Глава 13. Девять хвостов Серого Лиса

Раэн легким касанием проверил чувства Зеринге. Настороженная готовность отразить удар, упрямое сопротивление… Халид изо всех сил пытался возвести между ними стену, пользуясь показанным приемом сосредоточения, и у него отлично получалось. Ничего, зато при деле и не думает обо всяких глупостях. А заодно и от внушения Лиса прикроется. Оборотень не пустил в ход и половины своего легендарного обаяния, но Раэн уже ощущал, как нарастает звенящее тугое напряжение, укрывающее чинца, будто щит.

— Разве я препятствую, Хранитель? — усмехнулся Лис одними губами, и в его глазах заблестели насмешливые искорки. — Тебе нужен кто-то из моих детей? Ищи. Весь дом к твоим услугам, хоть это и против правил приличия.

— И ты говоришь мне о правилах? — тихо сказал Раэн, едва узнавая собственный голос. — У нас был договор, Лис. Я позволил тебе жить на моей земле, я закрыл глаза на многое. Рожденный с клыками не станет есть траву. Хищники тоже имеют право взывать к Равновесию, и я учитывал это. Но ты перешел грань. Бешеные звери заслуживают одного милосердия — быстрой смерти.

— Слова, слова… — Оборотень покачал головой, как фарфоровый болванчик из тех, что продаются в чинских лавках, и шелк его многослойных одежд зашелестел в тон вкрадчивому голосу. — В чем ты меня обвиняешь? В смерти человеческого детеныша? Я не велел ее убивать. Мальчики просто заигрались. Разве ты станешь отнимать у кошки живую мышь, принесенную котятам для учебы? Или у лисят — полузадавленного зайца? Ты и сам признал, что мой народ — хищники, охота — наше святое исконное право.

— Тогда право человека — содрать с лисы шкуру на воротник, — выплюнул Раэн. — Особенно, если она заигралась и начала давить кур не ради еды, а ради забавы. Хватит болтовни, Серый. Где девочка?

— Ищи, — развел руками Лис, улыбнувшись. — Что найдешь — все…

— Мое! — закончил Раэн, резко взмахнув ладонью.

Тяжелый кулак Силы ударил Лиса в грудь, сбил с ног и швырнул на стену. Мелькнул разноцветный ворох шелка — и тут же в ушах лопнувшей струной зазвенело сбитое заклятье, которое Лис готовил. Что-то смертельно острое, тонкое и ядовитое, скрытое запахом благовоний и павлиньим богатством красок.

Гром-камень Раэн в последний миг перекинул в другую руку, и ужас, вспыхнувший было в глазах Лиса, почти сразу исчез. Прижатый к стене, оборотень шевельнул губами, и Раэн тут же отвесил ему свободной ладонью нематериальную, но увесистую пощечину Силой. Из разбитых губ Лиса потекла струйка крови, почти незаметная на алом шелке узорчатого верхнего одеяния. Оборотень облизнул губы и улыбнулся.

— Проливший кровь первым, навлекает гнев богов, — сказал он удивительно спокойно.

Стены, пол и потолок отозвались низким тяжелым гудением, словно сотни пчелиных роев разом вылетели из ульев, коридор задрожал, подернулся маревом… Сзади шумно вдохнул Халид, но промолчал, только страхом от него повеяло ощутимее.

— Тебе виднее, — согласился Раэн. — Где Джеди? Спрашиваю последний раз.

— Ищи, — кровью сплюнул Лис на пол и поднял застывшее лицо с торжеством в глазах. — Что, подожжешь дом вместе с ней?

Распятый на стене, он нисколько не боялся, напротив, в черных глазах металось глумливое торжество.

— Не подожгу, — с ледяным спокойствием ярости сказал Раэн. — Ты велел уходить всем, верно? Детей и женщин в доме нет… Тех ублюдков тоже спрятал? Но ты, Лис, ты остался здесь. Богами клянусь, не скажешь правду… — он вдохнул горячий тяжелый воздух, почему-то запахший гарью, и продолжил: — Я скормлю тебе память Марей. Всю, до последнего мига, до мельчайшей капли боли. А потом снова и снова. Не знаю, сколько ты выдержишь, но я буду тащить тебя через ее воспоминания к Бездне раз за разом, а потом выволакивать за шкирку и снова гнать в боль и мрак… И даже в смерти ты от меня не спрячешься…

Он наконец понял, откуда пахнет паленым. Это его злость просочилась наружу огнем. Края роскошных одеяний Лиса потемнели и скрутились, вверх от них ползли темные дорожки гари, вонь уже заполняла комнату, и лицо Лиса дрогнуло.

— Договор? — спросил чинец все еще хладнокровно, но страх сменил усмешку в его глазах. — Я отдаю девочку, и ты уходишь…

— Никакого договора, — рыкнул Раэн, отпуская на волю упоительную волну бешенства.

