Цена свободы

Огонек свечи дрожал от гуляющих по коридору сквозняков, бросая на стены причудливые тени, которые плясали на камнях в пугающих хороводах. Редкие столы, накрепко закрытые тяжелые дубовые двери, высокие каменные своды — все покрывал непотревоженный человеческой рукой слой пыли. В этом запустении властвовали лишь пауки, чьи тончайшие сети плавно покачивались по углам. Одинокая фигура, не спеша бредущая вперед, удивительно дополняла эту мрачную картину запустения и мрака.

Время уже давно перевалило за середину ночи. Крепость спала, лишь изредка тишина прерывалась разговорами наблюдательниц, патрулирующих нижние этажи соседнего крыла. Эту же башню посещали редко, в прежние времена здесь селили гостей, посланников князей и просто ищущих помощи просителей. Но сейчас дела обстояли хуже и Крепость понемногу приходила в упадок. Это видели все, но никто не желал признавать, что позиция мор в мире слабеет. Князья больше не желают держать при себе советниц из числа колдуний, а просителей становится все меньше, да и те, что есть, едва получив желаемое, стремятся как можно скорее убраться прочь. Из некогда цветущего и великого оплота, Крепость постепенно превращается в темницу, источающую запустенье и тьму.

Наконец перед очередной дверью, которая походила на другие как две капли воды, фигура остановилась. Чуть наклонила свечу, выхватившую из мрака свежие следы, четко отпечатавшиеся в застарелой пыли. Следы вели внутрь. Колдунья едва коснулась теплых дубовых досок, и дверь, которую не всякий пышущий силой юноша могу сдвинуть с места, не издав не звука, легко приоткрылась. Крестьяне, кому волей случая довелось оказаться внутри холодных стен шептались, что Крепость не просто каменная груда, но существо, живущее наравне со своими обитательницами. И потому не всякий осмеливался провести здесь хотя бы одну ночь.

Для Тайле это место, однако, было единственным, где она по-настоящему ощущала себя в безопасности.

Небольшая комната казалась еще меньше из-за огромной постели, оставшейся здесь еще со старых времен. Кажется, когда-то здесь отдыхали князья, но время это безвозвратно прошло и на памяти колдуньи башня всегда оставалась пустынной. Тайле также легко прикрыла за собой дверь и отставила на стол ненужный уже огарок свечи. Неслышно прошла вперед, замерев у самой кровати. Чуть склонив голову, колдунья со странной смесью чувств на лице рассматривала спящего под тонким одеялом мужчину.

Смуглая загорелая кожа, разметавшиеся по подушке русые волосы, в лунном свете кажущиеся совсем седыми. На лице протянулись два свежих шрама — один пересекал лоб, другой, почти затянувшийся, начинался у подбородка и уходил к самому уху. Тайле, повинуясь внутреннему порыву, едва коснулась последнего кончиками пальцев, но тут же отдернула руку: тускло блеснувший в холодном отблеске луны клинок почти касался шеи. Колдунья усмехнулась и легонько сжав лезвие пальцами, отвела от себя.

— Это ты, — мужчина тут же убрал клинок и расслабился. Сон слетел с него и теперь он сидел на постели, чуть щуря глаза.

— Всеслав. — Мора следила за взглядом мужчины, пытаясь уловить его мысли. О чем из ее последних историй он знаешь, какие слухи достигли его ушей? Видимо, лишь немногие. Тайле невольно испытала облегчение, не почувствовав страха или сомнений со стороны Всеслава. Однако слова его вновь заставили колдунью напрячься.

— Я слышал, тебе пришлось несладко. В той деревне. Как же она называется?..

В последний раз они виделись три месяца назад, случайно, впрочем, как и всегда. Тайле тогда была занята поимкой разыгравшегося жихаря, портившего жизнь обитателям затерянного в бескрайних лесах хутора, а Всеслав доставлял очередное поручение своего хозяина. После приходилось довольствоваться лишь слухами, доносившими невнятные отголоски новостей.

