глава третья

Вавилонская армия неумолимо приближалась к Аскалону. Крестьяне из окрестных деревень продолжали сбегаться под защиту городских стен. В течение одного дня в городе исчезли продукты. Многие состоятельные люди стремились уехать из Аскалона, и скоро простой осёл стал стоить столько же, сколько месяц назад стоил арабский скакун.

Через два дня после выхода на базар Нидинту узнал от Накии, что город обложен плотным кольцом вавилонских войск. Между ставкой царя Адона и ставкой Навуходоносора сновали гонцы. Навуходоносор требовал сдачи города, Адон тянул время, надеясь на помощь египетского фараона, который по слухам находился в пяти дневных переходах от Аскалона. Навуходоносор же угрожал взять город штурмом, предать его огню, а всех жителей поголовно продать в рабство. Чтобы подкрепить свои слова он приказал придвинуть тараны ко всем шести воротам города, там же сгруппировал лучников, чтобы согнать защитников со стен, когда эти орудия начнут свою разрушительную работу.

Среди защитников города началось брожение, большинство из них понимало, что город не сможет долго противостоять полчищам вавилонского царя. Они проклинали корыстолюбие своих правителей, так неразумно рассорившихся с Навуходоносором и чересчур понадеявшихся на помощь египетского фараона, который явно не стремился к открытой схватке и даже, как потом выяснилось, не покидал дельты Нила. Масла в огонь подливал пророк Афека, который, не страшась кары, продолжал обличать своекорыстие царя Адона и его приближённых, поставивших страну на край гибели. По его словам египетский фараон после поражения при Кархемише ещё лет пять — десять не сможет противостоять Навуходоносору.

Прошло недели две. За это время Нидинту, которого в последнее время держали в основном на хлебе и воде, сильно сдал. В нём было трудно узнать прежнего статного, крепкого воина. На его счастье работы в кузнице стало значительно меньше: то ли хозяин опасался давать подневольным людям возможность ковать оружие, справедливо опасаясь, что его могут обратить против него же, то ли просто кончились железные заготовки. Надзор за Иовом и Нидинту значительно усилился. Рябой надзиратель почти постоянно торчал в кузне, следя, как кузнец с подмастерьем выделывают разную мелочь вроде подсвечника или засова для двери кладовой.

Однажды на рассвете Нидинту проснулся от шума и беготни во дворе рядом с его каморкой. От ближайших городских ворот неслись мерные удары, как будто кто-то бил гигантским молотом по огромной наковальне.

— Началось! — подумал Нидинту, и чувство тревоги охватило его. Он помнил рассказы Элгаша о разных сражениях, об осадах и штурмах городов и понимал, что штурм Аскалона закончится резнёй, а оставшиеся в живых будут проданы в рабство, ему же в этом обличье трудно будет доказать, что он вавилонянин. Ему точно так же угрожает если не смерть, то ещё более горшее рабство. Надо где-то отсидеться хотя бы первые сутки, после падения города. А что будет с Иовом? С Накией? Нидинту успел искренне привязаться к девушке и её отцу.

Дверь заскрипела и распахнулась. На пороге стоял Иов.

— Скорее! Надо уходить. Надзиратель побежал к хозяину, если мы промедлим, то, немного погодя, всех закроют в подвале, а оттуда уже не убежишь.

— А где Накия? — спросил Нидинту во дворе.

— Ждёт у калитки.

— Куда идём?

— Скорее, по дороге расскажу. Иов почти бежал по дорожке, направляясь к углу сада.

— Возьми, — Иов протянул Нидинту остро отточенный нож. Юноша жадно схватил клинок и спрятал его в своих лохмотьях.

— Наш дом сгорел, — сказал кузнец на ходу, — Он примыкал к лавкам Иакова, они тоже сгорели, но перед этим толпа их разграбила. Под этими лавками был подвал. Во время пожара вход в подвал был засыпан. За последние два дня я раскопал вход в подвал своего дома, а оттуда можно пробраться в подвал лавок нашего хозяина. Там мы можем отсидеться. Накия уже отнесла туда немного воды и лепёшек. Дня на три хватит.

