Возвращение

Осталось лишь отдаленное эхо, и фейерверк искрящих звезд расчертил поседевшее от снегопада небо. Дворцовая площадь занесенная, заставленная статуями в человеческий рост, как могла сопротивлялась его возвращению, но мужчина шел, проваливаясь в сугробы. А вокруг только мертвая тишина и призрачный свет луны.

Блуждающие огоньки закружили вокруг него. А потом взвились в небо.

«Душа моя в руках твоих как и наш мир», — пронзительно запел ветер и налетел штормовой волной, почти пригнув к земле, засыпав снегом лицо.

А он выпрямился и пошел дальше.

Сквозь снегопад, сквозь страх пытающийся овладеть им, восстал внезапный туман, и, поднимаясь от земли, скрыл все: и небо, и мир вокруг. Теперь приходилось идти наугад.

Гора выросла сквозь мглу. А возле нее из земли поднимались тени и одна фигура, сотканная из снежинок, махнула ему рукой. Замерев, смотря в нее, мужчина закрыл глаза, и, когда открыл, слезы застыли на окровавленном лице, а очертания уже разогнал ветер.

«Небеса хранят…» — донеслось из земли.

Три уступа как ступеньки перед ним.

«In flame!»

Вместе с криком полыхнуло огнем, и свет луны прочертил лестницу в небо к облачному замку, очертания которого только расплывчато собирались посреди черноты небосвода.

Он поднимался примерно час, видя сквозь призрачность ступенек почти скрытую в бездне высоты землю, укрытую белоснежным покрывалом. А когда все-таки поднялся, то упал, заливаясь потом, на ненадежную поверхность. Все силы, вся мощь покинули его — облака под ногами выпили их. И теперь призраки, а может сами стены, блестящие окна и даже шпили из облаков плакали над ним.

Бледная дорожка вспыхивающих шагов прочертила ему путь, разгораясь, она увела в огромный парящий замок впереди.

«Не теряй меня!» — закричала луна, заслоняющая почти все небо над ним.

«Верни нас и себя», — проскрипела тяжело поддающаяся дверь.

«Не сдавайся!!!» — взорвался витраж над головой.

Тронный зал был полон пустотой. Лишь лунный свет, огромный трон и сотни бабочек порхающих под потолком: черных, огромных, будто не от мира сего, а по стенам стекали капли серебра, сливаясь и превращаясь в зеркала. Одни скрывали, другие искажали его образ, но в одном, самом большом, он видел себя — черноволосым, высоким, с перебитыми крыльями за спиной. Пока он смотрел, сорвавшись с потолка черный вихрь мотыльков, собрался и обратился — перед ним стоял человек с огромными, почти невесомо-просвечивающими крыльями, они трепетали, хотя царило абсолютное безветрие. В волосах его тонких, несколько черных перьев сияли, а голубые глаза смеялись, когда, улыбаясь, парень произнес:

— Великий Веил! Давай раскачаем как маятник мир. Или ты пришел за другим?

— Я жертвую.

— Падший ангел и лорд решил отдать себя за смертных.

— Ты прав, Расмус, я решился, возврата не будет! Эта ночь поседела от нашей беспомощности. Просто живя сегодняшним днем, наши души умерли раньше своих тел, но целый мир, миллионы, миллиарды — слишком много даже для бессмертного.

— Хорошо. Все что я могу сделать указать дорогу к свету… или к тьме, — засмеялся юноша в ответ. — Жизнь за жизни. Жертва за спасение. Бессмертие за всё — цена определена. Твой ответ?

— Да! — отразился голос сотней отголосков и пол расступился.

Лишь на миг его фигура застыла в серебре стен-зеркал многократным хором отражений, и рухнула вниз.

Веил падал с огромной кружащей голову высоты. А когда встретился с землей, его разум озарила вспышка и он не почувствовал удар, уходя в свет. Там, где снег покраснел, пробив толщу тьмы пролег луч света, от которого по мерзлой земле прошла крестообразная трещина. Лед на озере взрывался, снег поднимало вверх — он улетал обратно в небо, в круговерть небесного вихря, вбирающего в себя ночную мглу и ночь, длившаяся три года, растаяла. А с первыми лучами рассвета статуи, осыпаясь пылью, становились оживающими людьми.

