Глава 3. Сверху виднее

В Криворгском царстве наступил весенний день празднования Великого Шестилика. В этот день гуляли все от мала до велика. Отца Небесного задабривали самыми разнообразными подношениями — каждый по мере своих возможностей. После чего все читали молитвы в Его честь. Просили разное, но в основном, чтобы год был урожайным и приносил только счастье, а затем начинался пир. Для которого во всех крупных городах как, впрочем, и поселениях высший свет накрывал праздничные столы.

Замок Оздар по заведенной более века назад традиции готовился к пышному торжеству и приему важных гостей. Молодой помощник по кухне Веронд с самого утра по поручению распорядителя Фета отправился на базар, чтобы принести большую корзину свежих куриных яиц. Отойдя на приличное расстояние, юноша обернулся в сторону замка, к которому со всех сторон стягивались повозки, подвозившие музыкантов, актеров и все, что необходимо для бала. Это напомнило ему маленькие ручейки, впадающие в большую реку. Глаз Веронда невольно зацепился за высокие и тонкие шипы Оздора, которые были видны издалека. Замок, расположенный на невысоком скалистом утесе, вытянулся вверх так, что казалось через него можно забраться на небеса и посетить самого Шестилика. Черный цвет стен обманывал взгляд, делая многочисленные башни тоньше, чем они были на самом деле.

Направляясь к базару, он видел, как к празднику нарядился город. Кругом все украшено бесконечным разнообразием свежесобранных цветов. На главную улицу привезли и уже выгружали сотни столов, которые после обеденного солнцестояния будут ломиться под тяжестью разнообразных блюд. При мысли о еде у Верона потекли слюни.

— Жалко мама не видит этой красоты, — подумал он, рассматривая по пути роскошные арки из цветов.

Пробравшись сквозь плотные ряды снующих повсюду людей, прибывших с самого утра за покупками к празднику, он подошел к лавке, где постоянно брал яйца.

— Здравствуй, Веронд! Как твои дела? — поприветствовал его старый хозяин. Он подошел к парню и положил свою руку на плечо. — Давно ты у меня не был, я уже начал скучать.

— Неделю назад умерла мама, сначала был занят этим. А потом накопилось много других дел. — ответил он, потупив глаза в землю, и нервно почесывая правую руку.

— Прости, Веронд, я не знал о твоем горе. Да хранит тебя Великий Шестилик! Скорблю о твоей утрате.

— Спасибо большое, дядя Вакул. — он посмотрел на хозяина лавки и быстро продолжил. — Простите я очень тороплюсь, распорядитель с самого утра негодует. — умудренный жизненным опытом Вакула по тоскующему взгляду Веронда понял насколько ему сейчас тяжело. Он по-отечески провел рукой по его волосам.

— Конечно, конечно. Как обычно сто?

— Нет, сегодня сказали взять двести яиц.

— Как же ты все это утащишь в одной корзине?

— Я отнесу часть сейчас, затем быстро вернусь и заберу остальное.

Вакула посмотрел на парня, поднес на мгновение руку к подбородку, что-то прикидывая.

— Веронд, набирай в свою, а я схожу за тачкой и еще одной корзиной. Так уж и быть, помогу тебе. Прогуляюсь к замку, давно уже не был там. Если ты не против?

— Спасибо. Но не нужно утруждать себя, дядя Вакул. Кто останется здесь?

— О, не беспокойся об этом. Ты заберешь сейчас последний товар, остальное уже все разобрали. Просто сумасшествие какое-то с самого утра! Не трать время, набирай, а я пошел за тачкой и корзиной. — Хозяин растворился в снующей туда-сюда толпе, и Веронд принялся аккуратно складывать яйца.

С противоположной от Веронда стороны дороги, у мясных лавок, между соседями неожиданно развязалась ругань. Продолжая набирать яйца, он прислушался.

— Что тебе не нравится в нашем господине? — нервно прикрикивал молодой мясник на своего более опытного товарища.

— А что мне должно нравиться? То, что весь Сабурц завален шигроннскими травами, или то, что у нас уже каждый год стал неурожайным?

— При чем здесь царевич Олер? Если народ не будет покупать травы, никто их привозить не будет! Не хочешь не бери, никто не заставляет. А ты, что, предлагаешь всем упиваться вином? — молодой ехидно посмотрел на соседа.

— Нет, я не это предлагаю. Я хочу, чтобы до вас дошло, жизнь одна, а вы ее тратите на всякую дрянь. Вы либо не хотите понимать, либо и в правду не понимаете, что пьянство и трава вас погубят.

— Ты еще поучи нас как жить! Нашелся мне тут отец! — кипя злобой выкрикнул молодой.

— Успокойся! Дома так с женой будешь разговаривать. Я с тобой спокойно разговариваю, и ты не ори. — жестко осадил тот, что старше. — Про то я тебе и толкую. Еще несколько таких лет его правления и мы все по миру пойдем. Вон посмотри на Мирманд при Руне. Они после войны тяжелым и упорным трудом снова все возродили. У них и виноградники зеленеют, и фруктовые сады цветут. Земли все распаханы и засеяны.

