Стекло пятое, дирижаблевое

«Хорошему человеку завсегда и везде хорошо» — волшебник, сколько его помню, любил повторять эту фразу; я же постиг её смысл только после ночёвки в Йгрином доме. Как замечательно бывает поразмышлять за чашкой душистого нечто — назовём чаем этот терпкий травяной напиток — о тех неприятностях и приятностях, что повстречались на пути. Хоть неприятностей было значительно больше, времяпровождение в избушке, существующей одновременно в двух измерениях — канатно-дирижабльном и одирижабленно-фантазийном — сгладило горечь, накопленную за время путешествия.

Мы с Граттом выкупались в лесном озере, на которое выходило одно из избушечных окон (Йгра утверждала, что этот лес вырос в фантазиях ювелира — он частенько убегал туда, спасаясь от повседневной рутины), выспались, заняв единственную кровать (сама хозяйка всю ночь провела, колдуя над канатами) и вдоволь наелись фруктов вкусных, хоть и неприятных на вид (они напоминали покрытые слизью колючие шары).

Теперь можно и планы обсудить:

— Старина Гратт, куда дальше направимся? Сонн искать?

— Да нет, — бурчит тот, потягивая местный чай — судя по удовлетворённому выражению маски, жгучая терпкость оного пришлась волшебнику по вкусу. — Сама придёт, если с новыми канатами не сложилось. Подождём немного, а там будет видно.

— Придёт, ещё как придёт, — вмешивается Йгра. — Говорю же, Лину уже не спасти.

— А вам какое дело до всей этой истории? — задаю давно интересовавший вопрос — по моим наблюдениям завитражцы не оказывают услуг по доброте душевной; за любое одолжение приходится так или иначе платить. Впрочем, в котором из миров дело обстоит иначе?

— Если б не ювелир, ничего б не произошло, — мрачнеет канатница.

Она резко поднимается из-за стола и покидает избушку, демонстративно хлопнув дверью.

— Чем я её задел? — размышляю вслух.

— Неуместным любопытством, — констатирует волшебник. — Не всё ли равно, что за узы связывают дам, согласившихся нам помочь?

Ответить не успеваю, поскольку избушка, бывшая вполне реальной мгновение назад, тает, уподобившись пустынному миражу. Пол резко проседает и опускается вниз в тёмные недра скалы. Затем нас буквально выбрасывает из горной толщи на раскалённый песок — мы выкатываемся под ноги канатниц и, поднимаясь, в два голоса возмущаемся:

— Что за рыхство?

Оказывается, мысли сходятся не только у дураков.

Рассерженно отплёвываюсь от песка, противно скрипящего на зубах; волшебник отряхивается, сем своим видом демонстрируя готовность выслушать объяснения.

— Спешить надо, — кричит осунувшаяся и будто бы постаревшая за ночь Сонн. — В мою скалу забирайтесь, а то Лина без вас улетит. Как потом с Лацли объяснятся?

— Не уговорила, значит, — замечает волшебник, отряхиваясь.

— Я должна была попробовать, — доносится сквозь рыдания.

Из огромных глаз, некогда зеркальная поверхность которых ныне затянута тёмной пеленой, текут иссиня чёрные слёзы; они скатываются по смуглым щекам и падают на песок, прожигая в нём неглубокие воронки.

Даже не пытаясь вытереть слёзы, Сонн хватает волшебника за руку и тянет за собой:

— Пойдёмте, ну же. На меня внимания не обращайте — я слишком любила Лину, чтоб так просто взять, и расстаться… А всё из-за проклятого ожерелья!

— Мне безумно жаль, милая, — виновато откликается Йгра.

— Не стоит, — бросает Сонн через плечо, направляясь к своей скале, возвышающейся неподалёку. — Мы плетём интересы, а судьбы плетутся самим людьми — тут мы бессильны. Жаль только, что зачастую люди этого не осознают.

— Приходи ко мне вечером, ладно? Запьём печаль сгонной горевикой, — жалобно просит Йгра, отступая в тень собственной скалы. — Она хорошенько настоялась — будет повод бутылку открыть… А вам удачного полёта и попутных ветров!

Канатница машет в знак прощания.