Это видение донимало уже неделю.

Первый час ночи, а сон не шел, потерялся, наверное, на полпути к моей квартире.

Как только я просыпался, то сразу вместе с однообразными воспоминаниями и образами накатывала головная боль, а после заснуть до предрассветных сумерек не удавалось. И так, седьмые сутки.

Не желая бодрствовать до самого рассвета, пошел на кухню, достал из шкафчика снотворное и выпил двойную дозу — эффекта не было. Впрочем, это ожидаемо. Поворочавшись на узкой кровати, попытался считать овец, сначала один, затем в компании телевизора. Когда нарисованные животные, весело прыгающие в разных кульбитах через ограду приелись, я переключил канал, потом еще, и еще. Ну что сказать, полуночники для телевидения — люди второго сорта. Кроме эротики, престарелых голливудских фильмов и различных рыбно-охотно-модельных диалогов практически только сериалы и повторы кассовых передач. Вчера хоть фильм о вампирах был.

Утро вспыхнуло слишком рано, а ведь предрассветная тьма казалась мне вечной. Солнце радостно ослепляло, и не чувствуя особой усталости, после завтрака приправленного славной перебранкой с любимой девушкой по телефону, как обычно отправился на работу.

После оздоровительной гимнастики в переполненной маршрутке, с остановки до работы идти стало еще легче. Только во дворе перед работой недельное недосыпание подало о себе сигнал: возникло странное чувство затмения, на секунду мне показалось, что все вокруг почернело.

Я ускорил шаг, почти бросился к входу. Преодолев ступеньки оказался перед железной дверью офиса, а затем долго восстанавливал сбитое дыхание. Наконец, попутно пригладив волосы, позвонил в видеофон. Открыли без слов, видимо, берегли для личного общения, и когда я прошел внутрь, часы, висевшие в коридоре, показывали без трех минут девять утра.

Рабочий день складывался неплохо, но сразу после обеда неожиданно скрутило так, словно в животе образовалась черная дыра, выедающая плоть и кровь. Когда уже собирался выйти из уборной к спазму добавилась боль — виски заломило и на несколько минут привалившись к стене, я просто забылся.

Сквозь тусклую серость доносился голос:

— Александр Сергеевич, что с вами?

Не помню как отпросившись, я вызвал такси — плохо стало настолько, что мысль об общественном транспорте угнетала. Дома, едва избавившись от ботинок, я распластался на кровати и мгновенно заснул.

Проснулся, где-то в районе полуночи. Времени совершенно не удивился, каждый раз в течение недели я просыпался с двенадцати до первого часа ночи. Удивление вызывало сильное возбуждение, меня просто трясло. Мысль об активности поглотила разум целиком.

Бегать, прыгать, танцевать — хотелось всего и сразу.

Долго обдумывать не хватило терпения. Ночной клуб, что же еще выбрать для активного отдыха?! Переодевшись за двадцать минут добежал до ближайшего. После пробежки напряжение спало. Перед порогом в сияние подсветки застыл, задумавшись о правильности совершаемых действий, но сомнения развеял здравый расчет: если выплеснуть стресс, то и бессонница отпустит. Оторвусь как нормальный, еще молодой. Впереди создание новой ячейки общества — это нервы, а повторяющийся сон… лишь неуверенность. Если бы я был психотерапевтом из телика, я бы сказал пару дешевых фраз о страхе ответственности, о выборе будущего, да и о мужском эгоизме и желание полигамных отношений, если бы был женщиной-психотерапевтом. Посмеявшись до слез, я вошел в здание. Собственно, это был развлекательный комплекс — клуб располагался на третьем этаже. Помахав пластиком перед секьюрити, прошел в полутемный зал. Я уже бывал здесь и привычно оформил заказ.

Моя девушка работала на втором в студии танца и устроила мне карточку для всего комплекса со скидкой десять процентов. Жаль, что она не работает по ночам. Это, наверное, наивно и эгоистично, но мне очень хотелось обнять ее, как минимум, обнять. Видимо, мои мысли слишком рельефно отразились на лице. Сбоку подсела девушка, почти подросток, судя по макияжу: черные, явно накрашенные волосы, черная в сверкающей серебром пудре подводка под глазами. Лицо явно отбелено.

