Аркан IX.ОТШЕЛЬНИК. Глава 4. Удивительное рядом

Аркан IX. Отшельник

Змеепоезд бежал до Жемчужного двое суток. Всё это время я лежала, ковыряя мембранную стенку, старательно думала о законодательстве Мерран, и тщетно пыталась уснуть. Наконец тоннели закончились. Мы вынырнули на побережье Пенного залива.

Город, который застрял в памяти калейдоскопом ранней осени, сейчас встретил низкими тучи и промозглым ветром. Облака ползли, царапая брюхо о шпили храмов, золотые диски с восемью лучами светились сквозь полупрозрачный конденсат. Влажность мгновенно пробралась за пазуху, а острый запах моря — в извилины мозга. Не в силах выносить физический и душевный холод, я передумала идти пешком и наняла пассажирского краба.

Жилище оказалось просторнее, чем казенная конура в Столице, да ещё со своим туалетом и душем. Неплохо — и монторп с ней, с отпадающей штукатуркой. Только во второй комнате жила хозяйка квартиры, большая любительница рыбных лепешек под соусом из водорослей и кореньев, и страдающая бессонницей. К первому же утру захотелось упихать вонючие кулинарные изыски старушке в глотку. Только как потом объясняться с мэтром Уйнаром и, тем более, магистром Паприком? Выход один: больше времени проводить в городе.

Три дня я уходила с рассветом и возвращалась за полночь. Результаты не радовали. Из трех ресторанов, где позапрошлым летом заседали местные политические еретики, один сгорел, один закрылся, один балансировал на грани банкротства. Никого из знакомых «свободомыслящих» не нашла. Лавка с пряными травами, где обменивались посланиями, оказалась закрыта. В итоге стала бродить, как и где придется, надеясь на интуицию и удачу.

Не смотря на то, что Жемчужный стоял на пологом берегу Пенного залива, время и Катастрофа мало изменили его. Как и большинство старых городов Мерран, он походил скорее на застывший клубок змей, чем на поселение. В моем родном мире после Катастрофы пригодных для людей мест осталось мало, поэтому у нас строились либо вниз — углубляясь под землю в поисках воды и прохлады — либо вверх, спасаясь от подступающей со всех сторон пустыни. В просторном и напитанном влагой Мерран таких проблем не знали, поэтому строили, как в голову взбредет. Улицы петляли, сужались, расширялись, пересекались под странными углами.

Больше сумасшедших планировок мерранцы любили только ремонт — бесконечный, непрекращающийся ремонт всего на свете. Вот и сейчас выбранная для «прогулки» улица резко свернула, и… кончилась. Белый деревянный щит, зеленая сетка из водорослей, объявление «прохода нет». Вот тарволы! И что, возвращаться?

Я заозиралась. Приметила небольшой проулок с разрисованными стенами. Подошла. Признания, обвинения, мужские органы во всех ракурсах. Цветы, просто каля-маля. И под самой крышей, черным, поперёк сцены совокупления, «Герои не горят!». Ага. Вот они, родимые. Наконец-то.

Недолго думая, нырнула в переулок. Вскоре пожалела. Запах-то ладно, лучше такая вот застарелая моча, чем рыба, но ширина улочки...

Мир закачался. Небо превратилось в узкую полоску между высоченных стен. В животе неприятно заклокотало. Тфу. Думала, уже избавилась от этого, а вот же.

Сжав кулаки, пошла вперёд. Шаг, другой. Ещё и ещё. Столько времени не было приступов, даже в поезде нормально ехала — значит, могу. Значит, справлюсь. Сама.

Дыхание постепенно выровнялось, вспотевшие ладони высохли. Мир встал на место. Я снова начала обращать внимание на похабные разноцветные «фрески». Политических надписей больше не попадалось — то ли пропустила, то ли закрасили очередным развратом.

Когда до выхода из переулка осталось совсем чуть-чуть, из-за поворота выбежала телега. Крабьи ноги ритмично стучали по камням, поставленные колом панцирные пластины фиксировали груз, закрытый темной тканью. На управляющей рамке сидел юноша в потрёпанной курточке, какие носят студенты. Округлив глаза, парень таращился на меня. Останавливать телегу он даже не думал.

