глава восьмая

Опять пылит дорога, опять Накия едет в повозке, запряжённой ослом, только на этот раз она не пленница, а хозяйка повозки, в её распоряжении два раба, она отвечает за сохранность имущества, находящегося в повозке. Большая часть этого имущества принадлежит Нидинту: это его награда за службу, часть имущества товары, купленные в Иерусалиме в складчину с Титом. Друзья надеются выгодно продать их в Вавилоне. Сейчас повозки сопровождает Тит. Нидинту в головном дозоре. Обоз передвигается под охраной. Впереди и позади обоза — дозоры. По бокам тоже выставлено охранение. Хотя и земля Верхнего и Нижнего Арама признала власть великого Навуходоносора, осторожность не помешает.

Накия уже знает, что в караване обоза они едут только до Кархемиша, дальше они поплывут по Ефрату до самого Вавилона. Там Нидинту внесёт плату в храм Иштар (так в Вавилоне называют великую Астарту) и их объявят мужем и женой.

На остановках Накия хлопотала по своему немудрёному хозяйству, привыкала к роли хозяйки. Следила, чтобы рабы вовремя собрали хворост для костра, загодя принесли воды. С едой не скупилась, кормила их после Нидинту и Тита, но так же досыта. Видя хорошее отношение к себе рабы, их звали Агаг и Валак (имена, одно амаликитянское, другое моавитянское, конечно, вымышленные) охотно исполняли все приказы Накии. Поклажа на повозке была аккуратно уложена и привязана, осёл накормлен. Во время стоянок земля около повозки подметена, котёл для приготовления пищи блестел.

Как-то вечером Нидинту приехал не один, а с самым набожным воином кисира, по имени Убаллу, ранее бывшим храмовым служителем, и собиравшимся вернуться, после похода на старое место.

— Примерно через месяц мы будем в Вавилоне, — сказал Убаллу, — и тебе, Тит, и тебе, Накия, не мешает послушать наши предания, чтобы не оплошать при встрече со жрецами. Сегодня я расскажу вам о сотворении мира.

Тем временем котёл с мясной похлёбкой был снят с треноги, и Накия готовилась кормить ужином мужчин. Тит притащил кувшин с сикерой и после ужина, попивая густой хмельной напиток Убаллу начал:

«В незапамятные времена, когда ещё не было ни земли, ни небес, когда суша ещё не отделилась от воды и в бесконечном океане, заполнявшем всю вселенную, не появилось ни одного острова, существовали два страшных чудовища: праотец Апсу и праматерь Тиамат. В те же незапамятные времена возник свирепый Мумму, носившийся в предвечном хаосе.

Постепенно в бесформенных недрах водной стихии стали зарождаться семена жизни и принимать облик богов. Появились Лахму и Лахамму, Аншар и Кишар, Ану, Энлиль и Эа.

Первые боги пытались отделить влагу от тверди и воздух от огня и указать путь бесформенным стихиям. Апсу и Тиамат были недовольны деяниями порождённых ими богов. Им не хотелось лишаться былого покоя, и порешили они истребить богов. Осуществить свой злодейский замысел поручили они своему верному слуге Мумму. Но мудрейший из богов Эа разведал обо всём и решил защищаться. Хитрыми заклинаниями усыпил он Апсу, разрубил его тело на части и рассеял их в бесконечном водном пространстве, а коварного Мумму связал и лишил волшебной силы. На краю предвечного океана воздвиг Эа свой великий дом. Он призвал огненного бога Аншара с четырьмя глазами и четырьмя ушами и поставил его на страже своих владений».

Костёр прогорел, Агаг, старший из рабов, подбросил хворосту. Младший — Валак, по знаку Нидинту, достал из повозки на смену опустевшему кувшину полный. Убаллу, хлебнув в очередной раз сикеры, с одушевлением продолжил:

«В дикую ярость пришла Тиамат, увидев, как хаос во вселенной сменяется порядком и стихии начинают отделяться друг от друга. И решила она погубить всех богов и вновь смешать воедино твердь и влагу, воздух и огонь. И создала она одиннадцать свирепых чудовищ: змеев с острыми жалами и крылатых драконов с беспощадными зубами, полулюдей-полускорпионов, человеко-рыб и диких псов, сокрушающих всё своими могучими челюстями. Тела этих чудовищ были налиты ядом вместо крови, и во главе их поставила Тиамат самого жестокого и самого неумолимого из своих слуг — Кингу. Скрижали судьбы она возложила ему на грудь, провозгласив его своим супругом, и дела всей вселенной отдала в его руки. В царских одеждах, с мечом в руках во главе полчища чудовищ выступил Кингу. Никто из богов не отважился взглянуть ему в лицо, боясь погибнуть от трепета».