— Значит, обращаетесь?

— Что-что, — удивленно спросил я.

— Обращаетесь и сами того не замечаете… Знаете, как трудно охотиться, а как она сводит с ума, эта жажда охоты? Как же давно в этом мире не было таких, с такой беспощадной черно-белой аурой, сиянием в глазах. Из каких жутких дебрей ты явился к нам? И как твое имя?

Обжигаемый безумием этих слов, еще больше пронзительным взглядом, я вскочил и быстро ушел. Всю дорогу домой, мне казалось, что за мной наблюдают, прячась, преследуют ожившие тени, а тьма дышит в спину.

Когда я пришел домой, то от беспричинной досады как попало раскидал обувь, лег на незастеленную кровать и попытался заснуть. Не получилось. Моего невидимого мучителя обмануть было невозможно. Бессонница овладела каждой клеточкой организма, и как старательно я не зажмуривал глаза, сколь ровно и глубоко не дышал — она не отпускала. К трем часам телевизор смотреть надоело, и я решил повторно прогуляться.

Темно, три с копейками на часах в сотовом, а Александр Сергеевич Зимин, как дурак шатается по пустым улицам Питера.

Пока я, плюясь на себя раздумывал, ноги точнехонько привели меня в старинный парк. И теперь словно шепот, отголоски, обрывки фраз окружили — смысл не разобрать — но почувствовать, ощутить, попробовать на вкус, вполне. Я шел ведомый ими, непонятно зачем, не знал куда, сам стал тенью. Сколько прошло — не понять, реально ли все вокруг или вновь мной владеет слишком реалистичный сон — тоже. Слишком серый, ненастоящий мир вокруг, словно сотканный из дыма, пугающий. Но вот блуждания в нем закончились, передо мной живописная сцена, в которую можно поверить, только если знаешь, что смотришь фильм. Красивая женщина держит худенькую девушку, собираясь укусить. Зубы у нее тонкие как иглы, а в глазах — жажда. Ярость и отчаяние жертвы ощущается по-другому, они переполняют меня.

Я выбрасываю руку, хотя стою далеко — это чистый жест — он ничем не поможет, но неожиданно вампиршу отшвыривает, словно манекен. Девушка бросается ко мне. А охотница поднимается и смотрит с вызовом и достоинством. Теперь я могу рассмотреть ее вьющиеся черные волосы, серые глаза и беспощадную улыбку, которой она одаривает меня, после, мягкий, бархатистый голос, тихо, но отчетливо спрашивает:

— Очень интересно, что это за прием? Не слышала про подобное. Ты никак за прошедшие века подучился?

— Кто ты?

— А разве непонятно? — и она показывает зубы, потом смеясь, добавляет. — Ты бы видел свое лицо сейчас. Ох, откуда в вас такая ненависть к нам, скажи, значит, ты стал им?

— Кем?

— Совет предсказал явление души огромной силы много веков назад в совсем другую эру, о которой не осталось памяти даже у бессмертных детей ночи жили те, кто ушел куда-то дальше сумерек — в черноту небосвода. Их было немного. И вот один из них пожертвовал своей вечностью, всем могуществом, а теперь свет вернул его. Так ты стал им?

— Да бред.

— Не стал, — она заулыбалась, — еще нет, но сила уже есть. Послушай, это вопрос двух-трех дней. Тебя уже не будет — силы не равны, ты исчезнешь останется только лишь он. Вот!

Под ноги мне шлепнулась тоненькая визитка. Я наклонился, но меня остановил испуганный крик:

— Не поднимай! Она бросится!

И верно, разъяренная тень, с ненормально высокой скоростью оказалась у девушки за спиной, но мой кулак оказался еще быстрее. Как тело вывернулось из полунаклоненного положения, как ноги спружинили в момент, и как я не зацепив девчонку, по касательной въехал вампирше в висок для меня осталось загадкой.

Несколько мгновений мы мелькали, почти не соприкасаясь. Дальше она бросилась бежать, а я не преследовал.