— Тормози! Тормози, звездюк! — заорала я.

Пацан не прореагировал. Телега бежала на меня, костяные борта высекали искры из стен. Твою ж мать, а…

— О Духи пресветлые! Отдаюсь по рассвету солнцу! — заорал пацан, когда я в один миг очутилась рядом с ним, — смилуйтесь, душу отдаю в океан!

— Нахер надо, — фыркнула я, пиная управляющую рамку на остановку хода, — совсем сглузду рухнул, людей давить?!

Икая, парень потёр лицо ладонями. Поморгал. Глянул вниз. Пересел так, чтобы я не заметила сырого пятна на его штанах. Да что мне пятна, самой бы в обморок не грохнуться: в мерранских городах сворачивать пространство даже на короткое расстояние опасно для жизни. Особенно в переулках, где от каждого дома фонит купол пространственной безопасности.

— Д-да… простите… Утро доброе, — неловко заговорил пацан, — прошу неимоверно прощения, я… я просто… свет Аделаида! Вы ведь свет Аделаида, верно?

Я криво ухмыльнулась — больше своим мыслям, чем парню. Не зря свернула в сраный переулок, не зря. Только не ожидала, что меня так вот запросто можно узнать.

— О, это действительно вы! Как приятно! — затрещал пацан, — не откажите, проедемтесь со мной! Я вот тут подрабатываю… вожу… всякое.

— Угу. Прокачусь. Руль держи, — ответила я, и снова пнула управляющую рамку, теперь уже на обратный ход.

Мы выехали на широкую улицу и двинулись в объезд переулка.

— Конечно, проспектом удобнее, но я все равно езжу той дорогой, чтобы напоминать себе о подвиге Героев, да примут их Духи, — горячо шептал юнец, — великие люди! Я не мог смотреть, я хотел броситься в огонь к ним, тоже отдать жизнь за Идею! За Духов и грядущего Императора!

О боги… Вот они, прелести внедрения на «землю».

— Но и вы! Вы тоже! Не раскололись, не сказали ничего! Какое самообладание! А выдержка на казни! Смотреть на смерть близких соратников… Я бы не смог, не смог…

Монторпы подери. Совсем забыла, что такое политический еретик в личном, практически не стеснённом общении, сиречь в естественной среде. Допросы всё-таки нарушают плавность мысли и градус высказываний…

Торопиться было некуда, так что я согласилась проехаться с новым старым знакомым. Выяснилось, что зовут парня Тревор, видел он меня на «Казни Героев». Событие так впечатлило студента, что он кардинально поменял жизнь: бросил учебу, отказался от родителей-угнетателей, ушел из престижного университета в помощники кожевенника. Стал ближе к народу, так сказать.

— Но главное, главное, свет Ада, это компаньон хозяина. У него соседняя лавка. На вид, правда, та же самая, потому что в том же помещении, только счета разные и… а, неважно это. Важно то, что они наши. Ну, то-есть, не совсем, но когда грянет, то будут наши. Уж я-то позабочусь! И наши, ну которые на борьбу пойдут, будут обеспечены всем! Всем необходимым! Скорострелы! Мечи! Седла! Каменная тля!..

Какая-какая тля?! Придумают же, монторп раздери. Доканает меня этот Мерран когда-нибудь.

Состроив серьёзную мину, я кивала, изредка задавала вопросы. Не смотря на то, что разговор шел на улице, Тревор оказался невероятно словоохотлив и не слишком-то осторожен. Впрочем, грохот телеги скрадывал звуки ничуть ни хуже камня-молчальника.

А потом мы выехали на…. место.

Второе название Жемчужного — город площадей. Открытые пространства с гладкой, всегда сыроватой брусчаткой всегда полны народом. Повод различен: гуляния, рынки, повозки, позорный столб… костры.