— Забудь. — колдунья расплела собранные в короткую косицу волосы, встряхнула головой, позволяя прядям свободно падать на плечи и опустилась на кровать. — Теперь все это уже не важно. Давай поговорим обо всем утром.

— Что ж, как пожелаешь.

Мужчина пожал плечами, словно признавая правоту моры, и внезапно притянул Тайле к себе. Девушка же, казалось, только того и ждала, получив возможность оборвать тяготивший ее разговор куда более приятным действом.

Закутавшись в пуховое одеяло и чувствуя под босыми ногами теплую мягкую волчью шкуру, Тайле лениво наблюдала, как Всеслав натягивает чистую рубаху. Свежие царапины на его спине тянулись длинными алыми дорожками. Мужчина, завязывая тесемки на рукавах, украдкой бросал взгляд в зеркало, которое рабыня держала перед ним и где, помимо прочего, отражался краешек смятой постели. Причудливую вещицу, ровную, словно озерная гладь, привезли откуда-то из-за моря, по прихоти Настоятельницы, и в Крепости зеркало ценилось дорого, настолько, что пальцы, стискивающие тяжелую, богато изукрашенную раму, побелели от напряжения.

Рабыня чувствовала себя неловко. О Тайле в Крепости ходили недобрые слухи, даже среди мор она считалась излишне жесткой, хотя к слугам и рабам относилась хорошо, это признавали все. Мужчину же девушка и вовсе не знала, слышала только, что иногда он появляется здесь по своим делам, но никогда не задерживается надолго. Говорили, что он состоит в ближайшем окружении одного из князей, и тот доверяет ему, словно брату.

— Далия, можешь идти. — Всеслав присел рядом с подругой, и, дождавшись, пока рабыня, едва сдержав вздох облегчения, выйдет, повернулся к Тайле. — Где твоя Тень?

Колдунья мгновенно помрачнела, в ее глазах блеснул опасный огонек с большим трудом сдерживаемой ярости. И Всеслав не стал допытываться. Мужчина и без долгих расспросов понял, что произошло, тем паче что слухи уже доносили до него некоторые… детали.

Благословение — дар, который преподнесла некогда своим жрицам Светлая богиня в надежде на то, что ее верные моры всегда будут использовать его для установления порядка и мира на Гритских землях. Только одного Создательница не учла — женщины, наделенные властью, не могут удержаться от соблазнов. Раньше, если верить преданиям, никаких последствий использования Благословения не было. Как и тех особенностей, что рано или поздно происходили во внешности всех без исключения колдуний. Но не теперь. После убийства, покарай ты преступника, случайного путника, крестьянина или же князя, Благословение исчезает, оставляя свою хозяйку беззащитной и беспомощной. Но через неделю, месяц, или, в крайнем случае, два сила возвращается. Никто не знает, от чего зависит срок искупления, и оттого всегда провинившуюся охватывает страх — вернется дар или нет? Позволит богиня и дальше пользоваться своим благословением или прогневается навсегда?

— Кто? — Всеслав не без внутреннего содрогания ждал ответа. Моры ходили вне княжеских законов, руководствуясь только своими правилами, которые до сих пор сдерживали дурной нрав иных колдуний. Но сколько еще это продлится? От мужчины не укрылось, как в привычном жесте Тайле опускает руку вниз, желая коснуться Тени, но тут же отдергивает пальцы в болезненном резком порыве. Словно ощутив сомнение друга, колдунья криво усмехнулась и бросила как можно небрежнее:

— Мародеры. Я почти добралась до Крепости, когда эти ублюдки выскочили на дорогу. Они так удивились, узнав во мне мору. Глупцы, а кого еще они ожидали встретить возле самой Крепости? — колдунья издала короткий смешок, от которого у мужчины мурашки побежали по спине. И дело было вовсе не в гуляющих по спальне сквозняках. А Тайле, с досадой на собственную опрометчивость, продолжила. — Вложила слишком много силы в удар. Всеслав, дороги стали опасны. От границы с Мораем текут толпы беженцев. Твой князь что-нибудь упоминал о грядущей войне?

