, потом потянулась за сигаретой, закурила, отпила кофе из чашки. Её «грудничок» не появлялся уже несколько дней. Он явно «подрос» и не нуждался в ней так, как раньше. И она даже не знала, вернётся он или нет. Но это было не так важно. Его вещи, его запах и его письма оставались с ней. Она училась довольствоваться одной только иллюзией его присутствия.