Алый шелк на Лисе вспыхнул и осыпался пеплом, обнажая многочисленные нижние сорочки. Ударом Силы Раэн оторвал оборотня от стены и, распахнув ближайшую дверь, швырнул в проем. Шагнул внутрь, и наемник молча вошел следом.

Комната оказалась небольшой, без окон и с единственной дверью, захлопнувшейся за их спинами. Халид встал возле нее, держа руку на эфесе сабли, а Раэн окинул взглядом обитые синим шелком стены и непременный ковер на полу, на этот раз пестрый. Низкий широкий стол у противоположной стены, диван справа от него, тоже низкий, но все-таки не чинские циновки, а местное мягкое ложе. На столе — подсвечник с полудюжиной горящих свечей…

— Никакого договора, — повторил он Лису, с бессильным бешенством глядящему на него с пола. — Я не хотел мараться, но потерплю.

Убрав гром-камешек, он вскинул обе руки, развернув их ладонями к Лису, повел плавно, набрасывая первую магическую сеть. Оборотень забился в ее тисках, запутываясь все сильнее, его лицо исказилось, а Раэн добавил сверху еще слой, прикинув, что понадобится не меньше пяти, а то и больше, чтоб сдержать такого матерого противника. Притихший было дом загудел снова, стены затряслись, но Раэн шевельнул рукой, сжимая невидимой хваткой горло Лиса, и тот все понял верно — его логово откликнулось мгновенной мрачной покорностью, затаившись.

Третий слой… Раэн вызвал в памяти окровавленное тело Марей. Посмотрел в глаза Лису и позволил увидеть, разделив с ним и горький привкус крови во рту, и вонь близкой смерти, и отголосок чужой боли… Сделал шаг вперед, готовясь дернуть — и утащить сознание оборотня за собой в обещанный ад.

— Нет! — закричал Лис, пытаясь приподняться. — Погоди!

Подавшись вперед, он торопливо зачастил:

— Я просто хотел договориться с Минри! Я предложил ей объединиться! Мы стали бы повелителями всей Харузы! Да что там — шахства!

Он облизал губы, глядя на Раэна снизу вверх, и продолжил с бесстыдной откровенностью:

— Ну что ей за дело до этого Пестрого Двора? Я бы их не тронул! Так, иногда кормился. Ну поиграли бы мои детки… Я же предложил ей намного больше! Себя!

— Что? — слегка растерялся Раэн. — Себя? Ты…

— А что такого? — ощерился Лис мелкими острыми зубами. — Мы могли бы стать парой. Я бы даже разрешил ей оставить эту девчонку. Человеческая мерзость… Но пусть, если ей так хочется. А она отказала! Мне! Надменная дрянная девка с водой в жилах вместо крови! Я всего лишь хотел, чтобы она пришла и попросила…

— Хватит, — сказал Раэн непослушными от злости губами. — Где Джеди?

— Наверху, — торопливо отозвался Лис. — Последняя комната по коридору.

— Одна?

Взгляд Лиса дрогнул на неуловимое мгновение, и Раэн усмехнулся. Этой усмешки хватило, чтобы оборотень обреченно выдохнул:

— Демон. Ее караулит мелкий демон. И те трое под дверью. Снаружи.

— Условие? — понимающе уточнил Раэн. — Лис, я ведь вернусь. В любом случае.

— Надо войти в комнату в одиночку, — чуть-чуть растянул губы Лис в подобии своей прежней уверенной улыбки. — Всего лишь.

И все? Раэн досадливо закусил изнутри губу. Слишком просто… Потом оглянулся на Халида, предусмотрительно держащегося подальше от стены и двери, но так, чтобы видеть всю комнату. Ну да… Он обязательно пошел бы туда с наемником, верно? Вдвоем легче. Надежнее. Один может забрать ребенка, второй — прикрыть. И стоило бы им шагнуть на порог…

— Если демон убьет девочку, я вернусь, чтобы содрать с тебя шкуру, — просто и спокойно сказал он оборотню. — Живьем. Так что подумай.

— Клянусь, — шепнул Лис, не отводя взгляда. — Если войдет кто-то один, демон ей ничего не сделает. Но нападет на незнакомца. Я могу… могу забрать ее для тебя. Ты подождешь под дверью…

Коридор этого этажа. Лестница на второй. Коридор там. И на каждом шагу — смертельные ловушки. Раэн чуял их даже отсюда, как сейчас чуял вонь от спаленной одежды Лиса. И Зеринге, которого придется брать с собой третьим, не оставлять же его здесь на съедение лисьему логову, давно превратившемуся из обычного дома в ту еще кровожадную тварь. Значит, придется следить и за наемником, и за Лисом. А там три молодых оборотня, озверевших от страха и крови, знающих, что он придет за их головами. И достаточно им войти к девочке, как сработает условие демона…

Значит, брать с собой никого нельзя. Один он подберется к этой троице достаточно скрытно, чтобы отрезать от двери, а демон… Да и плевать. Один мелкий демон ему не преграда. Напротив, долго копившаяся злость требует выплеснуть ее в бою и закончить проклятую ночь!