— А мы может не хотим сеять и сажать от зари до зари. Ты нас спрашивал, чего мы хотим? Я, например, не хочу всю жизнь гнуть спину! — зло ответил молодой.

— Как же вы хотите прожить не сея, не сажая? Вы, глупые, сами не знаете, чего хотите. То не так, это не то. Вам бы пить да гулять, как правитель на своем холме! — повысил голос старший.

— Тише ты, — вдруг резко одернул его молодой.

Веронд покрутил головой и увидел, как мимо разгоряченных спором мужчин прошли стражники. А с этими ребятами никто дел иметь не хотел, да еще в канун праздника.

— Что там? — спросил неожиданно появившийся Вакул.

— Мясники старый с молодым спорили о жизни. — указал направление головой Верон. — Я набрал корзину.

— Молодец. Давай теперь наберем вторую, надо поторапливаться, а то не ровен час попадет тебе. Эти постоянно спорят обо всем. Хуже баб! Дня не прошло, чтобы не переругались.

Вдвоем они быстро наполнили вторую корзину, попутно прослушав как одни хают все в царстве, а другие наперекор им нахваливают. Вообщем ничего нового, все как обычно.

Наконец они аккуратно поставили обе корзины на тачку и закрепили. Осталось два сырых яйца, которые Вакул, глядя на голодный взгляд Верона, разрешил ему съесть. Парень мигом разделался с ними и, поблагодарив, пообещал обязательно вернуть потом деньги. На, что старик просто махнул рукой, дав понять, что не нужно.

Аккуратно везя тачку по дороге, они подобрались к украшенной площади замка. С правой стороны площади возвышался величественный храм Шестилика, в котором сейчас проходила служба. Перед каждым из шести входов стояло большое количество велей, ожидавших своих хозяев.

— О, какие ровэллы, — сказал, проходя мимо Вакула. — Давно я не видел такой красоты. Сижу у себя в лавке, а жизнь проходит мимо.

— Это не ровэллы, дядя Вакул. Это велеи. Богатые люди, кто не имеет от рождения знатного рода могут только мечтать о ровэлле. Для них это запретный плод, который нельзя купить ни за какие деньги. А чтобы тешить их самолюбие, специально придумали велеи.

— Какие же тогда ровэллы? — спросил с интересом старик.

— Такие же восьмиколесные и двухповозочные, но больше размером. Они просторнее и удобнее чем велеи. Долгие переезды в них проходят почти незаметно для своих обладателей в любое время года. Их делают из самых дорогих и редких пород деревьев. Отделывают лучшей кожей из далеких земель. Ровэллы украшают позолотой и драгоценными камнями. Каждая из них собирается лучшими мастерами с Барских земель, и другой такой нет нигде в Аскериане.

— Я и не догадывался, что ты так много знаешь. Но откуда, позволь поинтересоваться? — удивленный Вакул воззрился на худющего пятнадцатилетнего парня в старой поношенной одежде.

— По вечерам, когда я был маленьким и у мамы было свободное время, она рассказывала мне о другой жизни. Не жизни прислуги, а жизни высокопоставленных людей. Ее рассказы всегда были похожи на сказки. Я всегда слушал их с большим интересом, представляя себя господином. Из них я узнал, как выбирают цвета, материалы, как продумывают убранства ровэлл, велей, замков.

— Веронд, мальчик мой, ты меня сейчас вновь удивил! Я даже не догадывался, что ты так много знаешь интересного!

— Нет. Это все мама. — Вакул увидел резко погрустневшее лицо парня. — Она хорошо разбиралась в этом. А я никчемный. Я ничего не могу. Меня выгнали из кузницы, из пекарни. А вчера вечером, я случайно услышал, что с кухни меня тоже хотят выгнать.

— Но почему, ты же хороший парень, не лентяй какой-нибудь? — лицо старика выразило негодование.

— В кузне я никак не мог совладать с молотом, в пекарне не мог таскать тяжелые мешки с мукой. А на кухне старшая кухарка все время просит распорядителя Фета взять на мое место своего племянника. Поэтому меня в замке и зовут все Никчемуш.

— Никогда не отчаивайся, Веронд. Сверху виднее, кому какой путь уготовлен. У каждого есть свое место в жизни, не слушай злые языки, — так за разговором они прошли площадь и направились в сторону кухни, где носились толпы поваров и помощников.

Проходя мимо открытых настежь дверей дворца, им были видны стены и столы, празднично украшенные цветами, свезенными со всего Сабурца, аромат которых сладко дурманил и опьянял. Внутри сияли начищенные до блеска полы из станмарского камня. Стекла больших и светлых окон, украшенные мозаикой и витражами, играли разноцветными переливами на огромном банкетном столе, наполняющегося вкуснейшими блюдами.

Они подошли к задней двери кухни и передали яйца помощникам главного повара. Молодые ребята почти мгновенно переложили их в огромные кастрюли, вернув обратно корзину хозяину.

Старик, забрав ее из рук поваренка и проходя мимо опечаленного Веронда, крепко обнял парня, и потрепав по голове, сказал на прощание.