В Мерран смертная казнь для еретиков одновременно смешна и страшна. Жечь заживо — старый способ, только здесь костер поджигали не факелами, а огромной линзой. Карающая десница солнечного бога, как же. Два года назад на такой костёр попали двое моих друзей-коллег по театру, что спутались с политическими еретиками. Нас втроем взяли с поличным на телеге, где под кучей продуктов были спрятаны листовки. Поскольку театр на тот момент уже «засветился» в деле, связанном со взрывом лорда-наместника другого округа, спрос оказался особым. Провести доскональное расследование Инквизиции не дали, ребят просто отправили на костер. Меня спас только… эм… негласный статус информатора от Инквизиции.

Пока я вспоминала прошлое, Тревор зарылся в полку под сиденьем и достал пестрый деревянный куб размером с ладонь.

— Воздадим, — сказал юноша глухим голосом, и протянул шкатулку мне.

Она оказалась полна головок крохотных полевых цветов. Вдруг я поняла, что мусор, перекатывающийся по всей площади под копытами грузовых волов — это такие же цветочки, а ешё лепестки. Увядшие, втоптанные в грязь, и всё равно заметные на фоне камней.

— Люди приносили цветы, много цветов, — зашептал Тревор, — их убирали, а люди несли. Снова убирали. Снова несли… Тогда лорд сказал перенести сюда часть движения с соседней улицы. На оживлённой дороге не до Героев, вроде как. Только мы всё равно способ придумали!

Способ у них, епта. Хотя логично: для вольного города Жемчужного любая казнь — событие нетривиальное. Конечно, нашлись те, кто возвел преступников в разряд мучеников и невинных жертв. Тем более преступников политических. Преступников, которые вовсе не желали становиться таковыми.

Сглотнув комок, я зачерпнула пригоршню «воздаяния» и бросила за рамку. Лепестки бесшумно спланировали под колёса, напоминая хлопья жирного пепла, который остаётся от людей…

…они умирали долго. Вещества, не дающие отключиться от болевого шока, поддерживали жизнь до того мига, когда луч Великого Апри прожег сердца и воспламенил костер целиком. А я стояла в толпе. Целая и невредимая — свидетелей допрашивают, но не казнят. Стояла и вертела в голове легенду о страшных пытках, которую отныне предстояло втирать еретикам — тем, с которыми мы ещё несколько дней назад смеялись, пили, травили анекдоты. Тем, кого уже даже про себя называла друзьями и кого теперь могут отправить на костёр по одному моему слову

Которое я скажу. Непременно. Потому что от него нет и не может быть тайн.

— Во имя пресветлых Духов, пока океан Мерран не поглотит звезд, — тихо сказал Тревор, бросая цветы.

Я подняла руку, потерла запястье о шею — там, где начинались волосы. И промолчала.

От площади до лавки доехали быстро. На витринах кожевенно-оружейного магазинчика красовались игрушки для богатеев: инкрустированные эфесы и приклады, тетивы из уса морских животных, ножны и перевязи с узорной выделкой и золотыми застёжками, и так далее. Однако внутри, на стенах за прилавками, висели вполне функциональные вещи. Хозяев действительно оказалось двое, оба — истинные дельцы, которым категорически плевать, какая власть на дворе, лишь бы покупатель нес живые деньги. Так что бывший студент явно просчитался на счёт готовности этих людей всерьёз помогать еретикам.

Когда юноша закончил разгружать коробки с материалом для кожевенника, а я в конец достала хозяина оружейной лавки придирками и расспросами, городские часы начали бить предзакатный час. Тревор буквально подскочил. Едва вытерев руки растрепанной ветошью, затараторил:

— Нам пора, нам пора, конец рабочего дня, все сделано, мастер Зайн, мастер Лак, будьте здоровы! — после чего выволок меня на улицу.

Потом, ни слова не говоря, отмахиваясь от вопросов, затолкал в щель между домами, и жестом фокусника извлек из внутреннего кармана два кусочка плотного картона.