Девчонка что-то с чувством сказала, не разбирая ее слов, не оглядываясь — махнул рукой, мол, все в порядке, держись. Она подскочила и громкий крик ее для меня оказался лишь шепотом:

— Надо уходить, они пришлют команду!

Девушка поволокла меня куда-то, и только в освещенном салоне машины понял — это она в баре ко мне клеилась. Когда мы стали набирать скорость, на крышу кто-то прыгнул. Рука моя на прогнутый каркас отреагировала мгновенно — пробив его, втащила чью-то лодыжку и с хрустом сломала словно сухую веточку. С воплем с крыши свалились.

— Черт, ты крут!

Рассматривая кровоточащие костяшки, мне соглашаться не хотелось.

Неожиданно промелькнули знакомые очертания. Мой дом!

— Останови! Останови!

С лязгом тормозов автомобиль встал.

— Они тебя загрызут! — импульсивно выпалила девчонка.

— Не загрызут — подавятся. Гони, давай! — и хлопнув дверью, я выбрался из салона.

Вампиров было трое. Когда наши движения ускорились, я перестал ощущать свое тело.

Очнулся в странном убеждении, что что-то забыл. Наверное, Раде позвонить. Моя девушка преподает этнические танцы и сама родом из Сербии, а у них там принято обязательно утром созвониться или сэсэмэситься, если как они говорят «любые» еще не женаты, но встречаются. Хотя, подозреваю, что это не народная традиция, как она говорит, а простое женское желание быть любимой.

И все же порой это напрягало. В конце концов, нас, мужчин в России меньше, а непьющих, без вредных привычек, еще с жилплощадью и работой? А борцов с нечистью?! Тут я проморгался: с какой нечистью? Откуда этот дурдом и эгоизм? И пока искал в телефоне номер психолога, то смотрел на дату в уголке экрана, и до меня с трудом доходило, что я проспал больше суток. Три непринятых звонка с работы красноречиво свидетельствовали о предстоящем серьезном разговоре с начальством.

В прихожей долго рассматривал себя в зеркало, как незнакомца: все казалось чужим, ненастоящим. Почему-то возникло ощущение, что я должен быть другим, совсем отличным от этого отражения.

— Да кто ты такой?.. — спросил себя, почти крикнув.

Эти серо-зеленые глаза, перечеркнутая шрамом щека, темно-русые волосы… Долгие сомнения завершились — я не помнил своего имени. Устало присел на пол, долго пытался не думать. Вот бы стать тучей или даже ветром — летай, где хочешь. Везде простор, воля — никаких обязательств, никакой ответственности. Внутри что-то зашевелилось, впервые в жизни я почувствовал отвращение к себе, а еще взгляд: могучий, древний, он освещал меня изнутри — словно великан взглянул на таракана. Я встал, выпрямился, подошел к рабочей комнате. Внутри везде кровь. Инстинктивно схватился за шею, ощупывая, и в рассеянном, предрассветном свете заметил, что моя рука от пальцев и до запястья почернела.

Постель была в крови. Стены в крови. Пол тоже.

Я все вспомнил и пошел отмываться. В ванне лежал вампир, сомнений откуда он появился и кто разворотил ему грудь не было. Судя по окровавленной правой руке, моя работа.

— Главное не стать таким же, — тщательно смывая засохшие почерневшие ошметки с ладони, пыталась унять дрожь разговором с собой моя ослабевшая воля.

— Не бойся — не станешь, — вампир в зеркале равнодушно ответил.

С ужасом отшатнувшись, вжался в стену ванной. Вампир в ванне лежал, в зеркале вполне довольно скалился. Вампир в ванне, вампир в зеркале — в зеркале, в ванне.

— Ты, ты-ы не отражаетесь в зеркале, — на меня накатил ненормальный чудовищный страх, так что даже запинаться стал.

Изящным движением кисти, кровосос словно отмахнувшись от вопроса, произнес:

— При жизни. Жизнь, она такая — никогда не знаешь, что дальше. Вот не знал, что ты такой мощный боец, видно нас пушечным образом отправили проверить, явился ли великий охотник, о котором предсказывали каменные пластины.