— Береги себя, Веронд. Помни, сверху виднее. Никогда не опускай руки и пообещай старику, что когда-нибудь, обязательно еще споешь свои песни. Признаться, честно, мне очень нравится, как ты поешь, на душе сразу становится легче!

— Обещаю, дядя Вакул! Спасибо большое за все. Хорошо вам отпраздновать! — сказал Веронд, смотря погрустневшим взглядом на собирающегося уходить старика.

— И тебе, Веронд. Храни тебя Великий Шестилик! — он развернулся и медленно пошел домой, с интересом осматривая дворцовую площадь, заполненную людьми, которые возвращались по своим домам, после проведенной службы в храме Шестилика. Велей уже тоже не осталось, все разъехались готовиться к приближающемуся веселью.

В это время юношу снова позвали на кухню и в очередной за утро раз дали поручение. Как всегда, «срочнейшее», за невыполнение которого, можно «запросто» лишиться своего места. Опять нужно срочно бежать сквозь толпы на рынок, да еще в самый дальний угол. Внутреннее чутье подсказывало Веронду, что это все не спроста. Все поручения такие, чтобы при всем желании, осуществить их не было возможности. Если бы не дядя Вакул, то с покупкой яиц он уже не управился бы в срок.

Суета в замке с каждой минутой становилась сильнее. Распорядители праздника в белых ливреях негромко прикрикивали на суетливо порхающих слуг, делающих последние приготовления. На кухне в очередной раз послышались гневные ноты:

— Где этот проклятый мальчишка? Сколько можно ждать зелень и приправы?

— Я уже здесь господин, — быстро заверещал вбежавший с улицы на кухню Веронд. — На базаре не протолкнуться. Огромные очереди, все готовятся к празднику, — начал оправдываться он.

— Вечно у тебя все не так! — Фет уставился грозным взглядом на запыхавшегося парня. — На кухне ты больше не нужен.

— Я свободен господин? — спросил неуверенным голосом он.

— Да, свободен навсегда от кухни! Я тебя терпел только из-за твоей матери, помилуй ее Шестилик! Ты ни на что не способен. У тебя все валится из рук. Бедная твоя мать, столько сил потратила на такого дурня безрукого! — глаза распорядителя выражали полное презрение.

— Господин, позвольте хотя бы поесть что-нибудь. Я со вчерашнего обеда ничего не ел.

— Пшел вон отсюда! Постыдился бы попрошайничать в такой день! Скоро на площади все столы будут ломиться, там и поешь! Ты что-то не понял? — Фет вопросительно посмотрел на все еще стоящего перед ним парня.

— Господин, можно взять хотя бы корки, вы все равно их выбросите? — он умоляюще смотрел на распорядителя, а желудок сводило от ароматов, витающих вокруг.

— Каков наглец! Вы только посмотрите на него! Ладно, возьми несколько обрезков с того стола, — рука указала в сторону отходов, собирающихся для свиней. — В честь праздника, так уж быть. Ступай на конюшню, скажешь старшему конюху я прислал тебя для работ. Не справишься и там, после праздника выгоню взашей на все четыре стороны.

— Да господин. Храни вас Шестилик за вашу доброту! — сказал Веронд, и подбежав к столу, схватил несколько корок хрустящего, ноздреватого хлеба. Затем он выскочил на улицу, где, спрятавшись стал быстро уминать свой завтрак. Не считая двух сырых яиц в его желудке ничего не было уже больше суток.

Юноша ел хлеб, наблюдая за наполняющейся гостями площадью, и думал про себя:

— Что это за Отец небесный, который одним позволяет радоваться корке в день своего почитания, а другим наслаждаться всем? Как он мог забрать маму, да еще в канун празднования? — от воспоминания о маме, и от жизненной безысходности, слезы обиды навернулись на его глазах.

— А может, если бы не этот проклятый праздник, она осталась жива? Не пришлось бы больной работать, не покладая рук, выполняя сотни распоряжений к приготовлениям. — он запихнул в рот последнюю корку и стал медленно ее рассасывать, чтобы растянуть вкус этой невероятной вкуснятины.

— Мама, мамочка! Как же тебе не повезло со мной. — лезли гнетущие мысли в его голову. — Прости меня, пожалуйста, что я такой. Я не знаю почему у меня ничего не ладится. За что Великий Шестилик наказал тебя так? Лучше бы он забрал меня, все равно я никчемный! И конюх меня выгонит, я уверен в этом. — проглотив последний хлеб, он направился в конюшню, сквозь многоголосый шум приближающегося праздника.

Певцы распевались в отведенных покоях, не желая ударить лицом в грязь, а Веронд, не понимая, как, улавливал мельчайшие нотки фальши, которые раздражали его слух. В других покоях музыканты проигрывали в сотый раз мелодии, от которых парню становилось тепло на душе.

Пробегая быстро мимо многочисленных дверей, он искоса смотрел на суровых гвардейцев в начищенных до блеска черно-золотых доспехах, которые застыли словно изваяния, выполняя свою нелегкую службу.

