Чужая душа

— Да успокойся ты! Поди, поди прочь! Все с ней хорошо, спит. Милолика, а ты иди-ка сюда, дочка.

Дверь захлопнулась, и Весея облегченно выдохнула. Всеслав — а горячо спорить со старухой мог только княжеский посланник — успел хорошенько потрепать ведунье нервы, пока, наконец, не удалось выставить его наружу. И то хорошо, дальше полутемных сеней мужчине прорваться не удалось. Тихий шепот за стеной говорил о том, что прежде, чем пустить юную колдунью к наставнице, ведунья что-то пыталась втолковать ей, объяснить. А за окном как назло шумела метель, бились в плотно прикрытые ставнями окна снежинки, так что слов и не разобрать.

Тайле ни чувствовала ничего, кроме ноющей, назойливой боли, отмахнуться от которой оказалось не так-то просто. Отмахнешься тут, когда горло саднит, будто от долгого непрерывного крика, руки и ноги отказываются шевелиться, а сердце то заходится в бешеном стуке, то пропускает удары. Радовало лишь одно — вся эта боль окутывала тело снаружи. Той, что была раньше, от которой дыхание перехватывало, а каждый вздох представлялся тяжелым испытанием, теперь и в помине не осталось. Неужто и впрямь удалось старухе совладать с чужой силой?..

— Тайле! — Милолика едва ли не вбежала в комнату. Поймала на себе усталый взгляд наставницы из-под полуприкрытых век и всхлипнула. Жалостливо, будто это ее сегодняшней ночью связывали и изгоняли злобную душу. Опустилась на пол рядом с колдуньей и крепко сжала ее ледяную ладонь. — Весея говорит, все хорошо. Теперь тебе отдохнуть нужно, отлежаться.

— В чертогах Богини отдохну. — Невнятно прохрипела Тайле и зашлась в кашле. Замерла, опасаясь вновь почувствовать во рту металлический привкус. Но тут же облегченно откинулась на заботливо подложенный под голову плащ. Ничего. — Позови Весею.

— Она сказала… — робко прошептала Милолика, но ее оборвала не просьба, куда там, приказ. И металла в голосе было предостаточно.

— Зови. Сюда. Старуху. — После каждого слова приходилось делать паузу. Не для того, чтобы нагнать на и без того запуганную ученицу больше трепета. Чтобы перевести дух и облизнуть мигом пересыхающие губы. Дверь скрипнула через долгую минуту, после того, как юная колдунья вышла и негромко передала ведунье слова наставницы. — Не знаю, какую сказку ты рассказала Милолике. Мне говори все, как было. Я чувствую эту… пустоту. И дело тут явно не в исчезнувшей Чаяне. Что ты сотворила, старуха?

— Она ушла. Но не с моей помощью. Ты же сказала взять твою силу, и я взяла. Видит Богиня, я не думала, что все выйдет так. Ты видела его? Видела?.. — на миг показалось, будто ведунья тронулась умом, до того безумными показались ее заблестевшие в неровном отблеске свечей глаза. Да и бормотала старуха нечто бессвязное, неразборчивое, обращаясь будто и вовсе не к колдунье. Но ее слова настораживали. И Тайле невольно вскинулась, припоминая...

… Высокая тень, в которой с трудом угадывались женские очертания, замерла прямо перед связанной колдуньей. Видно, зелье на миг ослабило силу, или боль заставила разум вынырнуть из вязкого сна, да только мора с трудом разлепила глаза. Яркое пламя свечей тут же ослепило.

— Думаешь, старуха, хватит силенок справиться? — колышущийся от малейшего вздоха силуэт разразился тихим противным смехом. В нем слышалось больше безумия и отчаяния, чем победных ноток. Чаяна знала, что обречена, но все еще старалась достать ненавистную ведунью хотя бы насмешками. Уловив что-то в глазах старухи, колдунья засмеялась куда искреннее и оглянулась на привязанную мору. — Вижу, свои силы ты поберегла, вытянула чужие. Оно и правильно. В Крепость ей все равно дорога заказана.

Весея опустила руки. На лице ее читалась такая растерянность, что стало ясно — в записях не было и слова о том, как прогнать настырный дух в мир теневых сущностей. Обратно в чужое тело Чаяне дорога была закрыта, вырваться за пределы очерченного солью круга душа и подавно не могла, заговор старухи сотворил крепкую ловушку. Но что дальше?