— На два лица, — горячо зашептал Тревор, — вы непременно должны пойти, непременно! Там будет много, так много наших! Мы будем говорить… целый вечер! Про Духов! Представляете?!

— Э-э-э… собрание? — опешила я.

— Лучше! Не представляю, как вообще такое возможно в нашем страшном, пропитанном кровью обществе! Кто-то недосмотрел, недосмотрел. Наверняка разгонят. И профессора сошлют на рудники…

Я поморщилась и выхватила из руки Тревора один из кусочков картона. «Профессор Лайд. Фрески периода Духов», гласили угловатые буквы Высокого языка, стилизованные под иероглифы еретического языка Духовитов. В углу — штамп на Простом языке — «Факультет искусствоведения, час заката, середина диска». Я мысленно обругала себя, на чем свет стоит. Магистр же говорил про эту лекцию! А мэтр даже книгу дал на подпись! Совсем трехнулась с этими поисками.

— …им не справиться! Мы выстоим! Во-о-о-о! А!

Не глядя перехватив веснушчатое запястье, я заломила Тревору руку за спину. Отняла кривой кожевенный нож: пятна ржи, хреновая заточка, никакущий баланс. Да этим даже сыр не нарезать. Повстанец, мля.

— Пошли, великий воин, — я резко отпустила парня, — успеем, если поторопимся.

***

Главное здание Жемчужного Университета высилось на западном краю Снежной бухты. Берега бухты утопали в садах яккирров, которые в мягком климате цвели практически круглый год пышными белыми цветами. Крохотные лепестки засыпали тропинки, напоминая ледяную крупу.

Нужный корпус выглядел как блестящий многогранник, увитый каменными растениями. С первого взгляда казалось, что стены сделаны из непрозрачного стекла. Но на самом деле под «коркой», или, вернее, кожей, скрывалось здание древнего храма. Местами проглядывали барельефы и даже фрески, но большинство либо сбили, ибо закрасили — при переходе Империи в единую веру Великого Апри, с ересью боролись беспощадно.

Фронтон в форме трапеции покоился на огромных колоннах-стеблях. Перекрученные и порыжевшие от времени, стволы замерли в вечной агонии, напоминая об утерянных технологиях живого камня. Внутренность стволов давно рассыпалась в пыль, и сейчас в них устроили лифты, которые доставляли слушателей в лекторий на самом верху фронтона.

Пропахший старым деревом и потом, зал уже был полон. Люди сидели друг у друга на коленях, на ступеньках, стояли вдоль стен. Кроме студентов, на огонёк забрели степенные старцы в потертых сюртуках, нервные работники станции почтовых птищеящеров, группка разряженных обывательских жен. Люди грызли карандаши, шуршали бумагой, кое-где сверкали пластины и кубы, ловящие звук. Ну-ну. Нашлись любители искусства, понимаешь.

В сутолоке мы с Тревором быстро потерялись — совершенно случайно, разумеется. Почувствовав себя относительно свободно, я начала оглядываться по сторонам. Тут кто-то тронул за плечо.

— Кажется, к вам обращаются, — прогундосил прыщавый сутулый юноша.

Проследив за его кивком, я и правда увидела знакомое лицо и отчаянно машущую руку.

— Ада! Ада, монторп тебя дери! Глаза разуй, артистка недоделанная!

Тейла. Вот повезло, так повезло! И чего я сразу не сообразила в универ пойти?! Ведь встретить кого-то из Сопротивления здесь даже более вероятно, чем в облюбованных политическими еретиками кабаках. Но вот то, что встретилась именно Тейла — настоящая удача.

Тей слыла чудачкой, но, как это часто бывает, за вызывающей внешностью и легкомысленным поведением скрывался цепкий ум и коварство убежденного еретика. Сейчас девушка выглядела намного скромнее, чем когда мы познакомились: етественно-палевые волосы аккуратно подстрижены, под платьем — платьем! — явно есть бельё, шея и руки чистые, как у младенца. Хм. Надеюсь, от связей в верхах Сопротивления она не избавилась с той же легкостью, что и от татуировок.

