Стекло второе, завитражное

— Открывай глаза! — радостно объявляет волшебник. — Добрались!

— Куда? — интересуюсь, последовав совету, но слепящий свет, бьющий отовсюду, заставляет вновь зажмуриться.

— В завитражье.

— Ммм? — вопросительно мычу, моргая и щурясь. Окружающее видится сплошным сияющим маревом.

Гратт щёлкает пальцами — в воздухе образуется карман в фиолетовую клеточку (такими обычно украшают штаны экстравагантных господ). Наблюдаю сквозь слёзы, как волшебник достаёт оттуда очки с оранжевыми стёклами:

— Нацепи пока, чтоб не мучиться.

Протерев глаза, надеваю колдовскую вещицу — мир вокруг мгновенно преображается.

Зачарованно осматриваюсь: мы оказались в огромном туннеле, вогнуто-фасеточные стенки которого вымощены зеркалами. В тех зеркалах движение не прекращается ни на секунду — миллиарды разнообразнейших существ то и дело смотрятся в волшебную поверхность. То милая девочка, смеясь, заправит антрацитовый локон за ухо; то странного вида осьминог заиграет скользким щупальцем; то мелькнёт крыло пролетевшей мимо птицы… Сколько зеркал, столько и отражений.

— Ух ты! Гратт, здорово! Я теперь… Вижу! — делюсь внезапным, как землетрясение, переживанием.

От нахлынувшего волнения и переизбытка чувств меня и вправду начинает бить дрожь.

— Нет, малыш. Ты только что обзавёлся костылями, — сообщает Гратт, продолжая рыться в воздушном кармане. — Хотел спец.капель достать, но их, видимо, уже разобрали.

— Костылями? То есть? Гратт… — начинаю было, однако волшебник, не давая договорить, громко возмущается:

— Под дверями подслушивать совесть позволила, а, королевич? Теперь, будь добр, называй меня стариной.

— Не проблема, — признаюсь, искренне недоумевая, с чего он так завёлся. — Старина, так старина… Просто мне в таком обращении… Как бы выразить-то… Видится некая странность.

— Уль, в далёком-далёком мире этим титулом награждали главу рода.

— Волшебнику, сам посуди: где тот мир, и где — наш? — начинаю философствовать. — В нашем королевстве словам придаётся совсем другое значение.

— Слова, Уль, со временем теряют свою суть, — погрустневшим голосом произносит Гратт. — И наш мир тому подтверждение.

Извлекши из ниоткуда довольно внушительную рыбью кость, он принимается прошивать воздух, быстрыми стежками стягивая потрёпанные края кармана. В костное ушко вдета нитеобразная радуга, которая что-то пищит на непонятном языке — жалуется, наверное.

— Кхм… Старина Гратт, с чего ты костыли упомянул-то? — выдержав паузу, рискую-таки задать вопрос.

— Припомни тётушку Йольду, — раздаётся совет.

Припоминаю: тётушка была колоритным и настолько незабываемым существом, что второго такого, пожалуй, не отыщется даже в царстве первопричин. Однажды весной, когда цветы ещё раздумывали над тем, чтобы показать свои наряды отогревшемуся от холодов солнцу, Йольда спьяну упала с лестницы. Хорошо упала, добротно — ступня оказалась настолько повреждена, что врачи завопили о пожизненной хромоте. Придворный волшебник отлучился по делам в далёкое королевство — пришлось тётушке смириться с диагнозом. Правда, когда ей принесли костыли, она запустила узорными, изготовленными под заказ палками в попавшегося под руку подмастерья — благо, тот отделался всего лишь испугом и парой синяков.

Врачи упорно утверждали, что Йольда не сможет самостоятельно ходить; тётушка не менее упорно посылала их к ёпным рыхам и разрабатывала покалеченную ногу, обливаясь слезами и потом. Через пару месяцев упрямство было вознаграждено — тётушка начала ходить без костылей, пусть и сильно хромая. Когда старина Гратт вернулся, Йольда наотрез отказалась от магических услуг. С того самого дня, как она встала на ноги, Йольда заутверждала, что каждый в состоянии изменить собственную жизнь, не прибегая к подозрительному волшебству.

— Да, тётушка всегда отличалась крепким нравом, — озвучиваю пришедшие в голову мысли.

