Глава 1. Дорога в никуда

— Приве-е-ет! — весело крикнула Аделмонд, энергично замахав рукой.

— О, привет! — немного удивленно ответил ей молодой паренек. Он стоял на небольшом балкончике старой двухэтажной халупы, обшитой ржавыми железными листами, курил и выглядел задумчивым. Впрочем, как всегда.

Пройдя внутрь, парень отключил питание от металлического забора-сетки, и Аделмонд смогла, наконец, войти в его «неприступную крепость», как он эту халупу называл.

— Как дела, Евгений? — все также весело сказала она, излучая всем своим видом оптимизм и отличное настроение. Даже своей походкой Аделмонд распространяла энергию по этому затхлому пристанищу хронического домоседа. Бессменная широкополая шляпа Аделмонд сегодня была закинута за спину, открывая миру взлохмаченные от ее долгого ношения белые волосы, забранные в пучок.

— Как сажа бела, — без энтузиазма ответил он.

Евгению на вид было не больше 23-25 лет, он был немного полноват, среднего роста, одет в неплохую, но грязную, давно нестиранную одежду, носил очки. Его лицо обычно сохраняло отстраненное спокойное выражение. В то же время Аделмонд любила подшучивать над ним, и он достаточно адекватно на эти шутки реагировал, хотя сам, если и шутил, то все с таким же лицом. Сейчас он не был настроен на душевный разговор и сразу же повел ее на склад. Это было самое большое помещение в его лачуге, заполненное аж до потолка всяким хламом. Лампы там давали достаточно скудное освещение, но как иначе, когда он и так много энергии тратил на одно только питание забора? У стены стоял широкий пустой стол, на который Аделмонд тут же выложила содержимое своего большого мешка: дробовик, двуствольное ружье, безразмерную толстовку, какую-то черную с узором тряпку, пачку сигарет и календарик с голой женщиной.

Парень долго смотрел на это, задумчиво пожевывая фильтр своей сигареты, и, наконец, произнес:

— 70 за дробовик, 45 за ружье, 5 за кофту и… — он проверил содержимое пачки сигарет, — здесь всего 3… Ну, ладно, как другу — за сигареты дам двухлитровую бутылку воды.

Аделмонд сначала рассмеялась, но увидев серьезное выражение лица Евгения, сразу замолкла.

— Нет… — неуверенно произнесла она. — Ты же несерьезно? Такой дробовик намного лучше всего, что я тебе когда-нибудь приносила! — Аделмонд демонстративно повертела его в руках, как будто это могло прибавить ему стоимости. — А кофта? В нее же два раза завернуться можно! Ну, конечно, не тебе… Но кому-нибудь! Она должна стоить как две! И почему ты не берешь календарь? На дату посмотри — он довоенный. Раритет!

— Как видишь, коллекционеров среди моих клиентов нет. Так что оставь себе. И тряпку эту…

— Бандану!

— Тем не менее, я только это и могу предложить. И то — по старой дружбе, как и говорил. Поскольку мне сейчас это попросту не продать.

— Почему?

Евгений устало вздохнул:

— Да потому… Вижу, ты опять не в курсе последних событий. Повстанцы взорвали мост, и на континент уже не попасть. Я теперь просто накапливаю барахло — продавать его здесь мне некому.

Аделмонд в шоке открыла рот. Выбрала же момент закончить свой «отпуск»!

— Военные, конечно, предпринимают кое-какие действия. Но это не дело одного дня, сама понимаешь, — ответил Евгений на немой вопрос на ее лице. — Не хочу думать об этом, но, судя по последним событиям, у повстанцев большие шансы вообще захватить остров. В общем, думай сама — согласна или нет на такие условия?

— Да… я согласна, — сухо ответила она. Прекрасное утреннее настроение как рукой сняло.

Видя растерянную Аделмонд, задумчивый взгляд которой уже минуту сверлил что-то в противоположной стене, Евгений сложил в ее мешок вещи, которые он не собирался у нее покупать, всунул его ей в руки и повел в другую комнату, ту, до которой не каждый допускался — жилой отсек. Здесь в огромные зарешеченные окна лился мягкий свет. В одном углу была небольшая кухня с маленьким холодильником и газовой плитой на две конфорки, даже раковина имелась. Рядом стоял стол, объединяющий в себе обеденный и письменный, половину которого занимал огромный старый компьютер. Около свободных стен стояло много шкафов, в основном книжные, хотя самих книг там было не так много, чаще полки занимали всякие безделушки, которые Евгений скупал, но не продавал, а оставлял себе, для души. Аделмонд сама пару раз пополняла его коллекцию. Так и сейчас, пока он рылся в своем сейфе для мелочи и наполнял пластиковую бутылку водой, она примостила на одну из полок куклу, которую подобрала накануне. За так. «По старой дружбе».

