глава седьмая

Примерно месяц армия Навуходоносора стояла в окрестностях Аскалона. Тот поход, якобы на Урсалимму, оказался ложным, и через несколько дней отряды вернулись на свои места. За это время часть жителей вернулась в разорённый город. По приказу раб-мунгу Нергал-шарру-уцура (Нериглиссара) их не трогали. Жизнь постепенно возрождалась на родине Шаммурамат (Семирамиды).

Вскоре после штурма и взятия Аскалона скифские отряды внезапно, в один день, снялись и ушли из вавилонской армии. Потом Нидинту и Тит узнали, что скифы отправились на север в сторону Дамаска и древнего Угарита, в свою очередную грабительскую экспедицию. Как бы то ни было, но Нидинту чувствовал себя гораздо спокойнее, когда не видел этих страшных, бородатых, голубоглазых всадников.

В вавилонском лагере частыми гостями были разноплеменные купцы, которые постоянно сопровождают войско, как шакалы сопровождают льва, и те и другие всегда надеются на поживу. Воины постепенно спускали купцам, в обмен на вино и сикеру, награбленную в Аскалоне добычу. Появились походные лупанарии с поблёкшими красавицами, где можно было выпить вина, сикеры, покурить травки; и очень скоро многие воины обнаружили, что вся их добыча перешла к хитрым купцам и владельцам лупанариев.

Нидинту после скифского плена было не до весёлых утех, да и образ Накии крепко засел в его печени. Лишь однажды весёлый Тит сумел затащить друга в лупанарий, который расположился в одном из наспех восстановленных домов в Аскалоне.

У входа их встретила улыбающаяся хозяйка.

— Приветствую вас, дорогие гости. Сейчас мои козочки принесут вам вина и сикеры. Располагайтесь пока в этой комнате.

Она провела их в небольшую комнату, где находился низкий стол, застеленный холстиной не первой свежести. По краям комнаты находились две лежанки. В углу стояла ширма, которой можно было перегородить комнату пополам.

— Надеюсь, доблестные воины, у вас найдётся несколько сиклей, чтобы одарить моих козочек за ласку? — осторожно спросила хозяйка.

Тит тут же сунул ей пять-шесть сиклей серебра. Хозяйка заулыбалась, стала низко кланяться, приговаривая:

— Хвала вам за щедрость, доблестные воины. Мои козочки будут рады услужить вам до утра. Надеюсь, что ничего с ними не случится, — и поспешно удалилась, увидев, что Тит хмурит брови.

— Вот змея, — сказал он, когда хозяйка удалилась. — Хотя понять её можно. Ведь многие бьют женщин, а бывает, наносят им увечья, но не все же такие.

В комнату, низко кланяясь, вошли две женщины. Одна поставила на стол два кувшина, очевидно с вином и сикерой, другая — две плетёные корзиночки с сушёными финиками и миндалём. Тут же вошли ещё две. Одна поставила на столик глиняные чаши, другая — светильник, заправленный наптой, обычной в Вавилонии, но не столь уж частой в стране Хатту. Из складок покрывала одна из женщин достала небольшую кифару и стала наигрывать простенькую, но весёлую мелодию.

Женщины скинули покрывала и, полуобнажённые, закружились в танце. Танец оборвался так же внезапно, как и начался. «Жрицы любви» взяли юношей за руки и усадили за столик. Тотчас же на коленях у каждого оказалось по красотке. В это время их подружки успели наполнить чаши вином и, обняв юношей за шеи одной рукой, они другой рукой поднесли чаши им ко рту. Нидинту почувствовал, как к его груди прижалась обнажённая грудь женщины. Смущённый, он поспешно стал пить вино, чувствуя, что красотка прижимается к нему всё крепче и крепче.

Выпив чашу, он рассмотрел её лицо: щёки нарумянены, брови подведены сурьмой и аккуратно выщипаны у переносицы, на шее ожерелье из кораллов.

— Наверное, хозяйка дала на время «работы» — подумал Нидинту. Грудь обнажена, лёгкая туника почти развязана, снять можно одним движением. Хмель уже ударил юноше в голову. Смело, но не грубо он обнял женщину, пододвинул корзину с финиками, засунул один себе в рот, второй сунул красотке.

По ту сторону стола Тит обнимал другую «жрицу любви». В комнате они остались уже вчетвером. Светильник на столе тускло мерцал, бросая на стены причудливые тени. Голова у Нидинту кружилась всё сильнее и сильнее. Смутные желания поднимались со дна души. Резко поднявшись, он перенёс женщину на ложе. Тит уже раздвигал ширму поперёк комнаты…..