В это время впереди вскрикнула и замолчала женщина. Иов бросился вперёд, Нидинту осторожно последовал за ним. Рябой надзиратель, зажимая Накие рот ладонью, тащил её в глубь сада. Девушка пыталась оторвать его ладонь ото рта, отчаянно упиралась, но силы были неравны. Увидев Иова, рябой бросил Накию и выхватил меч. Накия попыталась схватить его за руку, но тот, оттолкнув девушку от себя, ударил её ногой в живот. Девушка со стоном упала на траву. Кузнец бросился поднимать дочь. Надзиратель, отступив на шаг, взмахнул мечом. В это время Нидинту прыгнул ему на спину и полоснул ножом по шее. Рябой захрипел, дёрнулся и стал оседать. Меч, скользнув по голове Иова, рассёк ему кожу на затылке и выпал из руки подлеца. По курчавым волосам кузнеца заструилась кровь, стекая на шею. Нидинту, оторвав лоскут тряпья от своих лохмотьев, быстро перевязал ему голову, затем оглянулся на Накию. Меловое лицо девушки начало розоветь. Дочь кузнеца приходила в себя. Рябой надзиратель перестал хрипеть и дёргаться, под ним натекла большая лужа крови. Нидинту и Иов перенесли Накию к калитке, чтобы она не испачкалась в крови. В это время девушка открыла глаза и попыталась подняться, не сразу, но это удалось ей.

— Быстрее, сейчас хватятся, если не нас, так рябого! — скомандовал Иов.

— Где он? — прошептала Накия и, увидев лужу крови, побледнела, но быстро справилась с собой и, открыв калитку, прошмыгнула на улицу. Внимательно оглядевшись, она призывно махнула рукой.

Улица была пустынна. У ближайших ворот по-прежнему работал таран. Его мерные удары далеко разносились по замершему в тревожном ожидании городу.

— Сейчас кто на стенах, — сказал Иов, — А кто сидит дома, — те боятся нос показать на улице. Идём скорее.

Они пересекли улицу и свернули за угол. Здесь тоже никого не было. До самой базарной площади улицы были пусты. На площади же их увидели стражники и хотели задержать; но, услышав у восточных ворот яростный вопль, бросились туда. Шум у ворот нарастал, вскоре оттуда повалил дым. Дым становился гуще, чернел, взвилось пламя.

— Скоро станет жарко в городе…. Идём, — с горечью сказал Иов.

Двинувшись вдоль площади, они подошли к небольшим строениям, за которыми открылось пепелище. У полуобвалившейся стены чернел лаз.

— Сюда, — сказал Иов.

Накия спустилась в лаз первой. За ней — Нидинту. Иов спускался последним. Он достал массивную палку, сунул её под качающийся кусок стены и, опустившись в лаз, повис на конце палки. Стена закачалась и рухнула, плотно закупорив лаз. В темноте Накия, взяв Нидинту за руку, повела за собой.

— Тут осторожно, не ударься головой. Здесь налево…. Дальше осторожно, ползком…. Теперь можно встать…… Осторожно. Всё. Пришли.

Она отошла в сторону, забрезжил тусклый огонёк. Накия вернулась с плошкой масла, в которой плавал горящий фитилёк. В тусклом свете примитивного светильника Нидинту огляделся. Они стояли в большом подземелье. Дальняя стена терялась в темноте. У ближних стен стояли три грубо сколоченных лежака и кособокий стол, на котором лежали узелки с продуктами, тут же стояли кувшины с водой.

Иов прошёл вперёд и опустился на лежак, застланный тюфяком. Повязка на затылке у него пропиталась кровью. Накия осторожно сняла её и перевязала голову чистой тряпицей, затем постелила на стол небольшой кусок холста, положила на него лепёшки, маслины, поставила два кувшина. Иов налил себе и Нидинту из одного кувшина.

— Позаимствовал у хозяина, — сказал он, выпив залпом из чаши и заедая лепёшкой.

Нидинту осторожно припал к другой, по запаху догадавшись, что это вино. Накия присела рядом, и он почувствовал, что девушку бьёт озноб, как в лихорадке. Нидинту, поставив чашу обратно, повернулся к девушке, та внезапно расплакалась и пересела к отцу.

