Глава 7

Все тот же зал заседаний: голые каменные стены, кресла полукругом. Одно из трех окон распахнуто. Теплый ветер приносит запах прелой листвы, и я вспоминаю, что скоро наступит осень. Когда Манори привела меня сюда, зал был пуст.

— Посидишь, подождешь, — объяснила она, — у меня много дел, некогда будет с тобой возиться.

Утром Манори повторила слова Беса: мой сын жив, здоров и о нем заботится мама Аля. Конечно, мне хотелось бы увидеть Яна, обнять и приласкать, но я понимала, что не разрешат — и не просила. А Бес… Так и не поняла, он настоящий или нет. Ночью выглядел вполне живым, но при свете дня снова казался сном.

С Яном все в порядке, Шейор арестован, сын Миры и Олле в безопасности — беспокоиться вроде бы не о чем. Но на сегодняшнем заседании я встречусь с семьей. И мне страшно.

К счастью, мне не придется ни с кем разговаривать. Отвечать на вопросы Старейшин будут драконы из рода Сиреневого Аметрина.

Манори посоветовала думать о поступках, но вчерашние события не располагали к размышлениям. А сегодня я поинтересовалась, куда делась испорченная одежда. Искала шаль, надеясь, что она не сильно пострадала.

— Ой, даже не знаю, куда все девается. Не туда ли, откуда все берется? И одежда, и посуда, и еда, и лекарственные отвары. Не догадываешься, что за таинственное место, нет?

— Нет, — произнесла я и осеклась.

Манори одарила меня снисходительным взглядом, и я почувствовала себя маленьким ребенком, непонимающим простых истин.

— Соображай, деточка, соображай.

Я обиженно поджала губы, но все же призадумалась. Платье, что сжимаю в руках — дорогая ткань из тех, что производят только драконы, ручная вышивка, на такую не один день уходит. Остатки завтрака на столе — мои любимые оладьи с вишневым вареньем. На этот раз мне не понадобилось много времени, чтобы признать очевидное: это забота мамы Али. И как я сразу не поняла!

— Мама… — у меня подкосились ноги, и со всего размаху я села на ближайший табурет и жалобно посмотрела на Манори.

Та одобрительно покивала в ответ, мол, да-да, так оно и есть, но вслух ничего не сказала.

Мама Аля всегда сама мастерила мне платья. Она научилась шить и вязать ради меня, ведь драконы обходятся без одежды.

Она ждала меня, поэтому в сундучке я нашла все необходимое.

Она не забывала обо мне. Вероятно, даже навещала, иначе откуда бы ей знать мои мерки.

Только не показывалась мне на глаза. Почему?

А если у драконов действительно существовала причина отправить меня в Крагошу?

Поступки!

Папа Кир оплачивал мое обучение. Я ни в чем не нуждалась, пока жила в интернате. Род Сиреневого Аметрина позаботился о том, чтобы я смогла устроиться в жизни. Они дали мне возможность вернуться. И не их вина, что я так распорядилась даром. Это был мой выбор.

Мама Аля не оставила меня даже после того, как я подвергла опасности жизнь ее внука. Готовила все эти вкусности. Как я могла не узнать ее стряпню! И главное — она забрала к себе моего малыша.

Мне страшно, потому что мне стыдно.

В зал вошли Старейшины, все пятеро: Амаранто-розовая Яшма, Вишневый Гранат, Аспидно-серый Шунгит, Бежевый Агат, Васильковый Сапфир. Они не представлялись, и про себя я называла их по цвету чешуи, который определял камень рода. Сегодня я не прятала глаз, хотя и поежилась, вновь почувствовав на себе внимательные взгляды драконов.

— Тебе сообщили правила поведения?

Молчать и отвечать только на вопросы Старейшин.

— Да, — кивнула я.

И вжалась в стену, когда в зал вошла Мира.