Утром Нидинту поспешно ушёл из лупанария, не дожидаясь пока поднимется Тит. Ему стыдно было слушать возню за ширмой. Своей красотке он сунул на прощание три сикля серебра.

В отряде он узнал, что Навуходоносор вернулся к войску.

С прибытием Навуходоносора дисциплина в войске заметно подтянулась. Командиры отрядов стали тщательнее следить за воинами. Каждый день у палатки сотника кто-нибудь кричал под палками. С Навуходоносором к войску прибыло пополнение. Теперь новобранцы проходили обучение под присмотром ветеранов. Многие из них ходили с синяками на лице. На зуботычины «старики» не скупились.

После того, как крестьяне закончили сев ячменя и других культур, вавилонское войско двинулось к Иерусалиму. Армия продвигалась медленно, проходя в день не более полутора — двух беру. Воины шли разными дорогами, так как все вместе из-за большой численности они не смогли бы передвигаться, не хватило бы воды и продовольствия. Шли разделённые по родам войск. Отдельно лучники, копейщики, пращники и т.д. В арьергарде продвигались осадные «машины» — баллисты, катапульты; тащились тяжелые тараны — стенобитные орудия.

Когда на полях зазеленели всходы, армия Навуходоносора подступила к Иерусалиму. Иудея была в смятении. Помощи от Египта не было, а в одиночку, это понимали все, с халдеями не справиться.

Мрачный Иоаким слушал Софонию. Хитрый советник чувствовал себя не очень уютно под тяжёлым взглядом царя. Некстати ему вспомнилась «жёлтая комната», как её называли придворные сплетники. Провинившихся отводили в эту комнату и оставляли там. Дверь запирали на тяжёлый засов, а через потайной лаз в комнату запускали охотничьего барса. Софония один раз видел, как из этой комнаты выносили окровавленного человека, который уже не мог кричать и только тихо стонал. Позже он узнал, что этот человек (царский повар, чем-то не угодивший повелителю) умер в этот же день. Барс разорвал ему живот и выел печень.

При мысли о том, что он тоже может попасть в эту комнату, у Софонии пересохло во рту, по спине поползли мурашки и онемели пальцы ног.

— Ну, что ты сейчас скажешь? — спросил Иоаким. — Не ты ли меня утешал египетской помощью, а где же она? Твой Нехо увлёкся изучением географии, отправляет финикийцев вокруг Ливии и совсем забыл о наших землях. По твоей милости мы оказались один на один с халдеями! Куда же сейчас девалась твоя наглость? Почему сейчас твои бесстыжие глаза глядят в землю? Почему ты не можешь смотреть прямо? Мне донесли, что в последний месяц ты приобрёл две колесницы и три шестёрки арабских лошадей, перестроил свой дом, украсил его мрамором и ливанским кедром. Не на вавилонские ли деньги всё это сделано? Что ты сейчас скажешь на это?

Испуганный Софония понял, что его жизнь висит на волоске. Неосторожное малейшее слово и ……

— О великий царь! Опора Яхве! Меня оговорили недруги. Никогда я не входил в сговор с халдеями. Ты сам знаешь, почему не пришли египтяне. Фараон Нехо болен, а Псамметих, его сын, совсем ещё мальчик, хотя и очень храбрый. Очевидцы говорили, что когда все вокруг бежали, принц Псамметих в одиночку сражался с халдеями и гнал их прочь на своей колеснице. Лишь чудо спасло его тогда от верной смерти. Нехо не доверил ему войско. Он ещё хорошо помнит сражение при Кархемише и, видимо, не захотел рисковать. Как говорится, своя рубашка ближе к телу. Но не всё ещё потеряно. Нужно отправить послов к Навуходоносору. Халдеи жадны. Варвара можно купить богатыми дарами!

Воцарилось гнетущее молчание. Мрачный Иоаким казалось, забыл о Софонии, тяжёлый взгляд царя был устремлён мимо любимца на парчовые портьеры, закрывавшие резную дверь кабинета. Софония стоял не шевелясь, стараясь не дышать, чувствуя, как по спине струйками стекает пот.

Наконец Иоаким, словно очнувшись, вымолвил:

— Хорошо…. Готовь посольство к Навуходоносору…. Подарки посмотришь в моём хранилище. Да у себя в кладовой посмотри хорошенько. Небось, за эти годы наворовал порядочно! Не так ли? А, Софония?

По мокрой спине царедворца поползли мурашки. Он изобразил на лице улыбку и устремил на Иоакима льстивый взгляд, надеясь, что царь шутит, но на него смотрели холодные безжалостные глаза. Все слова застряли в горле у Софонии.