— Зеринге, — окликнул он наемника. — Останешься с этим.

Халид мрачно кивнул, но Раэн снова прикусил губу, глядя на оборотня, ответившего слишком невинным и покорным взглядом. Счет на мгновения, а заткнуть Лиса не выйдет ни простым кляпом, ни магическим. Слова и иллюзии — суть этого поганого народца, морочить голову он сможет, даже если ему язык вырвать. Стукнуть по голове? А вдруг демон завязан на хозяина так тесно, что вырвется, стоит тому потерять сознание? Ладно… Нельзя вечно водить свою Тень в строгом ошейнике. Рано или поздно придется его спустить с поводка, почему бы и не сейчас?

— Не слушай Лиса, — попросил он, не особо надеясь на успех, и вышел.

* * *

— Так значит, это ты его новая Тень, о доблестный воин? — снова раздался голос чинца, стоило Раэну исчезнуть за дверью.

— Замолчи, — бросил Халид, напряженно прислушиваясь, не звякнет ли где-то рядом оружие, не выдаст ли скрытого врага шумное дыхание или неосторожный шаг, пусть и по толстым коврам.

— О, не тревожься, — усмехнулся Серый Лис, удобнее устраиваясь на полу и глядя на Халида спокойно, будто он был званым гостем, любезным сердцу хозяина. Теперь, когда чародея рядом не было, страх из голоса чинца испарился быстрее, чем капля воды, упавшая на полуденный песок пустыни. — Мои домочадцы никогда не позволят себе прервать нашу беседу. Тебе нечего опасаться, ведь ты мне не враг.

«Уж точно я тебе и не друг», — хотел сказать Халид, но промолчал, подозревая, что его все-таки отвлекают от того, что происходит в доме.

— А ведь я мог бы исполнить твое самое заветное желание, — вкрадчиво сказал оборотень и безмятежно улыбнулся Халиду. — О, как сверкают гневом твои глаза… Но ведь ты благороден и не ударишь безоружного? Я вижу твое сердце, воин, и пусть на твоих руках немало крови, но до сих пор ты даже в этом шел путями чести. Ты убийца, но не мучитель…

— Но я могу заткнуть тебе рот, — еще холоднее пригрозил Халид, глядя на круглолицего узкоглазого чинца, такого беспомощного в своих цветных шелках, такого… обычного.

Раэн говорил, что Лис коварен. Но что он сделает против сабли, на которую косится с явной опаской? Хватит мгновения, чтоб Ласточка вылетела из ножен.

— Можешь, — невозмутимо согласился тот. — Но не мудрее ли будет выслушать меня? Неужели ты не хочешь узнать, как получить свободу?

И продолжил еще вкрадчивее, пытаясь поймать взгляд Халида:

— Я вижу, твои рабские узы совсем еще свежи. Прости, что невольно оскорбляю тебя, но ведь ты сам предпочел бы услышать правду, а не сладкую ложь? Хранитель называет тебя своей Тенью, но мы оба знаем, что это такое на самом деле. Жить и умереть по его воле — разве этого ты хотел от своей судьбы?

— А ты решил спасти меня из великой доброты? — ухмыльнулся Халид, немного успокаиваясь.

Нападать на них, чтобы отбить пленника, похоже, и вправду никто не собирался. А что до болтовни — пусть говорит, что угодно, Халид не такой дурак, чтобы поддаться на уловки.

— Ну что ты… — разулыбался Лис в точности, как любезный трактирщик, предлагающий кувшин самого лучшего аккамского в три раза дешевле, чем на рынке. — Доброта — слишком фальшивая монета, чтобы платить ею за истинно дорогие услуги. Но мы могли бы помочь друг другу… Еще не прошло трех дней и ночей с тех пор, как ты стал Тенью, и связь можно разорвать. Только спроси меня — как?

Халид промолчал. Не то что бы он не поверил… Но как бы цена не оказалась выше, чем Зеринге может заплатить. И все-таки приманка была такой соблазнительной! Он даже вспомнил слова чародея и снова перебрал в памяти звезды Лучника, но никаких признаков наваждения не заметил. Сознание не туманилось, мысли текли ровно и ясно.