— Хана! — воскликнула Аделмонд, устало плюхнувшись в мягкое потрепанное кресло, стоящее почти посредине комнаты. Свои эмоции в слова она облекла только сейчас. — Мне как раз срочно надо на материк. А теперь ни денег, ни возможности туда попасть…

— Ну, не совсем же без денег, — ответил Евгений, вложив ей в руку горсть мелочи и одну потертую бумажку. Бутылку воды он заботливо поместил в ее сумку. Как говорится, все для дорогого клиента. — А зачем так срочно? Получила письмо голубиной почтой, что ли?

— Типа того…

— Есть, конечно, способы… — вздохнул он, усаживаясь за компьютер. — Можно связаться с повстанцами. Тут несколько местных в контакте с ними, и их перевозят на катере. Только я считаю, это зря марать себя. Да и мне лично не резон связываться с ними: обкрадут да горло перережут — вот и все, съездил поторговать.

— Да-а… Пошли они нахрен…

— Или к военным пойти. У них есть ведь вертолеты. Хотя я, конечно, не знаю как уж им там надо жопу лизать, чтобы они согласились тебя перевезти на них. Но попытка не пытка, как говорится.

— Пошли они нахрен тоже…

— А для особо привередливых тогда вариант с угоном вертолета.

— Хм…

Тишину над мертвым городом разорвал гул вертолетных лопастей. «Саранча» летела в «Гнездо». Ее продолговатая тень то и дело мелькала на уцелевших стенах высоток, скользила по руинам, оживляя на мгновение это кладбище. Кладбище надежд, о которых никто уже никогда не узнает, ведь последний, кто когда-либо жил в этом городе или даже родился, давно умер.

Свет низко опустившегося солнца заглядывал в окно кабины и бесцеремонно лез под защитные очки, стремясь ослепить пилота. Однако, Бенджамину было все равно, он отлично владел машиной, ему даже казалось, что и с закрытыми глазами посадить вертолет на базу ему не составит труда. Но, к сожалению, такие эксперименты были запрещены.

С каждой секундой расстояние до БМ-32, военной базы в виде огромного небоскреба, сокращалось. Вот уже можно было разглядеть ее сияющую на солнце металлическую облицовку, огромные редкие окна, стройные радиовышки, вздымающиеся ввысь. Когда черные точки на крыше обрели очертания людей, Бенджамин сбавил скорость.

Регулировщик с крыши подал знаки на посадку, и вертолет, переведенный в режим зависания, с математической точностью опустился на посадочное место.

— Капитан Гроссет! — окликнул посыльный, едва только Бенджамин покинул кабину «Саранчи». — Генерал Хоук хочет вас немедленно видеть. А еще вам письмо.

Он протянул белый запечатанный конверт в руки капитана и, коротко отдав честь, быстро удалился. Бенджамин внимательно рассмотрел письмо: на конверте написано только его имя, поэтому сложно было догадаться от кого оно.

— Отличный полет, капитан! — послышался рядом голос его помощника. Он смотрел на Бенджамина с нескрываемым восхищением.

Конечно, приятно, когда ты являешься примером для подражания у молодых пилотов, особенно, когда тебе всего 25 лет, но со временем этот щенячий восторг в глазах начинает раздражать. Серьезнее все-таки надо относиться к делу, без лишних эмоций!

— Вы тоже хорошо потрудились, сержант. Отдыхайте, — очень сдержанно похвалил его Бенджамин, и тот, радостный, поспешил в казармы.

Стрелок-наводчик, третий член экипажа «Саранчи», кряхтя выбрался из вертолета. Впечатлениями с Бенджамином он, к счастью, делиться не стал, а молча отсалютовав, последовал к лифтам. Он никогда не был особым весельчаком, но сегодня выглядел еще угрюмее. Оно и понятно — за весь сегодняшний полет пострелять ему так и не удалось, можно было даже пулемет не расчехлять.