Отсветы костра падали на лицо рассказчика, поминутно меняя его черты. Временами Накие казалось, что это какой-то бородатый дух сидит у её костра и рассказывает страшные истории.

«И собрались боги в чертоге бога Аншара, и стали решать, кто из них пойдёт в бой против Тиамат и её нового супруга Кингу. Ни бог Аншар, ни могучий Ану, ни мудрый Эа не решались выступить против сил хаоса и мрака. Тогда младший из богов, Мардук, объявил, что он согласен выступить против беспощадных врагов и спасти своих братьев-богов от гибели. Но за это они должны признать его своим царём и никогда не вступать с ним в спор.

И вот семь величайших богов, вершащих судьбы мира, стали обсуждать на своём собрании всё, что предложил им Мардук. Рассевшись в чертоге, боги стали пировать. Они ели белый хлеб и пили сладкое вино. Их печень — вместилище разума и чувств, развеселилась, и без сожаления отказались они от своей верховной власти в надежде спастись от страшных врагов.

«Ты будешь нашим царём, — объявили они Мардуку, — в твоей власти будет возвышать того, кого ты полюбишь, и унижать того, кто будет тебе неугоден, и решений твоих никто не посмеет отменить. Спаси нас от страшной Тиамат и её безжалостного супруга Кингу, и мы будем служить тебе и слушаться тебя. Скипетр, трон и господство отдаём мы тебе!»

Приняв верховную власть из рук богов, Мардук не стал медлить. Он вооружился мечом и копьём, привесил к поясу лук и колчан, взял в руки огромную сеть и вскочил в колесницу, запряжённую четырьмя конями, зубы которых были наполнены ядом.

Восемь ветров, дующих в разные стороны, послушно окружили его, и каждое его движение рождало молнии. Увидал его Кингу и устрашился, и разбежались в разные стороны чудовища, созданные Тиамат. Но сама Тиамат не испугалась. Яростной бранью встретила она Мардука. Из уст её вырвались проклятия, и от дикой ненависти тряслись её недра. Не смутился смелый и храбрый Мардук. Он поднял руку и накинул на Тиамат свою хитро сплетённую сеть. Тиамат раскрыла пасть, думая поглотить его вместе с колесницей. Но Мардук ловко отступил назад и вогнал со всей силой в её глотку восемь мощных ветров, которые тут же заполнили её внутренности. В её чреве стала бушевать настоящая буря, разрывая на части её сердце и печень. Она задыхалась и не могла вымолвить ни одного слова».

Убаллу замолчал, переводя дыхание, наполнил из кувшина свою бронзовую чашу, выпил несколько глотков, немного помолчал и снова продолжил:

«Мардук воспользовался сложившейся ситуацией, и пронзил её тело копьём, и наступил ногой на её безжизненное, бездыханное тело. Он взял меч и вырезал её сердце, а огромное туловище чудовища разрубил пополам, как плоскую рыбу. Одной половиной тела он перекрыл верхние воды и отделил их от нижних вод. Создав сплошную стену, отделяющую небесный мир, он проделал в ней ворота, устроил запоры и поставил охранять их стражей, запретил им без его одобрения и согласия выпускать дождевые воды, снег и град на землю.

Из другой половины тела Тиамат Мардук создал землю, имеющую вид полукруглой чаши, и опрокинул её в нижние воды, заполнявшие царство премудрого бога Эа. По воле этого бога из недр земли били ключи, а солёная влага, омывавшая земное полушарие, прорывалась местами вперёд и образовывала заливы и лагуны. Между небесным сводом и поверхностью земли в бесконечном пространстве, освобождённом от первобытных вод, бушевали по воле Мардука могучие ветры, те самые, что помогли ему разделить на две части тело Тиамат. Небесный свод украсил Мардук двенадцатью великими созвездиями, определив для каждого из них две тысячи лет. Первую двойную тысячу лет поручил он стоять на страже Близнецам, на смену им должен был прийти небесный Телец, а тем временем Овен будет дожидаться своей очереди.