— Ничего конкретного. — Теперь уже и Всеслав растерял все свое прежнее благодушие и нахмурился. — Ответ Настоятельницы на его письмо определит дальнейший исход.

На несколько мгновений в воздухе разлилась напряженная гнетущая тишина, разбавляемая лишь голосами возвещающих приход утра птиц, да отдаленными глухими разговорами мор внизу, во дворе. Тайле, все еще не произнося ни слова, протянула руку к платью, непривычного для Гритских земель узкого кроя. Одним движением плеч высвободилась из одеяла и, стараясь не поворачиваться к мужчине спиной, изуродованной широкими полосами бугристых шрамов, быстро оделась и затянула на талии широкий пояс. Рассеянными движениями прошлась гребешком по растрепанным огненным волосам и развернулась к Всеславу, который все это время с интересом наблюдал за утренними приготовлениями. Для него, столь редко видящего колдунью, это еще не успело стать обыденностью.

Тайле заметила его взгляд и приблизилась. Склонилась к самому лицу мужчины, ощущая чужое горячее дыхание на своей коже. Спустя пару ударов сердца колдунья неохотно отстранилась, и чуть различимая улыбка коснулась ее губ:

— Я буду ждать тебя в Нижнем зале.

Для того чтобы попасть на самый нижний этаж Крепости, представляющий собой единый зал, приходилось преодолевать достаточно лестниц и длинных полупустых коридоров, в которых царило привычное для такого часа затишье. Лишь рабыни, склонив головы и не задерживаясь ни на мгновение, спешили в покои с кувшинами, полными чистой воды, и свежим бельем. Редкие моры, сонно потягиваясь, лениво шагали в сторону многочисленных библиотек и тренировочных площадок. Те же, кто лишь недавно вернулся с дороги, все ее спали, предпочитая понежится в постели лишний час.

Реже всего на глаза попадались сестры, принадлежащие к Благословению Земли. У крестьян, несмотря на угрозу близкой войны, о которой слухи ходили давно, ни на миг не прекращались дела. А как же ухаживать за посевами, не получив благословения Светлой богини? В этом деле без моры, способной заговорить землю на богатый и щедрый урожай, никуда. Да и близкая пора свадеб вынуждает женщин, всегда считавшихся наилучшими для привлечения семейного счастья, покидать Крепость и следовать в деревни. Так что темноглазых колдуний с угольно-черными волосами было совсем немного.

Куда чаще встречались светловолосые, хрупкие девушки, черпающие силу из Воздуха и Воды. Для них время еще не пришло, благо засухи и болезни обходили Гритские земли стороной. Сестры Тайле, огненные моры, угрюмо перешептывались в ярких, освещенных лучиками солнца залах. Женщины чувствовали, что их, как самых сильных боевых колдуний, скоро стянут к границам, дабы достойно отразить первые попытки воинов Морая ступить на чужую землю и ловили возможно последние спокойные мгновения.

— Лиса, подожди! — приятный мужской голос окликнул Тайле, и женщина вздохнула, уже зная, кого увидит перед собой. Только он один упорно продолжал звать ее этим бессмысленным прозвищем, хотя вокруг было полно колдуний, пользующихся Благословением Огня. Горислав, глава дружинников, с недавнего времени поселившихся в Крепости. То ли для охраны мор от расшалившихся разбойников, то ли для охраны разбойников, поди разбери.

— Горислав, — Мора медлено развернулась к воину, и ее недовольный взгляд мигом стер улыбку с лица воина. — Кажется, я говорила тебе.

Мужчина не обратил внимания на слова колдуньи, его мысли явно витали где-то далеко отсюда, достаточно далеко, чтобы раздражение моры не достигало тех границ. Вместо этого Горислав приобнял подругу за плечи, увлекая в сторону от любопытных глаз и воровато оглянулся по сторонам. Свиток из его руки перекочевал в ладони колдуньи довольно проворно, да все же недостаточно, чтобы от глаз той не укрылся вытянувшийся в прыжке волк. Один в один тот, что умелой рукой был отлит в маленький серебряный оберег, единственное украшение на шее моры.

