Стекло седьмое, расчётное

— Как насчёт того, чтоб и мне глоток предложить? — намекает волшебник, норовя уйти от щекотливой темы.

— Обойдёшься! Когда собираешься расплачиваться, спрашиваю? — ослиная морда, скривившись, изменяется и превращается в обезьянью.

— Дружище, послушай, мы таки добрались до острова и достали связис — теперь я могу в любой момент поговорить с ней, — начинает оправдываться Гратт. — Но сейчас я, как ты понимаешь, ограничен во времени — дворец-то оживает! Дай спокойно спуститься в хранилище и встретиться с торговкой — клянусь добрым именем, я исполню обещание, как только выберусь из этой передряги.

— В прошлый раз ты, помнится, тоже клялся.

— Я был мертвецки пьян после тяжелой победы — канатники напоили бочонком сгонной горевики, точь-в-точь такой же, что у тебя в руках. Раз уж об этом зашёл разговор, тогда я разгребал твои проблемы. Ещё немного, и ночная мгла просочилась бы на нижние ярусы лабиринта.

— Я контролировал ситуацию! — возмущается Лацли.

— Конечно! — багровеет старина Гратт. — Расскажи это подземникам, которые чуть не передохли! Именно они создают канатников в пещерных мастерских — ещё немного, и лабиринт лишился бы обоих народцев. Что б ты без меня делал — той ночью я разогнал мглу и укрепил перегородку между ярусами!

— Герой? Ну-ну… О своих похождениях будешь рассказывать в трактире — мне можешь зубы не заговаривать. Пока не расплатишься, не сдвинешься с места. Эу, Клещи, зафиксируй молодца! А сопротивляться будет — дави.

Песок шевелится — две лопатообразные лапы вылезают оттуда, хватают опешившего волшебника и захлопывают живой капкан. Следом появляется слепая голова огромного антрацитово-чёрного крота. Неожиданный персонаж вполне разборчиво изрекает:

— Извините, спаситель, но приказ есть приказ. Ежели шелохнётесь, прихлопну.

— Как это, прихлопнете? — любопытствую, рассматривая грязные когти, которые норовят сомкнуться на чародейской талии — кажется, мы влипли в очередную передрягу.

— Дык, мы пласты лабиринтового меджуявья вскрываем — на то мы и подземники! — хвастается крот. — А человека изничтожить всяко не сложно будет — ты ж слыхал, что привратник скомандовал?

— Какова благодарность! — старина Гратт принимается картинно страдать, заламывая свободные руки.

— Не паясничайте, спаситель, — советует Клещи. — Лучше полюбовно рассчитайтесь и отправляйтесь в путь-дорогу.

— Я оскорблён до глубины души! — не унимается волшебник. — Знал бы, что стану пленником — оставил бы ваш ярус на произвол судьбы!

— Сказки не сказывайте — всяко бы помогли. Нам ли не знать — живое у вас сердце, хоть и в броню одетое, — добродушно говорит крот.

— Неужели? — позволяю себе лёгкий сарказм.

После того, как волшебник предал целое королевство, я могу поспорить с любым, утверждающим подобное.

— Мал ты ещё да неопытен — подозрительность позволительна. Слыхал, поди, что канатники из наших мастерских выходят? Затем мы их в верхние яви переселяем, чтоб за судьбами людскими присматривали.

— Слышал, — подтверждаю, недоумевая, почему вдруг разговор принял такие обороты.

— В тех мастерских рождаются не только канатники, но и проклинатели. С чего, как думаешь, они читают сердца, словно книгу — то наши мастера делятся своими умениями!

— Уж не говорящих ли смерчей вы имеете в виду? — уточняю, вспоминая встречу с пластинчатой Лаской.

— Их самых, — подтверждает Клещи, смешно поведя розовым носом и уткнувшись волшебнику в живот. — Надоело мне с тобой, спаситель, нянчится — лучше не словом, а делом подсоблю.

— Не смей! — предупреждает Гратт, но всё происходит в мгновение ока: крот мотает головой, выбивая из рук своего пленника таинственный орех. Орех подлетает в воздух и зависает, будто привязанный к небу невидимыми нитями.

— Пуск, — командует привратник, донельзя довольный тем, как складывается ситуация.