Весеннее солнце уже зашло в зенит, но его лучи не жарили как летом, а приятно ласкали своим теплом. Подойдя к конюшне, он на мгновение остановился, собираясь с духом, после чего вошел внутрь.

Постепенно вся площадь замка заполнилась прибывающими. Ровэллы с разными гербами фамильных династий въезжали медленно и грациозно, как бы показывая — вот я какая, любуйтесь мной, другой такой нет во всем Аскериане.

Вот слева остановилась шикарная ровэлла Диронисов из западных земель. Глядя на эту роскошь, на изысканный и утонченный вкус, невольно понимаешь кто перед тобой. Чуть правее от них стояла ровелла гордых Керанов, богатейших людей далекого южного Мирманда. Чуть дальше на площади красовалась ровэлла Конрадов, тех, кому принадлежали лучшие винодельные угодья царства. Тут и там бегали, суетясь слуги, боясь не угодить истомившимся долгой и изнурительной поездкой хозяевам.

Веронд уже не увидел, как во двор, вальяжно покачиваясь, въехала невероятной красоты ровэлла Руны Легар, сестры царя Мироса, правительницы Мирманда. Ровеллы, которая станет для него страшнейшим кошмаром всей его жизни.

Омирон, сопровождавший эскорт матери верхом, приказал остановиться и подъехал к двери. Быстро спешившись с коня, будто на нем и не было тяжелой брони, он подошел к ровэлле и открыв дверь, подал руку. Улыбнувшись сыну, она взяла его за руку и спустилась на вымощенную гладким шиваннским камнем площадь.

— Вот мы и добрались! — оглядевшись, Руна увидела встречающего их хозяина замка Олера. Последний, как всегда, был словно ряженный фазан, особенно на фоне одетого в латы Омирона. Глядя на царевича, невозможно было представить, что он родной сын ее брата Мироса.

— Прекрасная погода, мой дорогой племянник! Вижу ты в добром здравии и отличном настроении. Желаю тебе всегда оставаться таким, — нежным и мелодичным голосом поприветствовала она его, смотря в нездорово блестящие глаза.

— Добро пожаловать в гостеприимный Оздар, моя любимая тетя Руна! Вы как всегда прекрасно выглядите! Годы абсолютно не властны над Вами. — Олер слегка склонил голову в приветствии и Руна с Омироном увидели радужные всполохи драгоценных камней, вшитых в воротник щегольского черно-красного камзола.

— Спасибо за добрые слова! Я вижу ты с каждым годом становишься только мудрее. Скоро тебя будет не узнать совсем — глядя в его веселые блестящие глаза, она улыбнулась своей лучезарной улыбкой, обнажая стройные ряды белоснежных зубов.

— Благодарю тетя. Рад слышать от Вас такие слова, — сказал Олер, отведя взгляд в сторону. — Как добрались? Какие случились приключения за время пути? Не пытался ли кто из местных разбойников доставить вам неприятности?

— Добрались хорошо, — Руна продолжала улыбаться своей очаровательной улыбкой. — Разбойники мне не страшны, разве кто-то осмелиться дерзнуть, когда рядом такой мужчина.

— Это точно. В сопровождении такого исполина можно не бояться даже самого Канавара, — сказал Олер, пожимая могучую руку Омирона, в которой его казалась просто детской, и все вместе рассмеялись. Лишь очень внимательный глаз мог подметить, что это всего лишь обоюдная лесть. Никакой любви среди них нет. При других обстоятельствах, они никогда бы друг с другом не общались. Но такова цена правителей, приходиться делать то, в чем простой человек, может с радостью себе отказать.

— Мой замок полностью в Вашем распоряжении, отдыхайте, наслаждайтесь чудесной музыкой, которую дарят самые лучшие музыканты. Если позволите, тетя, я продолжу встречать гостей. Жаль, что сейчас я не могу остаться в Вашей приятной компании. Но надеюсь на балу Вы возместите мне утраченное? — учтиво и как бы заигрывая, проговорил Олер.

— Конечно, мой любимый племянник. Сегодня если ты пожелаешь, я весь вечер подарю тебе! — поддержала его игру она.

— О, тетя, боюсь я не заслужил этого! — лукаво улыбнулся Олер. — Скоро прибудет царь, но Вы еще успеете отдохнуть с дороги.

Омирон с Руной, послушав его совета, отправились в замок. Отойдя подальше от Олера, мать с сыном дали волю чувствам.

— Олеру Канавар тоже не страшен, — сказал с иронией Омирон.

— Почему ты так решил? — в глазах Руны заплясали веселые огоньки.

— Он ослепит его блеском воротника, — не сдержавшись, засмеялся в полный голос Омирон.

— Нехорошо так говорить… — Руна внимательно посмотрела на сына — о бедных Канаварах!

— Мне показалось или ты ты тоже заметила, что наш Олер уже знатно нашигроннился? — посмотрев на мать, спросил Омирон.

— Его глаза сверкают сильнее, чем твои начищенные доспехи, сын. Не думаю, что это совпадение. — ответила она смеясь.