— С посольством поедешь ты. Твоя жена и дети пусть на это время поселятся у меня во дворце. Здесь им будет безопаснее. Горожане тебя ненавидят, а твой дом так ненадёжен! — усмехнулся Иоаким.

Тёмные безжалостные глаза в упор глядели на Софонию. Царедворец был близок к обмороку.

— Ладно, ступай. Даю тебе один день на сборы. Через день, после утренней молитвы, приходи сюда, получишь письмо к Навуходоносору. После полудня поедешь к халдеям, а я позабочусь о твоей семье. У тебя такой большой сын, жаль, если мальчику придётся погибнуть из-за отца…. Ну иди, я сегодня же распоряжусь поставить охрану у твоего дома…. Ступай и пришли ко мне Матфанию.

С трудом переставляя негнущиеся ноги царский любимец, весь потный, вышел из кабинета Иоакима.

— Что будет с ним? С его семьёй? Неслучайно отправляя его с посольством к Навуходоносору, царь оставляет его семью во дворце. Хотя на словах он обещает заботиться о них, но Софония прекрасно понимает, что Иоаким просто берёт их в заложники. Весь Иерусалим, да что Иерусалим, вся Иудея знает, как он, Софония, гордится своим сыном, своим Самуилом. В свои четырнадцать лет он прославился учёностью, он не по годам умён. И вот его сын, его мальчик, его Самуил в заложниках у Иоакима! Какие у него были безжалостные глаза при разговоре…… Ни о каком бегстве к халдеям не может быть и речи. Уйти к Навуходоносору — значит обречь свою семью на мучительную смерть. Да, Иоаким умеет заставить людей служить себе!

Тётушка Агарь подняла крик, когда запыхавшийся Варух сказал, что им необходимо срочно покинуть Иерусалим.

— Ты беспутный бродяга! Бездельник! Из-за тебя мы должны покинуть этот дом! А что будет с нашим виноградником?! Из-за тебя мы станем нищими!

— Не кричи, женщина! Если мы сейчас не уйдём, мы станем мёртвыми! — отрезал Варух. — В любой момент сюда могут нагрянуть стражники! Сам Матфания, царский брат, предложил нам покинуть Иерусалим. Я уже предупредил Иеремию. Он будет ждать нас по дороге на Анатот — это его родное село. Там нас Иоаким не достанет. Да и ему скоро не до этого будет.

— Я не пойду с этим недоумком, с этим бездельником, который забил тебе голову пустыми бреднями! — снова закричала тётушка Агарь.

— Женщина! — сурово сдвинул брови Варух. — Не говори о том, чего не знаешь. Иеремия мудр! Его слушает весь народ, ему верят люди! Но не будем терять время. Сюда в любой момент могут нагрянуть стражники. Поспешим. Навьючь на осла только самое необходимое.

Вытирая слёзы, тётушка принялась собирать нехитрое имущество в узлы. Накия помогала ей. Варух тем временем привёл из стойла осла, покрыл его спину попоной, связал узлы попарно и навьючил осла. Тётушка открыла калитку, и они тронулись в путь. Варух шагал впереди, намотав уздечку осла на кулак, женщины шли сзади. По узким кривым улочкам они вышли к городским воротам. Стражники выпустили путников ни о чём не спрашивая. Примерно в тридцати ашлу [g1] от города в придорожных кустах их ожидал пожилой мужчина, одетый в старый, но чистый и аккуратно заштопанный хитон, в простых сандалиях на босу ногу. Черты лица мужчины отличались правильностью, выражали живость ума и силу духа. Это был пророк Иеремия.

— Приветствую вас, — сказал он. — Надеюсь, что эта дорога не покажется вам тяжёлой. В каждом несчастье есть доля хорошего. Вам пришлось покинуть Иерусалим, но, возможно, это спасёт вам жизнь. Я имею в виду не только гнев Иоакима, но и возможную осаду Иерусалима войском царя вавилонского. Любая осада кончается штурмом. Эта девушка, уважаемая Агарь, может поведать тебе, чем кончается штурм города, когда разъярённые сопротивлением воины врываются на улицы павшего города, какая начинается резня, какое глумление над побеждёнными!

Тётушка Агарь хотела что-то возразить Иеремии, но Варух толкнул её локтем, и она промолчала.

— Да, рабби, — сказала Накия. — Я помню осаждённый Аскалон, я помню его улицы после штурма: дымящиеся развалины, трупы на улицах, ленивых, обожравшихся мертвечиной собак с раздувшимися животами…. Не дай, о великая Мать-Кибела, пережить всё это заново!