Радужное сияние усиливается, становится более красочным, в нём начинают мелькать смутные тёмные пятна…

— Поглядим, что за женщину скрывает наш скромняга, — ухмыляется Лацли, вновь изменяясь — непроизвольно вздрагиваю, наблюдая, как из змеиной пасти высовывается здоровенный язык с четырьмя разветвлениями на конце.

— Выключи связис! Немедленно! — неистовствует волшебник, нервно размахивая руками и пытаясь дотянуться до застывшего в воздухе яркого шара. — Она не готова!

— Грррраттарррр! — раздаётся злобный вопль.

— Тётушка? — кричу в ответ, до глубины души поражённый увиденным.

Сквозь радужное свечение явственно проступает умопомрачительная картина: Йольда, облачённая в лёгкие кожаные доспехи, вовсю орудует двумя саблями, кроша в труху атакующих воронов. А ведь она ничуть не изменилась: всё такая же статная, строгая, коршунолицая… Лишь седины заметно прибавилось в волосах, заплетённых в косу… Как же я соскучился за все те годы, что она провела в разъездах! Неужели тётушка вернулась домой? И что творится с воронами?

— Это же рыхи! Ты наслал на королевство рыхов! — оскорбляюсь, наблюдая, как птицы посмертно проявляют истинную сущность, расползаясь лужами гадкой слизи беспощадно-бурого цвета.

— Я… — начинает было волшебник, но его перебивают:

— Уль, мальчик мой, ты жив!

Взмах сабли — птица, неестественно вскрикнув, падает на землю. Разворот — голова очередного ворона отлетает, ударяется о светящийся связис (очевидно, с той стороны возник такой же радужный шар, иначе каким бы образом тётушка могла нас видеть?) и падает на мостовую — узнаю в окрестном пейзаже родную столицу. Ещё пара молниеносных движений — оставшиеся рыхи прощаются с жизнью.

— О небо, как же я рада тебя видеть! Когда брат рассказал, что они сотворили, я чуть его не задушила! Королевством правит урод — только подумать, отдать в жертву собственного сына? А впрочем… Скажи лучше, где ты?

— Сложно объяснить, — отзываюсь, подбирая слова — как, спрашивается, описать завитражье тому, кто ненавидит всякое чародейство? — Но я в порядке, не волнуйтесь. У отца не было другого выбора, — добавляю, размышляя про то, что выбор есть всегда, но что толку плакаться, жалуясь на судьбу? Да и тётушке нынче не до моих проблем.

— Йоль, он всё ещё во дворце, — будто бы между прочим замечает волшебник.

— Называй меня Стальная Йольда! — орет тётушка, в сердцах обрушивая тяжёлый удар на ни в чём не повинный связис — сабля, обиженно звякнув, отлетает в сторону, по инерции утягивая за собой разгневанную воительницу. — Граттар, предатель! Ты во всём виноват!

— Сейчас не время для выяснения отношений! — заводится волшебник. — Мы с Улем застряли в завитражье. Мы ищем торговку выходами, чтоб выбраться отсюда.

— Если ты не вытащишь малыша живым-здоровым из этой передряги, — угрожает Йольда, — я собственноручно расплавлю твои конечности и залью их тебе в…

— Откуда вы знаете про завитражье? — поспешно перебиваю, живо представив, куда будет залит расплавленный металл.

— Она училась со мной на волшебницу, — печально поясняет Гратт, окончательно переворачивая всё с ног на голову.

— Каким образом? Возможно ли? Но ведь история с костылями? Йоль, вы же отказались тогда от помощи Гратта? — сбивчиво озвучиваю роящиеся в голове вопросы.

— Да, милый мальчик, я отказалась от помощи этого обманщика! — вздыхает Йольда. — Наши отношения держались в тайне — лишь родители знали, что я была последней ученицей Мерлинса.

— Самого Мерлинса? Великого и могучего? — переспрашиваю, бессмысленно моргая и пытаясь вообразить боевую тётушку рядом с выдающимся волшебником, известным далеко за пределами нашего королевства. — Тогда почему же вы не практикуете чародейство?

— Уль, я разочаровалась — это долгая история, расскажу её когда-нибудь потом.

