глава четвертая

— Скифы! — ужаснулся он. Схватив Накию за руку, юноша прижался вместе с ней к стене, опасаясь быть сбитым с ног и растоптанным бешено мчавшимися лошадьми. Скифы пронеслись мимо, тут же повернули обратно и окружили путников. Мускулистые, бородатые, одетые в непривычные, для взгляда жителей Палестины, кожаные куртки и штаны, они невольно внушали чувство беспомощности и страха. С минуту скифы пристально рассматривали путников, затем последовала короткая команда. Скифы посыпались с коней и моментально скрутили всем руки за спиной, надели на шею арканы. Исключение сделали только для Накии, её посадили впереди одного из скифов, предварительно связав руки холстиной. Очевидно, они не хотели нанести ей видимых повреждений, которые могли бы снизить цену девушки перед продажей.

Скифы тронули коней. Нидинту бежал за всадником, задыхаясь в волосяной петле и проклиная всё на свете. Небо вновь за короткое время потемнело над его головой: он снова, теперь уже окончательно, потерял свободу! Эти дикие всадники не знают жалости, от них можно ждать всего, чего угодно…. Конь бежал всё быстрее, петля всё туже захлёстывала шею. Наконец, Нидинту не выдержал темпа бега, упал и поволочился за конём, поднимая облако пыли…. Короткая передышка и юноша, подгоняемый плетью, снова бежит за конём и снова падает. Опять короткая передышка и плеть снова поднимается над головой Нидинту. Пот и слёзы застилают глаза…. Далеко впереди виднеется лагерь. Скифы направляют бег своих коней в его сторону.

Когда конь остановился, полузадушенный Нидинту уже не смог подняться. Скифы сняли с шей измученных пленников арканы, пинками подняли их и повели в сторону какого-то загона, представлявшего площадку, огороженную деревянными рогатками и повозками. Там, прямо на земле, сидели и лежали люди. Когда Нидинту отдышался и смог оглядеться, то увидел, что Накии рядом нет, и вообще в этом загоне находились мужчины и только несколько женщин, отличавшихся крепкими формами, но не красотой. По соседству с Нидинту присели Иов и Тит. Вид у обоих был ужасен: шеи представляли сплошной кровоподтёк, ноги сбиты в кровь, спины и плечи покрыты ссадинами и рубцами от плетей. Повязки с голов у обоих были сорваны и вновь открывшиеся раны кровоточили. Нидинту подумал, что и сам выглядит, скорее всего, не лучше. Это подтвердил и Тит со своей обычной добродушной улыбкой:

— Ну и отделали же тебя!

День клонился к вечеру, когда два скифа внесли в загон котёл и стали выкидывать из него куски мяса. Люди хватали их налету и тут же жадно съедали. Нидинту достался один кусок. Кусок был скользкий и невыносимо вонючий. Юноша с брезгливостью отбросил его. Какой-то мужчина, больше похожий на скелет, тут же проглотил это мясо.

— Падалью нас кормят, — проворчал Тит.

Нидинту подошёл к ограде загона. Тут же перед ним вырос скиф и, угрожая копьём, заставил отойти от ограды. За оградой, верхом на прекрасном коне, в добротном вооружении, проезжал всадник. Что-то знакомое почудилось Нидинту в его облике.

— Сколот! — окликнул его юноша. Тот повернул голову, оглядел пленника и подъехал поближе.

— Нидинту? Тебя не узнать. Как ты здесь оказался?

Нидинту не мог вымолвить ни слова, радость душила его.

— Ну, рассказывай, — поторопил его Сколот.

— Сколот, родной. Да спасут тебя боги! Ты…. — бормотал счастливый Нидинту.

— Быстрее, я уезжаю!

Взяв себя в руки, юноша в двух словах рассказал свою историю, указал на Иова и Тита, не забыл и о Накие. Сколот внимательно выслушал его и, коротко бросив: «Жди», ускакал.

Солнце опустилось на ладонь, когда к воротам ограды снова подъехал Сколот в сопровождении трёх воинов. В одном из них Нидинту узнал предводителя отряда скифов, захвативших их. Сколот, указал на Нидинту и сказал ему: «Выходи».

— А они? — Нидинту растерянно смотрел на друзей.