— Благодарим! — отзывается волшебник, прежде чем ступить в очередной тёмный зев.

— Спасибо! — кричу в свою очередь я, мысленно желая радушной хозяйке всего наилучшего.

Мы исчезаем в наступившем мраке, проход тотчас зарастает, затягивается свежим камнем, а пол вздымается бурными волнами, спеша достичь вершины.

Эта скала не идёт ни в какое сравнение с той, где нам довелось провести ночь: дирижабль Йгры был привязан к крепкому камню тысячами канатов, между которыми и просветов-то не было, а дирижабль Сонн держится на слабом жгуте, тонком, почти прозрачном и изрядно потёртом. Волшебник, бросив взгляд на представшую перед нами картину, резонно замечает:

— Полно корить себя — в такой ситуации и сам Лацли бы не справился, клянусь царством первопричин!

— Да знаю я, знаю, — отмахивается Сонн. — Последняя связь вот-вот порвётся, так что придётся вас телепортировать.

— Теле… Что? — удивляюсь в очередной раз.

Множество непонятных слов, то и дело используемых завитражцами в речи, создаёт ощущение, будто мы говорим на разных языках.

— Тайраннэ-лин-на! — кричит канатница, одновременно прочерчивая в воздухе замысловатые знаки.

Меня тотчас разрывает на ничтожно мелкие части, каждая песчинка, некогда бывшая мной, легко и непринуждённо летит сквозь пространство и время, чтоб вновь собраться внутри дирижабельной рубки управления в цельное существо. По крайней мере, в целостность отчаянно хочется верить, поэтому ощупываю себя, как сумасшедший, проверяя, всё ли на месте. Рядом старина Гратт довольно ухмыляется, сложив руки на груди — видимо, ему не впервой теле… телепор… телепортачить, в общем. Небольшая рубка, блестящая позолотой, вмещает в себя множество каких-то мелких винтов и труб, образующих причудливый узор — практически вся верхняя поверхность занята громадными стёклами, в которые замечательно просматриваются окрестности.

— Добро пожаловать, милостивые господа. Сонн предупредила о вашем прибытии, — раздаётся тихий голос, блеклый и бесцветный, словно его хозяйка — унылое привидение, занявшее место у руля.

Вот только что-то знакомое видится в обезображенных горем девичьих чертах.

— Вы… — внезапное озарение поражает. — Вы ведь та самая, которой ожерелье духов подарили!

— Не продолжайте, не стоит! Мне слишком больно об этом вспоминать, — отзывается привидение, ещё больше сгорбившись и закрыв лицо руками. — Я убила любимого человека.

— Дорогая, его убила собственная глупость — первейшая причина большинства смертей, — беспощадно отмечает волшебник.

— Да что вы можете знать? — обижается наша новая попутчица, всхлипнув и разрыдавшись.

— О, вы даже не представляете, что я могу! Железный Волшебник Граттар, известный во многих мирах, к вашим услугам.

— Лина Аранская, — представляется в свою очередь призрак, вытирая узорным платком затёкшие глаза, из которых всё ещё текут предательские слёзы. — В моей земле, к сожалению, о вас не слышали.

Она поправляет пышное платье, искусно украшенное бахромой, и приседает в лёгком реверансе.

— Ульвин, некогда бывший королевичем, — завершаю ритуал знакомства. — Называйте меня Улем, поскольку в завитражии я обычный путник.

— Любой из нас здесь — всего лишь путник, — замечает приведение.

— Разница в том, что некоторые из них живы, а некоторые — нет, — старина Гратт вносит свою лепту в беседу. — Сонн умоляла вас остаться, но вы предпочли…

— Да, я предпочла! Я хочу снова быть с Киром. Я люблю его и не могу без него, понимаете?

— Не понимаю. Любовь — это не смерть. Это жизнь. Всё остальное — от лукавого.

— Что вы можете знать?

— Милая, этот вопрос вы уже задавали. Вас действительно интересует глубина моей осведомлённости? — волшебник облокачивается о перила, наблюдая в широкое окно пустыню, превратившуюся в далёкое оранжевое покрывало.

— Интересует, — отвечает Лина — судя по всему, рассуждения старины Гратта её задели, хоть она и пытается не подавать вида.