— Понимаю, ты мне не доверяешь, — безупречно угадал Лис. — Но я ведь и не притворяюсь твоим другом. Я не предлагаю тебе золото или свое покровительство… Хотя мог бы дать и то, и другое. О, ты даже не представляешь, сколько я мог бы дать тому, кто мне поможет. Но разве свобода — не самое дорогое, что у тебя есть? Точнее, было…

— Прекрати, — процедил Халид, трогая холодную рукоять Ласточки. — Или…

Наверное, стоило так и поступить. Заткнуть Лису рот — и пусть ждет чародея, не изливая сладкую отраву слов. Стоило…

— Разве Раэн не говорил тебе, что такие, как я, не лгут? — Голос Лиса звучал тихо, но четко. — Я могу играть словами, но сказать прямую неправду не способен, как ты неспособен летать или дышать водой вместо воздуха. И я говорю тебе, воин, что могу научить тебя, как освободиться. О да, это будет больно, очень больно — скрывать не стану. Однако сильный молодой храбрец вроде тебя вполне может вытерпеть эту боль и остаться жив. Впрочем… возможно, я ошибаюсь, и ты смирился с той судьбой, что тебе навязали? Готов есть из его рук, будто преданный пес, и ласкаться, когда тебя погладят…

Халид дернулся встать и все-таки заткнуть рот подлой твари, но шепот звучал в его ушах, отзываясь в смятенном разуме, и каждое слово безошибочно било в цель. Да, Раэн сам говорил, что Лис не врет! Значит… Значит, он может подсказать путь к свободе. Осталось узнать цену.

— И чего ты хочешь? — хрипло спросил он, все-таки старательно не встречаясь с оборотнем взглядом. — Чтобы я тебя отпустил?

— Тогда мы оба умрем, — снова совершенно разумно и правдоподобно заметил Лис. — Хранитель не простит тебе неповиновения, а мне…

— Своей ученицы, что ты велел замучить, — подсказал Халид, чувствуя себя мерзкой тварью еще хуже Лиса.

Если он согласится, фокусница Марей останется неотомщенной. А ведь еще есть девочка, за которой пошел Раэн!

— Я этого не велел, — с искренним сожалением в голосе вздохнул Лис. — Клянусь тебе, что не приказывал пытать или убить эту бедняжку. Мои посланцы посвоевольничали и будут наказаны. Я даже согласен отдать Минри ее дочь и примириться, попросив прощения. О, с ней-то я договорюсь за нас обоих. Оскорбленная женщина в гневе страшна, как пустынная буря, но тебе ли не знать, что даже самум проходит над головой терпеливого и умелого караванщика. А то, что сделано ради любви, женщины прощают охотнее всего.

Поверить или нет? Конечно, Лис хочет его использовать! Да и кто бы на его месте не ухватился за единственную возможность ускользнуть от возмездия? Но если он скажет, как освободиться от Уз Тени… И вернет девочку! То… В конце концов, Халид никогда не хотел вставать между тайными властителями Харузы даже за очень большие деньги. Так что ему бы только сбросить ошейник, и только его в столице и видели — сбежит на другой край света! А здесь почтенные господа колдуны и оборотни пусть хоть глотки друг другу перегрызут.

— Я вижу, ты колеблешься, — мягким, как лучший чинский шелк, голосом сказал Лис. — Время, что нам отпущено, уходит, как вода в песок, но я все-таки успею рассказать тебе маленькую историю. Ты никогда не спрашивал Хранителя о его прошлой Тени?

Он поймал взгляд Халида и позволил себе чуть заметную улыбку, видя, как Зеринге невольно насторожился.

— Не спр-р-рашивал, — удовлетворенно мурлыкнул Лис. — А между тем, это весьма поучительно.

В темных глазах чинца блеснул огонек, когда он слегка наклонился в сторону Халида и неторопливо продолжил:

— Однажды случилось так, что некий лихой искатель удачи попался в руки стражей закона и был отдан палачам. Обычаи моего народа запрещают лгать, и потому я не скажу с уверенностью, кто его выдал, потому что не знаю этого. Но могу поклясться, что в тот миг, когда юношу вели на казнь, у подножья плахи оказался Хранитель Раэн. Простое совпадение, конечно же… Он предложил жизнь в обмен на службу — и обреченный согласился.

Рукоять Ласточки снова попросилась в ладонь, но теперь уже показалась горячей, и Халид отметил это краем рассудка, похожего сейчас на пустыню, где над барханами осторожности уже рождалась буря гнева. Случайность?! Да, Раэн намекнул, что капитану ир-Мансуру Халида отдал его же наниматель, но что, если… Нет-нет, нельзя верить. Во всяком случае, без доказательств. А их не будет, потому что эти два паука, Хранитель и Лис, сплели из чистой правды уже такую сеть лжи, из которой не выберешься. «Но любую сеть можно разрубить одним ударом сабли», — беззвучно шепнул ему тихий голос из глубин собственного разума.

— Говорят, они неплохо ладили для раба и хозяина, — вкрадчиво сказал Лис, опять ловя взгляд Халида. — Хранитель был заботлив и великодушен, и узы, связавшие их, показались его Тени не стальными кандалами, а шелковыми лентами.