Даже не посмотрев в мою сторону, драконица остановилась перед Старейшинами. И с чего я взяла, что она набросится на меня? Здесь, в зале заседаний? Я бы набросилась, если бы судили Шейора. И пусть бы мне помешали! Вздохнула и смахнула с юбки несуществующую пылинку. Сколько глупостей я совершила, повинуясь порыву! Ни драконы, ни люди не сумели научить меня выдержке.

Между тем Мира ответила на вопросы об имени и роде занятий и кратко рассказала о случившемся.

— Не могли бы вы вспомнить, какие чувства испытывала Джейн, когда вы вернулись?

— Страх, растерянность, отчаяние и… нежность.

Конец фразы она произнесла с трудом.

— А ваш сын? Он испугался? Ему было больно?

— Нет. Дженни держала его бережно и не причиняла вреда. Он даже не проснулся.

— Она пыталась убежать?

— Нет. По первому моему требованию она положила малыша обратно в кроватку.

— Как вы думаете, она могла убежать?

— В тот момент я не думала об этом. А потом муж сказал, что у нее был кристалл с телепортом. Значит, могла.

— Она пыталась активировать его?

— Нет.

Мира нервничала — я видела, как подрагивает кончик ее хвоста. Ей приходилось говорить правду, а она наверняка предпочла бы видеть меня мертвой. Я — живая угроза ее сыну.

— Вы не находите, что жестоко обошлись с девушкой, которая очень долго была членом вашей семьи?

— Не моей, — возразила Мира. — В то время, когда Дженни жила в доме, я лишь дружила с Олледоном. Моим мужем он стал гораздо позже. Но — да. Я была жестока. Меня захлестнула ярость… Дженни! — она обернулась ко мне, и я застыла от потрясения.

Нет, в ее глазах больше не плескались безумие и гнев. Она смотрела на меня печально и виновато. Только не это!

Повинуясь порыву и забыв об обещании сохранять молчание, я сползла на колени и прижала руки к груди:

— Госпожа Мирари, не извиняйтесь, пожалуйста! Это я прошу у вас прощения. Я никогда не причиню вреда вашему сыну, клянусь!

— Дженни, и все же…

— Не надо!

Мира не стала настаивать: коротко кивнув, она повернулась обратно к Старейшинам. Я же медленно встала с колен и снова опустилась на скамью. Мне не сделали замечание. Рассердились ли? Нет, слушают Миру. А о чем она рассказывает? О чем?! Лойи всемогущий, мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю ту историю!

Мне было десять, когда Мира впервые появилась в нашем доме. На зимних каникулах у нас гостили друзья родителей, семья из рода Белого Гелиодора: родители и двое детей, Мирари и Свентон. Свен и Олле учились в одном классе, а Мира всего на год была младше брата. Как-то сразу стало понятно, что Олле симпатизирует Мире. И та, вопреки ожиданиям, не присоединилась к нашей детской компании, а хвостиком ходила за старшими ребятами. Олле и Свен пропадали в лаборатории, ставя какие-то опыты, и Миру не прогоняли.

Понаблюдав за «влюбленными» пару дней, мы, — Кати, Тим, я и примкнувшая к нам от скуки Лия, — решили устроить розыгрыш. Не помню, кому первому пришла в голову эта дурацкая затея, но все ее поддержали.

Подбросив Олле записку будто бы от имени Миры, а Мире — от имени Олле, мы назначили им свидание в парке, рядом с замерзшим озером, где обычно катались на коньках. Но этого нам показалось мало, хотелось же послушать, о чем они будут говорить, когда встретятся! А спрятаться негде. И рядом с местом «свидания» слепили снеговика, но не простого, а с «начинкой».

Драконы не намного больше людей, взрослый — примерно на голову выше обычного человека и чуть шире в плечах. Мои друзья крупнее меня, и именно мне выпало сидеть внутри снеговика.

Сначала было тепло, даже жарко, и я успела вспотеть, а потом сзади отвалился кусок снега, внутрь стало задувать, и меня прихватило морозом. Первым пришел Олле, через несколько минут появилась и Мира. Я к тому времени успела основательно промерзнуть и дрожала от холода. Они и сказать-то друг другу ничего не успели.