Через четверть часа на площадь замка въехали гости с северо — западных земель. Правители Лимека прибыли в этом году на черно-белой Ровэлле, запряженной восьмеркой белоснежнейших шигроннских скакунов. Продвигаясь по двору неспеша и грациозно, она наконец остановилась перед Олером.

Хозяин замка подошел к двери, и открыв помог спуститься своей тете Олене, а после и ее приемной дочери Ольге. Увидев Ольгу, Олер был поражен. За то время, что они не виделись, девушка превратилась в настоящую красавицу. Локоны волос цвета льна падали волной на обнаженные точеные плечи. Дорожное платье подчеркивало стройность фигуры. Изящность в движениях и манерах на время оглушили Олера. Взяв Ольгу за нежную руку, чтобы помочь спуститься с ровэллы, ему не хотелось ее отпускать. Наконец, собрав волю в кулак он это сделал и с восторгом поприветствовал дам.

— Замок Оздар приветствует Вас, дорогая тетя Олена и милая Ольга. Как прошло ваше путешествие? — он смотрел, не отрываясь на Ольгу, пытаясь поймать ее взгляд, но она скромно стояла позади мачехи.

— Ужасно! — ответила резко Олена. — Олер собравшись внутренне, так как слушать тираду вечно недовольной тетушки было невыносимым занятием, неспеша перевел взгляд. Лицо тети, когда-то обворожительно красивое, уже начало увядать. Выражение недовольства и раздражительности основательно поселилось в этом взгляде и в этих чертах.

— Мне казалось эта поездка никогда не кончится. Сейчас я хочу лишь одного, уединиться на несколько часов и привести себя в порядок. — осматривая себя, она резкими движениями смахивала что-то невидимое Олеру со своих белых перчаток.

Олена была слишком занята собой, чтобы заметить реакцию царевича на появление Ольги. Олер сжав волю в кулак, чтобы не нахамить наглой и повелительной тете, все также очаровательно и лукаво улыбался. Хозяин замка попытался успокоить недовольную женщину.

— Вы великолепно выглядите, моя дорогая тетушка, этот наряд Вас очень молодит, издалека я подумал, что Ольга приехала с подругой, а не с мамой. — Олена хмыкнула, услышав явную лесть, но взгляд все же потеплел.

— Ваши комнаты готовы и ждут Вас. Я уверен, что небольшой отдых и прохлада замка после долгой дороги помогут успокоиться и набраться сил. Слуги проводят и разместят Вас в ваших покоях.

— Я совершенно спокойна! И что значит слуги проводят. Разве не ты это сделаешь? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

— О, я бы с превеликим удовольствием это сделал, — сказал, не отводя взгляда и все также улыбаясь, Олер. — Но в любой момент прибудет отец, а мне не хотелось бы заставлять Его Величество ждать. Поэтому, чтобы не рисковать я останусь здесь, — Олер проговорил это твердым голосом, давая понять, какую грань в общении не позволит перейти тете.

— Да не встретить царя — это непростительное дело, я с этим согласна, мой милый мальчик, — отведя взгляд, сказала недовольная Олена, поняв его интонацию. Она была раздосадована тем, что они припозднились и осталось слишком мало времени привести себя и Ольгу в порядок.

Неслышно подошли слуги, терпеливо ожидавшие окончания разговора, чтобы проводить гостей.

— До встречи на Весеннем Балу, там будет больше времени на общение, — Олер еще раз внимательно посмотрел на Ольгу, стараясь снова поймать ее взгляд. Однако, девушка словно тень, следовала за Оленой, которая была занята своими мыслями. Они спешили в покои за слугами, так как времени и вправду до приезда царя осталось мало.

Примерно через час ожидания, раздался звук королевских горнов и на площадь въехали Кригронцы в позолоченных доспехах, ослепляющие взор отраженными солнечными лучами.

Возглавлял отряд Кригронцев сам Велезар. В своей парадной броне он был бесподобен. После его появления на площади взгляды красоток сосредоточились только на нем. Ловить эти взгляды Велезару было приятно, но по сосредоточенному лицу прочитать это не смог бы никто. Следом за ними во двор въехала царская ровэлла. Боги, что это была за красота, казалось сам Шестилик подарил ее Миросу, чтобы все видели, это царь — избранник бога. Спешившись, Велезар подошел к ровэлле отца, у которой за миг до него очутился Олер, открывая дверь и искоса поглядывая на брата.

Раздался громкий бой барабанов, затрубили приветствие трубы, и из ровэллы показалась громоздкая фигура обладателя Огненного трона, облаченная в шикарный Барраский кафтан. Спустившись грузно по ступеням на площадь, он обвел всех встречающих и склонивших головы величественным взглядом. Гвардейцы Оздора, расставленные по всему периметру, а также прибывшие с королем Кригронцы вытянулись по струнке. Все, кто приехал раньше успели давно привести себя в порядок и стояли на площади. Среди них Мирос с особой радостью отметил все так же прекрасно выглядящую Руну и возмужавшего племянника Омирона, которых уже давно не видел.

Окинул взглядом раздобревшую в последние годы Олену, обладательницу вечно недовольного лица. Вся площадь замерла, не смея поднять головы. Наконец наступившую тишину нарушил громкий и звучный голос Мироса, который остановил свой взгляд на встречающем его Олере, стоящего рядом с Велезаром.