После того, как члены экипажа разошлись, Бенджамин с грустью осмотрелся вокруг. Он стоял на крыше, с которой открывался вид на разрушенный город с одной стороны и пустынную долину — с другой. Вероятно, ясным днем с нее весь остров просматривался как на ладони. Ровными рядами здесь выстроились массивные боевые вертолеты, многие из которых он знал по «именам», а на большей части даже летал. Они ожидали своих пилотов, такие величественные, такие нетерпеливые… Бенджамин как будто слышал, как подрагивала усталая после полета «Саранча». Он тоскливо смотрел, как ее облепила бригада механиков со своими бесцеремонными осмотрами. Он любил эту машину, возможно, даже больше, чем требовалось. Она была очень покладистой и еще относительно новой, по сравнению с другими, была одной из последних, которую доставили на БМ-32 во времена, когда в финансировании этой базы Башни имели заинтересованность. Бенджамину было жаль покидать «Саранчу» сейчас, ведь, судя по всему, единственная приятная часть дня для него закончилась.

Сунув письмо в карман своего летного комбинезона, Бенджамин Гроссет направился к лифту, спускающемуся в штабную зону. Конечно, он был немного удивлен, что генерал решил не ограничиваться чтением его рапорта, а настоял на личной встрече, но это едва ли можно считать тревожным знаком. Скорее наоборот.

Выйдя из лифта в просторный холл, Бенджамин наспех пригладил мягкие черные волосы, которые, впрочем, и так всегда послушно и аккуратно лежали, и постучал в одну из дверей рядом с огромным окном. Получив разрешение, он вошел.

Взгляду тут же предстал небольшой, со вкусом обставленный кабинет. БМ-32, будучи, пусть и частично реконструированной, постройкой довоенных лет, отличалась воздержанностью в площадях. Кабинеты, жилые комнаты, столовые, спортзалы и прочее были именно такого размера, как необходимо. Сейчас подобной скромности в архитектуре военных баз уже не встретить.

Излишними здесь можно было считать лишь размеры окон: огромные, во всю стену, с закругленными углами и невероятно толстым стеклом — в штабной зоне они все были такими. Для наглядности происходящего вокруг, наверно. Но это уже было веянием времени.

— Капитан Гроссет по вашему приказанию прибыл, — отчеканил Бенджамин.

— Доложитесь, капитан, — спокойно приказал генерал, стоящий около своего рабочего стола. Это был пятидесятилетний мужчина, высокий, с истинно солдатской выправкой. Его глаза были суровые и жесткие, что, впрочем, сильно контрастировало с мягкими чертами лица и немного курносым носом.

— Согласно инструкции был произведен осмотр квадратов A-50 и C-46. На данной территории были замечены вражеские единицы: около 38 вооруженных человек, 4 грузовых автомобиля и 3 стационарные пушки неизвестной модели, либо кустарного производства. После того, как диспетчером были сделаны соответствующие пометки на карте, экипаж вернулся на базу.

— Удивительно, как вам постоянно удается возвращаться с ненашпигованной свинцом задницей, в отличие от других наших экипажей. Но не делайте поспешные выводы о происхождении этих пушек… Вообще, я вас не для этого вызвал, — генерал выдержал небольшую паузу, глядя на реакцию Бенджамина, но тот сохранял спокойствие. — На повышение идете, капитан. Я уже подал запрос в головной штаб. Уверен — отказа не будет. Рады?

— Очень рад, генерал Хоук! — сказал Бенджамин, придерживаясь свойственной ему сдержанности. Однако внутри него все ликовало.

— Ваши достижения меня не удивляют. Скорее они даже закономерны. Учитывая, кто ваш отец… — генерал повернулся к стене и стал задумчиво разглядывать висящую на ней старую фотографию. На фотографии была запечатлена группа улыбающихся солдат, среди которых, как Бенджамин уже знал, был его отец и сам генерал.

При упоминании отца, восторг внутри капитана моментально утих. Он плотно сжал челюсти, словно сдерживая нахлынувший на него негатив.

— Удивительно, как вы похожи…

После этих недолгих раздумий, генерал Хоук вновь повернулся к Бенджамину, но, неверно истолковав перемены в его лице, сказал:

— Простите, что напомнил, капитан. Хоть и 3 года прошло, но терять такого отца, настоящего героя, невероятно больно! Я понимаю.

Бенджамин ничего не ответил. Не мог же он сказать ему, что уже лет 10 как не скрывает от себя ненависти к родному отцу, и после его смерти почувствовал лишь облегчение. Едва ли вообще кто-то способен понять, что такого героя, как Ян Гроссет можно ненавидеть, особенно если он твой отец.

— Вы свободны, капитан. Отдыхайте, — с непривычной ноткой какого-то отеческого тепла произнес генерал. И Бенджамин, отдав честь, покинул его кабинет.

