Глава 2. Великие дела

Наступили трудные времена для Криворгского царства. Тяжелая болезнь приковала царя Мироса к постели, и он больше двух месяцев не вставал на ноги. Народ, подстрекаемый влиятельными лицами, тихо негодовал против воли царя о выборе наследника. Многие хотели бы видеть на престоле после Мироса Олера. Массового характера это не носило, но доставляло определенные неприятности. Вдобавок ко всему, от разведки поступили неопровержимые доказательства о приближающейся большой войне с греманнами. Согр из рода Доров готовит огромное войско и уже через несколько месяцев пойдет всей армадой на Криворг.

Олер удалился в Сабурц, где как обычно окунулся в беспробудное пьянство и гулянья со своими приближенными.

Правил Олер землями Сабурии из величественного и роскошного замка Оздар, который находился совсем недалеко от столицы. Такая жизнь могла быть пределом мечтаний для многих. Никаких войн, торговля налажена, население стремительно растет. Благодать, но как оказалось, ему этого было мало. Он был вне себя от последней воли царя Мироса. На царевича словно вылили ушат с кипятком:

— После моей смерти Велезар взойдет на Огненный трон! — слова отца эхом разлетались в его пьяном мозгу, причиняя невыносимую боль задетому самолюбию.

— Прощай мечты о троне, прощай мое царство! А главное кому все достанется? Этому проклятому чужаку? — гневно говорил он сам себе, взяв с подноса полуобнаженной служанки кувшин с шигроннским вином, наполняя свой кубок. — Где носит этого Димира, куда он пропал со своими травами? Или потерялся в замке? — он уставился пьяным взглядом в служанку и, не услышав никакого ответа, опустошил кубок.

— Раз отец объявил наследником Велезара, — продолжал разгонять себя он. — Раз обручил с ним мою Ольгу, — Олер положил свою руку, усеянную царскими перстнями, на обнаженную талию служанки, которая мило улыбнулась ему в ответ. — Видите ли так нужно для царства. Раз уж отцу и моим братьям плевать на меня, то зачем мне они, зачем такое царство? Я разрушу его полностью, а на обломках построю новое! — рука его соскользнула с талии служанки на ягодицу и больно сжала ее.

— За что мне это все? — пьяные и наполненные злобой глаза царевича были устремлены на девушку.

— Господин, я сделаю все, что прикажите, — быстро ответила она, кривя губы от боли.

— Ничего мне не нужно, дура, а если будет нужно, я все возьму сам. Поняла? — его рука сместилась в ее промежность. — Ты меня поняла?

— Да господин, я все поняла, — испуганными глазами она смотрела на него, боясь отвести взгляд.

Олер провел рукой вниз по стройным бедрам девушки, затем оторвавшись от нее, взял кувшин. Он, снова наполнив кубок, тут же наполовину осушил его.

— Пошла прочь дура! Бабы, от вас одни беды. Любите устраивать все по-своему. Пошла прочь, и найди мне этого проклятого Димира, будь он неладен!

— Будет исполнено, господин, — проговорила испуганная служанка, ловко поправив одной рукой короткое платье, не уронив ничего с подноса, и мгновенно скрылась за дверью.

— Я все понял, — сказал Олер, которого вино накрыло окончательно. Он медленно встал на колени, развел руки в стороны и подняв глаза к потолку пробубнил.

— Я тебя услышал и понял, Небесный Отец. Власть не должна быть в руках труса, нужно действовать немедленно. Я уничтожу Велезара, я уничтожу его и этого проклятого старика, отобравшего у меня все! — бормотал он, походя на умалишенного, делая большой глоток шигроннского вина. Это вино было не столь нежное как мирмандское, но зато дурманило намного сильнее. А именно этого ему сейчас и хотелось. Его обычно симпатичное худощавое лицо сейчас было опухшим от огромного количества выпитого.

— Я согласен, лучшего времени у меня не будет, — продолжал он, бубнить себе под нос. — Судьба дала мне шанс, и я должен его использовать. Что я буду за царь, если страшусь своего предназначения. Отдать трон этому пришлому, ни за что! — Олер с силой врезал по каменному полу золотым кубком, из которого вылилось на пол больше половины содержимого.