— Никто и не спорит, — старина Гратт, ухватив меня за руку, идёт вперёд. — Как думаешь, если б она понадеялась на костыли — смогла б она снова встать на ноги?

— Наверное, нет, — медленно говорю, растягивая звуки — так вот к чему клонил волшебник!

— К подпоркам быстро привыкаешь, а Йольда от них отказалась. Очки — суть те же костыли, только для зрения.

— Конечно, — бурчу, ковыляя за волшебником. — У тебя ж нет глаз, вот ты и рассуждаешь…

Гратт тут же парирует:

— Дело не в глазах; дело — в подходе.

— Понял, — заявляю, чтобы пресечь дальнейшие пререкания.

Медленно идём: старина Гратт впереди, я — позади, восхищённо оглядываясь по сторонам. В завитражье есть на что посмотреть: диковинные отражения так и притягивают взгляд. Под ногами музыкально хрустит зеркальная крошка, покрывающая пол туннеля. Путешествие длится бесконечно долго; насмотревшись на отражения писанных красавиц и отборных монстров, начинаю было задаваться вопросом, чем именно этот край молчаливых изображений способен нам помочь… Но внезапно случается ситуация. Нет, даже Ситуация: капкан случайности ловит мою ногу в крепкие тиски. Соответственно, я спотыкаюсь и в очередной раз лечу лечу. Благо, от падения спасает волшебник — обернувшись, он ловит меня под руки, одновременно возмущаясь:

— Смотри, куда идёшь, а?

— Смотрю, — мямлю, чувствуя, как левая ступня начинает неметь. — Сдаётся, я наступил…

Вместе переводим взгляды на пол: вокруг левой ступни, захваченной в тиски, начинает проявляться прежде невидимое облако неприятно-серого цвета.

— Старина Гратт? — ищу поддержки и наставления.

— Великолепно! Поистине замечательно! — восклицает волшебник, присаживаясь на корточки и принимаясь водить рукой над облаком, не касаясь поверхности. — Они близко!

— Кто? — интересуюсь, уловив в изменившихся интонациях зловещее предзнаменование.

— Муравьи! — заявляет Гратт таким тоном, будто некая сверхъестественная сила одаряет каждого входящего в завитражье, необходимыми знаниями, связанными с этим необычным краем.

— А… Ну вот… Облако, куда я наступил, оно же неопасно? — интересуюсь, поскольку суетливое воображение рисует картинки того, во что может превратиться моя онемевшая ступня. Признаться, эти картинки ещё больше портят и без того безрадужное настроение.

— Нисколько, — уверяет волшебник, делая несколько пассов — капкан разжимается, а серая дымка, протяжно взвыв, замолкает и исчезает.

— Что это было? — спрашиваю, принимаясь разминать бесчувственную ступню.

— Ничего такого, что могло бы нас задержать. Это сгусток чьих-то эмоций, выпавший из муравьиной челюсти. Неприятных эмоций, если ты заметил — в дымке усматривается зависть, сковывающая любую свободу.

— Ничего себе! — удивляюсь тому, насколько обширны познания волшебника. — Старина Гратт, а ты часто тут бывал?

— Не особо, — отвечает тот. — Впрочем, достаточно, чтобы составить представление о завитражье и его обитателях. Ну как, пришёл в себя?

— Ага, — подтверждаю готовность к дальнейшим приключениям. — Можем идти. Только, пожалуйста, расскажи сначала про муравьёв.

— Лучше один раз увидеть, как говорится. Вон, гляди, — Гратт указывает рукой в дальний конец тоннеля.

Оттуда выползает существо, действительно напоминающее бронированного муравья. Покачивая усами, поблёскивающими, словно новый доспех, муравей направляется в нашу сторону.

— Как удачно всё складывается! Сейчас мы его оседлаем! — волшебник довольно потирает руки, принимаясь бурчать под нос какую-то неразборчивую бессмыслицу.

— Сейчас вон в том зеркале отразится пара, — продолжает он. — Заберёшь девчачью улыбку.

— То есть? — чувствую, как брови подлетают вверх от недоумения.

— Подходишь, протягиваешь руку, хватаешь улыбку. Что может быть проще? Всё, началось! Давай, малыш, пошевеливайся!

В зеркале действительно отражается пара: юная девушка, подобная земному воплощению какой-нибудь богини, смущённо потупила взгляд, ощупывая ожерелье, которое парень только что надел ей на шею. Судя украшенным богатой вышивкой и каменьями бархатным костюмам, эти двое — из дворянского сословия, да и речь у них соответствующая.