Уже идя по коридору жилого отсека в свою комнату, капитан, наконец, вспомнил про таинственное письмо. Достав из кармана, он еще раз его внимательно рассмотрел и вскрыл.

Черт возьми! А он ведь грешным делом подумал, что ничего плохого сегодня уже не будет!..

Письмо было от лейтенанта Мартин, которая назначала Бенджамину встречу, без единой возможности от нее отказаться.

Лейтенант Жозефина Мартин служила на БМ-32 в качестве штатного психолога. Заинтересованность базы в психологе была не очень-то большая, но, будучи дочерью какой-то большой шишки, Мартин могла реализовывать свои сомнительные знания в этой области там, где ей заблагорассудится. Уже после короткой беседы с ней даже дураку становилось ясно, что в психологии она не понимает ничего. Но для армии она была полезна совсем не этим…

Бенджамин не заметил как подошел к дверям своей комнаты. Возможно, Жозефина была уже там, она часто так делала раньше.

Худшего итога дня просто не придумать!

Капитан Гроссет уже поднес личную идентификационную карту к замочной щели, но в последний момент передумал и устало прислонился лбом к дверному косяку.

У Жозефины был один особенный талант, благодаря которому ей удалось подцепить Бенджамина на крючок, подцепить так крепко, что он с него уже вряд ли слезет без ее на то желания. Она знала его истинное лицо, его секрет, раскрытие которого поставит жирный крест на всей, так стремительно развивающейся карьере капитана. И использовала его.

Простояв пару минут в такой позе, Бенджамин решил, наконец, что, так или иначе, он еще не обедал, а значит у него есть весомая причина, чтобы оттянуть время этого «свидания». Тяжелыми шагами он побрел в сторону столовой.

Бенджамин безумно устал находиться под постоянным гнетом кого-то, кто имел над ним такую безграничную власть. Сначала это был отец с его диктаторскими замашками, видевший своего сына выдающимся пилотом вертолета и никак иначе, а теперь Жозефина Мартин, желающая, чтобы он выполнял все ее прихоти. Эта жизнь становилась все более невыносимой, и все чаще появлялись мысли пустить себе пулю в лоб.

Веселенький неоновый знак столовой уже оказался далеко позади, но Бенджамин даже не заметил, полностью погруженный в свои мысли. Не заметил он и того, что света в коридоре уже почти не было, а остановился только тогда, когда впереди внезапно оказалось окно. Поняв, что прошел слишком далеко, он все же не вернулся назад. Прислонившись к толстому оконному стеклу, Бенджамин тоскливо посмотрел на развалины старого мегаполиса. Сейчас, в обманчивом сумеречном свете, там едва ли что-то можно было разглядеть, кроме огромных черных теней под высотками. Ему показалось на миг, что в его душе теперь точно так же все умерло, без какой-либо надежды на восстановление. На него теперь можно только смотреть, вспоминая былые мечты и стремления.

Рядом что-то зашуршало.

От неожиданности Бенджамин резко отпрянул от окна и стал вглядываться в темноту в глубине противоположного угла. Там, насколько он помнил, были старые морозильные камеры или что-то вроде того. Возможно, в них иногда бывают крысы — он никогда не задавался такими вопросами. Но если это так, то стоит непременно доложить об этом куда следует.

Шорох повторился. Вскоре из тени кто-то вышел, кто-то определенно похожий на человека, а не на крысу. Он был достаточно высок, на голове носил широкополую шляпу, что уже свидетельствовало о том, что к какому-либо персоналу БМ-32 он не принадлежал. Но самым удивительным были глаза незнакомца. Возможно, это какая-то хитрая игра света, но его глаза будто бы светились сами по себе.

Бенджамин тут же выхватил свой пистолет (благо он еще не успел сдать его в оружейную комнату).

— Стоять! Руки вверх! — крикнул он, угрожающе наставив дуло пистолета прямо в сторону незнакомца. — Немедленно назовись!

Незнакомец в шляпе замер, но руки он не поднял, и никакого ответа с его стороны не последовало.

— Повторяю: поднял руки и назвал себя! Я буду стрелять!

Снова не было никакой реакции. Бенджамин уже приготовился спустить курок, пытаясь разглядеть в темноте хотя бы еще какие-нибудь признаки чужака, но тщетно. Он и удар-то заметил, только почувствовав боль в своей руке. Пистолет выпал, беспомощно брякнувшись об пол. После следующего удара Бенджамин уже и сам летел в сваленную рядом кучу картонных коробок. Без сознания.