Я помахала Тейле и развела руками, показывая, что подойти не удастся. Девушка нахмурилась, потом ткнула локтем сидевшего рядом пацана и что-то ему сказала. Короткая перепалка, и парень взобрался на сидение, а потом пошел ко мне, балансируя на узком столе.

— Тейла попросила тебя присоединиться, — хмуро сказал он, спрыгивая рядом.

Система антисвертки в лектории стояла довольно старая, так что переместиться не составило бы труда. Только вот применять мелкие хитрости перед толпой народа — не лучшая идея. Поэтому я отправилась к Тейле тем же путём, что и парень. То-есть, по столу.

— Ого, как равновесие держишь! Что, акробаткой теперь заделалась, а? — хохотнула Тейла, поднимая лоскутную сумку, которой занимала мне место, — приехала с личной программой? А то театр-то ваш, я слышала, тю-тю, все клоуны разбежались.

— Тю-тю, — согласилась я, — но знаешь, я рада. Выступления это все-таки не моё. Теперь вот на вольных хлебах. Секретарём на полставки, в универе столичном… Да ну, на юридическом, бумажки всякие. Скукота. Платят, правда, неплохо… Ну иногда ещё по частной свертке заказы беру. Выкройка пространства, все такое. Тут сейчас вообще проездом, на отдых. Увидела про единственную открытую лекцию Полии Лайд, зайти решила. А то даром, что-ли, эту тяжесть таскаю с собой?

Книга, которую дал мне магистр Паприк, тяжело ухнула на стол.

— Ого-о-о-о! — восхитилась Тейла, чуть не облизывая том, — где достала-то?! Её ж в свободной продаже нет!

— Да так… В библиотеке одной заказ делала, вот и выпросила в счет оплаты.

— Это ты молодца! Слушай, а… Так, ладно, проф идет. Ай, какая у неё жилетка! С фрески! Такую же хочу! Где б достать, а?..

Зал притих. Чуть сутулая дама средних лет взошла на кафедру и провела рукой по камням-проекторам. В воздух взвились роскошные иллюзии — объемные изображения древних фресок. Боги в виде людей с животными частями тела и животных с человеческими. В виде деревьев, насекомых, цветов… Завершала набор знакомая фреска из монастыря в Озерном. На ней щерился крылатый ящер. Он держал на средних лапах спящего человеческого младенца, а верхними и нижними играл шариками Белоснежного Пламени.

— Фреску неоднократно замазывали, но она регулярно проявляется в различных частях храма, особенно часто — на Полносолнцее. Это не легенда, а документально подтверждённый факт, — пробасила профессорша.

Я согласно закивала, вспоминая события двухлетней давности. Пришлось тогда невольно пронаблюдать задворки местной религии.

— А вот то, что изображена на ней не аллегория планеты, а Дитя Духов, из которого может вырасти Император Мерран, действительно относится в разряд леге…

— Император — не легенда! Император вернётся! — проорал кто-то.

— Слава Духам! Императору слава! — подхватило ещё несколько голосов.

— Как скажите, — улыбнулась профессорша, — не будем вдаваться в теологические споры. Итак, фрески эпохи Найдар отличаются цветовым решением…

— Вот молодец какая! Не поддаётся на провокации! — восхитилась Тейла, — а личинки совсем обнаглели… впрочем, правильно. На то они и личинки.

Как любой мало-мальски весомый координатор еретиков, Тейла называла «личинками» тех, кто фанатично жаждал борьбы за идеалы Сопротивления, не задумываясь при этом ни о последствиях действий, ни о долгосрочном результате.

— Хм. Да, пожалуй. А интересная всё-таки легенда эта, про Дитя Духов… — аккуратно начала я.

— Интересная? Ну-ну. Это ж чего выкурить надо, чтоб такое сказание придумать? Так, ладно, потом.