«Ешь пирожки, пока теплые… — всплыло в памяти Халида. — За сабли работы Малхата Рыжего не золотом, а алмазами платить нужно… В руки не прошу — так покажи…» Заботливый — это верно. И великодушный. Ни разу не преступивший грань учтивости… Будто и не хозяин, а покровитель и друг. И ты поверил, Зеринге? Нет, конечно. Тебе не нужен сладкий голос Лиса, чтобы знать и помнить непреложную истину: не бывает дружбы между хозяином и рабом.

— И потому, когда Хранитель захотел от своей Тени большей близости, чем это позволяют приличия, у юноши не нашлось причин ему отказать. А может быть — смелости… Ведь самый лучший хозяин может оказаться не так уж добр и ласков, если ему прекословить в мелких прихотях, — Лис улыбнулся непроницаемой чинской улыбкой, и Халид только стиснул зубы, промолчав, но превратившись в слух. — Их часто видели тогда, знаешь ли… Молодой человек и так был хорош собой, а уж наряженный в шелка и драгоценности и вовсе одним своим видом ласкал зрение. Помню, глаза у него были редкостно красивые… Словно синие горные озера, блистающие на солнце. При этом отменный воин и верная Тень — как же не баловать такого?

«Да и цвет глаз очень уж заметный… жалко… чистого янтаря не встречал…» — снова вытолкнула память, будто наконечник стрелы из раны.

— Я не ханжа, поверь мне, воин, — лился жидким медом голос Лиса, — и не стал бы ставить в укор то, что случается между двоими на любовном ложе. Если, конечно, это на радость обоим и по согласию. А этот юноша казался таким счастливым, что даже самому глупому лисенку было видно: он отдал хозяину не только свободу, но и сердце в придачу.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — не выдержал Халид, уже не зная, чего хочет больше: чтобы Раэн пришел прямо сейчас и прекратил то, что грозит завести слишком далеко, или… чтобы не возвращался как можно дольше. — Что мне за дело до этих непристойностей?

— Никакого, конечно, — одними губами улыбнулся Лис, глядя на него холодным тяжелым взглядом. — Прости, я постараюсь покороче. Однажды этот красивый и храбрый шайпурец — да-да, он был из Шайпура, — попался на глаза Минри. Небесноокой Минри, яшмовому зеркалу вечности, воплощению нежности и страсти. И она попросила его у Хранителя себе в подарок. Разве можно отказать прелестной женщине и могущественной колдунье в маленьком капризе? Тем более, когда желание утолено, а красивых юношей и славных воинов так много вокруг — найдется и новая Тень, и новый любовник, верно? Хранитель исполнил просьбу — и его шайпурский сапфир стал возлюбленным госпожи Минри.

— Не самая худшая судьба, — бросил Халид.

Ему вдруг стало жарко и холодно одновременно, во рту пересохло, но мысли никогда не были так пронзительно ясны, как сейчас. Лис смотрел на него черными глазами, похожими на глаза Раэна, а может, наоборот, у чужестранца были глаза чинского оборотня. Все они одной проклятой породы…

— Если бы только любовь Минри не стоила ее возлюбленным так дорого, — прошелестел голос Лиса почти на ухо Халиду, хотя оборотень и с места не сдвинулся, между ними так и было шесть шагов, не меньше. — Она, знаешь ли, пьет чужие жизни, как ты — кофе или вино. Лакомится ими, высасывая жизненную силу, словно паучиха Черная Вдова — соки совокупившегося с ней самца… Таким, как я или Хранитель Раэн, это не страшно, а вот люди… Не прошло двух или трех лун, как от сильного и отважного юноши, цветущего силой молодости и подобного горному барсу, осталось бледное подобие его прежнего. Говорят, они сначала встречались на ложе втроем, и лишь потом Минри забрала его окончательно, однако я не буду врать, поскольку не знаю доподлинно. Люди многое говорят… А вот то, что еще через луну шайпурца похоронили, в этом я могу поклясться, — он растянул губы в улыбке, в которой не было ничего человеческого — жадной и какой-то отвратительно мечтательной, будто сожалеющей. Но тут же, словно опомнившись, мгновенно скрыл раскрывшееся нутро нелюдя за маской учтивого безразличия, добавив: — Но тебя, разумеется, ожидает иная судьба, о воин. Хоть ты и весьма хорош собой. Да и жизненных сил в тебе немало…

— Говори, — едва разжав стиснутые до боли зубы, процедил Халид. — Как?

Лис, встрепенувшись, склонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то, и Халид увидел, как ухо чинца, обычное, круглое, на глазах вытягивается вверх, заостряясь краем и покрываясь огненно-рыжей шерстью… Халид моргнул — и тут же все исчезло, а Лис удовлетворенно улыбнулся и весело сказал:

— Ну вот, кажется, мне не придется наказывать своих непослушных молодых родственников. Что ж, из них все равно не получилось бы ничего путного. Вызвать гнев Хранителя, а потом не убраться вовремя с его пути — ах, какая глупость.

