Реальность

Я открыл глаза, чувствуя, как мир вокруг меня медленно возвращается в фокус. Голова гудела, как будто я только что выпрыгнул из глубокого океана на Марс. Мои руки всё ещё сжимали револьверы. Во рту было сухо, как будто я отобедал содержимым пепельницы писателя, у которого горят все сроки. В висках стучало. Выпивка бы помогла, но я уже начал работу.

— Мистер Рейнс, — раздался голос Вудсворта. Он стоял рядом, руки напряжены за спиной, его лицо было бесстрастным, как всегда, но в глазах — тень тревоги. — Вы… вернулись.

— Не то слово, — пробормотал я, медленно поднимаясь с кресла. Мои ноги дрожали, я уже не тот юнец, кто может устраивать утренние пробежки в ад и обратно.

— Госпожа Лонгфорд ждёт вас, сэр. Если вы готовы, я проведу вас к ней.

Я поднялся, пальцы ещё не до конца чувствовали себя частью меня, но в голове уже звучало знакомое предупреждение: никогда не выходи из разума слишком резко. Однажды так уже было — тогда я потерял часть себя. Не помню какую.

Я кивнул дворецкому.

Мы двинулись по коридору. Тишина в доме была вязкой, липкой, тянущейся за каждым шагом. Окна тонули в сумерках, но, казалось, что за ними день имитировал ночь. Вудсворт остановился перед дверью и открыл её.

Она сидела в полумраке, словно забытый портрет на стене заброшенного особняка. Чёрная вуаль скрывала её лицо, оставляя лишь смутное очертание. Длинное траурное платье терялось в глубине комнаты, создавая ощущение, будто она вообще не двигалась, а просто растворялась в тени. Её руки были сложены на коленях, а спина держалась прямо, словно её хребет был опорой небес. Чёрная вдова в своём логове.

— Леди Лонгфорд, — произнёс Вудсворт, — это мистер Рейнс.

Запах был тонким, но цепким — лёгкий аромат жасмина, старой бумаги и чего-то холодного, как серебро, оставленное на ночь под дождём.

— Детектив, — её голос был тихим, безжизненным, словно эхо мыслей, что слишком долго повторялись в пустоте.

— Могу я включить свет, мэм? — спросил я. Мне нужно читать людей, их мимику и движения. Работа такая. Сейчас передо мной была женщина без формы, без ритма, без движений.

— Боюсь, если вы хотите, чтобы нас разговор состоялся, придётся вам довольствоваться этой обстановкой.

— Мои соболезнования, — произнёс я, садясь напротив.

— Вы здесь не для них, — ответила она без тени осуждения. В полутьме вообще было мало теней.

— Верно. Я здесь не для них. Вы знаете, для чего я здесь. Кем был ваш муж за закрытыми дверями?

— О, за закрытыми дверями, — прошептала она, как будто эти слова сами по себе что-то значили. — Он был… обычным.

— Обычным?

— Для человека, который жил с туманом за окном, — голос её был тих, но в нём была неуверенность.

— Что вы имеете в виду?

Она всё также изображала древнего сфинкса:

— Туман приходит в наши умы раньше, чем на улицы, детектив.

Я не отвёл взгляда.

— Ваш муж же строил отпугиватели?

— Если бы они работали, мы бы жили на земле предков.

— Я должен войти в ваш разум.

— Что мне нужно делать, детектив?

— Ничего. Но я обязан вас предупредить, что мой разум не хирургический инструмент. Скорее, ржавая игла. Он способен оставить загрязнения. Изменения в психике. Например, тяга к дрянному виски.

— Вы хотите сказать, что можете оставить часть себя во мне?

— Да. Но не только это. — Я провёл пальцем по рукоятке револьвера. — Я могу унести с собой что-то ваше. Чужие мысли липнут, как мокрый пепел. Иногда они остаются дольше, чем хотелось бы. Это… Обмен, который нельзя отменить. Если я умру там, внутри вашего разума, тогда там навсегда останется мёртвый циничный детектив. Так что постарайтесь держать своих демонов на привязи.

Она не ответила. Я достал револьверы.

— Оружие?

— Это мои якоря. Часто забываю, где берега.

— Это не опасно — засыпать с оружием в руках?

— Тело сковывается во время сна. Вам знакомо ощущение, когда вы спите, но вдруг понимаете, что тело не двигается? Вы открываете глаза, видите комнату, слышите звуки… Но что-то не так. Что-то стоит рядом, дышит вам в ухо, тянет за простыню. Это сонный паралич. Когда сознание уже очнулось, а тело ещё спит. И пока ты беспомощен, твои собственные страхи принимают форму. Тёмные сущности. Только для меня они реальны. Поэтому и нужны револьверы.

— Я готова, — сказала она наконец.

— Тогда начнём, — я скрестил руки с револьверами на груди.

В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату вошла служанка с подносом. На серебряном подносе — фарфоровая чашка с тёмным чаем, ложечка, лежащая под идеальным углом, тонкая струйка пара, поднимающаяся в воздухе и растворяющаяся среди запахов комнаты.

— Госпожа… — тихо произнесла она, — я принесла чай.

— Не сейчас, Мэри, — ответила леди Лонгфорд, не поворачивая головы. Её голос был мягким, словно полотенце, протирающее кухонный нож.

Служанка замерла на мгновение, её глаза скользнули по мне, затем по револьверам в моих руках. Она быстро поклонилась и, стараясь не греметь подносом, развернулась, исчезая в полумраке.

Вздохнул.

Закрыл глаза.

И шагнул внутрь.