И призвал Мардук богов Сина — Луну и Шамаша — Солнце и поделил между ними сутки. Бог-отец Син одел на голову бледно-жёлтую тиару, светящуюся волшебным светом, и восходил на небо каждую ночь. Семь дней его тиару трудно было разглядеть, через неделю отчётливо становилась видна половина тиары, потом другая половина, а концу месяца вся тиара загоралась невиданным блеском.

Каждое утро Син удалялся в свои небесные ворота, и на смену ему на восточном горизонте подымался его божественный бог-сын Шамаш и правил вторую половину суток, разгоняя сумерки и устрашая злодеев и нечестивцев.

Так как поверхность земли была сперва хаотичной и пустой, то повелел Мардук прорасти травам на лугах, и насадил он леса по склонам гор и тростники в болотах и лагунах. И населил Мардук горы и долины разными зверями, а праотец — бог Ану — пернатыми, которые стали вить гнёзда на ветвях деревьев и в расселинах скал: премудрый же бог Эа направил по морским волнам и по течению рек бесчисленных рыб.

После этого земля оживилась и наполнилась радостным шумом. Однако Мардуку этого казалось мало. Он задумал великое дело: захотел он создать существа, напоминающие богов своим обликом и своим разумом. Он убил свирепого Кингу — супруга побеждённой Тиамат, смешал его кровь с глиной и вылепил первых людей. Во всём они стали похожи на богов, но были слабее их, и время жизни их было ограниченно. Состарившись, они должны были спускаться навсегда в некую страну без возврата, в мрачный подземный мир, оставив на земле детей и внуков для служения бессмертным богам».

Убаллу снова замолчал. К этому времени совсем стемнело. Сикера в последнем кувшине закончилась.

— Наверное, на сегодня хватит, — сказал Тит, — Убаллу совсем устал, а ему завтра вставать с рассветом. Пойдём, я провожу тебя.

Изрядно захмелевший Убаллу с трудом поднялся, Тит подхватил его под руку, поправил на нём кожаный подшлемник, и весело балагуря, потащил рассказчика к его повозке. Оставшиеся у костра стали готовиться ко сну. Накия велела Валаку постелить себе и Агагу попоны у костра. Нидинту и Титу она постелила под повозкой (на случай дождя). Сама легла в повозке на тюфяке, завернувшись в покрывало. Сон долго не шёл к девушке: вспоминались скифский плен, смерть отца, дни проведённые в семье тётушки Агарь. Пугало будущее — что-то ждёт её, чужестранку, в Вавилоне?

Утром, после завтрака, обоз снова двинулся к переправам через Ефрат, к Кархемишу. Обоз уже пересёк равнинную пустыню и вступил в предполье знаменитой по всем землям крепости, история которой насчитывала к тому времени более тысячи лет. Построена она была легендарным народом хеттов. В пору могущества царей Хаттусаса Кархемиш был перестроен и превращён в неприступную крепость. Со временем Кархемиш превратился в перевалочный пункт мировой торговли, где металлы, строительный камень, кораллы, самоцветы, раковины-багрянки, из которых выделывали пурпурную краску, лес и благовонные деревья и травы, а также скот, поступавшие с запада, переправлялись на правый берег Ефрата. Те же товары, что доставлялись с востока, вплоть до привозимых из Мидии породистых жеребцов, «морских камней» с благословенных южных островов и небесного цвета лазурита, добываемого в горах Памира, — на левый. Сложенные из гранитных глыб и валунов стены Кархемиша высились над узкой в тех местах речной долиной. К северу от города местность была холмистой, пересечена оврагами и руслами нескольких впадавших в Ефрат речушек. К югу простиралась довольно ровное предполье, через десяток беру переходящее в равнинную пустыню.