— Выходи. Тебя отпускают только потому, что ты воин Навуходоносора, союзника скифов в этой войне. А они — законная добыча его воинов, — Сколот указал на предводителя отряда скифов.

— Впрочем, ты можешь их потом выкупить.

— Иди, Нидинту, иди, — подтолкнул его Тит.

— Иди, Нидинту, — сказал Иов, — Может, спасёшь Накию!

И Нидинту, стараясь не глядеть друзьям в глаза, вышел из загона. Сколот ехал шагом, чтобы Нидинту успевал идти за ним.

— Ты узнавал о Накие? — прервал молчание юноша.

— О девушке забудь, — сказал Сколот, — её забрали для племянника вождя этого племени. За ним пять тысяч воинов.

Земля закачалась под ногами Нидинту. Он остановился, чтобы не упасть. В ушах застучало: Накия, Накия, Накия! Преодолевая головокружение, он двинулся за Сколотом. Из носа хлынула кровь, и молодой человек почувствовал некоторое облегчение.

— Может быть, ещё не всё потеряно? Может быть, её можно будет выкупить? — появилась спасительная мысль.

Сколот придержал своего скакуна и проворчал:

— Садись сзади. Так мы до ночи добираться будем.

Нидинту вскочил сзади и Сколот послал коня вперёд. Благородное животное легко понесло двоих мужчин и вскоре доставило их к лагерю вавилонян. У костров их встретили Элгаш, Ушезиб, племянник Сколота Варкан и другие. Элгаш, придерживая раненую руку, сидел у костра и пристально рассматривал Нидинту.

— Ну, рассказывай, — бросил он хмуро. Сзади Элгаша толпились воины его отряда. Многие вышли с ним из Вавилона, но многих Нидинту видел впервые.

Волнуясь, юноша начал свой рассказ. Вспоминая, он вновь пережил свой плен, вновь перед глазами встал суровый Иаков, вновь он убивал рябого стражника в саду, снова перед глазами встал весёлый Тит. А вот о Накие он благоразумно умолчал.

Накию сняли с коня и повели в сторону от друзей. Девушка стала упираться, попробовала вырваться, но два воина, почтительно, но твёрдо подхватили её под руки и повели к одному из шатров. Втолкнув Накию в шатёр, воины оставили пленницу в покое. В шатре девушка оказалась не одна. К ней подошла пожилая женщина, по обличью иудейка. Она развязала Накие руки, растёрла онемевшие кисти. Усадила девушку на богатый ковёр, застилавший шатёр, присела рядом и принялась расспрашивать её: кто такая? Есть ли родители? Откуда привезли? И тому подобное.

О себе сказала, что она иудейка, девочкой попала в рабство к ассирийцам и была угнана в Ниневию, оттуда попала к мидийцам, а теперь служит скифам. Родителей помнит смутно. Своих детей у неё нет. Трижды у неё рождались мальчики и дважды девочки, но все они умирали не дожив до года.

На вопрос Накии, что её ожидает она, усмехнувшись, сказала, что скоро увидит.

— Боги не обделили тебя красотой, девушка. Это шатёр племянника вождя скифов. Очевидно, будешь его пятой женой. Не противься. Он может тебя убить. Да он и не хуже других. К своим он добр. Лихо ездит на коне. Метко стреляет из лука. В бою сражается вместе со своими воинами, за их спины не прячется. За это они его любят и идут за ним в огонь и в воду. Даже вождь прислушивается к его слову. У него четыре жены. Две — скифские княжны, дочери вождей союзных племён. Одна — дочь лидийского вельможи, похищенная из отцовского дома во время набега, и одна мидийка, взятая из пленниц за красоту. Ты приглянулась его евнуху. Он заметил твою красоту, когда тебя ввозили в лагерь. Он приказал поместить тебя в этом шатре, мне же он приказал позаботиться о том, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Сам он надеется на награду за тебя. Готовься, жди, на этой неделе хозяин придёт к тебе и останется ночевать.

Непрерывно разговаривая, она передвигалась по шатру и доставала из сундуков роскошную одежду. Затем женщина, нагрев воды в котле, сняла с Накии лохмотья, вымыла её, нарядила и накрасила, превратив в живую куклу. Мочки ушей ей оттянули тяжёлые золотые серьги с рубинами, волосы стянул золотой ободок с изумрудом, на шее заиграло мягким блеском неведомыми путями попавшее в Палестину янтарное ожерелье.