— Един бог Яхве! — назидательно сказал Варух. — Нет других богов и богинь. Не пристало тебе, дочь наша, поклоняться чужим богам!

— Хорошо, дядюшка! — испуганно согласилась Накия.

— Не спеши, Варух, — остановил его Иеремия. — Накия чужестранка. Она не знает истинного бога. Нельзя от неё сразу требовать, чтобы она признала Яхве. Дай девушке пожить среди нас, познакомиться с нашими обычаями. Мы расскажем ей о Моисее, о том, как он вывел наш народ из Египта, как господь Яхве на горе Синай говорил с ним и дал ему скрижали с десятью заповедями. Расскажем, как скрижали были помещены в ковчег, ковчег в скинию, а затем в храм, который построил Соломон, сын Давидов…… Но это потом, а сейчас нас ждёт дорога. Путь не близкий. Пойдём. Примерно в полутора беру отсюда есть подходящее для ночлега место.

С душевным трепетом подъезжал Софония к ставке Навуходоносора. Да, он вырвался из лап иудейского барса, но разве логово вавилонского льва менее опасно? Что если Навуходоносор не поверит ему? Как тогда остаться в живых и спасти свою семью? Что будет с его мальчиком?

У входа в укреплённый лагерь патруль остановил отряд Софонии, однако, сопровождавший посольство халдейский воин со значком сотника на плече прошептал что-то на ухо командиру патруля и посольство пропустили. Иудеев провели мимо рядов палаток и шатров, уходящих почти к горизонту, в центр лагеря, где была площадь, оцепленная часовыми. На площади стоял большой шатёр, оцепленный второй линией часовых, у шатра трепетало на ветру знамя с изображённым на нём священным драконом Мардука: на голубом поле — чудовище: морда змеиная, рогатая, с раздвоенным языком, передние лапы звериные, как у льва, задние — птичьи, как у орла. У первой линии часовых посольство остановили.

— Доложи начальнику: к великому царю прибыло посольство из Иерусалима, — сказал сотник.

Один из воинов пошёл в сторону небольшого шатра, стоявшего невдалеке от царского. Немного погодя оттуда вышли три человека. Впереди, отдуваясь и пыхтя, шёл толстяк, его роскошная борода была завита мелкими колечками и падала на грудь, хитон был сшит из дорогой вавилонской ткани, толстые, похожие на сосиски, пальцы унизаны золотыми перстнями с драгоценными камнями. Глубоко посаженные, заплывшие жиром глаза выражали хитрость и жестокость. Это был начальник телохранителей вавилонского царя Навузардан (Набу-зер-иддин) его сопровождал советник Навуходоносора вавилонский еврей Годолия.

— Кто такие? — спросил Навузардан. — Зачем прибыли?

— По повелению царя Иудейского Иоакима мы прибыли с царским письмом, его словом и скромными дарами к великому Навуходоносору, царю Вавилона, царю четырёх стран света, сыну сокрушителя Ассирии Набопаласара, победителю египетского фараона! — сказал Софония.

— Проводите их в тот шатёр, — Навузардан махнул рукой в сторону от цепи часовых. — Да поставьте охрану, а то от даров ничего не останется. А ты, Годолия, доложи повелителю, что прибыли послы от иудеев.

Тот час же четыре человека отделились от линии часовых, двое пошли впереди послов, двое сзади. Шатёр находился недалеко от центра лагеря. Слуги тут же втащили сундуки с дарами в шатёр и вышли. Для них рядом поставили небольшую палатку. В шатре остались Софония и два его спутника.

— Интересно, когда нас примет царь, ведь время не ждёт. Дорог каждый день, — сказал самый молодой из послов Елеазар, сын Михея. Только по прямому приказу Иоакима отпустил магнат своего сына с посольством.

— Да, чем быстрее договоримся с халдеями, тем лучше для Иудеи. Ведь их войско уже на нашей земле. Уже горят наши сёла, вырубают наши виноградники, оскверняют наши храмы! — промолвил Аарон, ровесник Софонии, один из советников Иоакима, наушник и лютый враг Софонии.

— Тише! — с деланным испугом сказал Софония. — У этих стен есть уши!

— Велик Яхве, всё в руке его! — отрезал Аарон.

Время шло, а к послам никто не подходил. В лагере шла обычная жизнь. У палаток сотников кричали наказываемые воины. Ветераны занимались с молодёжью: учили их фехтованию, стрельбе из лука, метанию дротиков и копий. Наконец, когда уже начало смеркаться к посольскому шатру важно подошёл десятник в сопровождении четырёх воинов.