Вопроса он будто не заметил, выжидающе глядя на дверь, и томительное тянущее чувство тревоги предупредило Халида о приближении Раэна на несколько драгоценных мгновений раньше, чем это мог бы сделать слух.

— Ты и сам все знаешь, — мягко укорил его Лис, продолжая улыбаться. — Я лишь немного помогу. Да не выдаст тебя твое горячее сердце…

И он, слегка вытянув губы, дунул в сторону Халида, будто гася свечу.

Мир вокруг стал невыносимо холодным, будто сам воздух превратился в жидкий лед и теперь обжигал тело изнутри, а потом, ломаясь при дыхании, еще и резал его. Но боли не было, только чувства пропали. Ни ненависти, ни возмущения, ни страха… Ни одного колебания души, которое мог бы уловить чародей у своей Тени.

Дверь открылась, на пороге появился Раэн. В его руках лежала одетая в пестрые лохмотья девочка лет четырех-пяти, то ли крепко спящая, то ли без сознания. Рубашку Раэна, некогда белую, покрывала копоть, а на правом плече виднелся длинный разрез и брызги крови, но Халид поставил бы золотой против медяка, что это чужая кровь, а клинок, рассекший ткань, не задел кожу — слишком легко двигался чародей, да и девочку придерживал этой же самой рукой, не думая ее поберечь.

Халид молча смотрел, как Раэн подходит к свободному дивану и кладет на него драгоценную ношу, как поворачивается к ним обоим, глядит, сузив глаза, на Лиса, ответившего ему непроницаемым взглядом…

Лис не дал ему оружие, но он прикрыл его, словно щитом, и Халид без тени сомнения знал, как этим даром воспользоваться. Безупречно ясно… С той восхитительной обреченностью, когда понимаешь: проигрыш хуже смерти, но победа стоит всего.

Лис что-то сказал, Халид видел, как шевелятся его губы, но слов не слышал. Все звуки и запахи растворились, исчезли. Раэн повернулся к оборотню, беззаботно подставляя спину. Конечно, разве не долг Тени — эту спину беречь? Как Халид оказался на ногах, он и сам не понял. Весь мир окончательно исчез, сузившись до клочка потемневшей ткани, обтягивающей плечи и лопатки чародея. Второй случай… После того, в коридоре. И последний. Третьего не будет.

Ласточка пела в руке. Или рыдала? Он ждал боли, готовый принять ее как справедливую плату за попытку, но боли не было. Зато накатила сушь во рту и ниже, давя заставляя откашляться, но Халид сдержался, глотнул пересохшим горлом… Лис опять что-то сказал, брови его поползли вверх, уголки губ, напротив, в стороны, и по тому, как медленно это было, Халид понял, что оказался в кошмарном сне наоборот: не таком, когда ты пытаешься что-то сделать и не можешь, а когда, напротив, все вокруг замирает, оставив тебя сильным, быстрым, ловким… Неудержимым. А мгновения все текли, не останавливаясь, будто кровь из рассеченного горла, и так же безнадежно.

Шаг, второй. Легкие, скользящие, как змеиный бросок. Даже королевские кобры приручаются, но только не зеринге! Спина Раэна была совсем рядом, и, когда сабля в руке Халида взлетела, чтобы наотмашь рубануть шею — это был безупречный удар! Телом, разумом, сердцем, всем существом! Халид чувствовал себя цельным, блистающим и твердым, как алмаз, — ничего, способного затуманить эту победную бесстрастность. Третий шаг и…

Лезвие Ласточки вдруг блеснуло, опускаясь… И Халида, лишенного всех прочих чувств, насквозь пронзило безумно-глупое, нелепое сожаление. Первый удар его красавицы-сабли — в спину. Никогда она не станет воплощением чести и доблести среди оружия. Никогда не простит ему, что осквернил ее подлостью. И пусть иначе нельзя, но… стыдно…

Тысячью хрустальных осколков разлетелся, звеня, застывший мир. И в последнее мгновение, равное крошечной доле вдоха, Раэн немыслимо извернулся, уклоняясь, почти упал, но перекатился, вскочил, махнул рукой — и Лис обреченно и задушенно взвыл, а Халид осел на пол, корчась от боли, но так и не выпустив рукоять сабли.

— Болван! — выдохнул чародей, и Халид, на которого разом обрушились все краски, звуки, запахи и ощущения, молча согласился.

Он бы себя еще и не так назвал! Безмозглый кусок дерьма — самое слабое… А вот вкус во рту только один — крови. То ли губу прикусил, то ли нутром пошла.

Раэн, взглядом сковавший его так, что Халид не мог шевельнуться и с трудом дышал, снова обернулся к Лису.

— Вот теперь у меня не осталось ни одной причины тебя пощадить.

От ярости, расплавленной лавой кипящей в голосе чародея, у Халида побежали мурашки. Лис же только улыбнулся своей невозмутимой улыбочкой и пожал плечами, будто признаваясь в неудачной шутке.