Во время этих процедур Накия сидела как неживая. Она не понимала происходящего. Ей казалось, что это сон, что ей нужно просто собраться с силами и проснуться и тогда этот кошмар закончится.

Солнце скатилось за небосклон. Быстро сгустились сумерки, но сон не шёл к Накие. Воспоминания, одно за другим поднимались в её памяти. Вот она маленькой девочкой помогает матери ткать холстину, распутывает, вернее ещё больше запутывает нити. Мать смеётся и ласково хлопает дочь ниже спины, просит её поиграть в другом месте. Мать уже тогда была больной. Нездоровый румянец покрывал её щёки, она постоянно подкашливала, не могла быстро ходить, сразу начинала задыхаться. Накия до сих пор помнит, как однажды у матери пошла горлом кровь. Тогда она неделю не вставала с постели, а потом поднялась, когда отца не было дома, и принялась хлопотать по хозяйству — готовить немудрёный обед, поминутно присаживаясь и отдыхая. Затем, через несколько месяцев, мать лежит бледная, неестественно вытянувшаяся на своей постели. Чужие люди, которые жалеют её, Накию, называют её сиротой. Тогда она впервые увидела слёзы на глазах у отца. Отец не привёл другую женщину, не стал жениться вновь. Потом Накия поняла, что он боялся за неё, не хотел мачехи для своей дочери. Отец работал с утра до ночи в кузнице, и жили они по началу неплохо. Всегда было что поесть и одеть, но потом дела пошли всё хуже и хуже, пока, наконец, они не попали в долги к Иакову. Хорошо ещё, что Иаков не выгнал их из дома, а разрешил жить в нём. Только работать отца заставил в своей усадьбе, чтобы весь доход шёл хозяину. Накия помогала слугам Иакова убираться по дому, на кухне — правда, оттуда её часто гоняли. Затем, когда она подросла, её определили в помощницы к ключнице. Иаков отметил её честность. Вспомнила она ухаживания рябого надзирателя, его наглые глаза, которыми он как бы раздевал, ощупывал её. Затем появление пленного вавилонянина и внезапно вспыхнувшая любовь к нему. Счастье было рядом! Они с Нидинту шли к нему через страдания и кровь, и, когда уже казалось, что самое страшное уже позади, их надежды были растоптаны копытами скифских коней.

Золотой обруч в волосах сдавливал голову тисками, серьги жгли уши, ожерелье душило её. Скинув эти ненужные ей украшения, Накия бросилась ничком на ковер, и плечи её затряслись от сдерживаемых рыданий…… Рабство в гареме скифского вождя — вот что ждёт её. Судьба уготовила ей участь наложницы варвара, живущего грабежом и убийствами! О великие боги! О всемогущая Астарта! За что всё это? Слёзы хлынули у неё из глаз. Вместе со слезами пришло облегчение. Незаметно Накия уснула. Во сне она увидела Нидинту. С окровавленной головой, с истерзанной плетью спиной он глядел на неё укоризненно, и что-то говорил ей. Она не могла понять слов, и это мучило её. Затем приснился Иов. Он молча посмотрел на дочь, повернулся спиной и ушёл. Накия рванулась за ним, но одеревеневшие ноги не хотели идти, она упала и тут проснулась. Как ни странно сон принёс ей облегчение. В девушке окрепло твёрдое убеждение лучше умереть, чем стать игрушкой скифа.

На утро Нидинту подошёл к Элгашу и попросил разрешения отлучится до обеда. Недовольно поворчав, командир разрешил отлучку лишь после довольно прозрачного намёка на подарок. Затем Нидинту быстро договорился с Варканом о поездке в город. Сколот недоумённо покрутил головой, но дал одного коня юноше и отпустил Варкана. Мгновение спустя два всадника неслись в сторону разграбленного города. На этот раз встречные скифы не страшили Нидинту: завидев своего они приветственно поднимали руку и уносились прочь. В городе чувствовался тяжёлый запах гари и разлагающихся трупов, но на улицах появились редкие жители, которые, впрочем, сразу прятались, завидев всадников. Немного попетляв по городу они выехали на базарную площадь. Вот и вход в знакомое подземелье. Нидинту быстро спустился по ступенькам. Раскопав трещину, юноша достал заветный кувшинчик, вынул тряпку, достал браслет-змейку и завязал её в поясе. Затем половину слитков высыпал в кожаный мешочек и так же замаскировал его в поясе. Неторопливо поднявшись по ступенькам, он показал кувшинчик Варкану и разбил его. Молодой скиф с изумлением глядел, как посыпались из него крошечные слитки драгоценного металла. Вавилонянин разделил слитки пополам, но простодушный скиф отодвинул несколько слитков Нидинту со словами: «Твоя находка», что вызвало краску стыда на лице вавилонянина.

