7. Две сущности

Лоран отстранился от Клер намного раньше, чем это требовалось из соображений безопасности. Влечение к супруге захватило его целиком: он пропадал в ее влажных, опухших от поцелуев, губах, тонул в ее запахе, путался в волосах и больше всего на свете желал, чтобы это длилось вечно. Но кое-что было не так.

Клер обняла его, прильнув грудью. Ощущать тепло ее тела было величайшим наслаждением, но Ло оттолкнул ее вновь, сходя с ума от досады.

— Хватит, — выдохнул он.

Ло пытался отвести взгляд, но не мог — Клер была слишком прекрасна, слишком желанна. Румянец огнем полыхал на ее щеках, глаза, темные от недостаточного освещения, блестели в сумраке комнаты, а волосы, ранее собранные в прическу, растрепались совершенно неприличным образом: их хотелось схватить, намотать на руку и грубо притянуть к себе. Возможно, его чувства так обострились от долгой разлуки, но впервые Ло ощущал, что теряет контроль.

Зачарованно он смотрел, как она повернулась на бок. Ее ягодицы раскраснелись от частых прикосновений и теперь алели в тон щекам. Она привычно потянулась к нему, касаясь рукой, и Лоран, не сдержавшись, страстно прижал Клер к себе. Впиваясь своими губами в ее, он касался волос у макушки, водил ладонями по спине, обхватывал ноги. Рыча, он прижал ее к постели, навалившись сверху.

— Ты же...

Он не дал ей договорить, зажав рот, и потянулся к горлу, наслаждаясь хриплым стоном и участившимся сердцебиением. Звонкий, яркий ритм завораживал, и Лоран стремился двигаться ему в такт.

Она протестующе замычала, хватаясь за простыню. Ло уткнулся носом в ее волосы, жадно втягивая воздух, провел языком по ушной раковине. Отпустив горло, он поймал ее сбивающееся дыхание. Освободившаяся рука устремилась к мягкому животу и с силой надавила на него. Ее крик утонул в глубоком поцелуе.

Хотелось искусать ее губы, потом — шею, потом — этот соблазнительный живот, разорвать его, вспороть когтями и погрузить пальцы во влажную плоть...

Лоран в ужасе отпрянул. Кровь в его жилах будто заменил талый лед, и страх, что он причинил любимой вред, был лишь одной из причин. Этот морозный холод нельзя перепутать ни с чем иным — проклятие лугару. Оно жалило кожу изнутри, требуя продолжения.

Она выглядела напуганной. Блестящие от страсти глаза теперь блестели застывшими слезами, а приятный глазу румянец схлынул с щек.

— Уйди, — единственное, что сумел произнести Ло.

Он сделал ей больно и подумать страшно, что мог сделать еще, но она смотрела с беспокойством и нежностью:

— Все хорошо, Ло, — ее дрожащий голос говорил об обратном. — Не переживай, я понимаю.

Клер протянула к нему руки.

— Вон!

В этот раз она послушалась и, не проронив ни слова, нагая, выбежала из спальни.

Лоран пытался успокоиться, но проснувшиеся инстинкты зверя кричали в нем, заглушая голос разума. Единственное, что казалось важным — догнать убегающую супругу. Ло отчаянно водил взглядом по комнате в надежде отвлечься от навязчивой идеи, но все вокруг напоминало о Клер: оставленная сорочка, смятая простынь, отложенный в сторону гребень...

Догнать. Поймать. Разорвать.

Со стоном Ло упал на подушку. Она пропиталась запахом жены, как, в прочем, и все в комнате. Не в силах более противиться звериному желанию, Ло, едва осознавая, что делает, сжал кусок материи в зубах.

* * *

Когда Лоран открыл глаза, на дворе стоял глубокий день. Солнечный свет, обычно мягкий в это время суток, очерчивал оконную раму столь ярко, что пестрило в глазах. Из-за этого Ло не сразу понял, где находится.

— Ты проснулся, — послышался голос Эрика. — Замечательно.

Его голос, доносящийся из-за спины, казался оглушающим.

