Пролог

И ты, житель града, отдай охотнику то, что его.

«Физиолог»

Среди простых мерранцев бытовало мнение, что базы Инквизиции располагаются в подвалах — тёмных, жутких, сырых. На самом деле душеспасительные беседы с еретиками испокон веков проводились на мансардах и чердаках. Ибо Великий Апри, он же — единственный и всемогущий бог, дневное светило — должен видеть все дела, творящиеся во славу Его. Плюс не стоит забывать, что собранные линзой солнечные лучи — превосходное средство расшевелить особо упёртых и борзых задержанных, а темнота и сырость могут плохо сказаться на здоровье следователя. Так что слухи были правдивы лишь в одном: допросные помещения оборудовали так, чтобы наружу не проникало ни звука.

Но одно дело обо всем этом слышать, пусть даже от магистра Инквизиции, и совсем другое — видеть.

Магистр Паприк прошел в допросную первым. Я замешкалась, поправляя форменную куртку, которую до сих пор не удалось подогнать по размеру, ведь заштопать треснувшие по шву штаны — верх моих способностей. Отдавать же в ателье инквизиторскую форму… не лучшее решение. Тем более, что надевается она только на официальные мероприятия.

Представление к должности, например.

Допросная занимала мансарду не менее двадцати шагов в длину и ширину. Ни картин, ни ковров, ни шкафов, ни диванов. Я на миг замерла, любуясь ничем не прикрытой текстурой дерева: прозрачный лак подчеркивал замысловатый узор серо-золотых полос и кругов.

Белёсый свет молодого дня лился из высокого и прозрачного потолка, настолько чистого, что казалось, его и нет вовсе. Ого! Тончайшая мерранская мембрана, нечто среднее между обычным песчаным стеклом и животным, которое делают из черной крови планеты! Дорогущая штука. Хотя, это же Инквизиция, могут себе позволить. Интересно, как снаружи маскируют? Ещё интересней, как очищают воздух: по словам магистра Паприка, допрос шел всю ночь, а нет ни духоты, ни букета неприятных запахов.

Та половина помещения, где располагалась дверь на лестницу, утопала в тени. Другой же конец «залы» купался в косых утренних лучах. Они высвечивали яйцеобразное кресло на единственной тощей ножке и привязанного к креслу человека, что уронил голову на грудь. В нескольких шагах от него второй, с ежиком седых волос и в замызганной рубашке, тяжело оперся ладонями на раскладной стол. На металлической поверхности стоял пустой аквариум в форме куба размером в две ладони и подставка с такой же линзой. Собранная линзой ослепительная точка вгрызалась в ещё живую плоть небольшой рыбки. Несчастное животное трепыхалось, било хвостом, раздевалок крохотный зубастый рот. Я невольно остановилась… И наконец почувствовала запах допроса. Боги, ну и вонь! Я невольно сглотнула комок. А вот на магистра Паприка запах, конечно, не подействовал.

— С добрым утром, Уй, — магистр поздоровался за руку с обладателем седого ёжика, — слушай, мягкосердечный ты какой-то, прямо не узнать. Готовишь еретику завтрак…

Последовал краткий непечатный ответ. Тут привязанный к креслу мужчина поднял голову. Грубо отстриженные остатки длинной челки прилипли к потному лбу и нескольким запекшимся царапинам. Черные круги под глазами на фоне зелено-белой кожи казались трупными пятнами. Значимых повреждений, впрочем, не наблюдалось.

— Старший пришел? Вы ведь старший здесь, да? Доброе утро. Простите, не могу поприветствовать по этикету, — говоривший повертел головой, пытаясь указать подбородком на ремни, что крепко привязывали его к креслу, — тут, видите ли, ошибочка вышла. Я вашему подчиненному все втолковываю, что…

Паприк не обратил на еретика ни малейшего внимания.

— Почему ты до сих пор не докопался? Память зашита? — поинтересовался магистр у седого.

