Глава 5. Переступить черту

Для магов всегда было слишком рискованно самостоятельно пытаться выследить и убить ненавистных оборотней, а люди едва ли могли сойти тем за достойного противника. Дело здесь не только в отсутствии необходимой физической силы, но и в том, что никто из них попросту не был в состоянии разглядеть оборотня в ком бы то ни было. Поэтому для своих целей Башни использовали несколько иные инструменты.

Магия могла порождать не только оборотней, но и других существ. Она активно изменяла мир вокруг себя, награждая даже простых смертных неким подобием магических способностей. Такое явление, как видящие не было широко известно в народе. Часто людей, которые признавались в том, что видят то, чего нет, считали сумасшедшими и запирали в соответствующих учреждениях. Ровно до тех пор, пока к власти не пришли маги, которые активно вылавливали видящих, используя их же самих — те могли видеть не только оборотней, но и себе подобных. С помощью особого рода магии Башни делали из них, едва ли интересуясь согласием, идеальных Охотников на оборотней. Физическая сила таких Охотников искусственно повышалась с помощью магии, им давалось особое магическое оружие, отягощающее оборотням нанесенные раны, но этого часто бывало недостаточно — в честном поединке с оборотнем мало кто мог бы тягаться. Поэтому главной силой Охотника были его глаза. С ними, увидав добычу, он легко мог прикинуться простым человеком: бродягой, просящим милостыню, новым соседом, жалующимся, что его затопили, или услужливой официанткой в какой-нибудь забегаловке, — чтобы в тот момент, когда жертва меньше всего этого ждет, нанести единственный смертельный удар.

Однако не все видящие становились охотниками, в силу тех или иных обстоятельств, поэтому могли с одинаковой эффективность использоваться и самими оборотнями в качестве «глаз», чтобы обезопасить себя от такого рода неожиданной смерти.

Именно поэтому, узнав, кем на самом деле является Бенджамин, Аделмонд почувствовала, что сорвала джек-пот. Едва ли он сам понимал, кто он, и, судя по всему, знал лишь, что открывшийся факт его принадлежности к видящим поставит крест на его военной и вообще какой-либо другой карьере, не связанной с охотой на оборотней. Нежелание быть перемолотым в жерновах извечной борьбы, запущенных Башнями, вполне могло объяснять, почему он пошел на столь порочную для него связь с недобросовестной видящей.

Когда Бенджамин, изрядно набравшись, заснул прямо в кресле, Аделмонд, не волнуясь, решила ненадолго оставить его так, отлучившись в туалет.

Дамская комната, стены которой были наполовину выкрашены в безвкусный зеленый цвет, встретила женщину свойственными этому месту крепкими ароматами, под потолком клубился удушающий дым. Там было всего три кабинки, в первых к выходу дверях расположились прямо на полу две расслабленного вида девицы. Одна из них, легко узнаваемая по тигровому топу, меланхолично затягивалась самокруткой, откинувшись спиной на дверной косяк, вторая же просто дремала в забавной позе. Черный парик на ее голове съехал назад, открывая пушистые рыжеватые волосики, а худые ноги в рваных сетчатых чулках преградили проход.

— Ой, девочки… — притворно извиняющимся тоном пролепетала Аделмонд, осторожно переступая через эти баррикады. Дамы едва ли ее заметили.

В кабинке до нее донеслись голоса — от барного зала здесь ее разделяла лишь тонкая стена. Было трудно разобрать, о чем там говорили, но женщина сразу же забеспокоилась о Бенджамине. В конце концов, он был похож как раз на тот сорт людей, до которых вечно докапывается разного рода пьянь и рвань. Не успела Аделмонд выйти из кабинки, как скрипнула дверь и в туалет кто-то зашел.

— Кто еще здесь есть? — спросил грубый мужской голос. Ему никто не ответил. — Эй, молодежь! Я спросил, кто еще здесь есть.

Кто-то из девушек несвязно промычал.

— Это женский туалет, вообще-то, — громко сказала Аделмонд.