— Что? Что будет с нами? Что будет с этим городом? С его жителями? — сквозь рыдания выговорила она. В багровом свете фитиля хмурое лицо кузнеца казалось отлитым из бронзы, он угрюмо молчал. Молчал и вавилонянин, только кровавые блики фитиля прыгали по стенам, придавая жуть и нереальность окружающему. Чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне, боязнь потерять Накию овладели Нидинту. После всего, что случилось с ними сегодня, она стала особенно дорога юноше. Выпив чашу вина и жуя маслину, он стал размышлять о будущем.

Вероятно, не надо уходить из подземелья в ближайшие дни, необходимо пищу и, особенно, воду растянуть как можно дольше. Победители сильнее всего свирепствуют в первые дни. Однако, как он объяснит свой плен и своё бездействие в плену? Но ведь он убил двоих врагов и сумел освободиться из тюрьмы. Но как встретит Элгаш Иова и Накию? Ведь он пророчил, правда полушутливо, его в женихи своей старшей дочери. Он вспомнил Биби. Томная красавица с надменной улыбкой, хотя и несколько перезревшая. А как она угодливо улыбалась командирам отца! Да, Биби знает, чего хочет! Нидинту сейчас отчётливо понял, что никогда не будет счастлив с Биби.

В мерцающем свете фитиля тёмные глаза Накии казались бездонными, чёрные вьющиеся волосы отливали бронзой, точёное лицо девушки казалось лицом неведомой богини, по ошибке оказавшейся на грешной земле. Иов снова налил в чашки. Нидинту взял свою и, вслед за Иовом, медленно выпил, не сводя глаз с Накии. В это время он дал клятву себе, в том, что сделает всё возможное и невозможное для того, чтобы спасти Накию и её отца.

Томительно медленно тянулось время в подземелье. Нидинту решил обследовать этот подвал. Взяв в руки светильник, он пошёл вдоль стены. Иов в это время спал на тюфяке, Накия прикорнула рядом с отцом. Нидинту прошёл шажков пятнадцать, затем столько же и уткнулся в глухую стену, повернул вдоль неё. Пройдя шагов десять, увидел ход, идущий наверх, поднявшись по разбитым ступенькам, он упёрся в завал из неплотно лежащих камней. От завала ощутимо тянуло свежим воздухом, особенно приятным после духоты подземелья. Нидинту попробовал убрать несколько камней, но куча зашаталась, несколько камней рухнули вниз, чуть не придавив юношу, он решил больше не испытывать судьбу.

Спустившись вниз со ступеней, Нидинту пошёл дальше вдоль стены, простукивая её палкой, подобранной у завала. Шагов через пять один из камней гулко отозвался пустотой. Подняв светильник на уровень камня, Нидинту внимательно осмотрел его, и снова ударил палкой — опять пустота под камнем. Юноша попытался вытащить его, но не тут то было. Камень крепко сидел в стене, даже лезвие ножа не входило в щель.

Изрядно повозившись, Нидинту, наконец, догадался подцепить нижележащий камень. Тот вынимался легко. Тогда юноша надавил на нужный, и камень оказался у него в руках. За камнем зияла ниша, в глубине которой виднелся кувшин. Нидинту вытащил его, кувшин оказался неожиданно тяжёлым, горловина его была заткнута тряпкой. Вытащив тряпку Нидинту, посветил внутрь и увидел, что кувшин почти полон серебряных слитков в виде мелких кирпичиков, а сверху лежит небольшой браслет в виде змейки с кроваво-красными глазками.

— Как раз на руку Накие, — подумал юноша, разглядывая браслет. Неизвестный мастер знал своё дело. Рот змейки был полураскрыт, виднелись крошечные золотые зубки и торчал небольшой раздвоенный язычок. Змейка вся искрилась чешуйками. Полюбовавшись чудо змейкой, Нидинту положил её на место и заткнул кувшин тряпкой. Затем камни закрыли нишу. Взяв кувшин с собой, юноша продолжил обход подземелья. Ничего интересного больше не попалось.