— И?! — пересохшее горло выдало почти писк.

— Только вот прежде твоя душа должна стать частью его. Сейчас души ваши борются, и, судя по тому, что с тобой творится у вас там нет порядка.

— Ничего не знаю и не хочу знать!!! — я даже уши прикрыл, а потом резко отдернул руки и уже спокойно сделал шаг от стены. Весь страх отступил. Только уверенность наполняла тело и разум.

— А мне очень интересно будет узнать кто победит: древний, пожертвовавший всем ради других, вечный трудяга и романтик или маленький мальчик, который страстно хочет жить.

— Ты — мираж, — я не узнал свой голос — одно движение и поверхность зеркала стала непроницаемой.

В голове звучали разные голоса и уже не получалось разобрать кто из них настоящий. Поэтому лежа на полу, старался не думать о них, тем более, о телефоне, который все чаще тревожно звенел. Так, с болью и усталостью, забылся. Когда я очнулся из полузабытья кто-то победил, на время.

Я заметил, что все воспринимаю скорее со стороны, не понимая своих действий. То есть даже не так — я просто не отдавал мысленных команд телу совершать их. Тело действовало в отрыве от меня. Истерично обыскав одежду, поднял уроненную на пол визитку. По номеру указанному в ней, располагался бар «Голубая кровь». Судя по автоинформатору, заведение работало от заката и до рассвета. И мне знакомому с творчеством Тарантино очень не хотелось туда идти, но как поется в одной песне — «выхода нет».

То есть, конечно, оставить все как есть можно, но вот у определенной части меня совершенно отсутствовало желание растворяться в каком-то охотнике на вампиров. Но еще больше не хотелось бояться, страх пронизывал разум, он словно обрел собственную жизнь, стал второй душой, а может подсознание с цепи сорвалось?

Так или иначе, ровно в девять вечера я уже дежурил около двери.

Мрачный охранник вначале не хотел меня пускать, но, увидев визитку сразу уступил, освободив проход.

В баре господствовала мягкая полутьма, только сцена ярко освещалась. Посетители смотрели по-разному: кто удивленно, кто настороженно, но чаще враждебно. От барной стойки, когда я присел и попросил налить соку, тут же отсели.

Бармен, как нарочно, плеснув томатного, хрипло произнес:

— Пришел, значит? Это хорошо, кажется, людская порода еще не окончилась, есть склонные к выживанию.

— Где мои гарантии, что не убьете?

— А нет их, и не будет — ты завтра умрешь навсегда.

— Если вы есть — значит и душа тоже.

— Да в том и дело, душа твоя станет частью этого бессмертного и asta la vista.

— Как мне быть?

— Есть обряд. Отразившись в темном зеркале, твой незваный квартирант потеряет силу и не сможет никому навредить.

— Сегодня последний шанс…

— А…

— …Никаких гарантий только здравый смысл. Мы же не звери.

Почему-то не верилось этим словам и сдержанной улыбке, но я решился. Зачем нужно бороться? Да, я мечтал быть героем, помогать слабым, но уйти вот так в пустоту?..

Страх и сомнения овладевали разумом.

Размышляя об этом, я шел за барменом и чувствовал как понемногу, по капле возвращается контроль над сошедшем с ума телом. Когда прошел в подсобку уже смог слегка замедлить шаг. В полу располагалась железная крышка люка. Спустившись мы оказались в мрачном затемненном лабиринте.

Темные коридоры, душные, давящие. Мы шли согнувшись. Стены вокруг дышали гнилью, а засохшая кровь наглядно свидетельствовала о участи, что меня ожидает.

Нужно выбираться взять под контроль организм. Я чувствовал жуткая атмосфера ослабляет мое взбесившееся альтер-эго. Надо давить на собственный страх страхом давить.

«На поверхность не выпустят, зачем им свидетели?»

Все, я встал. Говорить было тяжело словно горло душили, но мне удалось.

— Я… пожалуй… в другой раз — выдавил почти по слогам.

— Ну нет! — сзади меня схватили.

— Начинай их бить!!! — возопило все мое существо.