— Право, не стоило, — говорит девушка. — Страшное проклятие ожидает человека, посягнувшего на ожерелье духов.

— Милый друг, — отзывается парень. — Слухи о проклятье сильно преувеличены! Что ожерелье, только прикажи — я достану солнце с небес и брошу к твоим ногам.

Прелестница улыбается и поднимает взгляд, принимается рассматривать, как багровый камень, отдалённо напоминающий вырванное сердце, легко пульсирует.

— Хватай, хватай улыбку! — вмешивается Гратт.

Оправившись от чар иного мира, тянусь сквозь зеркало и касаюсь нежной кожи. Воровато срываю улыбку, затем быстро отдёргиваю руку, чувствуя, как ладонь защекотало нечто тёплое и нежное. Тут же на девичьем лице радость сменяется гримасой страха; красавица издаёт истошный вопль, глядя на метаморфозы, происходящие с её избранником. Тот покрывается багровым налётом — точь-в-точь подобным налётом покрыт камень из проклятого ожерелья — и падает, будто подкошенный. Зеркальное изображение затягивается белёсой дымкой, в которой то и дело мелькают кровавые искры.

— Старина Гратт, он умер? — спрашиваю севшим голосом — трагедия, свидетелем которой я только что стал, глубоко меня потрясла.

— Несомненно. Как думаешь, духи простят осквернение святыни?

— Судя по разыгравшейся на моих глазах драме — нет, — делюсь мыслями, подходя к волшебнику. Тот забирает мягкий комок украденной улыбки и принимается внимательно рассматривать трофей, приговаривая:

— Понимаешь, за каждый поступок приходится платить. Наш молодчик стащил у духов ожерелье, не учтя одного — оно живое. А любую жизнь надо поддерживать, вот парень и… поддержал, в общем. Хорошо хоть улыбку забрать успели — барышня об ожерелье с детства мечтала, поэтому вторую такую улыбку отыскать было бы крайне затруднительно.

— Что теперь будем делать? — перевожу разговор на другую тему, чтоб поскорее забыть об увиденном. Жалко же! Девушку жалко — в её глазах читалась привязанность и симпатия к парню, да и самого незадачливого охотника за ожерельями жалко — не знаю, что за духов он потревожил, но подобное ещё никому не сходило с рук.

— Торговаться, — важно заявляет волшебник, тотчас переключаясь на другой, приторно-дружелюбный тон. — Наезднику Ракда, ты ли это? Сколько оборотов колеса прошло, а ты ничуть не изменился.

— Не лебези, волшебнику. Лучше перейди на нормальный тон и скажи, зачем пожаловал, — раздаётся скрипучий голос.

Кажется, будто говорит муравей — иных живых существ поблизости не наблюдается, а покрытое металлическими пластинами насекомое, довольно большое — размером с порядочную лошадь, подошло к нам вплотную и застыло — только усы и подрагивают. Призрачная человекоподобная фигура, парящая над муравьём почти не заметна — вот и начинает казаться всякая всячина.

— Спускайся, Ракда. Поговорить надо, — миролюбиво предлагает Гратт. — Я для тебя гостинец припас.

— Муравья не отдам, — звучит категоричный ответ.

— Сперва выслушай, — советует волшебник, раскрывая ладонь и показывая крохотный комок улыбки, сияющий, словно звезда, свалившаяся с небес. Ракда тут же меняет форму — превращается в птицу, слетает вниз и садится Гратту на руку, сжав невидимыми коготками тёмную мантию.

— Откуда у тебя… такое сокровище? — на птичьей морде вырисовываются глаза — будто малолетний художник, взяв кисть, проводит по морде дрожащие линии, закручивая их спиралями.

— Я совершенно искренне готов предложить тебе эту улыбку в обмен на небольшую услугу, — заявляет Гратт, сжимая кулак и закрывая улыбку от жадного взгляда опернатевшегося наездника.

— В прошлый раз ты загнал животину до рыхного опенения, — скрипит птица, разевая крючковатый клюв.

— То был не твой муравей, — парирует волшебник.

— А разница? Все мы — части единого организма. — Ракда нервно взмахивает крыльями.