— Благодарю за приветствие, жители нашего славного царства! Рад видеть всех в добром здравии! Но довольно с меня скучных церемоний. Мы все проделали этот далекий путь, не для того, чтобы весь день кланяться. Сегодня мы празднуем и веселимся во славу нашего Всемогущего и Великого Отца Шестилика, который дал нам счастье родиться и жить в его огромном и прекрасном мире. А посему всем царский указ. Начинаем празднование в честь Великого Отца Шестилика!!! — Мирос величественно поднял правую руку, давая сигнал к началу торжеств.

Со всех сторон раздались дружные и радостные выкрики гостей под громкий бой барабанов.

— Слава нашему государю! Слава Великому Шестилику!

Олер подошел к отцу, отметив про себя как он сильно постарел за год.

— Я рад нашей встрече, отец. Рад, что ты в добром здравии! Желаю тебе долгих лет жизни и крепкого здоровья!

— Спасибо за добрые слова, сын! — Мирос положил правую руку на плечо сына. — Ты прирождённый организатор торжеств, в этом с тобой сравниться не сможет никто, — он посмотрел на Олера и морщины на постаревшем лице разгладились от улыбки.

— Отец, а где же Ярос? Я думал он приедет с тобой? Неужели есть дела важнее празднования такого дня? — Олер неподдельно был расстроен и обижен. — Что должно случиться, чтобы пропустить такое мероприятие? — по отцовскому взгляду он догадался, что случилась беда и зарождавшаяся обиженность сменилась на тревогу.

— К сожалению, Олер, у меня плохая новость. Все произошло внезапно, сообщить не было времени. Да и не за чем было омрачать праздник. Никто ничего не должен знать до окончания празднования, ты меня понял? — требовательным тоном произнес Мирос.

— Понял отец, — все еще не понимая, что случилось, ответил он. — Но что же все-таки произошло?

— Сын Яроса заболел. Этого чудесного мальчика скосила неизвестная болезнь. Придворный чародей Алант сделал все, что мог. А пять дней назад, перед моим отъездом сказал, что со дня на день за мальчиком придет Встречающий. Он уже на пути к Великому, почти ничего не понимает, редко кого узнает. — Мирос выдержав паузу убрал руку с плеча Олера. Затем, медленно повернувшись, направился в сторону замка, тихо продолжая:

— Всего за три дня от крепкого и жизнерадостного Вариена остались кожа да кости, смотреть на это больно. В бессилии Ярос чуть не убил чародея, хотя вины последнего нет. Тот постоянно твердит одно, это не обычная болезнь. От них замок хорошо защищен. — Мирос говорил неспеша, а идущие рядом Олер с Велезаром внимательно его слушали.

— Алант предположил, что кто-то из колдунов нарушил священное правило и наслал страшную болезнь на мальчика. Но какой в этом смысл? Ладно если бы на меня, но мальчик, понять не могу?

— Как сейчас обстоят дела? — спросил замолчавшего отца Олер.

— Вчера нас догнал посыльный и доложил, что Вариен покинул этот мир. Храни Шестилик его душу! Ярос остался с сыном потому, что отец должен быть рядом в трудную минуту. Чувствуя любящую руку Яроса, возможно мальчику было хоть немного легче. К великому сожалению я при всей своей власти бессилен помочь.

Мирос заметно погрустнел, в глазах промелькнула глубокая печаль. Он на себе испытал такую же боль, когда потерял Нею. Тяжелее всего смотреть на то, как умирает любимый человек. Ведь ты беспомощен как младенец и ничего не можешь сделать. Остается крепиться и наблюдать, как он медленно тебя покидает.

Велезар и Олер по пути к замку обменялись рукопожатиями, как обычно, молча и холодно.

К горьким мыслям за внука, добавилась боль от вида вражды родных братьев. Это рукопожатие, такое сухое, не ускользнуло от его острого взгляда. Что может быть хуже для отца. Натянутые и недружелюбные отношения, неприязнь, тянущаяся с самого детства, никуда не ушла, а с годами только усилилась.

Подойдя к главному входу, Мирос увидел с какой радостью встретились Омирон и Велезар. Это была неподдельная братская любовь. Они крепко обнялись, а затем обменялись рукопожатием, придуманным еще в детстве вместе с девизом:

— Брат за брата!

Глядя на них, Миросу стало легче на душе, и отбросив все скорбные мысли, он приветствовал возмужавшего племянника.

— Омирон, храни тебя Великий Шестилик! Ты огромен как волот и такой же гордец, как я погляжу! Как моя сестра умудряется откармливать таких богатырей? Вам с отцом можно смело командовать войском великанов. Никто и не догадается, что вы люди! — стоящие рядом дружно рассмеялись над шуткой, а Омирон в своей дерзкой манере, к которой давно все привыкли ответил:

— Благодарю за добрые слова, дядя. Я тоже рад видеть Вас в добром здравии. Желаю Вам долгих лет жизни, таких же как у нас, волотов! — и все снова рассмеялись, входя в замок.