— Нужно срочно организовать встречу с Согром. Нужно обсудить это с Димиром, Крант его раздери. Вот же свин, ушел и пропал. Только за смертью посылать. Врагов много — отец, Велезар, Ярос, эта хитрющая тетя Руна. Один я их не одолею! — ком обиды и злости подкатил к его горлу. Он сделал маленький глоток остатка не расплескавшегося вина, чтобы его протолкнуть. — Отец будь ты трижды проклят! — Пьяные слезы ручьем потекли по красным щекам. — Зачем ты отдал мою возлюбленную, ту ради которой я жил и дышал последние месяцы? Да еще кому? Тому, кого я с детства ненавижу! Нет, не просто ненавижу, а люто НЕНАВИЖУ! — Он резко поднялся с колен, ухватившись за край дубового стола, стоящего у стены, чтобы не упасть, но не смог удержать кубок, который с громким звоном упал на каменный пол. — Да пусть тебя разорвут Кранты, проклятый Велезар! Ты полностью разрушил мою жизнь. Ты забрал мое детство, ты оставил меня без матери, без Ольги! — Он прекратил сыпать проклятия, провалившись в далекие воспоминания, а слезы вновь потекли ручьями по его щекам.

В памяти всплыло как ребенком он, в очередной раз, решил попросить отца разрешить поехать с ним на охоту. Царевич на всю жизнь запомнил тот страшный день, когда остался один. Вот он бежит беззаботный и радостный, ловко преодолевая сотни ступеней. Перепрыгивая через две, а иногда даже через три, на пути к палатам отца. Добежав, мальчик остановился перед резной дверью, чтобы перевести дыхание. В это время из-за нее стал доноситься разговор родителей на повышенных тонах. Вновь он стоит перед этой страшной дверью, только теперь, смотря на себя маленького, со стороны. В пьяном сознании отчетливо всплыло то роковое утро. Слыша громкие крики матери, малыш сразу догадался, что ничего хорошего этот разговор не сулил. Его мгновенно охватил сильный внутренний страх из-за ссоры родителей. Он затаился перед дверью, как дрожащий воробушек во время проливного дождя, вслушиваясь в каждое слово и надеясь, что все обойдется. Ведь такие ссоры случались и раньше. Во дворе во всю царила деловая суета, готовились лошади, собаки. Егеря и слуги привычно проводили сборы, до прятавшегося мальца никому особого дела и не было. А страсти тем временем в палате стали накаляться нешуточные.

— После поездки в Мирманд ты совсем изменился, я тебя не узнаю! — дрожащим голосом быстро говорила Лина, мать Олера. — Ты не уделяешь мне внимания, перестал вообще замечать. Смотришь так, будто меня и нет. Весь в своих мыслях. Думаешь я железная или глупая? Думаешь у меня нет сердца? Я прощала тебе, всех твоих шлюх, все те ночи, что ты проводил не со мной. Я делала все, чтобы быть тебе настоящей женой, на все закрывала глаза! — мальчик через стену слышал, как громко плакала мама. Сквозь рыдания и подступивший к горлу комок, она продолжила.

— В чем я виновата? В чем моя вина? Что в нашей жизни я делаю не так? — и снова слезы захлестнули ее, они текли ручьем, от чего красивое и румяное лицо покраснело и припухло.

Мирос стоял у огромного мозаичного окна и молчал, он не знал, что ей ответить, понимая, что это конец. Конец их семейной жизни, так дальше продолжаться не может.

— Ты меня даже не слушаешь, я для тебя больше ничего не значу, а может никогда и не значила!? — в истерике закричала она.

В комнате повисло долгое и гнетущие молчание, которое прерывалось плачем и всхлипами царицы. Мирос, подобно скале, продолжал стоять и смотреть в окно. Что он мог ей сказать, нет таких слов, которые утешат отвергнутого человека.

— Ты меня хоть когда-нибудь любил? — наконец устало сказала она и с надеждой посмотрела на мужа.

Опять не услышав в ответ от молчаливого супруга ничего, Лина завелась, но уже в голосе слышались ноты злости и ревности.