— Но ведь то, что я утаил нужно на выкуп Иова и Тита! — утешил себя юноша.

Вернувшись в лагерь Нидинту, отдал коня Сколоту и с поклоном протянул пару слитков суровому воину. Сколот осмотрел слитки, попробовал их на зуб и одобрительно потрепал вавилонянина по плечу.

— Я хочу выкупить своих друзей. Ты мне не поможешь? — сказал Нидинту.

— Твои друзья здесь? Ты имеешь в виду тех, с кем вчера попал в плен?

— Да.

— Садись на этого коня. Едем.

Минут через сорок они были в скифском лагере.

Сколот подъехал к одному шатру и поманил Нидинту.

— Здесь живёт хозяин этих пленников. Ты молчи, разговаривать буду я.

Он громко крикнул что-то по-скифски. Из шатра вышел знакомый Нидинту командир отряда и, узнав юношу, потрепал его по колену, одобрительно улыбнувшись, затем повернулся к Сколоту. Тот спросил его о чём-то и указал на Нидинту. Скиф закивал головой и быстро заговорил на своём языке. Сколот недовольно отвечал ему, было видно, что они торгуются. Вот Сколот резко взмахнул рукой, будто отрубил что-то и повернул коня. Скиф ухватил коня за повод и, несколько сбавив темп речи, стал снова что-то доказывать Сколоту. Наконец, вздохнув, он сделал утверждающий знак и что-то крикнул слуге. Тот подвёл коня, на которого вскочил его хозяин.

— Дашь по два слитка за голову. На меньшее, разбойник, не соглашается. Чувствует, что они нужны тебе.

Нидинту вздохнул и они со Сколотом поскакали следом за скифским командиром к загону с пленными.

У загона он, спрыгнув с коня, зашёл в проход между раздвинутыми рогатками. Кроме пленников здесь суетились какие-то хорошо одетые люди. Они ощупывали мышцы несчастных, заглядывали пленным в рот, заставляли их встать, сесть, попрыгать.

— Купцы, — догадался Нидинту. — Где же Иов, Тит? Не видно.

У самого ряда рогаток сидел избитый в кровь мужчина. Вавилонянин с трудом узнал в нём этруска. Подойдя поближе, Нидинту окликнул его. Тит медленно поднялся и, прихрамывая, пошёл навстречу.

Где Иов? — спросил юноша. Этруск молча указал на ряд рогаток. Там, одетая на кол, торчала окровавленная голова.

— Ночью Иов хотел убежать, подлез под ограду, но его учуяли собаки, подняли лай. Тотчас его схватили, стали бить. Я хотел заступиться, тогда принялись и за меня. Потом ему отрезали голову и посадили на кол, чтобы другим неповадно было.

Потрясённый, Нидинту стоял не в силах вымолвить ни слова. Затем, повернувшись, как во сне побрёл к выходу. Этруск шёл за ним. У выхода юноша отдал охраннику серебряный слиток и вышел вместе с Титом. Сев на коня, он показал этруску на круп лошади. Тот понял его, мигом вскарабкался на коня сзади Нидинту. Горький ком стоял в горле вавилонянина. Почему он не сказал друзьям о кладе? Почему не предупредил их, что завтра выкупит обоих? Боялся, что выболтают скифам, что ему ничего не достанется? Если бы он предупредил Иова, отец Накии сейчас бы был жив. Терзаемый горестными сомнениями, он ехал, опустив голову. Чувствуя настроение друзей Сколот не приставал к ним с распросами и скоро ускакал вперёд.

Подъезжая к лагерю вавилонян, Нидинту очнулся от раздумий и направил коня прямо к палатке Элгаша. Тот сидел у костра и наблюдал, как жарится на раскалённых углях мясо.

— Вернулся? Куда ездил? — спросил он, не поворачивая головы.