Гулянья выдались в этом, впрочем, как и в другие годы на славу. В плане их организации Олеру стоило отдать должное. Он всегда устраивал их на высшем уровне, не жалея сил и денег. Столы ломились от блюд, которые бедные слуги еле успевали подавать.

Перед гостями выступали лучшие артисты, сильнейшие борцы, трюкачи, акробаты и кудесники. Песни и вино лились рекой, а потом пошли танцы. В разгар всего этого дикого веселья, слегка утомившийся Омирон, решил выйти на улицу, чтобы освежиться. Отойдя подальше от замка и от громкой музыки, он стал разглядывать чистое небо, усыпанное звездами.

Постояв так недолго, Омирон вспомнил о своем захромавшем коне. Так как конюшни находились не так далеко отсюда, он решил проведать верного друга, а заодно растрястись на свежем воздухе. Приближаясь в ночи к конюшне, он услышал чарующий голос. Подходя ближе, Омирон понял, что завораживающее пение раздавалось как раз из-за ее стен. Такую песню он никогда не слышал раньше. В ней пелось о воине, который не вернулся домой. Омирон резко распахнул двери и к своему удивлению увидел за ними испуганного парня на вид лет пятнадцати, быстро захлопавшего от страха глазами.

— Господин, если Вы пришли убивать меня из-за ровэллы, то хотя бы выслушайте меня. Ради праздника Шестилика! Я ничего не делал. Я просто мыл ее, как мне приказал конюх. Я клянусь Вам, я ничего не царапал там. Это уже было до меня. — Омирон ошарашено смотрел на тараторящего испуганного парня, ползающего перед ним на коленях и умоляющего не убивать. В это время он пытался понять, что происходит.

— Какая ровэлла? Что ты мне плетешь? Ты кто вообще такой и что тут делаешь? — с негодованием спросил он.

— Я помощник конюха. Сегодня я мыл ровэллу из Мирманда, а на ней уже была большая царапина. Но конюх сказал, что это я сделал. И сказал, что за это меня теперь убьют. — он уставился на Омирона немигающим взглядом, казалось, что от страха все его худое тело парализовало.

— А, теперь я понял, о чем ты! Успокойся, малец, — улыбнулся Омирон. — Все хорошо, никто тебя не будет убивать за это. Продир ровэлла получила, когда мы выехали из Сарбонта. Скажи мне лучше, это ты сейчас пел? — хитро прищурив глаз, спросил он.

— Да, господин, я. Но если я помешал, то прошу вашего снисхождения. Простите меня в честь сегодняшнего праздника, господин!

— Вот тут ты опять не угадал. Что же такое? — Омирон уставился с серьезным видом на парня, а потом громко расхохотался. — Наоборот, мне очень понравилось твое пение. Я кое-что придумал. Оставляй свои дела и пошли за мной. — он развернулся и вышел на улицу. Дверь конюшни не спеша отворилась, и показавшаяся голова парня сказала:

— Господин, мне запрещено выходить из конюшни. Конюх выгонит меня утром, если узнает об этом.

— Шесть ликов Всевышнего, дайте мне сил. Я сейчас сам убью твоего конюха, — с раздражением в голосе сказал Омирон. — Ты знаешь, кто я?

— Простите господин, нет. — честно сознался парень.

— Я Омирон Легар! Тебе понятно теперь кому ты отказываешь со своим конюхом. — Омирон расхохотался, представляя какая каша сейчас в голове у мальчишки. — Тебя как зовут?

— Никчемуш.

— Не нужно мне твоего прозвища, как тебя родители нарекли? — понимающе сказал Омирон, зная, что слуги обычно говорят свои прозвища.

— Веронд.

— Вот, что Веронд, — здоровенный мирмандец осмотрел рваную одежду и растрепанные волосы парня. — Пошли за мной, да не отставай.

Омирон пошел в направлении замка, следя краем глаза, чтобы выбежавший следом парень не отставал. Подойдя к тенистой беседке, он приказал Веронду ждать его здесь.

Омирон зашел в торжественный зал, отыскал взглядом Велезара, стоящего у большого окна с какими-то дамами и о чем-то весело ведущих беседу. Приблизившись к ним, мирмандец, узнав сестер из рода Скарлиз, приобнял их за плечи и театрально извинился:

— Извините, уважаемые дамы, но я просто обязан похитить у вас командующего Велезара. Дела государственной важности не терпят отлагательств. — Омирон заговорчески подмигнул, и Велезар, поняв, что брат не отстанет, распрощался с девицами, пообещав вскоре вернуться.

— Брат мой, вижу тебе наскучили эти криворгские дамы.

— Что правда, то правда. Редко среди них встречаются те, с кем можно действительно поговорить. — ответил Велезар, глядя на довольную физиономию Омирона.

Велезар, сгорая от любопытства отправился за ним. Выйдя на улицу, он увидел брата, подошедшего к молодому испуганному парню. Все еще теряясь в догадках, он вопросительно уставился на Омирона.

— Обещаю, сейчас ты все поймешь.

Омирон обратился к парню.