— Тогда внимайте, — волшебник начинает представление. — Некий ювелир полюбил одну характерную девушку, женился на ней и сотворил для молодой супруги дивное ожерелье. Однако семейная жизнь не сложилась — девушка оказалась на редкость самовлюблённым существом, не привыкшим уступать. Ювелир долго терпел, надеялся перевоспитать, но изменить человека не так-то просто — жена выпила из него все соки. Однажды он не выдержал и ушёл из опостылевшего дома, а через некоторое время канатница Йгра свела своего подопечного с другой красавицей, нежной и ласковой… Они полюбили друг друга и стали жить, как говорится, душа в душу. Тогда первая жена, желая избавится от прошлого, сожгла особняк, в котором она прожила с ювелиром семь долгих лет, и выкинула некогда любимое украшение, подаренное мужем, в ближайший колодец. Не зря народ обходил тот колодец стороной — раз в год граница между мирами истончалась. Её угораздило выбросить ожерелье в ночь, когда духи вашего мира перебрались через колодец в иной, соседний. Они поймали ожерелье, и, поскольку диковинка им понравилось, утащили с собой. Так творение ювелира попало в страну туманов, из которой редкий рыцарь возвращался живым.

— Неужели? Но откуда, откуда вам всё это известно? — восклицает привидение, вцепившись в руль бесплотными пальцами.

— Йгра нашептала, — подмигивает старина Гратт. — Но история ещё не закончена. Ожерелье обросло легендами, после того, как сумасшедший рыцарь добрался-таки до вашей земли и поведал о чудодейственном камне, дарующем вечную молодость. Не мне рассказывать, что произошло потом.

Лина вновь принимается рыдать:

— Говорю же, я во всём виновата! Мечты, будь они прокляты! Мне так хотелось обладать ожерельем духов, о котором слышала с детства — все эти сказки, чудесные истории и легенды… Кир поспешил исполнить моё желание и … И… И его не стало…

— Надеетесь встретиться в море Мёртвых? — озвучиваю пришедшую на ум мысль — с чего б иначе молодая и цветущая девушка решилась на самоубийство?

— Да! — отвечает Лина после небольшой паузы. — Сонн как-то обмолвилась, что это возможно. Скажите, милостивый волшебник, удастся ли мне отыскать Кира?

— Посмотри в окно, — советует он. — Там уже вовсю плещутся воды нижних слоёв этого моря — мы и не заметили, как пересекли границу.

Привидение ахает, вглядевшись в бирюзовую даль, по которой вальяжно проплывают чешуйчатые рыбы облаков.

— Ещё пару часов и доберёмся до верхних слоёв, потом, когда ваш дирижабль всплывёт на поверхность, он обратится кораблём — умершие путешествуют на таких.

— Путешествуют по морю? — уточняет Лина.

— Да. Считается, что оно не имеет конца и края — вероятность встречи крайне мала.

— Не может быть! — всплеснув руками, привидение поднимается к потолку рубки и принимается бродить по нему, словно по полу. — А ведь я так надеялась… Это несправедливо! Я жизнью пожертвовала ради того, чтобы снова его увидеть. Любезный Граттар, помогите мне, умоляю!

— Вам нужен не я, — признаётся волшебник, — а черепаха Дорог — заплатив одним будущим, у неё можно выторговать иное, подходящее.

— Как же мне её отыскать?

— Мысленно позовите, предупредите, что вы вскоре появитесь — она услышит и подплывёт.

— Так просто?

— Сложности начнутся потом, — обещает старина Гратт.

Воцаряется молчание: волшебник, замолкнув, напряжённо о чём-то думает; привидение, спустившись, отчаянно взывает к таинственной черепахе; я в свою очередь наблюдаю, как меняется заоконный пейзаж. Дирижабль выбирается на поверхность — бирюзовая толща вод сменяется рваными волнами, в хаотичном порядке разгуливающими по морю. Тут же рубка управления преображается, обрастает дном, вытягивается, меняет форму, превращаясь в корабельную палубу. Объёмный воздушный мешок над нашими головами сдувается, трансформируется, повисает парусами на вырастающих мачтах.