Ну уж нет! Достаточно меня кормили всяческими «потомами» — продолжаю настаивать на своём, стремясь докопаться до правды:

— Как можно разочароваться в волшебстве? Оно ж значительно облегчает жизнь? Да и, помнится, вы сами говорили — ничто не даруется просто так!

— Я не прошла инициацию! Меня подло обманули: и учитель, и жених оказались предателями!

— Ты вбила себе это в голову, — теряя терпение, Гратт переходит почти на крик. — Как объяснить, что произошло на самом деле? Как достучаться до твоего сознания, отравленного обидой? Какие слова подобрать?

— К рыхам слова — о людях судят по поступкам! — горячится Йольда. — Ты убил моего мироеда, испоганил моё будущее и сбежал от свадьбы!

— Какой свадьбы? Я ничего не понимаю… Старина Гратт, о чём речь? — недоумённо перевожу взгляд с поникшего волшебника, ссутулившегося и сильно постаревшего, на разъярённую тётушку, готовую изрубить его на мелкие кусочки — окажись она неподалёку.

— Йоль… была… моей… невестой, — тяжело признаётся тот, делая между словами значительные паузы.

— Невестой? — хором удивляемся я, Лацли и Клещи — последний от неожиданности смягчает хватку, выпуская Гратта на свободу.

Время будто бы останавливается, и волшебник принимается объяснять:

— Её привели к нам в дом ещё девочкой — родители заметили дар и решили посоветоваться с мастером. Я был намного старше, к тому же, я был единственным учеником Мерлинса — мы вместе чародействовали и путешествовали… Казалось, такая жизнь продлится вечно, но мастер взялся наставлять юную королевну при одном условии — это не получит огласки. В то время должность придворного волшебника занимал его брат, с которым Мерлинс не особо ладил. Король с королевой согласились и оставили дочку на наше попечение — официально юная Йольда уехала на Север, в край вечных льдов к будущему жениху. Со временем мы с ней нашли общий язык — Йоль оказалась до смешного прямолинейной и дерзкой, но разумной. Прошли годы, она превратилась в талантливую волшебницу, однако для того, чтоб стать полноценной чародейкой, нужно было пройти испытание. В то неспокойное время королевство страдало от мироеда, уничтожающего реальность — брат Мерлинса погиб, сражаясь с ним. Однако мастер несмотря на все пророчества вбил себе в голову, будто Йольда должна победить чудовище. Я пытался доказать, что любимая — да, тогда мы обожали друг друга и готовились пожениться — не выдержит испытания — её бы попросту уничтожили! Мастера не удалось переубедить, тогда поздней ночью я сбежал и отправился в мироедово логово. Я не думал о том, что меня ждёт — единственной мыслью было спасти невесту, оборонить её от смерти — судьбы, предсказанной на всеведающем огне.

— Что произошло потом? — спрашиваю, толком не решив, разыгрывает ли меня Гратт или говорит правду.

— Я уничтожил мироеда, — продолжает волшебник, — но больше так и не увидел мастера — той ночью он отправился в вечное путешествие. В народе решили, будто Мерлинс победил чудовище и погиб в битве: никто не знал, что мастер попросту разозлился — он не терпел непослушания, и ушёл. Хотя причина может быть иной… Он давно намеревался побродить по мирам, познакомиться с какими-то шаманами — а тут такое стечение обстоятельств! В общем, мастер исчез, Йольда оскорбилась, решив, будто я её предал, помешал испытанию и, собственно, чародейской инициации… Тогда я отправился искать мастера, чтоб просить прощения, к тому же, именно он должен был руководить нашим свадебным ритуалом, который так и не состоялся. Путешествие завело меня в завитражье — я бродил по нему долгие годы, тщетно пытаясь найти дорогу домой. Когда я вырвался из заколдованного круга, в королевстве многое изменилось… Уль, твой отец сел на трон, а его сестра будто бы вернулась с Севера и приняла обет безбрачия, разочаровавшись в женихе, а заодно и во всех мужчинах. С тех пор Йольда ненавидит меня.

— Благими намерениями вымощена дорога в пропасть, — философски замечает Лацли.

— Зачем скрывать правду? — возмущаюсь, ощущая, как на глаза наворачиваются непрошенные слёзы — слишком уж меня поразило спонтанное признание.