— Я знаю в чем дело, — зашипела она. — Это все та проклятая шлюха, подруга твоей полоумной сестрички. Как только ты ее увидел, твой поганый член взял верх над разумом. Твои слюни забрызгали все вокруг при виде нее. Ты забыл обо всем, обо мне, о детях, только слепой этого не видел. Эта чертовка завладела тобой полностью, лишила разума, — кипела от злости она. Оскорбления так и сыпались из ее уст, рождаемые страшными чувствами — ревностью и завистью. Да, она безумно завидовала Нее. Ее никто и никогда так не любил, никто и никогда не смотрел на нее с таким восхищением, с таким трепетом.

Наконец терпению Мироса пришел конец и он, отвернувшись от окна окатил жену холодом серых глаз.

— Пора завершить этот разговор, уже все решено. Уверенным шагом он подошел к столу, стоящему у стены, в противоположной от Лины стороне, принимая на себя уничтожающий взгляд жены.

— Что ты хочешь услышать от меня, я все тебе сказал. Если в тебе осталась хоть капля гордости, то просто смирись с моим решением. — Он взял со стола кубок с вином, и сделал большой глоток.

— Хочу, чтобы ты, глядя мне в глаза сказал, что спишь и видишь эту грязную потаскуху. Мечтаешь о ее объятиях, о ее поцелуях, — сорвалась на крик она, и снова зарыдала навзрыд.

Осушив кубок до дна, Мирос с силой бросил его в угол палаты, где тот со всего маха влетел в стену. Этот звук до смерти напугал притаившегося маленького Олера. Царь, не отводя леденящего душу взгляда от жены, пытавшейся вызвать сострадание и растопить холодное сердце, ответил:

— Ты права, она в моих глазах подобна богине! Никогда раньше мне не доводилось испытывать такого чувства. Я думал, что со временем полюблю тебя, — его глаза смотрели на нее немигающим взглядом.

— Стерпится, слюбится, говорили наши родители. Любовь сама придет со временем, когда узнаете друг друга ближе. Но нет, чуда не произошло. Я всегда уважал тебя Лина, оберегал как мог от всего, и продолжаю ценить как друга. А с ней Лина, с ней все совсем другое. Я не могу описать чувства, которые во мне просыпаются при виде нее. Мое сердце бешено бьется, когда она находится рядом, рвется из груди к ней. Мне не хватает ее как воздуха, все мысли только о ней!

— Замолчи, замолчи сейчас же, не хочу это слышать, — закричала Лина в истерике. — Будьте вы прокляты, ненавижу, ненавижу всех вас! — она бросилась к двери.

Выскочив из комнаты, в которой остался неподвижно стоять Мирос, она бросилась в конюшню, не заметив прятавшегося за дверью сына. В страшной обиде Лина запрыгнула на готового для охоты коня и умчалась прочь во весь опор.

Как оказалось, позже, это была ее последняя поездка. Олер больше никогда не смог ощутить ее тепла, ее ласки. Царица не удержалась в седле, когда конь перепрыгивал поваленное на дороге дерево. Удара о землю, она не пережила.

Через некоторое время придворные гвардейцы, следовавшие за ней, доставили бездыханное тело во дворец. От увиденного и услышанного, Олер оправиться уже не смог никогда.

Маленький мальчик держался за холодную руку матери, лежащей на кровати в своих покоях и плакал навзрыд.

— Мама, мамочка, вставай. Я больше никогда тебя не ослушаюсь. Я буду делать все, что ты скажешь! Прошу тебя, открой глазки, посмотри на своего любимого Ольку. — Но она оставалась неподвижной и глухой к его мольбам.

Отец молча смотрел на тело жены и слушал рыдания сына. Он не знал, как ему помочь справиться с тяжелым горем. Мирос не верил своим глазам, ему казалось все это страшным сном. Стоящие позади слуги не решались подойти к телу царицы. Наконец придворный чародей Алант незаметно приблизился к царю и тихо проговорил:

— Время уходит господин, нам нужно заниматься усопшей.