Иов и Накия спали, поэтому Нидинту вернулся к завалу. Ещё раз, внимательно осмотрев его, вавилонянин убедился, что одному его разобрать невозможно, да и незачем: неизвестно, что находится наверху. Завал защищает их тайное убежище от нежелательных гостей. Собравшись уходить от завала, юноша неожиданно заметил довольно широкую трещину в стене хода рядом с завалом.

— Спрячу-ка я здесь кувшин. Выходить с ним нельзя — отнимут. На старом месте его может забрать хозяин, а он нужен нам. Сунув кувшин в щель, Нидинту засыпал его щебнем и забросал камнями, придав щели вид полуобвалившейся стены. Затем он вернулся к своим спутникам, которые так крепко спали, что даже не заметили его отсутствия. Нидинту прилёг на свой тюфяк и тоже задремал.

Так в полудрёме прошли два или три дня. Нидинту и его товарищи старались поменьше вставать и ходить, экономили воду и лепёшки. Наконец, на четвёртый или пятый день, когда воды оставалось с полкувшина, затворники решили выбираться из своего убежища. Для этого они начали осторожно разбирать завал, оттаскивая камни в подземелье. Несколько огромных глыб рухнули сверху, едва не придавив Иова, и пленникам подземелья открылось голубое небо. Повеяло гарью. В образовавшийся проём свисала обгоревшая балка.

Свалив несколько раскачивавшихся камней, Нидинту первым выбрался из подвала и протянул руку Накие, лезшей следом, затем помог выбраться Иову. Ужасная картина открылась их глазам. Все базарные строения были разрушены. Руины ещё дымились. На площади валялись полураздетые трупы. Стаями кружило вороньё. Увидев Нидинту и его спутников, от трупов отбежало несколько собак с раздувшимися животами. Переходя площадь, Нидинту обратил внимание на то, что многие тела сохранили следы пыток. Юноша вспомнил, как Элгаш рассказывал.

— Заходим мы так в любой дом побогаче, ищем хозяина и спрашиваем: где зарыл деньги? Куда спрятал драгоценности? Если не говорит — начинаем его понемножку поджаривать, или потихоньку отрубаем пальцы его жене или детям. После этого обычно все сразу всё показывают.

Выходит и тут тоже Элгаш или ему подобные искали деньги или драгоценности!

Нидинту, которому война представлялась благородным единоборством, сплошным свершением подвигов, в результате которых победитель заслуженно награждается царём или его вельможами, теперь увидел её истинное лицо, впервые почувствовал её трупный запах и был потрясён до глубины души.

Конечно, он понимал, что война сопровождается жестокостями, но такого размаха убийств и насилия не ожидал. Одно дело отнять у вооружённого противника его «лишнее» имущество, другое дело убить безоружного человека только за то, что он оказался на твоём пути или походя надругаться над женщиной. Нидинту не был способен на такое

На краю базарной площади Нидинту оглянулся на спутников. Накия шла бледная как полотно, судорожно стиснув губы, в её широко раскрытых глазах плескался ужас. Сделав несколько шагов, она оперлась об уцелевший обломок стены, и её вырвало желчью. Иов, подхватив дочь под руку, почти выволок её с площади.

Они шли по городу и с трудом узнавали его. Многие дома были разрушены, почти все обгоревшие. Пожар, очевидно, бушевал не один день…… И трупы, трупы повсюду. Вот рассечённый по пояс мужчина, рядом девушка с перерезанным горлом. Вот годовалый ребёнок с разбитой головой, рядом мать пригвождена копьём к стене. Неужели это город мёртвых? Неужели никто не уцелел?

По мере удаления от базарной площади трупов становилось меньше, и только около богатых особняков валялись вперемешку трупы защитников и нападавших. Нидинту стала вырисовываться такая картина: вавилоняне ворвались в город через южные или восточные ворота, а может быть разом и через те и через другие, подавляя защитников своим превосходством в числе, лучшим вооружением, оттеснили их к базарной площади, согнали сюда всех жителей, тех, кто не успел спрятаться, и учинили здесь кровавую резню. Сохранили жизнь, вероятно, только ремесленникам, красивым женщинам и девушкам — такой «товар» всегда пользовался спросом на невольничьих рынках.