— Нет… — внезапно простонала позабытая всеми колдунья.

Взгляды разъяренной души и отчаявшейся ведуньи скрестились на новом участнике представления. Тяжелая ладонь крепко сжимала плечо моры. Тайле почти чувствовала живое тепло, исходящее от пальцев. Или желала его чувствовать.

Горислав ласково коснулся щеки своей подруги и уверенно приблизился к отшатнувшейся Чаяне. Уж что в его глазах разглядела мечущаяся между двух миров душа, только ей и ведомо. Существо, некогда бывшее женщиной и сильной колдуньей закричало, забилось в невидимые стены, но круг держал крепко. Тогда Горислав осторожно, даже бережно сжал ладонь Чаяны, и голос той и вовсе сорвался на тонкий визг. Кажется, прикосновение причиняло ей немыслимую боль.

Пламя свечей взметнулось кверху, комнату залил ослепительно яркий свет, в ушах все еще звучал вой поверженной души и… все. Кроме горестно хмурящейся ведуньи и вновь провалившейся в беспамятство колдуньи никого больше не было. Мертвые, наконец, оставили живых в покое...

— Я не чувствую Благословения. У меня его больше нет, так? — Тайле казалась слишком спокойной. Лучше бы плакала, кричала, обвиняла ведунью, тем более та и без того чувствовала себя виноватой. Теперь уж сама Весея беспокоилась за рассудок колдуньи.

Тайле медленно повернула голову. Внимательно взглянула на свечу, словно силясь что-то вспомнить. А после протянула вперед руку, сотворив в воздухе замысловатый жест. Таким пользуются лишь ученицы, пока не войдут в полную силу и не освоят все премудрости. Раньше хватало взгляда, а порой и четкой мысли. Теперь же… Пламя свечи едва шевельнулось. Ведунья силилась что-то сказать, но колдунья остановила ее резким жестом. Прикрыла глаза и вновь откинулась на сложенный плащ. Отчего-то по рукам и ногам гуляли мурашки, хотя в комнате было тепло.

— Отправь Милолику в Крепость. Пусть Всеслав проводит ее, дороги могут оказаться опасны. — Спустя некоторое время произнесла колдунья. Весея молчала, но Тайле знала, что старуха внимательно слушает каждое слово. — Я не хочу говорить ни с кем из них. Скажи, все объясню потом. Ты поступай как знаешь. Но из деревни лучше уйти — Ульфу тяжело все время пребывать в волчьем облике. Неждан...

— А ты? — едва слышно спросила ведунья. Старуха стояла к колдунье боком, ни разу за все время не взглянув той в лицо. — Куда ты теперь?

— У меня есть дело. А теперь оставь меня. Я слишком устала от разговоров и хочу спать.

С кривой усмешкой вспоминалось теперь облегченное выражение на лице бедного хозяина избушки. Гости разъезжались неохотно и о том, что произошло, вовсе не говорили. Разговоров хватало среди соседей. Мученические крики до сих пор заставляли детей подскакивать ночами, заливаясь слезами и ища теплый родительский бок. А ведь с той страшной ночи миновало уже две недели. Да и хозяин теперь вряд ли обрадуется звонким монетам, уплаченным за ночлег. Кабы избу после такого менять не пришлось. Нечистые силы всегда чуют, где творилось непотребство.

Лютой выдастся зима. Первые морозы на долгое время усыпили деревья, травы и добрых духов леса. Солнышко светило неярко, все больше скрываясь за серыми снеговыми тучами. А белые хлопья знай кружились в воздухе, укутывая землю пуховым одеялом.

В такую пору нужно бы сидеть возле теплой печи, грея пальцы о пузатую кружку с исходящим паром отваром. А еще лучше целый день не вылезать из-под теплого одеяла, слушая посвист ветра за окнами. Но Тайле уж не помнила, когда в ее жизни случалось все так, как у людей.

То и дело приходилось отряхивать налипающий на меховой воротник снег. Капюшон не спасал от колючих уколов ветра, и щеки уже давно раскраснелись, а губы предательски дрожали. Пальцы мерзли даже в теплых пуховых рукавицах. Путешествием недовольны были и понуро шагающие лошади. Ничего, уговаривала и себя, и животных бывшая колдунья, скоро все кончится, и можно будет отдохнуть. Кому в теплых воеводиных конюшнях, а кому...

