20.

Пожалуй, стоило еще раз навестить Николая. И хорошо бы с кем-нибудь. Например, с Лидой. Он побродил по ближайшим окрестностям. Проверил огород, поле. За пламенеющими от кроваво-красных ягод калиновыми кустами увидел Лиду. Она носила в сарай сено и охотно согласилась, чтобы ей помогли. Работая, Валерий внимательно присматривался к девушке — вдруг тот ночной визит связан с нею… Но увы, то была не она. Пусть он и плохой психолог, но так невозмутимо себя вести, после подобного приключения, невозможно.

— Молодец, — похвалила Лида, когда они притащили последнюю охапку. Она смотрела на него, чуть улыбаясь, открыто и невинно.

— Как спала? — спросил он. Девушка простодушно удивилась вопросу.

— Как обычно. А что?

— Сны снились?

— Да… каждую ночь. Один раз ты приснился. — Лида смущенно засмеялась. — Голый. Как тогда в бане.

Валерий смутился. Девушка очень нравилась ему. Хотелось сделать шаг вперед и обнять ее. Он знал: это будет воспринято без ужимок, без писка оскорбленной невинности и прочей чепухи, присущей цивилизованным девушкам. Хотелось сказать ей несколько хороших слов, добрых и значимых. Но что-то не позволяло ему воспринимать это милое создание непосредственно. Противоречивые чувства толкались, ворочались и боролись в нем. И вместо естественного порыва вырвалось нечто убогое:

— Может, к Николаю сходим?

— Давай…

Хозяева дома со стеклянными окнами тоже трудились. Он правил плоским камнем серп, она рубила хряпу в корыте.

— Туман сегодня очень густой, — еще издалека громко сказал Валерий, чтобы в случае недружелюбного поведения Николая, оставалось время сообразить, что делать.

— Да уж, — согласился тот, никак не выразив своего удивления.

Лида сразу разговорилась с Пелагией. О надоях, заготовках кормов и прочей лабуде, ещё не так давно достававшей всех жителей страны в годы Советской власти.

«Надо же, — подумал Валерий, — и здесь говорят о том же». — Он присел напротив хозяина, прищурился многозначительно, но тот и не думал смущаться.

— Рыбу съел?

— Нет еще. А что, хочешь? На ужин пожарим.

— Топор не потерял?

Николай вздрогнул. Тряхнул головой, чтобы космы прикрыли глаза и спросил:

— Откуда знаешь? Нашел что ли?

Теперь удивился Валерий.

— А ведро? Сумка?

— Ведро цело.

— В сумке что было? Не стесняйся, расскажи — я же не прошу отдать.

— В какой сумке? В твоей? Ее же Сом с Мисосом нашли. — Николай с трудом сдерживал волнение.

— Я имею в виду сумку рыбака.

— Рыбака. Сумку?.. Не было никакой сумки. Что ты мелешь?

— Пусть не было. Может, померещилось. А зачем мотоцикл сломал? Почему не уехал?

Николай быстро оглянулся на Пелагию. Та вроде бы слушала Лиду, но внимание ее было направлено в их сторону.

— Пойдем, прогуляемся, — тихо пробормотал бывший водитель вездехода. — Кажется, нас подслушивают.

Они молча дошли до самых болот. Николай присел на корточки, нервно растер пальцы.

— Расскажи, как там все происходило? — попросил он.

Нет, сейчас этот человек не играл. Слушал жадно и даже с каким-то смущением.

— Вот оно как бывает, — вздохнул Николай, когда Валерий закончил повествование.

— А у тебя другая версия?

— Да нет, не другая. Я помню… Ты ушел, а меня вдруг осенило. Надо завести мотор и уехать. Помню, что хотел завести и уехать. А сам взял ключ и замкнул клеммы. Мне нужна была искра. В голове вертелось: нужна искра. Вот я ее и получил. А потом этот вой. Ты слышал? Он гнался за мной по пятам. Как я не утонул, не понимаю… Но в деревне все прошло. Морсу попил и успокоился. Как будто и забыл даже. Вернее не забыл, нет, а вроде как случилось это давным-давно и значения уже никакого не имеет. Ты, вот, разбередил опять. И зачем только вернулся. Лучше бы дорогу свою нашел…

— Или утонул. Да?