— А-а-апчхи!

Отлетевшая морковка ударила Миру по лбу, после чего Олле повалил ее в сугроб, прикрывая от «нападения». Я чихала без остановки, Тим, Кати и Лия обидно хохотали, Мира отбивалась от Олле…

После того случая Олле еще долго называл меня гнусной мелочью, но потом простил. А Мира специально вспомнила эту историю, чтобы выставить меня с плохой стороны.

— Розыгрыш помог нам с Олле понять, как мы дороги друг другу. Можно сказать, мы поженились благодаря Дженни, и я ей за это очень благодарна.

Мира уже ушла, а я все не могла поверить в услышанное. Так что важнее, слова или поступки? Мира использовала слова, чтобы совершить поступок. А я как была гнусной мелочью, так и осталась.

Когда Миру отпустили, ее место занял Олле. Если бы он родился человеком, то непременно носил бы очки, бородку и тросточку. Всегда немного рассеянный, он был мне скорее добрым другом, чем старшим братом.

— Мы хотим, чтобы вы охарактеризовали Дженни, но одним словом. Это может быть как положительная, так и отрицательная черта характера. Пожалуйста, подумайте. Назовите и объясните, почему.

Неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть. Так вот почему Мира рассказывала про снеговика! Олле навряд ли вспомнит что-то хорошее: он больше всех страдал от моих проказ и шалостей. Он любил уютный покой библиотеки и сосредоточенную тишину лаборатории, а там, где появлялась «малышка Дженни», всегда было шумно и беспокойно.

— Мне запомнился один случай, — начал Олле, не подумав ни секунды, — Дженни тогда только исполнилось шесть лет. Тетушка Ренни, — сестра мамы, она и сейчас живет с нами, — мечтала, чтобы ее дочь Лия научилась играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, и пригласила к ней учителя. Лия же терпеть не могла уроки и всячески старалась их избегать. Тетушка, обычно выполняющая любой каприз дочери, проявила завидную твердость характера, и Лие приходилось по несколько часов в день заниматься тем, что претило ее натуре.

Вот уж не думала, что Олле вспомнит один из моих самых некрасивых поступков. Но почему этот? Его там вообще не было!

— Каким-то образом Лие удалось убедить Кати, мою младшую сестру, что учительница музыки — настоящее чудовище. Мол, она кричит и страшно ругается, даже чуть ли не по пальцам бьет за любую ошибку, и всякое такое. И наивная Кати, вроде как по собственной инициативе, решила помочь кузине. Дождавшись начала очередного урока, сестрица вооружилась мелками, красками и бумагой и принялась рисовать плакаты. Помнится, самым безобидный звучал так: «Мерзкая училка, убирайся, откуда пришла!». Плакаты украсили комнату, соседнюю с той, в которой шел урок. Учительница, к слову, одна из лучших специалистов в своем деле, прочла их, как только вышла из класса.

— И при чем здесь Дженни? — перебил Олле Бежевый Агат.

— Дженни помогала Кати, но об этом никто не знал. Лия подначила на подлость только сестру, потому что считала, Дженни расскажет все родителям. Сама же Дженни случайно застала Кати за рисованием и поверила ей, как до этого та поверила Лие. Две маленькие глупые девочки! Но последствия их поступка были ужасными. Естественно, учительница обиделась и, несмотря на принесенные извинения и щедрую денежную компенсацию, отказалась от уроков. Кати строго наказали родители. А про участие в предприятии Дженни сестра никому не сказала.

О да, так оно и было. Я почувствовала, как у меня запылали уши. Столько времени прошло, а мне до сих пор стыдно за тот поступок.

— Дженни сама призналась. Просто пришла к отцу и попросила наказать ее так же, как Кати. Дженни — порядочный человек. Я всегда уважал ее за это, и с самого начала не верил, что она сама решила совершить преступление.