Послышался быстрый топот, дверь в кабинку резко распахнулась, и в проеме появился высокий мужчина с короткой бородой, тут же наставивший на Аделмонд ружье. На нем была амуниция, отдаленно напоминающая военную, которой обычно пользовались повстанцы. Не рассматривая незнакомца далее, женщина схватилась руками за перегородки кабинки и с силой резко ударила его ногой в лицо. Он отлетел назад, едва не разбив головой грязную раковину, и без сознания повалился на пол. Подобрав ружье, Аделмонд поспешила покинуть туалет, коротко обернувшись на остальных его посетителей, но лишь одна из девушек подавала признаки осознанности происходящего и удивленно уставилась на тело на полу.

Осторожно приоткрыв дверь, Аделмонд выглянула в зал.

Как и ожидалось, у Бенджамина были неприятности.

Посреди зала стояли двое воинственного вида людей: женщина со светло-русыми короткими волосами, зачесанными назад, и мужчина в черной шапке. Женщина была одета в приталенный стеганый ватник и расслабленно держала в руках винтовку. Мужчина же напялил на себя такую же амуницию, что и тип, отдыхающий сейчас в туалете, и, закинув автомат за спину, правой рукой он держал одну из бутылок, купленных Аделмонд, а другой схватил за ворот вялого Бенджамина.

— Ну, так что ты там вякнул, глист? — громко спросил незнакомец, слегка встряхнув его. Он сделал крупный небрежный глоток прямо из горла бутылки, от чего жидкость полилась через край вниз по подбородку, замочив его одежду.

— Я спросил, давно ли ты люлей получал, подстилка оборот…нип… тч… я! — с трудом промямлил Бенджамин, непривычно дерзко глядя тому прямо в глаза.

— Чего?

— Он сказал, что ты оборотничья шестерка, — внезапно вступила Аделмонд.

Женщина в ватнике обернулась к ней и, увидев ружье у нее в руках, сразу же изготовилась стрелять. Но не успела. Точный выстрел превратил ее лицо в кровавую массу.

Мужчина, едко выругавшись, отбросил свои развлечения в сторону. Бутылка и Бенджамин одновременно плюхнулись на пол. Схватившись за автомат, мужчина слишком поздно заметил, что его одежда полыхает огнем. Да и кто вообще мог такое ожидать? Он закричал, стараясь сбить пламя, в то время как Бенджамин преспокойно щелкнул зажигалкой перед сигаретой.

Аделмонд с мгновение недоуменно глазела на эту странную картину, пока пылающий повстанец не начал в панике хаотично стрелять вокруг. Она успокоила его тяжелым барным стулом.

Схватив отдыхающего Бенджамина за руку, Аделмонд поспешно выволокла его из здания, заставив бежать за ней. Опасаясь преследования, она пробежала несколько кварталов и затаилась в темноте между очередными переполненными мусорными баками. Бенджамин храбрился и не спешил прятаться в мусоре, поэтому пришлось немного его поуговаривать. Кулаком.

— Че-е-е-ерт!.. — прошептала Аделмонд. — Не знала, что тут хозяйничают повстанцы. Хотя стоило ожидать, они ведь добрались до этого гребаного моста…

— Тут воняет, пойду-ка я домой, — пробормотал Бенджамин, порываясь идти.

— Да приди ты уже в себя!

Его голова вновь пережила освежающий тело и мысли душ из бутылки, прихваченной Аделмонд со стола. Долгие годы нищеты и бродяжничества кого угодно сделают запасливым и предусмотрительным.

Флегматично вынув изо рта потухшую и промокшую сигарету, Бенджамин недовольно пробормотал:

— Грубая ты все же. И кровожадная — убиваешь людей направо и налево.

— Война не заканчивалась, капитан Гроссет.

— Да тебе это только в радость. Оборотни… что с вас взять?

— Вот только не надо порочить меня почем зря! — возмутилась Аделмонд. — Я убиваю только в крайнем случае, когда больше нет выбора! И вот эта последняя заварушка из-за тебя, между прочим, случилась, это ты стал в их интимную жизнь лезть.