Лицо Тайле мигом обратилось в безжизненную холодную маску, на которой только глаза казались двумя полыхающими искрами. Горислав, явно смутившись, растерянно потер затылок широкой ладонью.

— Я знал, что тебе это не понравится. Но видно, дело и впрямь срочное, раз он решил послать за тобой.

— Можешь идти, Горислав. — мужчина попытался было промолвить хоть слово в ответ, но колдунья лишь одернула его, пряча свиток в вороте платья. Голос ее звучал словно лязг кинжала по оселку. От прежних сварливых, но все-таки по-доброму интонаций не осталось и следа. — Я сказала, можешь идти.

Дружинник украдкой взглянул в побледневшее, суровое лицо моры и коротко кивнул. После чего, не говоря ни слова, развернулся и пошел прочь. А Тайле тем временем поймала себя на том, что неосознанно рука ее легла на оберег, ставший вдруг неожиданно тяжелым. Словно не маленькая серебряная побрякушка на шее весит, а целый камень, что к земле клонит. А послание яростным пламенем обжигало грудь, причиняя почти осязаемую боль. Еще не открывая его, мора знала, что вести оно принесло дурные.

Кто-то из проходящих мимо попытался окликнуть колдунью, но наткнулся на отрешенный безучастный взгляд и только покачал головой. Тайле же еще несколько мгновений не двигалась с места, чувствуя, как солнечные лучики, рассветные и нежные, касаются лица, но внутри царил мертвенных холод. Мора то ли пыталась примириться с мыслью, что дурное произошло, то ли пыталась подготовиться к недобрым известиям. Лишь спустя время она с усилием заставила себя сдвинуться с места и продолжила прерванный путь.

Гулкие шаги эхом отдавались в коридорах, пылинки серебрились в полосках света, который проникал внутрь сквозь высокие окна. Лестицы, лестницы, лестницы… Казалось, вся Крепость только и состоит что из широких каменных лестниц, за много лет существования мор стертых почти до блеска.

Нижний зал находился прямо над запутанной сетью подземелий, так что желающих провести время в мрачном, всегда холодном, и пахнущем сыростью, словно погреб, месте в этот ранний час не нашлось. Стоило переступить порог зала, как ты словно окунался в ледяной колодец. И потому резвящиеся за окнами молодые воспитанницы казались чем-то удивительно далеким, почти нереальным, словно морок, что злой дух насылает на путника.

Низкие лавки возле стен были прикрыты разноцветной материей и шкурами. По углам без дела пылились прялки, на маленьком столике лежали выцветшие нитки для вышивания и несколько книг.

Не без удивления Тайле различила притаившуюся в темном углу хрупкую, почти болезненно тонкую фигурку, которая неудобно сгорбилась на лавке. И хотя обычно колдунья не запоминала имена слуг, эту девушку мора узнала, только потому, что о ней буквально на днях упоминала Настоятельница. Милолика, одна из служанок, недавно привезенная кем-то из колдуний. Крестьянке едва исполнилось шестнадцать, а в этом возрасте, как обычно бывало со всеми самородками, происходил резкий всплеск дара. Выражался он, в лучшем случае, в затяжных дождях, которые обычно не связывали с чем-то необычным. Но Милолике не повезло. Существа Теневого мира почувствовали пробуждение новой колдуньи. Что сирота, только получившая дар, могла противопоставить нечисти и озверевшим от страха крестьянам? Девчонку погнали прочь из деревни, не дав собрать даже еды в дорогу. Почти у самой Крепости ее, голодную, измученную долгой дорогой и испуганную нашла мора.

Заметив появление колдуньи, девушка подскочила и согнулась в поклоне. Она до сих пор не верила своему счастью и боялась, что за малейшую провинность ее тут же выбросят обратно, словно нашкодившую кошку.

Тайле опустилась на лавку и тяжело взглянула на Милолику, которая едва не выбежала прочь из зала.

Только после этого колдунья глубоко вздохнула и достала послание. В наступившей тишине звук ломающейся печати выдался особенно громким и неприятным. Женщина неторопливо развернулась лист и вчиталась в буквы, выведенные аккуратным, ровным подчерком. По мере того, как взгляд перебегал со строчки на строчку, лицо колдуньи делалось все белее, а беззвучно шевелившиеся губы стали пепельными, словно зола.