Лойи всемогущий, как же стыдно…

Когда в зал вошла Кора, я удивилась. Самая старшая из детей, она уже давно не жила с родителями. Мы никогда не были близки, поэтому я не понимала, что полезного она может рассказать судьям. Кора всегда казалась стремительной и сосредоточенной. В отличие от Олле, науке она предпочитала практику, выучилась на лекаря и вся отдалась работе.

— Дженни — разносторонняя личность, — заявила Кора. — Не понимаю, как можно одним словом…

— Тем не менее. Например, о чем вы думаете, когда видите ее или слышите ее имя.

— О… Конечно же, о каникулах на Маре-Дале.

Только не это! Согласна, Коре трудно рассказать хорошее. Но я же не нарочно!

Маре-Дал — одно из самых приятных воспоминаний. Я мало путешествовала по стране драконов, и те каникулы стали настоящим приключением. Маре-Дал — лагуна, на берегу которой расположен детский драконий лагерь. Единственное место в нашем мире, где в океане можно купаться. Меня не хотели туда пускать, мол, человек, условия и все такое. Дети там не только отдыхали, но и трудились в расположенных по соседству фермах. Я просто с ума сходила, слушая рассказы старших детей о том, как весело в Маре-Дале. Да, завидовала страшно: купание в море, пляж с ракушками и разноцветными камушками, походы с ночевками в палатках, посиделки у костра, игры, соревнования. Одним словом — приключения! И вот, каким-то невероятным образом, папе Киру удалось устроить для меня эти каникулы. Он лично телепортировал меня до лагеря, и я решила, никто не сможет упрекнуть меня в том, что я — человек.

— …и когда настала пора идти на работу, Дженни отправилась вместе со всеми, — тем временем говорила Кора. — Нашей группе поручили метать стога. Траву уже скосили, и она достаточно просохла, оставалось только собрать ее. Тем, кто поменьше, раздали грабли, чтобы они собирали маленькие стожки, которые ребята постарше переносили в большой стог. Дженни тоже получила свой инструмент и довольно быстро приноровилась к работе, стараясь не отставать от других. Только вот никто не подумал о том, что ей необходимы рукавицы.

Я, как завороженная, слушала старшую сестру, как будто речь шла вовсе не обо мне. Так тебе и надо, Дженни. И с чего ты взяла, что Кора припомнит тебе мурашей?

— У людей кожа тонкая и очень нежная, ей нужна дополнительная защита. Дженни хорошо справилась с работой, ее хвалили. Но ее ладошки… она стерла их до крови. И не пожаловалась никому, нет. Даже скрывала, прятала руки. Я случайно заметила, когда она спала. А это же еще и очень больно. Я пыталась отвести ее к врачу на следующий день, но она наотрез отказалась. Попросилась на сбор ягод, и продолжала работать. Знаете, я часто рассказываю эту историю своим маленьким пациентам, когда они капризничают от легкого недомогания. Историю о человеческой девочке, которая ради мечты терпела боль и вела себя очень мужественно и достойно. Пусть глупость, ведь никто не выгнал бы ее из лагеря за истертые работой ладошки.

Я и представить себе не могла, как это стыдно — слышать добрые слова от тех, кому причинила зло. Стыдно не только за поступок, но и за мысли. Целых шесть лет я копила обиды, и только теперь по-настоящему задумалась, какую цель преследовали драконы, отослав меня в Крагошу.

Кати, моя милая подружка, не раздумывала ни секунды, назвав меня доброй. А я всегда считала, то нет на свете существа добрее, чем она. Веселая, отзывчивая, заводная девчонка. В ее лапках спорилась любая работа. И она же умела становиться тихой и незаметной, когда это было нужно.

— Дженни по-настоящему добра, понимаете? То есть, не потому что вежлива или готова всем угодить. А потому что ее поступки — всегда на благо кому-то, хоть она и не всегда думает о последствиях.