— Добрались, — констатирует старина Гратт. — А вот и черепаха — Лина, милочка, вам удалось её заинтересовать.

Перед нами откуда ни возьмись появляется серое чудовище величиной с остров; его панцирь покрыт диковинным узором, в котором не просматривается ни малейшей симметрии, а из панциря торчит морщинистая голова с крупным ртом и огромными, выпученными глазами разных цветов: один белый, другой — чёрный.

— Зачем звали? — ворчит черепаха.

— О могущественный Дорог, — заводит речь старина Гратт, — благодарим за столь быстрое появление. Не будешь ли любезен оказать нам услугу?

— Ты знаком с расценками, — ухмыляется черепаха.

— Я готова, я на всё готова! — вклинивается в разговор Лина. — Только позвольте мне встретиться с Киром!

— И что же ты предложишь, потешная девочка? Единственную настоящую ценность, собственную жизнь, ты уже потеряла.

— Вы правы, я расплатилась жизнью за этот шанс. Но, быть может…

— Может и быть, а может и — нет. Меня интересуют исключительно вероятности, — заявляет Дорог. — Скажи, красавица, готова ли ты отдать своё будущее, которое ты бы провела на этом корабле, за исполнение желания?

— Да, — без колебаний отвечает Лина.

— Стой! Что ж ты делаешь? — кричит волшебник.

Корабль моментально исчезает, будто его и не было: волшебник выкрикивает нечто невразумительное и вокруг нас образуется парящий в воздухе полупрозрачный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Привидение, нелепо всплеснув руками, падает в бирюзовые воды.

— Глупая! Эй, её же поглотят! — возмущается старина Гратт.

— Она выбрала свой путь, — довольно урчит черепаха. — Остальное — не моя забота.

Лина барахтается и пытается выбраться из воды, но волны, оборачивающиеся призрачными руками, сковывают движения, стремятся утопить добычу, растворить её в мёртвых водах.

— Что происходит? — переживаю, глядя за разворачивающимися внизу событиями.

— Любая душа, попавшая сюда, путешествует на корабле — остатках покинутой реальности — это позволяет ей не растерять свою суть, — объясняет волшебник. — Однако стоит его лишиться, и душа падает в море, теряет последнее сознание и растворяется в бесконечном количестве таких же бескорабельных душ.

— Старина, гляди! — указываю на тёмное пятно, появившееся на горизонте. — Это…

Волшебник достаёт из рукава подзорную трубу и всматривается вдаль:

— Это корабль Кира.

— Что, если Лина утонет? Что, если она не дождётся возлюбленного? — обращаюсь к черепахе, с любопытством наблюдающей за барахтающимся призраком.

— Хочешь ей помочь, коротышка? — интересуется та.

— Хочу, — отвечаю, твёрдо уверенный в собственной правоте. — Беру ответственность на себя.

Лина помогла нам добраться до моря Мёртвых — было бы неблагодарно оставлять её на произвол судьбы.

— Джонатан, — командует Дорог, — разберись.

Гигантская чайка, парящая в вышине, молниеносно бросается вниз и подхватывает тонущее привидение. Она улетает в сторону далёкого корабля, крепко обхватив когтистыми лапами ослабшую Лину. Лёгкий ветер доносит прощальное «благодарю»…

— Всё будет хорошо, ведь правда? — обращаюсь к старине Гратту, который копошится в собственном рукаве.

— С какой стороны посмотреть, — бурчит он и, наконец-то пристроив подзорную трубу на прежнее место, поворачивается ко мне. — Ты снова влез не в своё дело.

— Оставь парня, — благодушничает черепаха. — Его предложение было частью нового будущего, которое я обрисовал для девчонки. За Джонатана я с вас не спрошу. Кстати, хватит висеть перед моим носом — перебирайтесь на панцирь, заодно и проблемы обсудим.

Волшебник, последовав дельному совету, высаживает нас там, где панцирь переходит в массивную шею, пузырь лопается с громким хлюпом, обдавая нас прохладными брызгами.

— Слушаю, — объявляет Дорог.

— Нам бы до дерева добраться, — говорит волшебник.

Черепаха принимается хохотать.