— Правда, что ли? Я ничего такого не помню… Ты стреляла, кто-то огонь развел, стул… Откуда у тебя оружие, вообще? Кстати, верни мой пистолет!

Аделмонд порылась за спиной.

— Да забирай. Все равно патронов уже не осталось.

Бенджамин грустно уставился на пистолет, вложенный в его некрепкую ладонь. Он немного по-детски поджал губы и разочаровано поднял глаза на нее:

— То есть теперь не застрелиться даже?

— Что за хрень ты сейчас сморозил?

— А какой у меня выбор? Я нажрался с оборотнем и валяюсь на помойке — ниже уже не пасть.

— В твою голову хоть иногда заглядывают положительные мысли? В чем твоя проблема, Бенджамин?

— Ты испортила мне жизнь! — вместо ответа воскликнул он.

Аделмонд устало вздохнула. Пьяным этот парень был, конечно, весьма мил, но и количество его нытья и жалоб резко возрастало.

— Да она и так трещала по швам, судя по твоим рассказам.

— Много ты знаешь! Просто оставь меня в покое, — Бенджамин отвернулся и как-то театрально махнул рукой. Даже так он, оказывается, умел.

— Мне кажется, что за эту пару дней, я тебя лучше узнала, чем все люди, хоть раз тебя встречавшие… Пойдем со мной, Бенджамин, — мягко сказала Аделмонд. — Ты начнешь новую жизнь, такую, как сам захочешь. Я знаю несколько свободных видящих, как ты, тебе нужно встретиться с ними. Уверена, они многое могут рассказать о твоих способностях.

Бенджамин не ответил. Он молча смотрел в окна стоящего напротив обшарпанного дома, в задумчивости то и дело поджимая губы. Аделмонд терпеливо ждала. Она понимала, как важно для него было право самому принять решение.

Подобных людей, плывущих по течению, она никогда не любила, считая, что нет ничего позорнее, чем подчиняться обстоятельствам и тем, кто решает, как тебе жить. Однако к Бенджамину она прониклась симпатией и сочувствием. Хотя он даже внешне не был похож на тот тип мужчин, которые могли бы ее привлекать.

— В одном ты действительно права, — наконец, заговорил Бенджамин. — Всегда мечтал о свободе. Раньше это для меня была непозволительная роскошь. Мне никогда не нравилась военная служба. Хотя, казалось бы, чего не служить? У меня всегда все отлично получалось, начальство меня любило. Башни солдатам, а особенно офицерам, платят щедро… Хотя куда эти их кредиты тратить-то, когда я на базе месяцами торчу безвылазно? На звонок домой и хорошо прожаренную куриную ножку, вместо обычных котлет? Даже семье ты можешь отсылать не больше тридцати процентов. Ну, надеюсь, моим эти деньги пригодились, я не знаю, как они живут. Да и они мною не интересуются. Родителей последний раз на выпускном видел, в зрительном зале. Даже когда отец умер, мне сообщили об этом из штаба, а не они сами. Поэтому пришлось на похороны лететь. Правда, я просто весь день проспал в гостинице и уехал обратно. Отдать последнюю дань уважения отцу? Угу. Я его ненавидел всю жизнь! Он постоянно меня бил и унижал, за что его уважать вообще?

Бенджамин неожиданно замолчал.

— Ну, родителей же не выбирают, — осторожно сказала Аделмонд, когда поняла, что он не будет продолжать. — Ты же сам говорил, что отец хотел сделать из тебя идеального парня. Его можно понять. Может, ты и поймешь. И простишь. Когда-нибудь.

Сказав это, она сама обвинила себя в лицемерии. Кому как не ей знать, насколько тяжело дается прощение. Это слишком дорогая вещь, которую бродяга, вроде нее, не может себе позволить.

— Ладно, все, — Аделмонд тяжело поднялась на ноги. — Пора нам идти.

— Я же еще не дал своего согласия.

— Ох, уж эти формальности!

Бенджамин улыбнулся. Впервые. Искренне.