— Спой для нас, а мы послушаем. Не бойся, просто сделай то, что умеешь. Пусть и царевич Криворга послушает.

— Коли можешь, так пой, — сказал Велезар парню с небольшим раздражением в голосе, думая зачем он послушал брата и пришел сюда.

Помощник конюха, собравшись с храбростью, запел. Сперва негромко, но постепенно пересиливая страх, его голос своей мелодичностью заполнил каждый уголок площади замка, добравшись до самых дальних уголков.

Мама, моя милая мама

Часто, улыбку твою вспоминаю

В сердце, осталась глубокая рана

По тебе я безумно скучаю.

Не почувствовать нежные руки

Не увидеть твой ласковый лик

Испытал я душевные муки

И осунулся хоть не старик.

Я хотел бы прижаться к тебе

И услышать твой радостный смех.

Чтоб опять были вместе везде,

И в беде, и во время потех.

Никакие дары не нужны

Ни земли, ни богатства с небес

А нужна мне лишь мама ты,

Чтоб обнять тебя смог наконец.

Мама, моя милая мама

Часто, улыбку твою вспоминаю

В сердце осталась глубокая рана

По тебе я безумно скучаю.

Парень допел и замолчал, на его глазах выступили крупные слезы. С ним молчал и Велезар, которому песня перевернула всю душу, напомнив о его далекой утрате. Молчал Омирон, околдованный этим голосом. Молчал и Олер, со слезами на глазах стоящий недалеко от них в тени, которого никто не заметил.

— Спасибо друг! Это сильно. Я не верю своим ушам и глазам. Ты смог выдавить слезу из железа! — Омирон кивком головы указал на Велезара, — А ведь до тебя, это не смог сделать никто. К ним подошел Велезар, который захотел получше рассмотреть парня.

— Кто ты и где услышал эту песню? — спросил он, не скрывая своего восхищения.

Парень, потупив взгляд в землю, ответил робким голосом.

— Я ее не услышал, господин, я ее придумал для своей покойной мамы. Больше для нее я ничего сделать не могу.

— Как твое имя? — спросил Велезар, осознав, что видит перед собой не просто мальчишку. Царевич, как и Омирон понял, что перед ним стоит один из немногих избранных самим Шестиликом, которого Небесный Отец одарил божественным голосом.

— Я господин, помощник конюха, все зовут меня Никчемуш. Все кроме покойной матушки, она одна звала меня Веронд, — ответил он тихо и слезы предательски хлынули из глаз.

— Сочувствую твоему горю, такие раны глубоко ранят, поверь мне, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Я был меньше тебя, когда потерял свою. Пусть матушка смотрит на тебя с небес и гордится. Я уверен, она знала, что ты у нее необыкновенный. Докажи ей, что она растила тебя не зря! — Велезар присел на скамью и вновь обратился к парню.

— Веронд, у тебя великий дар. Я поговорю с твоим господином, и ты отправишься со мной в Криворг, где будешь обучаться пению при царском дворе. Не бойся, я буду лично следить за тобой и твоими успехами. С тебя упорство и труд. Знаю, все звучит неправдоподобно и страшно, но если ты согласен, то я жду твоего решения.

Веронд, слушая слова Велезара, сначала ничего не понимал. В его голове все перепуталось, но уверенный и проникновенный голос царевича заставил его плечи постепенно распрямиться, в глазах появилась искорка надежды.

— Я согласен на все, господин! Обещаю, что точно не подведу Вас! — он выдохнул с большим облегчением, осознавая наконец, что это не шутка, что с ним происходит все взаправду.

— Ну все, тогда договорились, Веронд, и больше никаких господинов вне публики, я отныне твой друг, — сказал Велезар твердо, но дружелюбно.

— Друг моего друга — мой друг, — пробасил Омирон. Мы не выбираем, где и кем родиться, но многое находится в наших руках. — он похлопал в знак дружбы и доверия Веронда по плечу своей могучей рукой. — И чтобы я больше никогда не видел тебя на коленях, молящего о пощаде, ты меня понял? Среди нас таких нет.

— Обещаю! — Глаза мальчишки снова наполнились слезами, но в этот раз, слезами радости.

— Веронд, эта встреча была предопределена самим Шестиликом. Благодаря ему, ты обрел верных друзей! У тебя есть родные? Их тоже устроим в Криворге.

— Нет, я сирота, кроме мамы, у меня никого и не было.

— Теперь ты не одинок. Сейчас слуги отведут тебя во дворец, чтобы ты привел себя в порядок. Дальше решим, как правильно все организовать. — с этими словами Велезар снял с мизинца перстень с омалитовым камнем из Города Гроз и отдал Веронду. — После окончания бала, мы отправимся в Криворг. Дорога дальняя, поэтому отдыхай и набирайся сил.

Слуги по приказу Велезара занялись Верондом, поселив в одной из пустовавших комнат.

— Прав оказался дядя Вакул, сверху и в правду виднее. Прости меня, дурака, Великий Шестилик, за слова и мысли недостойные о тебе! — думал про себя Веронд, глядя через открытое окно в дворцовый сад.