— Уважаемые послы! Могучий Навузардан, начальник телохранителей повелителя четырёх стран света, царя Вавилона, царя Шумера и Аккада, повелителя страны Хатту, царя Навуходоносора, приглашает вас, послов царя Иудейского отужинать вместе с ним.

У шатра послов ожидал ещё десяток воинов — почётная охрана, как сказал десятник. Несмотря на позднее время, лагерь гудел. Крики, заунывное пение, бормотание молитв, жалобное блеяние жертвенных животных сливались в дикую какофонию. Повсюду горели костры, к небу поднимались клубы дыма от благовонных курений, сжигаемых жертв и просто дым костров, на которых воины готовили себе пищу.

В шатре Навузардана горело несколько светильников, заправленных маслом. На жаровне тлели благовонные палочки, распространяя приятный аромат. Посреди шатра стояло несколько столиков, уставленных блюдами с жареным мясом, вазами с цветами и фруктами, маленькими корзинками со свежеиспечёнными хлебами, медовым печеньем, кувшинами с вином и сикерой. У этих столиков послов встретили Навузардан и Годолия.

— Прошу вас, дорогие гости, заходите. Великий царь сегодня занят неотложными делами, принять вас не может, поэтому мы с моим другом, — Навузардан и Годолия переглянулись. — Решили немного развлечь вас. Надеюсь, вы уже отдохнули с дороги?

— Да, блистательный, — ответил Софония. — Позволь мне преподнести тебе и твоему другу мои скромные подарки.

Он вынул из-за пазухи две золотые чаши, украшенные драгоценными камнями, тускло блеснувшими в огнях светильников. Навузардан жадно схватил протянутую чашу. Годолия взял как бы нехотя, сказав при этом ничего не значащие слова благодарности.

Аарон злобно сощурился, готовя в уме донос царю Иоакиму о том, как его любимец вступил в преступный сговор с халдеями, пытаясь завоевать милость начальника царских телохранителей Навузардана (он же, как точно знал Аарон, был начальником разведки Навуходоносора) — дорогими подарками. Что-то сможет сказать в своё оправдание этот негодяй и лицемер?

Тем временем все расселись на скамейки, расставленные вокруг столиков. В шатёр вошли музыканты и стали наигрывать весёлые мелодии. Пир начался. Аарон оказался за одним столиком с Годолией, а Софония — с Навузарданом. Аарон изо всех сил старался услышать, о чём говорит Софония с начальником вражеской разведки. Тем временем Годолия поминутно задавал ему вопросы о привычках Иоакима, о том, что он любит, предлагал выпить за его здоровье. Аарон отвечал Годолии, с трудом подавляя закипавшее раздражение. Между тем Навузардан громко рассмеялся, ударил Софонию рукой по плечу и крикнул:

— Что это мы попрятались по разным углам? Эй, слуги, Нергал вас задери, ну-ка сдвиньте столики, будем пировать дружной компанией! Внесите ещё мех вина из Урарту, там умеют делать хорошее вино! Да лейте в чашу поменьше воды — наши гости не мальчишки!

Слуги сдвинули столики, сменили на них блюда, налили знаменитого вина из Урарту. Навузардан плеснул из своей чаши вина на землю — жертва богам, поднял её и провозгласил тост за царя четырёх стран света — божественного Навуходоносора. Все выпили стоя. Следующий тост был провозглашён за царя Иудеи Иоакима, в этот раз Навузардан остался на подушках.

— Когда же нас примет царь четырёх стран света? — осторожно спросил Аарон у Годолии.

— Сегодня величайший занят неотложными делами. На завтра назначена большая охота. Вы тоже приглашены на неё. Возможно, завтра блистательный скажет, когда сможет принять вас.

— Так выпьем же за то, чтобы великий царь принял нас на другой день после охоты! — выкрикнул захмелевший Елеазар.

Навузардан ухмыльнулся, поднял свою чашу и снова поставил её на столик. Софония едва коснулся чаши губами. Годолия последовал примеру Навузардана. Осторожный Аарон отпил несколько глотков и поставил чашу. Елеазар выпил чашу полностью. Чтобы сгладить возникшую неловкость Софония поднял свою чашу:

— Давайте выпьем за нашего радушного хозяина — благородного Навузардана!

Все, за исключением недоумённо хлопающего глазами Елеазара, радостно зашумели, подняли свои чаши, раскланиваясь с Навузарданом. Тот великодушно кивнул своим гостям, выпил свою чашу, небрежно отбросил её и громко хлопнул в ладоши. Вбежавшему на сигнал слуге что-то шепнул на ухо. Слуга быстро вышел и почти тот час же вернулся с несколькими завёрнутыми в покрывала женщинами. Снова вошли музыканты. По сигналу слуги женщины сбросили покрывала и, оказавшись полуобнажёнными, закружились под музыку в медленном танце, временами застывая в откровенных позах…… Пир закончился далеко за полночь.