Лекция продолжилась, но оживление все никак не проходило. В той части аудитории, откуда кричали про Императора, возник спор. Он становился всё громче и громче, так что лекторше пришлось несколько раз призывать к порядку. Тщетно. Скоро больше половины аудитории оказалась втянута. Многие вскакивали с мест, кричали, что-то доказывали. Дядька в форме почтового клерка нашел в сумке завтрак и использовал его в качестве последнего аргумента.

Усмехаясь, профессор Лайд поблагодарила за внимание и начала собираться.

— Пошли-ка, я книгу хочу подписать, — ткнула я Тейлу, которая явно прислушивалась к дискуссии.

— М-м-м? А, да. Давай… А кстати, что ты сама думаешь про Императора?

— Э-э-э… ну как что. Он как… как солнце. Либо светит, либо нет. И он тоже, либо придет, либо нет. И наша вера как таковая тут ни при чем.

Тейла промолчала, но легка насупилась. Ай! Говорить еретику-духопоклоннику про солнце, которое символ Великого Апри! Тфу!

Наиболее разумная часть народа уже потянулась к выходу. Протолкавшись сквозь толпу, мы встали в очередь немногочисленных обладателей редких книг по докатастрофному искусству. Действительно немногочисленных: перед нами стояло всего трое.

— Оригинальная идея, — заметила, улыбаясь, профессорша, потрепав уголок книги.

Как инструктировали магистр Паприк и мэтр Уйнар, я соорудила книге защитную обложку из упаковочной бумаги от хвойного мыла.

— Спасибо, — кивнула я, — не люблю мусорить. Да и вообще хорошее мыло. Лучше, чем розовое…. На Левый месяц подпишите, пожалуйста?

— Истинно так. Вы правы. Ну, счастливого праздника!

В этот момент то ли фрукт, то ли овощ, смачно ударился о доску над нашими головами.

— Инквизиции на них нет! — фыркнула Тейла, вынимая из волос нечто, похожее на осколок скорлупы.

Профессорша что-то неразборчиво буркнула. Размашисто подписав книгу, (С праздником Левого месяца, проф.Л.Л.) и моментально смылась в коридор со скоростью подсвертки. В следующий миг в аудиторию уже входила университетская охрана, разнимать научный спор.

— Так, пошли-ка отсюда лучше… — я взяла Тейлу за локоток и мы быстро вышли в фойе перед лекторием.

— Слушай, Тей, у меня сегодня и завтра время есть, давай-ка завалимся в какой-нибудь кабак, что-ли? — начала я, найдя мало-мальски тихий и свободный уголок, — посидели бы, поболтали… о разном. Светилах там всяких, например.

— И планетах тоже, — откликнулась Тейла на условный диалог еретиков, — со временем у меня так себе… Хотя знаешь, пошли-ка…

— Свет Аделаида! О-о-о, свет Аделаида! Ну наконец-то! — раздалось над ухом, — я уж думал, что потерял вас совсем в этой толпе!

Да твою ж мать...

— Ого, Ада! Какой у тебя ухажер! — фыркнула Тейла и вдруг обратилась к Тревору, как к старому знакомому, — ты-то что тут тусишь? Я кому сказала следить за лавкой?

— Ой, свет Тейла… я… там все в порядке, — растерялся юноша.

— В порядке у него! Глаз на жопу натяну, если пропустишь оладьи! Опять улетят куда не надо! Чего «лекция»? Чего «просвящение»? А ну брысь отседова!

Кивнув и витиевато извинившись передо мной, парень ускакал прочь.

— Пуф… Ада, ты не представляешь, как мне эти личинки иногда надоедают! Ладно. Идём ко мне. Ага, сейчас. Это невероятная удача, что я тебя встретила. Есть выгодное предложение. Очень.

— Да? Ну что ж, пойдём, послушаем. Только по пути покажешь, куда вашу лавку с наливкой перенесли?

— Нет. Не пью, — отрезала Тейла, — я препод теперь. Так что сразу ко мне.

Я споткнулась. Не пьет?! Человек, способный переварить любое количество алкоголя в любых сочетаниях?! Мда. Как говаривал мой отец, «если лакатель внезапно перекинулся трезвенником — жди беды».

Ну вот и проверим.