— Да, конечно, — еле выдавил он из себя и перевел взгляд на Олера. Ему захотелось обнять его, прижать к себе, чтобы хоть как-то помочь сыну. Подойдя к нему близко, он попытался это сделать, тихо говоря:

— Сын, нам нужно оставить на время маму. Нам всем тяжело, но нужно дать этим людям возможность позаботиться о ней. Олер, я очень тебя люблю и понимаю, как тебе сейчас тяжело. — неожиданно ребенок вырвался из объятий отца и сквозь слезы прокричал:

— Нет, ты не понимаешь. Не понимаешь! — после чего ринулся из покоев матери.

К растерянному царю подошел Алант и успокаивающе сказал:

— Господин, для ребенка это сильный удар. Пройдет время и все образумится. Пусть он проплачется вдоволь, а позже я дам ему успокаивающего зелья.

О, как же он ошибался. Чародей не знал истинной причины злости мальчика. Многие месяцы слезы не высыхали на его лице. После похорон он замкнулся окончательно, в его мозгу продолжал жить тот роковой разговор, и злость на отца постепенно наполняла его сердце.

Через год после похорон Олер получил еще один удар от отца. Мирос, выждав как положено траур, женился во второй раз на той, из-за кого царевич остался без любви и ласки. Со временем ком обиды и ненависти только нарастал. Родился Велезар, которого Олер, так же, как и отца, стал винить в смерти матери. Как ни старалась новая жена царя — Нея — угодить ему, чего только не делала, все тщетно. Он продолжал смотреть на нее озлобленным волчонком.

Велезара Олер не признавал равным, постоянно подстрекая младшего брата Яроса, против него.

— Надеюсь ты не забыл, из-за кого мы остались без мамы? — внимательные глаза смотрели на младшего брата, пытаясь отыскать в его лице признаки слабины и предательства.

— Я помню, — всегда четко отвечал Ярос. — Во всем виновата его мать!

— Не смей разговаривать со шлюхой отца и ее выродком. Мама бы этого не хотела. Ты ведь не хочешь предать ее память? Она тебя не простит за это! — часто повторял Олер, оставаясь наедине с братом.

— Понял. Я всегда это помню! — утверждал тут же Ярос, чтобы не злить брата.

Вопреки «стараниям» Олера, Ярос легче перенес потерю матери и не замкнулся в себе. Маленьким он иногда, когда брата не было во дворце, веселился и играл с Велезаром и Неей. В эти редкие часы он по-настоящему был счастлив, забывая наказы Олера. Труды старшего брата все равно дали свои плоды. Ярос привык уважать и ценить советы Олера, хотя и не разделял целиком его неприязнь к Велезару и Нее. По этой самой причине особой дружбы с Велезаром у них не сложилось.

Угрюмость и строгость, ставшие вечными спутниками Яроса, добавляли ему лишних лет. Со стороны казалось, что старший брат он, а не Олер.

Трое братьев, росшие вместе, с годами превратились в «чужих» — «родных» братьев, каждый жил сам по себе. Худший кошмар, который только мог представить себе Мирос.

Олер, пребывая в воспоминаниях, не заметил, как отворилась дверь в палату. Услышав льстивый знакомый голос, он повернулся.

— Олер, друг мой, эта чертовка заставила тебя плакать? Вот змея. А я уж грешным делом принял ее слезы близко к сердцу, жалея чертовку.

— Не говори ерунды, — сказал царевич, быстро стерев слезы рукой, смотря на собутыльника. — Девка тут ни причем. Что за глупости лезут в твою прокуренную голову?

— Не знаю, ты остался с ней в палате. Тут она меня находит заплаканная. Что-то тараторит о том, что господин меня ищет. Я прихожу сюда и вот, ты в слезах. Что вообще происходит? — Димир с любопытством уставился на Олера. — У нас все нормально?

— Все просто прекрасно! Забудь ты эту девку, сдалась она тебе. Есть серьезный разговор, — пьяные глаза царевича блеснули недобрым огнем.

— Предлагаю это дело обкурить, — сказал Димир и принялся набивать трубку травой.

— Я повторю еще раз. Очень серьезный разговор! — Димир напрягся, но продолжил наполнять трубку.

— Я убью отца и этого проклятого Велезара! — От неожиданности трубка выскочила из рук и упала на пол. Димир сделал несколько неловких попыток поднять ее, но от волнения никак не мог это сделать.

— Ты это серьезно? Может хватит на сегодня вина и трав?