На следующий день рано утром Навузардан подъехал к шатру послов на великолепном арабском жеребце.

— Как наши гости? Ещё не встали? — услышал его голос Софония. — Пора собираться на охоту. Великий царь не любит ждать.

— Приветствую тебя, благородный воин! Да сопутствует тебе удача во всех делах! — сказал Софония, выход из шатра. — Мы с нетерпением ждём начала охоты, хотя ни я, ни мои спутники не сможем соперничать в этом благородном искусстве с такими доблестными воинами…. Да и охотничьего снаряжения мы с собой не взяли.

— Ничего, — улыбнулся Навузардан на эту откровенную лесть. — Я с охотой дам вам копья, луки и дротики…… Поторопи своих спутников — сразу после утренней молитвы и завтрака мы выезжаем на охоту. Загонщики уже уехали…… Эй, кто там! А, это ты, Элгаш. Доставь нашим гостям копья, дротики и луки. Возьми десятка два воинов — будешь сопровождать гостей на охоте. Говорят здесь полно львов, есть гепарды и барсы.

Через час, примерно в десяти — пятнадцати тысячах локтей от лагеря, в погоне за онагром, Софония оторвался от других послов. Яростно нахлёстывая коня плетью, охотник приблизился к животному. Пущенная стрела ранила онагра в заднюю ногу. Скорость бега его резко снизилась. На каменистой почве заалели крупные капли крови. Софония снова натянул лук, но в этот момент откуда-то сбоку на своём прекрасном коне вылетел Навузардан. Легко догнав раненое животное, он ударом копья убил его наповал.

— Поздравляю тебя, благороднейший Навузардан! — сказал Софония.

— О нет, он твой, ты ведь первый поднял его. Кроме того, я вижу, что ты уже пометил его своей стрелой…… Вон там мои слуги поставили шатёр. Там мы сможем отдохнуть и поговорить без свидетелей. Твоих спутников Элгаш уведёт в другую сторону. Онагра же слуги доставят к вашему шатру. Посмотрим, что добудут твои спутники…. Вот и шатёр. Эй, кто там, примите коней.

В тени, под развесистой смоковницей, сидел на скамейке Иеремия. Вокруг сидело и стояло десятка полтора крестьян. До селения Анатот уже дошли слухи о том, что вавилонская армия отступила от Иерусалима и ушла домой за Ефрат. Крестьяне жаждали узнать, что думает по этому поводу знаменитый пророк Иеремия.

— Как ты знаешь, досточтимый Иеремия, — сказал пожилой крестьянин, поглаживая натруженной ладонью окладистую седую бороду. — Вчера вернулся из Иерусалима мой племянник. Он рассказывает, что халдеи устрашившись гнева Яхве, ушли из земли Иудейской к себе домой за Ефрат.

— Что ещё рассказывает твой племянник? Я не сомневаюсь в том, что он достойный юноша и не доставляет тебе, о почтенный, огорчений.

— В день ухода халдеев из земли Иудейской в храме Яхве был молебен, служил его надзиратель дома Господня Пасхор. Он сказал, что по слову Яхве Воинств (Яхве Цеваот) царь Иоаким ездил на встречу с Навуходоносором и после этого халдеи, убоявшись гнева Яхве, отступили от священной столицы Давидовой.

— Теперь мне всё понятно. Конечно же, халдеи испугались и особенно Навуходоносор, когда царь Иоаким приехал к нему на поклон, да ещё с богатыми дарами. Так испугался, что приказал убить Иоакима. Теперь у нас новый царь — Иехония, сын Иоакима. Не помогло Иоакиму даже то, что он отдал часть священных сосудов из храма Яхве.

— Откуда ты взял, что царь Иоаким, да продлит Яхве годы его царствования, убит, а перед смертью отдал необрезанным сосуды из храма Яхве? За такие слова, Иеремия, мы можем побить тебя камнями, хоть ты и наш земляк.

— От свидетеля. Из Иерусалима приехал не только твой племянник. От царя Иехонии приехал управляющий его имением. Ты ведь знаешь, что по соседству находится царское имение? Так вот, управляющий, всё подробно рассказал. Говорит, что на поклон к Навуходоносору Иоакиму посоветовал ехать его любимый советник Софония, даже передал ему охранную грамоту от Навузардана. Сейчас он в доверии у халдеев.