Никаких суперэффектов — лишь кривляния вместо ударов.

— Что, думал всех на раз раскидаешь, супергерой? В соке, что ты выпил особый настой — твой приятель сейчас вздремнул. Так что остался ты без поддержки.

Наверняка бармену понравилась эта реплика, улыбка, во всяком случае, светилась на его лице.

Меня втащили словно мешок картошки. Огромный зал просторный. Вот уж не подозревал, что под Петербургом можно такое отстроить. Хотя, говорят, пустоты образовываются после прорыва труб горячей воды. А собственно, какие трубы, этому месту, судя по стенам, не меньше ста лет, может и больше.

Ближе к концу зала чуть возвышался обширный постамент — на нем располагался широкий и длинный дубовый стол, обтянутый красным шелковым материалом. За ним сидели трое. В удаление у противоположных стен стояло по двое в масках. А, на широких скамейках, в правом углу сидела «публика»: штук двадцать кровососов.

— Перед тобой совет севера. Склонись, смертный!

— Не дождетесь!

Меня поставили на колени.

— Это Лукас — глас всех бессмертных севера, — произнесла маски у левой стены.

— Это Мари, — произнесли у противоположной.

— Это Тинарсис — палач гордых душ, — произнес бармен, вставший сбоку от меня на одно колено.

— И что?! — меня стало распирать от показной храбрости.

«Публика» зашипела, а бармен, ухватив меня за горло, приподнял над собой.

— Не трогать! Его нельзя убивать пока зеркало не поглотит бессмертного.

Зеркало действительно было темное. Черное, матовое, больше чем в человеческий рост оно внушало не страх, а отвращение. Я пытался сопротивляться, но тщетно — меня держали за руки и за ноги четверо темных облаченных в маски. Их одеяние постепенно светлело становилось белым, развеваясь на ветру их балдахины все больше напоминали мне дешевые медицинские халаты. А внутри все вытягивало, разрывая грудь протяжной болью. В глазах темно. И страх, подавил настолько, что и не встать.

— … Так, с основным блюдом разобрались, теперь приступим к десерту…

Лишь несколько секунд и я приходил в себя, а по зеркалу, парящему надо мной прошло волнение. Сначала тоненькая словно ниточка трещинка прошла по нему, затем она разрасталась причудливым узором трещин и наконец грянул взрыв.

— Этого быть не может! — вскричал Лукас, но его вопль перекрыл взрыв сотни осколков — они пронзали вампиров и те сгорали словно спички. Те бессмертные, кому повезло выжить, теперь оказались под второй уже управляемой волной осколков. Все пропадало в симфонии пламени и осколков. Я полз к открывающейся двери, из нее разгорался свет и я полз на него.

Дверь открылась.

В рассеянном дымчатом свете искрил отблеск и я видел как призрачная фигура смотрит в меня.

Это была она, моя девушка. Тут во мне все перевернулось. Я был готов драться, сопротивляться, но теперь внутри поселилась пустота. Мне стало безразлично, что дальше будет со мной.

Она подошла ближе, смущенно улыбнулась наклонилась.

Укол. Кровь тонко стекала из вены на запястье, просачиваясь через яркий свет все более и более становившийся серым за ее спиной. Воздух наполнили звуки, запахи цветов. Ужас овладел мной — так не бывает.

— Тсс, держись, чуть-чуть осталось, — мягкий, любящий голос, тепло нежных рук...

Выписали меня из больницы через три недели, говорят я свалился перед офисом. Кратковременная потеря сознания, осложненная галлюцинациями. Микроинсульт. Могло быть хуже, но оперативная медицинская помощь, а потом прокапали прямо в скорой.

Делаю вид, что верю, но согласитесь двадцать пять минут и несколько суток?

***

Новый сон не порадовал. Обрывки его всплыли вместе с головной болью. Вспомнилось, как тьма окутывала все сильнее, но я рвался к свету, и прорвавшись, растворился в нем. А еще слышал крик, пронзительный и чистый. А вот слов почему-то не получалось вспомнить.

Долгие сомнения, и все же чувство, жажда поиска ответов победили.

Снов не было, провалившись в забытье, просто проснувшись среди ночи.