К вечеру на горизонте замаячили стены прославленной крепости, под стенами которой два года назад Навуходоносор наголову разгромил превосходящие по численности полчища египтян. Нидинту в той битве не участвовал, но со слов Элгаша знал некоторые подробности и сейчас он поделился ими с Накией.

По приказу тогда ещё царевича Навуходоносора халдеи захватили плацдарм на правом берегу Ефрата севернее Кархемиша, там, на глазах у египтян, вавилоняне стали наводить мосты, словно хотели перебросить туда новые войска. Верховный визирь египетского фараона (сам фараон находился в Рибле), стал готовиться к отражению атаки с севера. Тем временем Навуходоносор ночью вплавь на бурдюках переправил лучшие войска на правый берег южнее Кархемиша и на рассвете неожиданно атаковал ещё сонных египтян прямо в их лагере, который они поленились укрепить должным образом. В ожесточённой рукопашной схватке вавилоняне сломили сопротивление египтян и на их плечах ворвались в Кархемиш, где продолжилось избиение впавших в панику египетских пехотинцев. Достойное сопротивление оказали только греческие наёмники, умевшие сражаться сомкнутым строем — фалангой, они полегли все до единого, но никто не побежал.

После того, как Навуходоносор захватил крепость, он приказал восстановить разрушенные укрепления, и сейчас Кархемиш способен выдержать любую осаду. Владея такой крепостью, царь Вавилона легко контролирует все земли Верхнего и Нижнего Арама вплоть до Иудеи и далее.

Сумерки быстро сгущались, а до Кархемиша было не менее полутора беру, поэтому решили в последний раз заночевать на берегу почти пересохшей речушки, в которой с трудом напоили животных. Накия с помощью Валака быстро приготовила ужин. Агаг в это время притащил большую охапку чертополоха для осла. Нидинту с Титом, поужинав, не торопясь, пили сикеру у костра, строя планы на будущее. Накия, никогда не видевшая больших рек, стала расспрашивать Нидинту о том, как они поплывут по Ефрату, насколько это большая река и не утонут ли они. Нидинту, как мог, успокаивал невесту. Тит, бывавший с Иаковом в морских торговых экспедициях, стал рассказывать ей о своём путешествии в Тир и далее на Кипр, по сравнению с которым путешествие по Ефрату просто детская прогулка.

Наутро обоз медленно двинулся в сторону Кархемиша и к полуденной молитве был уже в крепости. Тит и Накия остались у повозки, а Нидинту ушёл к набережной нанимать лодки для сплава по Ефрату. Через пару часов он вернулся довольный:

— Нанял две больших гуфу, поместятся все повозки и мы с ними. И недорого, по десять сиклей за гуфу и мы должны кормить лодочников два раза в день. Пойдём грузиться. Набережная находится за городом недалеко от ворот.

На улицах Кархемиша было людно, у ворот шумел рынок, на котором продавались финики, оливки, свежая рыба, молоко, зелень. Чуть дальше раздавался стук мастерских, где прямо у дверей ремесленники продавали свой товар: медные кувшины, блюда с изумительной чеканкой, конскую сбрую, браслеты, головные уборы. Купцы зазывали покупателей в свои лавки, в которых можно было купить товары со всего света.

С трудом пробившись сквозь толпу, Нидинту вместе со спутниками направились к набережной, благо она находилась недалеко от городских ворот.

Набережная Кархемиша была отделана булыжником, вниз к реке вели пологие ступени, в стороне был сделан пандус для повозок. Гуфу оказались большими лодками, похожими на опрокинутый щит. Корпус их был сплетён из веток ивы и обтянут кожей. Несмотря на внешнюю хрупкость, эти лодки были прочными и грузоподъёмными. Рабы подрядчика, хозяина этого причала, погрузили на гуфу повозки, по две в каждую. В одной разместились Тит и две повозки с рабами Балату-Мардука, в другой Нидинту, Накия, повозка Балату-Мардука и Агаг с Валаком.

Накия, оказавшись в гуфу, огляделась. Лодка почти круглая, корпус её сплетён из ивовых веток, обтянута кожей, на дно постелена солома. Стоит несколько бочек, видимо с пальмовым вином. На носу и корме по веслу, с которыми управляются стоящие в рост мужчины, направляя гуфу по фарватеру реки.