По его призрачному телу гуляют нестройные полосы интенсивно-коричневого оттенка. В воздухе начинает пахнуть чайными листьями, пережаренными с шоколадом и цветами иллюзорника.

— Злишься, да? Не стоит. — Гратт принимается поглаживать взъерошенную птицу. — Чтобы загладить вину, я добыл товар наивысшего качества — такая улыбка попадается раз в сто лет. За неё, по сути, полагается муравей в абсолютное личное пользование, но я готов уступить.

— Я тоже готов. Только сегодня. Единственное, сперва надо попробовать на вкус, — заявляет Ракда, легонько постукивая клювом по кулаку.

— Не пойдёт! Качество товара ты оценил с первого взгляда. — Волшебник крепче сжимает кулак.

Птица слетает на землю, вновь оборачивается человеком — на этот раз полупрозрачной копией Гратта — и протягивает руку с вполне материальной трубкой:

— Сговорено — муравей твой на два оборота колеса. Клади.

Волшебник запихивает в чашу трубки изрядно помявшуюся улыбку, затем, щёлкнув пальцами, добавляет туда же огоньку. Ракда, не удосужившись отойти в сторону, тотчас садится на корточки и делает глубокую затяжку.

— Рыхно, однако, — делится ощущениями он.

— Вот и замечательно, а нам пора в дорогу. До встречи! — Гратт поднимает руку в знак прощания, но увлёкшийся трубкой Ракда никоим образом не реагирует на этот жест. Волшебник, вздохнув, принимается что-то шептать — не иначе очередную магическую формулу. Налетевший порыв ветра подхватывает нас Граттом и закидывает на спину муравью; стеклянная крошка пыльным облаком взлетает в воздух, и только непоколебимый Ракда продолжает восседать на прежнем месте, раскуривая редкую улыбку.

— Пристегнись, малыш. Сейчас начнётся веселье, — предупреждает волшебник, сколдовав на муравьиной спине два вполне удобных сидения. — Ремень отзывается на приказ «сойдись».

— Сойдись, — командую, с опаской поглядывая на подозрительного вида приспособление, сплетённое из мелких металлических косичек.

Ремень оживает и крепко фиксирует моё тело, обвивая его неживой змеёй.

— Поехали! Но-о-о! — кричит старина Гратт. — Кранилищу!

— Куда? — переспрашиваю, не расслышав.

— К хранилищу… Которое потерянных вещей, — поясняет волшебник.

Муравей, очнувшись ото сна, молниеносно разгоняется — в лицо бьёт настолько сильный порыв ветра, что я не успеваю поинтересоваться, а что, собственно, мы потеряли в неком хранилище, и почему туда необходимо попасть. Вроде ж торговку выходами искать собрались? Я смутно представляю, что это за особа, но её должность звучит ободряюще.

И тут муравей резко тормозит — по инерции подаю тело вперёд, однако ремень держит крепко, не давая выпасть из кресла. Картина, представшая нашему взгляду, поистине диковинна: впереди изваяниями застыло множество муравьёв, а их хозяева-наездники дружно парят в воздухе, покуривая трубки. Волшебник стучит себя по лбу:

— Ай, разиня!

— Что с ними, старина Гратт?

— Помнишь, Ракда говорил про часть организма? — отвечает он вопросом на вопрос.

— Да. А разве это имеет какое-то отношение…

— Самое что ни на есть прямое. Ракда наслаждается улыбкой — остальным передаются его ощущения. Сейчас мы тут надолго застрянем. — В голосе волшебника слышится раздражение.

Впрочем, он тут же находит решение и командует:

— Наверх!

Наш муравей отползает в сторону, поднимается по зеркалам и зависает на потолке.

— Ааа! — невольно вырывается у меня — чувствую, как кровь начинает приливать к голове.

— Потерпи, королевич. Скоро доберёмся, — обнадёживает Гратт и командует. — Тронулись!

Послушное существо трогается, набирает скорость, чтобы кометой пронестись над морем неподвижных собратьев. Придерживая чудом не упавшие очки, закрываю глаза в попытке мысленно отвлечься от непривычного положения и ряби зеркальных отражений, сливающихся во множество разноцветных линий. Всё бы хорошо, но тут же в наступившем мраке возникает светящееся лицо волшебника:

— Как ты?

— Нормально. Хоть и порядком подустал от приключений, — делюсь наболевшим.

— То ли ещё будет, — обнадёживает меня старина Гратт.