Неждан ни разу не сбился с пути. В его память точно въелась верная дорога. Кажется, даже на развилках мужчина думал не долго. Указывал в нужную сторону и сам первый пускался в дорогу. Тайле и оставалось лишь подгонять свою лошадь.

Но мост впереди спутники увидели одновременно.

— Стой здесь. Я поговорю с ним. — Не зная, что повторяет сказанные некогда самим Нежданом слова, Тайле дождалась короткого кивка и, спешившись, уверенно пошла вперед. Чего ей бояться? Вот уж точно терять нечего — ни дома, ни Благословения. Того и гляди, Настоятельница в гости заявится, разузнать, чем же закончилась история. Отмахнувшись до поры до времени от тяжелых мыслей, Тайле замерла возле моста и скрестила руки на груди. — Я считала, что мороки гостей поласковее встречают.

— Придержала бы язык, девчонка. — Беззлобно пожурил сухой стариковский голос. Словно внучке пенял, а ведь наверняка успел Неждана приметить и догадаться, зачем путники к нему в неурочный час пожаловали. — Чего тебе надобно?

— А то не знаешь, старый. Чего хочешь в обмен на душу воеводы?

— Ничего не хочу, веришь или нет. Еще десятков пять протяну, а там глядишь, новый бедолага отыщется. Свою даже не предлагай — с такой-то душой кабы мне завтра же к праотцам не отправиться.

Старик собирался сказать что-то еще, губы шевельнулись, но и звука не успел морок вымолвить. Глубоко утопая лапами в рыхлый снег, на дороге возник знакомый силуэт. Тень, не чувствуя над собой хозяйской руки, пропала сразу же после злополучной ночи, и бывшая колдунья больше не чаяла увидеть давнюю спутницу. И выглядела темная сущность сейчас будто злой бездомный пес — шерсть вздыблена, с оскаленных клыков на снег капает слюна, а глаза горят красноватыми угольками. Тут не то, что морок, сама Тайле невольно отшатнулась.

— Убери ее! — Морок то ли от страха, то ли по другой какой причине, но, похоже, забыл, что это его владения и здесь он хозяин. Если бы Тайле обладала его способностями, давно бы перенеслась подальше от страшного зверя.

— Она мне не подчиняется. — Отчего-то шепотом сообщила бывшая колдунья, не забывая шаг за шагом медленно отступать назад. — Похоже, сейчас она никому не подчиняется.

Тайле ничего не успела разглядеть. Позже она поняла, что тем самым Богиня миловала ее от долгих ночных кошмаров. Тень одним прыжком преодолела немалое расстояние, разделявшее ее со старым мороком, свалила его с ног и вцепилась в шею мертвой хваткой. Она трепала извивающееся от боли тело, будто тряпичную куклу. При этом в наступившей тишине отчетливо слышалось довольное урчание Тени и затихающие крики старика. Пес не выпускал свою жертву до тех пор, пока та и вовсе не перестала дергаться. Лишь тогда поднял окровавленную морду и взглянул на бывшую хозяйку.

А у женщины словно ледяной ком внутри взорвался. Ни бежать, ни вымолвить хоть слово она не могла. Лишь протянула ладонь вперед, будто желая коснуться замершей Тени. Кажется, сам пес растерялся. Сделал несколько шагов вперед, но замер. В нем боролись навязанные самой природой желание растерзать человека, и крепко засевшие в глубине животной души чувства. Когда Тайле уже поверила в то, что вскоре окажется в чертогах Богини, зверь внезапно поднял морду к облакам и завыл. Протяжно, на одной тоскливой ноте. А после исчез. Растворился в воздухе, как и останки старика морока впереди. Даже крови не осталось. Лишь поблескивал на земле серебряный кругляш.

Женщина осторожно взяла амулет и вернулась обратно к лошадям. Ноги были ватными и предательски дрожали от пережитого.

— Возьми. — Бывшая колдунья устало передала вещицу воеводе. Тот помедлил, прежде чем принять подарок. Ни грома, ни молний не прозвучало, когда амулет коснулся ладони мужчины, земля не разверзлась, выпуская измученные томлением души. Но что-то мелькнувшее в глазах воеводы ясно говорило о том, что все удалось. Кажется, это был слабый отголосок чувств, которых прежде и в помине не было в его взгляде. — Прощай, Неждан. Тут наши дороги разойдутся.