— Через неделю, если боги будут к нам милостивы, доберёмся домой, — весело сказал Накие Нидинту, — если плыть ночью, можно добраться раньше, но лучше не рисковать.

Ширина Ефрата у Кархемиша достигала примерно двух ашлу. Накия никогда не видела таких рек и с тревогой смотрела, как несущиеся по течению ветки, солома и другой мусор бесследно исчезали в водоворотах. Гуфу же, ведомые рулевыми, спокойно плыли по течению могучей реки, успешно избегая водоворотов, не слишком близко приближаясь к берегу и не слишком далеко удаляясь от него. Мимо них, по берегам Ефрата, проплывали селения, там и сям виднелись небольшие храмы. Чем дальше вниз по течению уносила их гуфу, тем ухоженнее делалась земля, многочисленнее селения, более цветущими сады. Ночевали на берегу: около десятка гуфу останавливались в одном месте, путешественники высаживались на берег, разжигались костры, готовили пищу, сообща выставляли небольшое охранение. Рабы следили за вьючными животными. Утром снова отправлялись в путь. На шестой день к вечеру достигли предместья Вавилона — Бит-шар-Бабили (Дом царя Вавилона). Нидинту решил высадиться здесь, переночевать на постоялом дворе, а утром ехать в Вавилон, до которого ещё добрых полберу.

— Уже стемнело, ворота закрыты, да и ночью на улицах Вавилона небезопасно, — сказал он друзьям.

Расплатившись с лодочниками, Нидинту повёл свой маленький отряд к постоялому двору, который находился, как он помнил на окраине посёлка. Хозяина постоялого двора звали Харицайя, когда-то он покупал у Нидинту железные изделия.

Харицайя узнал юношу:

— Приветствую тебя, доблестный воин. Как твои дела? Успешен ли был поход нашего господина, царя Навуходоносора?

— Поход был успешен, боги благоволят нашему царю, вся земля Хатту приведена в покорность, взята большая добыча. Не найдётся ли у тебя, почтенный Харицайя место для ночлега мне моим друзьям и моим рабам.

Последние слова Нидинту произнёс с нажимом, показывая, что он стал человеком состоятельным. Как и следовало ожидать, хозяин постоялого двора засуетился, приглашая путников пройти во двор.

— Повозки поставьте здесь, товары можете не разгружать, я прослежу, чтобы их никто не тронул, ослов привяжите здесь, мои слуги их покормят. Рабы разместятся на втором этаже, о них тоже позаботятся. Вы же, дорогие гости, проходите сюда. Сейчас вам принесут ужин: баранину с чесноком, свежий хлеб и кувшин сикеры. Для госпожи будут творог, финики и медовое печенье.

Внутренность постройки, где они находились, освещалась чадящими факелами. В центре помещения стоял стол, вокруг него несколько сплетённых из тростника стульев. На стенах висели разрисованные циновки, пол в гостиной был глинобитным. Слуги быстро принесли блюдо с бараниной в чесночной подливе. Проголодавшиеся путники разместились за столом. Накие слуга поставил под ноги маленькую скамеечку. Баранина показалась очень вкусной, подлива в меру острой. Финики и печенье Накие понравились, творог тоже.

После ужина хозяин отвел путников в комнаты для ночлега. Накию поместили в крохотной комнатушке, в которой стояло тростниковое ложе, застеленное покрывалом, под которым оказался мягкий тюфяк. Около дверей, на всякий случай, как сказала служанка, стояла ночная ваза. Нидинту и Тит разместились рядом, в соседнем номере, где стояло одно широкое ложе.

Ночь прошла спокойно. Харицайя сдержал своё слово. Все вещи остались на своих местах. Ослы накормлены, рабы отдохнувшие. Утром, после завтрака, путники тронулись к Вавилону. Накия и Тит были поражены открывшейся перед ними панорамой. Казалось, они попали в один сплошной сад. Сады, сады вдоль дороги, вдоль арыков. На полях, как муравьи, суетились крестьяне. Навстречу им, из Вавилона и, обгоняя их, в Вавилон двигались караваны, одиночные повозки, шли пешие путники. Казалось, будто весь мир тронулся с места и куда-то пошёл. И это немудрено. Вавилон в то время был самым крупным городом мира, в нём насчитывалось более полумиллиона жителей. С ним могли сравниться только Ниневия, Александрия, Карфаген или Рим в эпоху их расцвета, но сейчас и Рим, и Карфаген представляли собой захудалые городишки на периферии цивилизованного мира, Ниневия была разрушена, а Александрия ещё не была основана, так что Вавилон не знал соперников.