— Разрешите вам поклониться, — Нидинту высыпал на циновку перед Элгашем с десяток слитков.

— Откуда? — подозрительно покосился тот. Юноша рассказал ему, как якобы он в щель своей каморки видел, что приказчик хозяина припрятал в саду кувшинчик, а он, убегая с кузнецом, прихватил его. Сейчас же он с Варканом достал его.

Элгаш позвал Варкана и стал расспрашивать о подробностях поездки.

Тот подтвердил, что клад был в кувшине, что Нидинту разбил кувшин в его присутствии, что серебро они поделили поровну, и тут же отдал часть своей доли Элгашу.

Элгаш пересчитал слитки, ссыпал их в объёмистый мешочек и тщательно завязал его, после чего повернул подобревшее лицо к Нидинту и спросил:

— Ну, что ещё скажешь?

— Вот, — ответил Нидинту. — Привёл к тебе доброго воина. Не смотри, что избит. Отойдёт — увидишь.

Элгаш бросил взгляд на этруска, оценил его ладно скроенную крепкую фигуру.

— Хорошо. Пусть остаётся. Дам ему щит и дротик. Остальное пусть сам достаёт. С первой добычи долг отдаст.

Он не узнал этруска. Зато Тит узнал Элгаша. Когда они с Нидинту отошли в сторону, этруск зашептал юноше:

— Это он. Насильник и убийца Иакова, убийца всей его семьи. Я отомщу за них!

— Не смей! — ответил Нидинту. — Тебя так просто отсюда не выпустят, и смерть твоя не будет лёгкой. За тобой могут потащить и меня. Надо ждать. Повторяю — отсюда не убежишь: живо скифы притащат на аркане, а нам надо спасать Накию. После смерти отца ей надеяться больше не на кого.

Этруск нахмурился, но промолчал. Видимо он понял правоту Нидинту.

Друзья подсели к костру, где хозяйничал Варкан. Он нарезал конину длинными ломтиками и клал на угли. От костра шёл вкусный запах жареного мяса, смешанного с дымком. Нидинту попробовал один такой ломтик. Мясо было местами обугленное, но хорошо прожаренное. Проголодавшийся юноша стал с удовольствием уплетать его. Тит вначале косился на Варкана (его, видимо, пугал скифский наряд молодого воина), но потом освоился и не отставал от друга. Временами на зуб попадал уголёк, но это не портило аппетита. Кончив жарить мясо, Варкан хитро подмигнул друзьям и отошёл к коням. Вскоре он вернулся с бурдюком, открыл его и налил в чашки какой-то белый, пенящийся напиток.

«Окс[U1] югала», — сказал он, приглашая жестом друзей выпить. Напиток был довольно вкусен, приятно щипал во рту. Варкан налил по второй чашке. Друзья снова выпили. Захотелось есть. Новые порции мяса уже были готовы. Варкан налил по третьей чашке. В голове уже всё плыло и кружилось, захотелось петь. Тит завёл грустную песню, голос у него был приятный и чистый, кто-то стал подыгрывать на флейте. Слов Нидинту не понимал, язык песни был незнаком, но юноше почему-то казалось, что это песня о разлуке с любимой. Голос этруска звенел и дрожал, то замирал, то вновь набирал силу. Флейта, вторя голосу, то журчала ручейком, то шелестела, как тростник под дуновением ветерка. И Нидинту с тоской подумал о Накие. Где она сейчас? Что с ней происходит? Надо ещё раз поговорить со Сколотом, может быть он и сейчас сможет чем-нибудь помочь?

Юноша встал и побрёл прочь от костра. Тит, увлечённый песней, не заметил его ухода. Нидинту обошёл весь лагерь, но Сколота нигде не было, и он вернулся к своему костру. Тит оживлённо беседовал с молодым скифом. Бурдюк был наполовину пуст. Насмешливо глядя на подвыпивших друзей, у костра сидел Сколот. Завидев Нидинту, он поднялся.

— Я сейчас был в соседнем лагере. Твою девушку племянник вождя продал иудейским купцам. Они уехали по дороге на Урс[U2] алимму. Торопись, может быть догонишь. Купцы любят серебро. Если у тебя его мало, я могу дать тебе в долг. Отдашь с первой добычи.

[U1]кумыс

[U2]Иерусалим