— Зарощена, как у старой девы! Вторые сутки бьюсь, монторп раздери. В туалет отойти не могу… А ты чего это, помочь вздумал? Или так, полюбопытствовать?

— Ни то ни другое. Я с протекцией. Вот, молодой талант привёл.

— Опять?! Я же тебе давно говорил, что…

— …что тебе нужен надежный человек в полевую группу. Вот, это сестра Кетания, — Паприк махнул мне, чтоб подошла ближе, — она диковатая, но способная. Кетания, это мэтр Уйнар, наш самый сноровистый мозгоправ… по совместительству доктор правоведения. Будешь ему помогать и обучаться по полевому профилю. Заодно отточишь навыки. На… хм… живом материале.

— Что-что?! Каком материале?! Я протестую! — вскинулся человек на кресле, — лабораторию тут устраиваете! Вы вообще знаете, кто я? Кто мой….

Мэтр Уйнар закатил глаза и щелкнул по черному шарику, что притулился на верхнем ободке настольной линзы. Опустился купол тишины — небольшой, шага три в диаметре. Ни нас не услышат, ни мы не услышим. Жаль только, что вместе со звуками ушел и последний свежий воздух.

— Здрасьт-твуйте, маст… э-э-э, мэтр Уйнар, — проговорила я.

Тошнота подступила к самому горлу: запах рыбы и так-то терпеть не могу, а учитывая, сколько я вчера выпила...

— Здравствуйте-здравствуйте, — мэтр почесал щетинистый подбородок, — в группу, говоришь… хм… для тяжеляков мелковата… Опыт допросов имеется? Нормальных, без рукоприкладства? Из мозгов?

— Из мозгов? Ну… ну да. Но только… оно это… того… кардинально.

— Покажи.

— Э-э-э… сейчас?

— Давай-давай, не стесняйся. Слушай, Папр, ты…

Окончание фразы я не слышала, потому что вышагнула из-под купола тишины. Подошла вплотную к еретику. Левой рукой взяла мужчину за подбородок. Правой ухватила рукоять табельного инфоножа, который для удобства носила на левом предплечье.

— Хватит трястись. На меня посмотрел. Посмотрел. А ну в глаза мне смотри, падла!

— Это безобразие! Форменное безоб… что вы делаете? Чт-ах!

Клинок вошёл в сердце легко, а вот личность вытекала трудно. Чужие мысли колошматили по поверхности мозга, словно град по озеру. Да ещё пара булыжников затесалась.

Мельтешение картинок и звуков уместилось в голове с трудом. Накатила и прошла тошнота. Отпустив еретика, я на ощупь достала из поясной сумки информационный кристалл. Сосредоточилась на записи, слила в камень важное. Затем, не глядя, провернула инфонож, сбрасывая «переваренную» шелуху мыслей в труп. Тело еретика дернулось, осело. Я вынула из трупа нож. Перехватив, вытерла о штаны. Тфу, дура! Стирать теперь…

Где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, пробили городские часы. Между лопаток зачесалось. Я медленно, с достоинством, обернулась.

Две пары глаз медленно сморгнули.

— Т-ты… монторп ты, Паприк! — прошипел мэтр Уйнар.

Смерил меня взглядом, посмотрел на труп:

— Тьма тебя возьми… Кого мы судить-то теперь будем?! Здесь ересь в высшем свете! Да ещё с оглаской!

— Кого судить? Я-то почем знаю. Ты правовед, ты и решай, — будничным тоном ответил магистр.

— Так тебе же разбирательство подписывать!

— Подпишу, подпишу. Эм… Берёшь девочку?

Уйнар скривился, пожевал губами. Почесал шею. Зажмурился, возвел глаза к прозрачному потоку, из которого лился ослепительный солнечный свет. Вздохнул.

— Папр, ты… вот где ты только таких находишь-то, а?!…

— Места знать надо, — ухмыльнулся магистр Паприк.