На белой коже тела отчетливо выделялись следы, оставшиеся на шее и на запястьях. Тайле готова была поклясться, что снова чувствует ледяное прикосновение металла. Взметнувшаяся к груди рука нащупала в вороте платья серебряную цепочку и безжалостно рванула вниз, разрывая тонкие звенья. Взметнувшийся в прыжке силуэт волка лишь на краткий миг поймал солнечный луч, и зайчики заиграли на холодных камнях Нижнего зала.

***

… Двадцать лет назад случилось гритским дружинникам не на своего восточного соседа Морая поглядеть, а на запад взор обратить. Туда, где на границы двух княжеств, словно ягоды по тарелке, рассыпались небольшие деревеньки. В каждой было по десять — пятнадцать дворов, не больше. Но селенья зажиточные, богатые, лакомый кусок. Несмотря на близость с Гритским княжеством, суровые нравы в котором уже тогда считались обыденностью, деревушки эти приняли миролюбивые обычаи северных земель. Да и жизнь в селениях текла по-другому — спокойнее.

Что мог противопоставить десяток вооруженных вилами мужчин, пусть и готовых отстаивать свои дома до последней капли крови, почти сотне княжеских дружинников? Один из тогдашних гритских князей не пожелал рисковать своими людьми, и дабы исключить даже самые маленькие потери со своей стороны, приказал воинам напасть ночью. Защитников деревни перестреляли издали, стоило им только шаг за порог сделать. Стариков оставили оплакивать погибших сыновей, жизни им все равно больше не было, а женщин и детей согнали в рабство.

Добираться до города Новура, тогдашнего центра торговли живым товаром, пришлось две недели. В дороге почти половина крестьян погибла, от горя ли, или от голода. Те, кому посчастливилось выжить, в отчаянии напали на дружинников, и прежде чем умереть, унесли с собой несколько жизней.

Трупы не закапывали, их сваливали в одну кучу и поджигали. Невыносимый запах еще долго преследовал перепуганную девчонку во снах.

Новур увидели лишь пятеро. По стечению обстоятельстве, либо по воле Богини, в их числе оказалась и Тайле. Шестилетняя девочка столь отчаянно цеплялась за жизнь, перенося голод и невыносимую усталость, что в отряде ее прозвали Ведой, колдуньей иначе. Тогда никто не думал, что прозвище окажется пророческим.

Пленников передали торговцу с неприятными цепкими глазами. Тот долго расспрашивал их, прежде чем выставить на торги. Женщин и мальчишку, едва ли на два года старше маленькой пленницы, купили почти сразу. После этого Тайле несколько раз встречала их. Рабы ходили с корзинами по тому же рынку, где девчонка, закованная в ошейник, страдала от голода и унижения на площади.

Когда на смену страху и отчаянию пришло равнодушие к собственной судьбе, появился он. Мужчина, перед которым работорговец то и дело сгибался в поклоне, называя его не иначе как «милостивый господин». Первым в глаза перепуганной девочке бросился меч таких огромных размеров, что было странно, как это незнакомец не валится под его тяжестью. Мужчина долго ходил перед выстроенным в одну линию десятком рабов и пристально вглядывался в каждого чуть прищуренным, суровым взглядом. Наконец, он остановился перед дрожащей от страха Тайле и молча указал на нее пальцем.

Так маленькая рабыня оказалась в доме грозного воеводы Неждана.

Первое время ее держали в комнате, почти не выпуская и не давая еды. Впрочем, для девочки и кувшин чистой воды с краюхой хлеба был тогда самым желанным угощением. А одиночество и вовсе стало дарованным свыше благословением. Прошла неделя, Тайле выпустили, но из дому выходить не позволили. Ее приручали, словно непокорное животное. Неждана тогда не было, и хозяйством заправляла его старшая жена. Легкие поручения девочка выполняла без труда. Кроме нее в большом, в два этажа, доме трудились еще с десяток слуг. Двое из них были рабами, остальные — крестьянами.