Чем ближе подходили путники к великому городу, тем выше поднимались его мощные стены. Уроженцы страны Хатту были поражены грандиозностью открывшегося перед ними зрелища. Стены поднимались, казалось, к самому небу. Как сказал изумлённым Накие и Титу Нидинту, город окружён двумя стенами: внутренняя стена называется Имгур-Эллиль (Услышал бог Эллиль), её толщина примерно тринадцать — четырнадцать локтей, высота около шестидесяти локтей. На стене через каждые сорок локтей возведены башни для защитников. Стена сложена из кирпича-сырца на асфальте и облицована обожжённым кирпичом. Наружная стена или «Вал», называется Немет-Эллиль (Местожительство бога Эллиля), она отстоит от внутренней приблизительно на четырнадцать — пятнадцать локтей, и немного меньше. Высота её примерно пятьдесят локтей, толщина семь — восемь локтей. На ней также возведены башни для защитников через каждые сорок — пятьдесят локтей. Перед стенами ров шириной двадцать пять локтей, его стены сложены из обожжённого кирпича, соединяется он с Ефратом. Ров и стены сплошным кольцом окружают город.

— В стенах Вавилона восемь главных и около сотни мелких ворот, — продолжал Нидинту, — мы приближаемся к Воротам Гишшу, к ним в городе подходит улица Нергала Радостного, на ней, недалеко от ворот, в квартале Кациру, расположен мой дом. Надеюсь, что арендаторы уже освободили его. Об этом я писал ещё из Урсалиммы.

Миновав ворота, где они заплатили небольшую пошлину за ввоз товара, путники вошли в город, и опять Накия и Тит были удивлены: их поразили удивительно прямые, широкие и чистые улицы Вавилона. По ровным улицам города было легко идти, дороги были плотно утрамбованными, сравнительно чистыми. Дома выходили на улицы глухими стенами, как и везде на Востоке. По улицам взад и вперёд шло множество людей, сновали многочисленные торговцы-лоточники, предлагавшие сушёную рыбу, финики, лепёшки, чеснок, вяленую саранчу. В конце улицы, казалось прямо на горизонте, поднималась громадная башня. Как сказал Нидинту, это была знаменитая Вавилонская башня — Этеменанки.

Прошагав по улице Нергала Радостного с десяток ашлу путники свернули направо. Здесь в тупичке, рядом с часовней небольшого местного божка из свиты Нергала, главным достоинством которого был огромный фаллос, находился дом Нидинту. Как и все дома в Вавилоне он был выстроен из кирпича-сырца. Глухая стена на улицу, рядом, в заборе, калитка, сколоченная из пальмовых досок. Калитка, окрашенная в красный, отгоняющий злых духов цвет, открывалась в небольшой дворик, который затеняли две пальмы, росшие по углам. Вдоль стены дома стояли горшки с цветами. Сам дом — одноэтажный, с кладовой, где хранились припасы, три комнаты, кухня с очагом, второй очаг во дворе под навесом. Рядом с домом протекал арык с мутной водой, которую приходилось отстаивать или фильтровать через ткань перед приготовлением пищи или питьём.

— Вот мы и дома! — сказал Нидинту Накие, — Сейчас мы будем наводить здесь порядок, а ты, Тит отгони повозки Балату-Мардука во дворец к дому стражи, там размещаются отборные Навузардана, хотя, наверное, будет лучше, если я сам отгоню повозки прямо к дому Балату-Мардука, а на обратном пути зайду во дворец, ведь Тит не знает Вавилона.

— Я с тобой, — сказал Тит, — мне нужно знакомиться с Вавилоном. Накия одна справится дома.

— Ладно, — сказал Нидинту. — Накия, выгрузите добро из арбы и отдыхайте. Наводить порядок будем потом.