«Первая звезда в колчане — голубая Эль-Мар… — отстраненно подумал Халид, цепляясь за этот странный, но действенный способ сохранить рассудок. — Лучше бы тебе меня убить, иначе все равно не прощу… Вторая — желтая Эль-Руин… То, что сделал Лис, сможет и кто-то другой, а я больше не поддамся слабости… — Халид бы усмехнулся, если б хотя бы губы слушались. — Может, и не убьет. Накажет, конечно… Больно или постыдно, а может, то и другое. Должен ведь он ради этого снять маску добрячка? Вот и хорошо. Лишь бы только… — Некстати появившаяся мысль подняла изнутри тошноту, стоило представить, каким может оказаться наказание, если мерзкий рассказ Лиса — правда… — Нет, нельзя думать об этом. Зеринге, осел, да станешь ты воистину безмозглым, чтобы ни одна подлая мысль не выдала твоих уязвимых мест. Третья звезда — Эль-Гару, мерцающая в ясную погоду…»

— Я должен подумать, что ты собирался это сделать? — чинский выговор Лиса звучал с невозмутимой и оттого еще более ядовитой издевкой.

— Собирался, — тихо сказал Раэн. — Ты заслужил смерть за то, что сделал с Марей, но я дал бы тебе возможность уйти…

— И оставить Харузу? Своих родичей, свою землю? Ты смеешься, Хранитель?

Невозмутимость слетела с Лиса, как маска. Глаза его горели, а уши снова потянулись вверх, и теперь уже не казалось, что это наваждение. Обычные такие уши, рыжие, острые… Лисьи.

— И я должен поверить в твое великодушие?! — выплюнул он. — О да, ты им славишься… Но кого ты обманываешь, Раэ-эн… — протянул он имя чародея с певучим чинским выговором. — Кому пытаешься доказать, что защищаешь людишек, этих никчемных, слабых, жадных и подлых паразитов? Тебе просто нравится драться, а среди людей достойных противников не сыскать, вот ты и делаешь их предлогом, чтобы нарваться на схватку с другими бессмертными…

Раэн молчал, и Халид перевел дыхание: паралич не отступил, шевельнуться он по-прежнему не мог, но если гроза обрушится на чинца, может, сам Зеринге ее отголоски переживет? А Лис продолжал, и теперь даже Халиду был слышен страх и отчаяние в его голосе:

— Это всего лишь люди! Краткоживущие, грязные, невежественные тварюшки. Мы с тобой от них так же далеки, как алмаз — от угля! Они не стоят ни твоей, ни моей смерти…

Он перевел дух, и Раэн насмешливо уронил:

— И потому ты совратил мою Тень и натравил на меня — чтобы не убить ненароком?

— Ты сам меня вынудил! — возразил Лис. — Ну что тебе за дело до этой ведьмы? Ты считаешь меня мерзостью, но разве она лучше? Я ищу пропитания и спокойной жизни, она же возомнила себя богиней. Меняет судьбы, а сама — обычная кровопийца! Раэн…

Из испуганного его голос постепенно стал по-прежнему мягким, приобретая чарующие нотки, такие доверительные, искренние… Халид с тоской посмотрел на Ласточку, чье лезвие сверкало так близко — но не поднять. Хоть кого-нибудь бы из этих двоих убрать — и можно считать, что сдох не зря. Хотя он ведь еще надеется выжить, правда? А может, молить надо как раз о смерти.

— Фокусница Марей, — напомнил Раэн, делая шаг к Лису. — Ради пропитания такое не творят. А еще ты пытался отнять у меня Тень.

— Да он был счастлив тебя убить! — крикнул Лис, лицо которого тоже начало меняться: от ушей вниз и в стороны поползла рыжина, окрашивая и волосы, и голую кожу, нос заострился и вытянулся.

— Не могу поставить ему этого в вину, — спокойно сказал Раэн. — Кто угодно собственную мать захочет убить, если на это станешь уговаривать ты. Какая же ты дрянь, Лис. На что ты растратил дарованное тебе могущество? На запугивание лавочников и ремесленников? Воспитание безнаказанных выродков? Твоя хваленая мудрость стала ядом, Серый. И мне придется это прекратить.

Он встал возле Лиса, с которого стремительно слетали шелковые одеяния, пышным цветным ворохом опадая вокруг похудевшего тела. Развернулся вполоборота, так что Зеринге видел их обоих, Лиса — в лицо, а чародея — сбоку.

— И кто назначил тебя судьей и палачом? — прошипел оборотень.

Звуки человеческого голоса, вылетающие из оскаленной пенящейся пасти, звучали дико и мерзко. Раэн же, грязный, бледный и уставший до предела, как вдруг понял Халид, выглядел странно торжественно и печально.