— Да, странные и непонятные вещи ты рассказываешь нам. Неужели Яхве совсем оставил свой народ, если позволяет расхищать сокровища своего храма?

— Да, ты прав почтенный!…… «…. Слушайте слово Господне, цари Иудейские и жители Иерусалима! Так говорит Яхве Цеваот, Бог Израилев: вот Я наведу бедствия на место сие, о котором кто услышит, у того зазвенит в ушах, — за то, что они оставили меня и чужим сделали место сие, и кадят на нём иным богам, которых не знали ни они, ни отцы их, ни цари Иудейские; наполнили место сие кровью невинных и устроили высоты Ваалу, чего Я не повелевал и не говорил, и что на мысль не приходило Мне.……И накормлю их плотью сыновей их и плотью дочерей их; и каждый будет есть плоть своего ближнего, находясь в осаде и тесноте, когда стеснят их враги их и ищущие души их».

— Поистине страшные вещи говоришь ты. Не может весь народ быть великим грешником! Мы чтим Яхве, свято соблюдаем всё, что заповедовал народу Израиля Моисей на горе Синай. Не вводи нас в грех, «…не пророчествуй во имя Яхве, чтобы не умереть тебе от рук наших».

С этими словами старик повернулся спиной к Иеремии и зашагал прочь. Немного погодя от скамейки разошлись и остальные крестьяне.

Пылит дорога, быстро несёт резвый скакун Нидинту. Недалеко уже селение Анатот, куда они посланы по приказу начальника царских телохранителей Навузардана. Хитёр и осторожен Навузардан: в разные концы Иудеи послал он такие «летучие отряды» с целью разузнать настроение населения, не мутят ли воду египетские лазутчики, не собирает ли новый царь Иехония в тайне войско против великого царя Навуходоносора. Узнав от Элгаша историю Нидинту, о том, как он попал в плен, но сумел бежать и прихватил с собой немалую толику серебра, Навузардан приказал привести его к себе. Переговорив с ним, выяснив, что юноша знает еврейский и арамейский языки, немного понимает язык птицеголовых [g2] он зачислил Нидинту и Тита в царскую гвардию

Рядом с Нидинту скачет верный друг Тит, во главе отряда — Балату-Мардук, новый начальник Тита и Нидинту, как и Элгаш он из отборных Навузардана. Всего их десять человек. Немного, но и немало, если учесть, что все прошли огонь и воду, каждый в бою стоит троих. За участие в этой разведке им обещана немалая награда.

Часто, очень часто вспоминает Нидинту осаду Аскалона, тёмный подвал, где он с Иовом и его дочерью пережидали штурм города и страшную резню, последовавшую за ним. Помнит, как волочился в петле за скифским скакуном, как бесследно исчезла любимая девушка, проданная иудейскому купцу. Не нашёл он её в Иерусалиме, хотя облазил все его закоулки, когда новый иудейский царь Иехония был вынужден открыть ворота города перед грозным Навуходоносором.

Случайно оказавшись на рынке недалеко от храма Соломона, Нидинту услышал, что незадолго до осады Иерусалима писец пророка Иеремии Варух читал на площади его бунтарские пророчества, после чего был вызван во дворец, откуда его вывел Матфания, брат царя. В этот же день Иеремия бежал из города в своё родное селение Анатот, с ним вместе бежали Варух, его сестра и юная девушка, беженка из Аскалона.

— Может быть, это была Накия? — со слабой надеждой думал Нидинту.

Вечерело. В небольшом садике у дома пророка Иеремии в тени смоковницы на скамейке сидели Нидинту и заплаканная Накия. Только сейчас она узнала о страшной смерти отца.

— Ничего, девушка, ничего, — сказал незаметно подошедший Иеремия. — Как говорил в древности наш царь Соломон: «Это пройдёт». Всё имеет своё начало и свой конец. Горе не может длиться бесконечно. И в горе можно найти немного радости. Разве вы не живы? Разве вы не спаслись от скифского вихря? И разве Яхве не свёл вас вместе? Счастье, что в наше время, вы — две песчинки, которые смёл страшный ураган, снова нашли друг друга!

— Оставь свои нравоучения! — вмешалась тётушка Агарь. — Разве не видишь: горе у девушки, она не слышит тебя. О всемогущий Яхве, до чего же слепы эти мужчины! Пойдём, дочка, в дом.

— Что ты думаешь делать дальше? — спросил Иеремия у Нидинту. — Накия хорошая девушка и я желаю ей добра.

— Вернусь в Вавилон, там у меня есть дом, кузня и лавка. Навузардан обещал хороший участок земли, прокормимся.