Неспеша женщина взобралась в седло, заставила уставшую лошадь развернуться и медленно пойти прочь. Добраться бы до первой деревни, а там глядишь, работа какая найдется. А весной можно в город податься. В княжеских теремах всегда толковые служанки нужны.

— Вот глупая девка! — пробормотал едва слышно Неждан. Первое изумление схлынуло, оставив лишь злость на собственную недогадливость и нерасторопность. — Стой, Тайле!

Пару мгновений казалось, что женщина подстегнет лошадь, лишь бы не слушать голоса воеводы. Но нет, повинуясь едва заметному движению, животное остановилось. Бывшая колдунья сидела неподвижно, не оборачиваясь. Выжидала, что скажет Неждан дальше, о чем попросит. И тот мог бы сказать многое. Но не стал. Вместо этого поравнялся с уставшей всадницей и произнес негромко, просто:

— Поехали домой.

Письмо вышло недолгим. Пару строчек Милолике — отдать в распоряжение бывшей ученицы комнату, посоветовать лучшую, более удачливую наставницу, и еще немного Всеславу. Мужчине отведено и того меньше слов: попросить приглядеть за юной колдуньей, извиниться, да пожелать удачи. Вот и все.

Тайле, пробежав письмо глазами еще раз, удовлетворенно кивнула и собралась было позвать терпеливо дожидающегося за дверью Славяту — мужчина по случайности направлялся в сторону Крепости и не отказался доставить послание — но громкие голоса, послышавшиеся с улицы, заставили прислушаться. Так человек говорит в запале, когда слова льются из глубины души. Сожалеть о них еще придется, но позже.

Выглянув в окно, Тайле увидела знакомые лица и поморщилась. У высоких раскрытых ворот стояли воевода и… Свирята. Она и думать забыла о пасынке, надеясь, что и он запамятует все уговоры. Чего только не пообещаешь, чтобы спасти свою шкуру. Так нет же, пришел, не побоялся. Жил ведь десяток лет вдали от отца, семью завел, сестру замуж отдал.

Ответов воеводы было не разобрать. Слишком далеко стояли говорившие, да и Неждан голоса в отличие от сына не повышал. Но, судя по тому, как кривилось в беспомощной гримасе лицо Свиряты с каждой оброненной фразой, лучше б уж воевода кричал. Наконец, Неждан указал сыну за ворота и, развернувшись, неспешно направился к дому. Оставшийся у ворот мужчина со злобой ударил кулаком по деревянному столбу. Слава Богине, на этом и завершилось представление. Соседям и так есть о чем посудачить, уж старая Устина постарается.

Внизу хлопнула дверь. Тайле вздрогнула, сбросив оцепенение, и как ни в чем не бывало подозвала Славяту. Давний друг воеводы осторожно вошел и застыл у стены. Воск крепко запечатал письмо. Оставлять на нем оттиск своего перстня не было надобности.

— Кто там? — провожая своего посланника до двери и столкнувшись внизу с воеводой, спокойно поинтересовалась бывшая колдунья. — Я слышала голоса.

— Никого. Дорогу спрашивали, я объяснил.

… До чего ж хорошо было вот так сидеть у окна, слушая посвист метели за окном. Ноги укрыты теплым лоскутным одеялом, несмотря на то, что в доме натоплено — аж щеки румянцем заливаются — на коленях покоится книга, купленная недавно на ярмарке. Дорого пришлось отдать за невзрачный том в потрепанной обложке, но и купец, и бывшая колдунья остались довольны. В комнату робко постучали.

— Хозяин ужинать зовет.

Тайле отпустила Устину коротким кивком. Еще долго на лестнице слышалось недовольное бормотание старухи. Все не может привыкнуть к тому, как носится ее прежде невозмутимый хозяин со своей женушкой. Усмехнувшись, бывшая колдунья выбралась из кресла и набросила на плечи теплую шаль. Весной женщина решила наведаться к своей наставнице в соседнее княжество. Та ушла из Крепости лет пять назад, и с тех пор только короткие письма хоть как-то поддерживали связь.

Женщина развернулась спиной и уже не видела, как взметнулось вдруг пламя свечи, озарив комнату багровым светом, а в самом дальнем углу тени сгустились, принимая знакомый облик большого черного пса...