— Тот же, кто позволил тебе творить зло, — сказал он негромко. — Ты же умен, Лис, уж ты-то должен понимать, что только мы сами позволяем себе все, что делаем. Если бы те трое не любили мучить и убивать, твое разрешение не заставило бы их истязать девочку. Если бы Зеринге не хотел освободиться… И если бы мы с тобой не были теми, кто мы есть.

Он пошевелил пальцами рук, и Лис тоненько завыл, пытаясь отползти:

— Пощади-и-и…

— Я судья и палач, — бесстрастно напомнил ему Раэн. — Я — хранитель равновесия. Какое милосердие окажу я тому, кто не оказывал его сам?

Он поднял руку, и Халид увидел блеснувший в ней длинный широкий нож. Тело Лиса уже полностью покрылось пышной рыжей шерстью, все еще сохраняя человеческие пропорции, но от бедер раскинулся в сторону огромный меховой веер. «Девять хвостов», — с ужасом и омерзением понял Халид.

— Не-е-е-ет… — завизжал Лис, пытаясь прикрыться руками-лапами. — Не-е-ет… Девятьсот лет! По одному… в столетие…

— Верно, — тускло согласился Раэн. — Ты растил их дольше, чем живут некоторые народы. И возомнил себя выше людей только потому, что сильнее и хитрее них. Сила — это не только право, Лис. На другой чаше весов всегда лежит долг. Жаль, что ты этого не понял. Жаль того, кем ты мог бы стать, Серый.

Он наклонился, потом встал на одно колено. Взмах руки — и длинный рыжий комок меха отлетел в сторону, а дикий визг Лиса полоснул Халида по ушам. Руки-лапы с длинными когтями заскребли по полу, оставляя глубокие следы, мохнатое тело извивалось, но не трогалось с места. Еще взмах — и второй хвост отлетел.

— Ты воспитал стаю, Лис, любят ли они тебя настолько, чтобы теперь защитить от врагов, бессильного и беспомощного? — негромко спросил Раэн.

Еще взмах — третий хвост, окровавленный и клочковатый.

— Ты презирал людей — найдется ли среди них хоть один, кто верен тебе не из выгоды или страха?

Четвертый и пятый — разом. Вопли Лиса резали уши и ржавым гвоздем ввинчивались куда-то под дых. Раэн примерился… Еще взмах! «Шестой», — отстраненно посчитал Халид.

— Подумай об этом, ибо твое наказание — слабость.

Еще два хвоста он сгреб в ладонь разом, полоснул лезвием, и Лис вдруг замолчал. Затем тихонько и заунывно заскулил, как слепой щенок. И это было даже страшнее, чем крики. «Почему он не истечет кровью? — недоумевал Халид. — Где вообще кровь, которая должна хлестать из ран? Так, брызнуло немного — и все. И когда же этому будет конец…»

— Я оставляю тебе жизнь, Серый Лис, — сказал Раэн, поднимаясь. — И малую часть твоей прежней силы — ради памяти и надежды. Можешь попытаться отомстить, но тогда я убью тебя — и буду в своем праве. Можешь остаться — или бежать. Сам подумай, помогут ли тебе те, над кем ты властвовал? Твои дела с Минри — тоже между вами. Я верну ей дочь и попрошу дать тебе время до утра. Впрочем, она ведь может меня и не послушаться.

Он вытер руки цветастым куском одеяний Лиса, брезгливо поморщился.

— Не…на…вижу… — просипел Лис, приподнимаясь на локте и глядя на чародея безумными, налитыми кровью глазами. — Будь… проклят…

Тот лишь пожал плечами и, обернувшись к Халиду, повел ладонью сверху вниз, будто стирая или снимая что-то. Тяжесть, сковавшая Зеринге, мгновенно исчезла. Он осторожно поднялся на ноги, хмуро глянул на Раэна, даже не думая прятать взгляд.

— Сдохнешь… — Лис выплюнул кровь и продолжил: — Сдохнешь от руки того… кому поверишь… В спину…

«Почему чародей его не заткнет? — так же устало подумал Халид. — Или с хвостами Лис потерял всю силу? Но один-то остался. Да и проклятье — дело такое, не знаешь, кто из богов его услышит».

— И тебе приятной охоты в роли дичи, — усмехнулся Раэн бледной тенью своей обычной усмешки. — Зеринге, бери девочку. И не вздумай еще что-нибудь вытворить, у меня нет сил на твои глупости.

Халид, поняв невысказанное предупреждение, подошел к дивану, подхватил на руки дочь Минри. Легкое теплое тельце прижалось к нему, девочка спала, посапывая и иногда шмыгая носом — чумазое личико, покрытое такой же копотью, как одежда Раэна, исчертили светлые полосы слез. Халид стиснул зубы, понимая, что оправдываться он не будет — да и бесполезно. Глупо говорить, что девчонку он бы в любом случае постарался вернуть матери. Если бы ему позволили. Сейчас от собственной дурости хотелось рычать и рвать кого-нибудь на куски! Да толку…