Младшая жена воеводы, Русава, только пришедшая в дом, опекала девочку как сестру. Помогала ей на кухне, выводила на короткие прогулки во двор, когда никто из слуг не видел, перешивала свои старые наряды. В один из таких вечеров, когда Русава в тайне от старшей жены выбралась из дома, случилось приехать с дальней деревни воеводе. Неждан влетел во двор, но тут же осадил лошадь, заметив притихшую жену. Тайле, до этого несмело прячущаяся за спиной девушки, вышла вперед.

От кривой ухмылки воеводы девочка попятилась. Но позади уже захлопали двери, и сонный голос старшей жены дал понять, что отступать некуда. Воевода медленно приблизился к Русаве и отвесил ей легкую, принесшую больше обиды, чем боли, пощечину. Отделаться тем же рабыне не удалось. Мужчина схватил ее за ворот нового платья и приподнял над землей. Пару раз встряхнул, словно щенка и потащил в дом. Бить ребенка рука у воеводы не поднялась, но бросить девочку в темный подвал и забыть о ней почти на полторы недели совесть ему позволила.

За четыре года в чужом доме девочка не единожды пыталась сбежать, за что получала жестокие уроки. Ошейник с нее не снимали, хотя остальные рабы давно избавились от этой унизительной вещи. Работа по дому стала тяжелее, вдобавок Русава слегла с тяжелой болезнью, и лекари отказывались давать даже самую маленькую надежду. Страшной вьюжной зимой единственная в этом мире подруга Тайле умерла. Еще через год в мир духов отошла и старшая жена воеводы, оставив мужчину вдовцом.

Редкие гости Неждана выразительно косились на тощую рыжую чужачку с непривычно черными глазами, разносившую им блюда и прибиравшую комнаты. Не раз и не два Тайле слышала за своей спиной шепотки. Мол, гнать эту бесовку надо, пока еще большего горя не принесла. Но воевода почему-то не гнал.

Еще через пять лет сын воеводы, Свирята, которому, как и Тайле, как раз шла пятнадцатая зима, стал, словно невзначай, поджидать девушку в темных коридорах. Тяжелая работа и жесткие наказания сделали свое дело. Не фигурой чужачка не вышла, не лицом. Не то чтобы некрасивая была, нет. Но слишком уж резкими были ее черты, а тело, напрочь лишенное приятных округлостей, не вызывало ничего кроме желания как следует накормить девчонку. Но парня, полностью уверившегося в собственной вседозволенности, это не останавливало, скорее подогревало интерес.

Тайле на его намеки отвечала лишь короткими резкими фразами. Но когда Свирята стал настойчивее, положение стало казаться безвыходным. Девушка отправлялась на рынок, и юноша увязывался следом. Обещал сделать женой, снять, наконец, надоевший ошейник.

Дождливая ночь выдалась, когда воевода вернулся домой из дальней поездки. С молнией, с пронизывающим до костей ветром. Словно сама Богиня чувствовала творящееся на земле непотребство и гневалась. Посреди этого безумия измученный дорогой Неждан с удивлением заметил тонкую фигуру, сгорбившуюся на земле возле крыльца. Ему хватило одного взгляда на заплаканное лицо рабыни, на свежие синяки на ее лице и руках, чтобы понять, что произошло.

Неждан застал сына за небольшим корытом, где тот пытался отмыть кровь, сочащуюся из глубоких царапин на лице. Не слушая вопли испуганного мальчишки о том, что он рабыню и пальцем не трогал, воевода приказал немедленно отправить его к бабке, туда, где уже давно жила дочь Русавы. В ту же ночь дом опустел. Из слуг воевода оставил лишь старуху, мальчишку, да Тайле. Всех остальных погнал прочь.

Через месяц в девушке проснулось Благословение. Случайно проезжавшая мимо мора без труда почувствовала всплеск силы. Догадки колдуньи лишь подтвердились, когда она увидела рабыню, с пальцев которой то и дело сыпались искры, а в глазах горел колдовской огонь. Женщина, ставшая наставницей Тайле, немедленно потребовала, чтобы девушке даровали свободу. И вот тогда-то произошло то, чего никто не ожидал.