— Ты воин Навуходоносора. Сможешь ли ты в такое время покинуть войско, даже если захочешь?

— Сейчас мир. Новый царь Иудеи Матфания не помышляет о войне, он изъявил полную покорность великому царю Навуходоносору. Войско скоро уйдёт в Вавилон. Я попрошусь в обоз. С обозом, конечно, медленнее, зато смогу взять с собой Накию. В Вавилоне я внесу установленную плату в храм Иштар, и нас объявят мужем и женой. А ты, Иеремия можешь возвращаться в Иерусалим. Я слышал, что Седекия, так теперь зовут Матфанию, почитает тебя. Он стал новым царём Иудеи, а Иехонию Навуходоносор отправил в Вавилон пленником. Ты можешь помочь нам с Накией: с тобой ей легче будет вернуться в Иерусалим. Я ведь не смогу взять её с собой в отряд. В Иерусалиме я найду вас, получу разрешение ехать с обозом, куплю повозку для Накии — серебро у меня на это дело найдётся. Мой друг — Тит, тоже хочет осесть в Вавилоне. Он поедет с нами. Дом у меня небольшой, но на первых порах нам хватит, разместимся. Добычи у нас немного, но Навузардан обещал наградить нас землёй и дать мину серебра на скот и инструменты — после этой разведки, когда вербовали добровольцев на это предприятие.

Шумел иерусалимский базар. Иудеи радовались предстоящему уходу халдеев. Мало кто горевал по царю Иоакиму. Нидинту и Тит толкались по площади, присматривая повозку поудобнее и подешевле. Наконец, они присмотрели вместительную двухколесную арбу, крытую тентом, защищающим от дождя и солнца. Торговец, заросший чёрным волосом иудей, неплохо говоривший по-арамейски, запросил недорого пятнадцать сиклей. Сторговались за двадцать сиклей — арбу и запряжённого в неё крепкого осла. Навузардан выполнил своё обещание: Нидинту и Тит получили по мине серебра, а землю — (по пол бура [g3] [g4] орошаемой) они получат по прибытии в Вавилон. На иерусалимском базаре Нидинту и Тит надеялись купить какие-либо редкие в Вавилоне товары, например, финикийский пурпур или аравийские благовония и с выгодой продать их, кроме того, им полагалась доля из взятой войском добычи. Их нынешний декум, из отборных Навузардана, по имени Балату-Мардук, предложил в счёт добычи двух рабов-арамеев из Аскалона.

— Вам полагается земля, — говорил он, — а кто на ней будет работать? Вам одним не справится, и эта двуногая скотина придётся как раз, спасибо мне потом скажете.

По здравому размышлению друзья были вынуждены согласиться с декумом: если они хотят выбиться из нужды — нужно заводить крепкое хозяйство, а в нём без рабов не обойтись. Сейчас эти рабы находились в обозе под охраной сопровождавшей обоз кисиры [g5] воинов

Потолкавшись ещё по базару, Нидинту купил тюфяк [g6] на дно повозки, подушку, набитую шерстью и покрывало для Накии. Каких-то дорогих, редких в Вавилоне товаров они с Титом не нашли.

Разговор с Навузарданом против ожидания оказался непродолжительным. Свысока поглядев на друзей, толстяк неожиданно легко согласился отпустить их в обоз, поставив, однако, условие, чтобы по прибытии в Вавилон они сразу явились в свою кисиру к Балату-Мардуку. Низко склонившись перед начальником царских телохранителей, Нидинту и Тит дали клятву вернуться в отряд точно в срок. У дверей покоев Навузардана их перехватил Балату-Мардук:

— Это я замолвил за вас слово перед могучим. С обозом идут три мои повозки с имуществом, их сопровождают два раба. Но рабы есть рабы, им нет дела до хозяйского добра. Если вы присмотрите за моим добром, я дам вам полмины серебра.

Друзья переглянулись.

— Пиши контракт, — коротко сказал Нидинту, — Полмины серебра нам не помешает.

Выйдя со двора усадьбы, где размещались отборные Навузардана, друзья направились в пригород Иерусалима, в котором размещался войсковой обоз. В обозе они довольно быстро отыскали свою повозку и повозки Балату-Мардука. Узнав, что обоз выходит на Риблу через два дня, они решили, что Тит присмотрит за имуществом, а Нидинту пойдёт в Иерусалим за Накией, попрощается с тётушкой Агарь, Варухом и Иеремией, и завтра вернётся в обоз.

[g1] ашлу — приблизительно 59 метров

[g2]египтян

[g3]

[g4] бур — 6,3 гектара

[g5] отрд в 200 воинов

[g6]