Николай посмотрел на Валерия.

— Живи, мне-то что. И Лида мне твоя не нужна. Костлявая. — Николай встал и, будто сбросив с плеч ношу, распрямился и твердой походкой пошел назад.

— А Пелагии ты что, боишься? — спросил Валерий вдогонку.

— Разумеется, — невозмутимо ответил его загадочный собеседник. Однако в ответе этом чувствовался не страх, а скрытая неведомая сила. И не верилось, что такой человек кого-то боится.

— А Прошку? — почему-то никак не мог угомониться Валерий. Ему непременно хотелось зацепить, уязвить и даже разозлить своего несостоявшегося приятеля. От обиды, от разочарования, что ни на йоту они так и не сблизились и уж тем более не стали друзьями.

— И Прошку. И тебя. Всех боюсь. — Николай махнул рукой и ушел.

Валерий посидел еще в раздумьях. Он не хотел возвращаться в деревню. Он хотел домой, или… Да, он хотел, чтобы девушка из сна вернулась и больше никогда не исчезала. Вот с ней… можно было бы… и здесь жить. Валерий потряс головой. Неожиданно он вспомнил об опыте ученых. Крысе в мозг, в центр наслаждения, вживили электрод и подключили кнопку. Рядом поставили тарелку с едой. Крыса умерла от голода, но от кнопки не отошла. А что если и ему всего лишь возбуждали центр наслаждения? Как там выразился профессор? «Фантазия, подкрепленная реакцией организма». Очень и очень на то похоже. Но… вернись та девушка, и он точно знал, что променял бы этот набор слов на что угодно, хоть на саму жизнь.

Сом как раз закончил плести корзину. Он укрепил последний прутик и стал любоваться изделием.

— Учись, — посоветовал Валерию.

— Успеется еще, — сказал тот.

— Конечно, успеется, но навык полезный. Научишься и пользуйся на всеобщее удовольствие.

Лида собрала на стол. Ели молча, и впервые Валерий ощущал неловкость за свое невольное иждивенчество. Пришлось после ужина остаться и помогать квасить капусту. К счастью, хозяева не выразили по этому поводу удивления, восприняли с естественным простодушием, что и помогло гостю быстренько приспособиться и просто работать, а не препираться с излишне назойливым на слова дедом.

Ему показали, как правильно резать кочаны, и за всеобщей несуетливой работой возникла непринужденная, почти семейная обстановка. Потом Валерий толок капусту, пока из нее не выступил сок, после чего в кадушку добавили клюкву, тмин и мелко порезанную морковь. К тому времени дед уже перестал вмешиваться в процесс, уселся в сторонке и принялся чинить рукава в своей тужурке. Работал старик прилежно, не спеша, явно получая удовольствие от всякого приносящего пользу труда.

— Я думал, у вас тут костяные иглы, — сказал Валерий.

— Кое у кого и костяные, а у меня железная, — не без тщеславия похвастался Сом. — Старинная.

Капусту проткнули острой палкой для выхода газа, выделяющегося при брожении, накрыли чистой тряпицей и откатили кадушку в сторонку.

— Дайте нож, — попросил дед. — Нитку отрезать. Такая суровая, не порвать руками.

Валерий поискал нож на столе, не увидел и протянул свой — перочинный. И тут же замер от неожиданности. Сом шил… леской.

— Странные нитки, — произнес гость, стараясь не выдать волнение. — Где раздобыл такие?

— Где-где? Ясно где. В лесу нашел.

— Разве не у озера?

— В лесу, сказал. Попробовал — крепкие, не хуже свинячьих жил. Вот и решил присудобить к делу. Там еще и палка была. Странная такая, и вот эта чудо-нить на катушке намотана…

На другой день Валерий твердо решил: назрела острая необходимость пообщаться с Прокофием. В происходящих вокруг событиях недоставало звеньев, и не исключено, что этот неуловимый человек являлся фигурой, которая могла объяснить всю творящуюся фантасмагорию.

Через несколько минут Валерий стоял у того самого дома. Как и в первый раз, помаячил под окнами, покричал. Ни шороха, ни гу-гу…

«Что ж, раз вы тут не запираетесь — попробую войти», — решил Валерий и поднялся на крыльцо. Потянул ручку. Дверь начала открываться и вдруг кто-то с силой прихлопнул ее изнутри.