— Я разрушу все, что отец так долго строил, укреплял, развивал. Все до самого основания. А потом сотру память о них, отстроив новое царство на пепелище. Я стану новым Кригроном Великим! — Олер неловко вышагивал по комнате и бурно жестикулировал руками. Остановившись и уставившись на Димира, он грозным голосом спросил:

— Ты со мной?

— Конечно с тобой, мой господин, — тут же, как солдат, ответил он, слегка испугавшись напора царевича.

— Это хорошо. Не бойся, друг мой. За нами в Криворге будут стоять влиятельные люди. Когда завершим наше великое дело, я сделаю тебя правой рукой. Ты будешь моими глазами и ушами. Как тебе моя воля?

— Правая рука царя Олера! Убить царя! Такого в нашем царстве никогда не было… Тут нужно все хорошо взвесить, все продумать. — с блуждающей улыбкой на губах мечтательно проговорил он.

— Димир. Все очень серьезно! — по интонации и взгляду Олера последнему стало понятно, что решение принято окончательно.

Димиру наконец удалось поднять с пола трубку, после чего ее тут же ловко раскурил.

Через мгновение улыбка блаженства растеклась по его лицу, а глаза на миг закатились вверх. Выдохнув дым, он медленно проговорил, передавая трубку потянувшемуся за ней Олеру.

— Я с тобой, мой царь! Я докажу тебе, что достоин быть правой рукой. Отныне я — твои глаза и уши! — царевич следом затянулся сладким дымом и на миг его зрачки закатились вверх.

— Уничтожим всех, кто встанет на нашем пути! — говорил он, медленно выпуская дым.

Неожиданно для Олера, Димир начал быстро тараторить:

— Мне как-то Кархим намекал, что рассчитывал служить тебе, а не Велезару. Уверен, он такой не один здесь. Анрине и Айсмеру воля царя вряд ли пришлась по душе. Я узнаю все точно и возможно у нас здесь будет немало союзников. Я твоя правая рука, я тебя не подведу. — сказал Димир, взяв трубку обратно и сделав еще один большой глоток дыма.

— Вот это по-настоящему хорошие вести. Они мне греют душу! — сказал заплетающимся языком царевич с улыбкой наслаждения на лице. Устрой все в кратчайшие сроки.

— Ладно. Ладно, — сказал успокаивающе он, видя, как улыбка Олера резко сменилась на тревогу и передал трубку обратно. — К чему такая спешка?

— Я завтра отправлюсь в Криворг и обговорю все детали с кем надо, а потом устрою небольшое путешествие к Согру. Кстати его тоже нужно как-то организовать? — Олер сделал большой затяг и, выдыхая, вытряхнул остатки из трубки на пол, присаживаясь на кровать.

— Вместе мы все сделаем! — утвердительно сказал Димир, старающийся не отключиться.

— Сделай еще.

— Ты уверен? Тебя это вырубит до утра.

— Я хочу этого. А завтра, будет завтра. Завтра нас ждут великие дела! — он смотрел стеклянным взглядом на то, как Димир набивает трубку.

— Последний вопрос мой царь.

— Что еще? — как капризный ребенок спросил он, — Ты не мог бы побыстрее? — последний, не обратив внимания на каприз, продолжал неспеша делать свое важное дело.

— Ярос. Как ты поступишь с ним? Он не пойдет против воли отца, а значит будет считать тебя изменником и врагом. Хоть он и не друг Велезару, но все же пойдет против нас? — его стеклянные хитрые глаза выжидательно уставились на царевича.

— Я же сказал, всех врагов уничтожим! — ответил быстро царевич со злостью, смотря как товарищ поднес трубку ко рту для раскурки. — Что тебе непонятно? Отныне мы не братья!

— Мне все понятно, я лишь уточнил, — залебезил испуганно Димир и передал дымящуюся трубку.

Олер сделал две затяжки и завалился на кровать, уставившись в потолок.

— Оставь меня!

— Как скажешь, мой господин, ответил Димир. Прислать девочку на ночь?

— Нет. Я хочу остаться один. Мне нужен сейчас полный покой.

Обкуренный Димир тихо вышел из палаты, оставив царевича наедине с мыслями, от которых последний то ударялся в слезы, то смеялся без остановки.