Неждан согласился, но при одном условии. В день своего отъезда Тайле стала женой воеводы, навсегда скрепив союз в храме Светлой богини. В следующие десять лет она часто думала о том, что это была слишком большая цена свободы...

***

— Тайле? — чье-то осторожное прикосновение вывело колдунью из задумчивости. Женщина вскинула взгляд, все еще затуманенный воспоминаниями, и непонимающе посмотрела на Всеслава. Судя по его грустной улыбке, мужчина уже прочитал письмо. — Ты не обязана...

— Не обязана. — В голосе слышалась обреченность и бесконечная, всепоглощающая усталость. Тайле на миг прижала ладони к лицу и со злостью потерла горевшую огнем кожу. — Но он будет присылать сюда людей, пока я наконец не появлюсь. Или пока Настоятельнице это не надоест, и она сама не отправит меня туда.

— Хорошо. — Всеслав не стал спорить, понимая, что дело это бесполезное. Присел рядом с колдуньей на лавку и успокаивающим жестом положил ладонь на худое колено. — Ответ князю передадут лишь через два дня. Я не смогу уехать раньше. Так что тебе стоит взять хотя бы пять дружинников. Дороги не безопасны, тем более теперь, когда ты… ну, сама понимаешь.

— Горислав справится и один. Я возьму его. — Тайле с мягкой улыбкой посмотрела на скривившегося в гримасе недовольства мужчину. Всеслав уже не раз выказывал раздражение по поводу ее дружбы с княжеским дружинником, хотя, казалось бы, следовало больше беспокоиться о том, чего он не видит и что происходит в дни долгой разлуки. — Я отправлюсь в полдень. До столицы не так далеко, думаю, к вечеру следующего дня мы будем на месте.

— Интересно, что ему понадобилось от тебя? — В голосе мужчины слышалась не только злость, но и призрение. Пару раз Всеслав сталкивался с мужем своей подруги, и оба раза все едва не заканчивалось плачевно для последнего, в силу молодости княжеского посланника. И никогда Всеслав не пытался скрыть, что для него бывший воевода даже на роль полноценного врага не дотягивает, скорее досадная преграда на пути к цели. — Ведь он видел тебя всего пару раз со дня вашей так называемой свадьбы. Почему ты считаешь своим долгом отзываться на каждый его свист словно верная гончая?

— Не заговаривайся, Всеслав. — похолодевшим тоном отрезала Тайле и мужчина склонил голову, признавая, что сказал лишнего. Но на деле приятель был прав, и что связывало мору с тем проклятым домом она и сама не могла до конца объяснить. Возможно, чувство удовлетворения от вида Неждана, терзаемого муками совести при каждом взгляде на застарелые шрамы молодой жены от кандалов, которые он сам и надел, перекрывало прочие неудобства.

Подобные мысли немного разбавили тоску и злость. Тайле криво усмехнулась, словно тем самым окончательно смирившись с необходимостью новой встречи с мужем, и в привычном жесте запустила пальцы в растрепанные волосы Всеслава. Мужчина в ответ улыбнулся. Его вспыльчивость в некотором роде уравновешивала ее замкнутость и привычку все переживать внутри, взявшую начало еще в тех, детских временах. С ним Тайле чувствовала себя спокойно, порой даже счастливо, вместе с тем признавая, что семьи в полном смысле этого слова из них не выйдет. Во многом, из-за самой колдуньи, за долгие годы привыкшей к одиночеству и что самое главное, наслаждавшейся им.

— Мне нужно идти. — С сожалением Тайле поднялась, и, легонько поцеловав мужчину в лоб, устремилась к выходу.

Следовало собрать вещи в дорогу, отыскать Горислава и предупредить Настоятельницу, хотя последняя наверняка и так уже в курсе. Все это не потребует много времени. Куда больше времени нужно, чтобы подготовить себя к столь нежеланной встрече с мужем.