На месте усадьбы Иакова дымились развалины, валялись трупы. По руинам дома гуляли собаки. Справа, у развалин, на обломке стены сидел спиной к подходившим человек с повязкой на голове.

— Эй, кто ты? — окликнул его Иов. Человек подскочил как ужаленный и повернулся к ним. Нидинту узнал этруска. Этруск тоже узнал их. Напряжение в его фигуре опало.

— Где вы были? — спросил он, направляясь навстречу и не дожидаясь ответа, стал рассказывать, оживлённо жестикулируя:

— Халдеи ворвались в город утром. Хозяин собрал нас и попытался вырваться из города, но халдеи шли плотной стеной, в полном порядке и сразу отбросили нас. Пришлось вернуться назад и закрыться в усадьбе. Двери особняка забили. Проходы заложили мешками с песком. На крышу затащили дрова и котлы со смолой…. Первыми по улице мимо дома проскакали скифы. Они арканами ловили людей, особенно женщин, и вязали их верёвками, сгоняли в кучу плетьми. Потом подошли мидийцы и халдеи. Они сразу стали выгонять людей из домов, принялись громить дома, лавки. Затем обложили наш особняк. Их начальник, какой-то Элгаш, предложил нам бросить оружие, обещал отпустить всех, но Иаков не стал его слушать, и выстрелил в него из лука. Стрела попала халдею в руку, тот страшно рассвирепел, стал ругаться и сказал, что зажарит нас всех заживо. Откуда-то притащили лестницы, полезли по ним. Мы стали лить на них смолу.

— Сначала, когда мы обварили несколько человек, они отбежали. Потом подошли лучники и ранили Иакова в шею. Мы отнесли его вниз. Хозяин тяжело дышал, хрипел и просил убить его, но никто не решался сделать это. Скоро в дом ворвались вавилоняне. В комнату к Иакову они приволокли его жену и дочь. Элгаш приказал посадить хозяина, чтобы он всё видел и отдал его жену своим воинам, а сам надругался над его дочерью на его глазах, потом и её отдал воинам, а затем приказал зарезать обеих. Иаков всё смотрел, но он потерял много крови и ничего не мог сделать, даже умереть сам не мог. Я стоял за портьерой и тоже всё видел. Потом Элгаш хотел отрезать Иакову голову, я не выдержал, бросился на него, но меня ударили по голове. Больше я ничего не помню. Потом дом загорелся, я очнулся, кое-как выполз на улицу, и вот третий или четвёртый день сижу здесь. Не знаю куда идти, что делать.

Иов подошёл к колодцу, достал воды, напился сам, дал напиться другим. Накия достала две последние лепёшки. Одну отдала Иову и этруску, другой поделилась с Нидинту.

После скудного завтрака решали что делать, куда идти. Иов предлагал идти на север, к Яффе, там у него сестра, есть где остановиться на первое время, а там можно будет и свою кузницу завести. Нидинту же заявлял, что по слухам, прежде чем идти на Аскалон, Навуходоносор собирался разорить Яффу. Тогда Иов предложил идти в Тир, но Нидинту утверждал, что Нехо, который ничем не лучше Навуходоносора, наверное, уже в Тире и поддержал Накию, которая предложила идти в Иерусалим, так как знал, что царь Иудеи поддерживает, пока, дружественные отношения с Навуходоносором. Титу же, так звали этруска, который остался без хозяина, было абсолютно всё равно куда идти, лишь бы не оставаться одному.

Сборы были недолги. Иов набрал в бурдюк воды. Тит знал, где у Иакова была кладовая с припасами, пошарив там, он нашёл кувшин с вином, копчёный бок барана и немного лепёшек. Когда опал полуденный зной, друзья отправились в путь.

Для того чтобы добраться до восточных ворот, откуда шла дорога на Иерусалим, надо было миновать базарную площадь. Нидинту хотел там задержаться и достать, спрятанный в трещине стены кувшин. Юноша представлял, как обрадуется Накия браслету. Они уже подходили к рыночной площади, когда сзади раздался конский топот, дикое гиканье и оглушительный свист. Оглянувшись, Нидинту увидел, что на них несётся десятка два всадников.