— Эй, хозяин, познакомиться пора! — крикнул Валерий.

— Надо ли? — раздался из-за двери приглушенный грубый голос.

— Я есть хочу.

— Стой там.

— Стою.

Через минуту дверь приоткрылась, и чья-то рука выставила на крыльцо миску с едой.

— Ни хрена себе, — удивился гость, — как собаке… — Он схватился за ручку. Очень хотелось взглянуть на остроумца. Потянул и почувствовал, что дверь держат. — Ты чего, боишься, что ли? — спросил.

— А ты… нет? — голос звучал хрипло, но не испуганно, скорее равнодушно.

— Я? Нет.

— Ну, тогда входи… — Дверь внезапно открылась. В сенях никого не было. И только в глубине полумрака мелькнули два желтых глаза и уплыли в темнеющий проем входа в горницу.

Подступил страх. Панический, утробный. Хотелось бежать, но нет, будь что будет. Он собрал волю в единое целое и перешагнул порог. В горнице никого не было. По углам, стенам и даже над столом висели пыльные паутины. Пол противно скрипел. Никто не мог жить в таком жилище.

Незваный гость прошел вперед. В божнице увидел портрет Сталина, под которым теплилась лампадка. Внезапно в нос ударил сладковато приятный запах. Оглянулся. На ошестке печи стоял чугунок, накрытый металлической миской. Угли были горячими, хотя и не светились. Валерий дунул на них. Взметнулась зола. Чуть зависла в воздухе, потом закружилась и унеслась куда-то вверх под свод печи. Как будто подул ветерок. Угли вспыхнули и стали разгораться. Ярче, ярче… В чугунке громко забулькало, повалил пар. Крышка стала бренчать, подпрыгивать. По стенкам струйками побежала кипящая жидкость. Валерий хотел слегка сдвинуть миску, чтобы дать выход пару, но она вдруг сама свалилась и с грохотом покатилась по полу. Гость подобрал посудину, вернулся к печке. Пена в чугунке медленно оседала… в кипящей жидкости варилась… человеческая рука. Грохнулась на пол крышка. Паутины зашевелились, опали и мелкими мышками разбежались по углам. Откуда-то из-за печи послышалось тихое покашливание. Валерий выскочил на улицу и побежал, не разбирая дороги. Он пересек поле, с ходу перепрыгнул грядки с капустой, продрался сквозь крыжовенные кусты, со всего разбега влетел в трясину и только тогда опомнился. Вокруг была липкая холодная черная жижа. Она поглощала его быстро и неотвратимо. Ни деревца рядом, ни кустика.

«Вот и конец, — мелькнула мысль. — Боже, какая нелепая смерть. Но Мисос сам выбирался из трясины. Значит, есть какой-то способ. Может быть, нельзя дергаться?». — Нет, хоть шевелись, хоть не шевелись, жижа затягивала. Вот она закачалась у самого рта, закрыла губы… выше… выше… Валерий в последний раз втянул носом воздух … Черный холодный мрак больно ударил в глаза. Невыносимо хотелось вздохнуть, но нет, он не позволит болоту убить его — лучше потерять сознание от удушья. Голова наливалась чем-то кроваво-красным, густым, ее распирало и распирало, но сознание не меркло. Из последних сил он не давал себе дышать, но понял, что еще чуть-чуть — и не выдержит. И он не выдержал… вздохнул.

…Очнулся от собственного утробного хрипа, крика и от пронзившей сознание радости, что не умер. Чудо свершилось или его вытащили, но он остался жив. В губы что-то больно тыкалось.

— Пей, пей, пей, — повторял неприятный голос. — Пей, а то помрешь.

Валерий с усилием разомкнул веки. В кромешной тьме, совсем рядом светились и смотрели на него нечеловеческим взглядом два желтых глаза. Он шевельнулся и понял, что все еще в трясине. Густая жидкая грязь колыхалась перед глазами, и было непонятно чем тут можно дышать.

— Пей! — продолжал настаивать голос.

С невероятным усилием Валерий глотнул черную жижу, и она показалась соленой на вкус. Желтые глаза стали тускнеть. Мелькнули корявые руки, словно повисшие в пространстве, и он понял, что засыпает.