— Надо было на всё королевство раструбить эту историю? — язвит старина Гратт. — Достаточно того, что Йоль никак не может отойти от пережитого.

— Жалким предателем был, таковым и останешься! — тётушка пылко заявляет о своём присутствии, покрывая бывшую любовь потоком отборной ругани.

— Я давно уже с тобой не спорю — бесполезно, — только и вздыхает волшебник.

— А рыхи? К чему ты распустил рыхов? — с этими словами Йольда убивает одинокую ворону, пролетающую мимо, наступает на скользкую кучу — истинное обличье колдовского существа — и принимается с остервененьем размазывать бурую слизь по мостовой.

— Ты всегда была умной волшебницей — сама-то как думаешь?

— Я не волшебница!

— Конечно! — старина Гратт переходит на неожиданный, леденяще-спокойный тон, заставая тётушку врасплох. — Намного легче лелеять боль и обиду, утешаясь собственными фантазиями, чем принять правду. Ты — самая талантливая из всех, с кем мне довелось встретиться — а повидал я на жизненном пути немало. Из-за меня ты похоронила свой дар — хотя, повторяю, тебе было не справиться с мироедом.

— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — кричит Йольда, закрывая уши.

— А теперь ты его пробудишь — не ради меня, ради своего народа, которому нужна помощь. Ты прекрасно знаешь — рыхам не страшна сталь. Ночью они восстанут — ведь того, кто питается человеческим страхом, непросто остановить. Лишь волшебство способно уничтожить этих воронов, но я, как ты понимаешь, бессилен что-либо сделать — я заперт в завитражье и неизвестно, удастся ли вообще выбраться из дворца. Поэтому отныне судьба королевства в твоих руках.

— Чтоб тебя прошморило! — дрожащим голосом проклинает тётушка, злобно глядя на Гратта. — Что мне делать?

— Зайди в дом мастера, нажми на третий кристалл справа у входа — откроется дверь, ведущая в небольшую комнатушку. Там на столе лежит письмо с противорыхным заклинанием. Мне удалось повидаться с Мерлинсом, и он одобрил задумку — уничтожение рыхов станет твоей чародейской инициацией. Прости, любимая, и прощай.

Тонко взвизгнув, связис потухает, оборачивается углём — самым обыкновенным на вид — падает и скатывается со склона вниз, к морю.

— Эх, Граттар, знатно ты меня позабавил, — улыбается Лацли, растопырив кошачьи усы. — Клещи, свободен. Благодарю за помощь!

Крот исчезает в песке, пожелав на прощание:

— Пусть всё образуется!

— Какая забава? О чём ты? — кричит волшебник; такое ощущение, что три его лица попали в шторм — на маску невозможно смотреть, настолько она искривилась.

— Расплата принимается, — продолжает привратник как ни в чём не бывало. — Хотя любви я так и не наблюдал.

— Ещё бы, где звериной морде понять человеческие чувства?

— Конечно, — ухмыляется Лацли, поднимаясь с насиженного места. Он выпрямляется, разминает затёкшие ноги и руки, продолжая:

— Обвини меня во всех тяжких — думаешь, полегчает?

— Я знаю, на что она способна, — старина Гратт режет словом не хуже, чем Йольда саблей. — Мне больно видеть, как она закапывает дар. Йоль с детства бредила, хотела стать волшебницей — неужели я отниму её самую заветную мечту? Никогда!

— Значит, ты всё подстроил заранее? — поражённо гляжу на бывшего наставника, который нынче видится в совершенно ином свете.

— Извини, малыш, но иначе бы Йоль и пальцем не пошевелила — нужна встряска.

— Промежду прочим ты тряхнул целое королевство! — напоминает привратник.

— Другого выхода не было, — признаётся волшебник. — Кстати о выходах, раз уж ты принял плату, будь добр, сопроводи нас в хранилище.

— Всё таки я не понимаю… зачем? — хриплю, тщетно борясь с так и не отступившими слезами.

— Когда любишь, помогаешь человеку развиваться, — тихо отвечает волшебник. — И воплощаешь его мечты. Любой ценой.

— Ты действительно встречался с Мерлинсом, чтоб обсудить заклятие? — любопытствует Лацли. — Помнится, чародейская инициация возможна исключительно с одобрения мастера.

Старина Гратт в ответ лишь многозначительно молчит.