— Неужели? — усомнился Васильковый Сапфир. — А кому же на благо ее попытка украсть вашего племянника?

— Это же другое, — тут же возразила Кати. — Дженни обманом заставили. Зато потом она вела себя достойно.

Кати, милая моя Кати. Как же я скучала без тебя! Адель, мама Яна, была хорошей подругой, но ты — лучшая.

— Как-то весной в нашем саду свили гнездо сирилини[1], и мы иногда наблюдали за ними, гадая, сколько детенышей выведется у пары. А потом обнаружили в траве под деревом двух малышей. Все растерялись, кроме Дженни. Позже я поняла, что спокойствие, с которым она переломила шейки «лишним», было внешним. И в душе она очень переживала о вынужденном поступке. Но больше никто не смог, а ее добрый поступок подарил малышам сирилини безболезненную и быструю смерть.

Убийство — добрый поступок? Лойи всемогущий! Остается лишь надеяться, что Старейшины помнят — сирилини оставляют в гнезде только одного птенца, а остальных выталкивают и заклевывают до смерти.

— Дженни разная. Да, разная, — уверенно произнес Тим. — Это если вы хотите, чтобы я охарактеризовал ее одним словом. У нее есть достоинства, но есть и недостатки. А вы знаете идеального человека? Или дракона?

Тим, брат-близнец Кати, как обычно спокоен, сдержан и убедителен. Как в детстве, когда защищал меня перед родителями после очередной шалости. Тим — наш паладин. Мы всегда играли вместе — Кати, он и я. А еще у нас с Тимом была одна тайна на двоих, и никто больше не знал о ней. Ничего серьезного, обычный детский секрет.

— Дженни — мой побратим. Она же не рассказала, верно? Она никогда не нарушает данного слова. А я нарушу, потому что иначе вы так и не узнаете, это я виноват в том, что Дженни стала магом.

Лойи всемогущий, вот же бред! Какая связь между детской игрой и моими внезапно открывшимися способностями? Я поморщилась от досады. Мне было приятно хранить эту тайну побратимства с драконом. А теперь о ней узнали посторонние.

— Я нашел в библиотеке рукопись, где описывались древние обряды. Побратимство не заключается между человеком и драконом, но мы провели ритуал. И поклялись друг другу, что это будет нашей тайной.

Да какой там ритуал! Чиркнули ножом по ладони и пожали друг другу руки. Еще слова какие-то говорили, о дружбе и братстве. Тим всерьез думает, что капелька драконьей крови может пробудить в человеке магию? А лет-то сколько прошло! Мне тогда было семь, а ему на год больше. Не поздновато ли?

— Если бы Дженни не стала магом, то племянник не стал бы ее фамилиаром, — гнул свое Тим. — Значит, это я виноват.

— Способности к магии могли быть незамечены ранее, — мягко возразил Вишневый Гранат. — А потом их инициировал Шейор.

— Но он не мог инициировать источник, — уверенно ответил Тим.

Теперь еще и источник какой-то. Я перестала понимать, о чем говорят драконы. И спросить нельзя. Зачем Тим оговаривает себя? Сделанного не исправить. Продаешь курицу — продаешь и яйца.

Сколько ошибок! И из-за чего? Из-за глупой детской обиды. Мне нужны были слова, чтобы понять поступки. Я думала, мне припомнят старые прегрешения. И чем больше хорошего обо мне говорили, тем хуже я себя чувствовала, проклиная собственную глупость.

Да, пытаясь украсть Лессона, я действовала по принуждению. Но никто не принуждал меня предавать семью. Я перестала верить, перестала замечать поступки, забыла все хорошее, забыла о любви, в которой выросла. Это и есть мое преступление.

Закрыв лицо руками, я всхлипнула раз, другой, и расплакалась.

[1] Сирилини — разноцветные птицы, размером с ворону. Клюв короткий, закруглен книзу. На кончиках крыльев — когти. Птенцов нельзя вырастить вне гнезда — особенности вида.