Ничего не понимая, Ло осторожно поднялся с пола, на котором почему-то лежал все это время, и наткнулся взглядом на входную дверь. Совранная с петель, она была приставлена к порогу, закрывая вид улицы.

В памяти пронеслось туманное воспоминание, как он, Лоран, влетает в дом Эрика, сметая деревянную преграду.

— Что за?.. — ошарашенно произнес он прежде, чем перед глазами всплыл другой образ.

Он несется сквозь ночь, невзирая на холод и темноту. Ему кажется, что бежит он слишком медленно, поэтому встает на четвереньки и, впиваясь в землю когтями, рвется вперед.

Лоран протер глаза в попытке прогнать наваждение, но оказался лишь в большем замешательстве: его ладони были перепачканы самой настоящей, не воображаемой, грязью.

— Что?..

События прошедшей ночи подобны бусинам рассыпавшегося украшения: они были разорваны, разбросаны и с трудом собирались в единое целое. Но чем больше Ло думал о них, тем ярче они становились, обретали краски и детали.

Он спускается по лестнице, не позаботившись об одежде. Клер пытается остановить его, но она скорее путается под ногами, чем реально мешает. Он небрежно толкает ее, и этого оказывается достаточно, чтобы она, потеряв равновесие, упала на пол.

До полнолуния оставалось еще семь дней. И никогда, никогда с ним не случалось подобного. За час, за два до восхода луны, но не за неделю!

Он движется в постели, впиваясь зубами в подушку, и изнывает от страсти. Она захватывает его и превозносит на новый уровень одержимости, когда желание тела сменяется жаждой крови.

Холод проклятия струился по мышцам, сковывал грудь, превращая дыхание в неловкие всхлипы. Звуки, запахи, цвета становились все ярче, сильнее, и привычный человеку мир тонул в пучине нечеловеческого восприятия. Ло ощущал нечто подобное за секунды перед превращением, но сейчас, когда проклятие, казалось, захватило его с потрохами, он по какой-то причине оставался собой.

— Что со мной? — наконец, произнес он.

Из ниоткуда перед ним появился Эрик, державший в руках дымящуюся чашу. Тлеющие в ней травы источали терпкий, горький аромат. От дыма и резкого запаха слезились глаза, но, как ни странно, дышать становилось легче. Мысли и образы, что носились в голове встревоженными птицами, постепенно успокоились, затихли.

— Что ты со мной сделал? — спросил Лоран.

Чаша в руках Эрика качнулась.

— Эта травяная смесь обладает успокаивающим действием, — пояснил тот. — Я обнаружил, что листья смородины усиливают благотворное воздействие тимьяна и полыни. Они же, совместно с донником, сглаживают резкость запаха.

Ло отодвинул от лица дымящуюся пиалу, и встретился с Эриком взглядом:

— Я не о том. Почему я превратился в волка? Дело в зелье, что ты дал мне вчера?

Ответ был очевиден. Он читался в поджатых губах и отведенном взгляде.

Почти пять суток Лоран стоял над душой Эрика, который слишком глубоко погрузился в записи и опыты с кровью. И вот позавчера, наконец, работа алхимика перешла от этапа экспериментов к непосредственному испытанию. Так Ло опробовал первые эликсиры, однако должного эффекта они не возымели: травяное снотворное вызвало только зевоту, а обессиливающий отвар — приступ тошноты.

Прошлым вечером Эрик колдовал над очередной колбой дольше обычного, уверяя, что мутная жижа внутри способна на нечто большее, чем подавление зверя в полнолуние. На деле же выпитый эликсир не оказал на Лорана никакого эффекта. Как казалось тогда.

— Ты говорил, я сумею контролировать монстра. Так почему же, твою мать, он контролирует меня?

— Все несколько… — Алхимик сделал паузу, ненавязчиво придвигая чашу ближе к Ло. — Не так.

— А как тогда?

— Довольно сложно объяснить, — Эрик погрузился в задумчивое молчание, но, заметив недобрый прищур Лорана, спешно продолжил. — Я лучше покажу.

Он двинулся к рабочему столу. Ло хотел было последовать за ним, но алхимик остановил его:

— Нет-нет, сиди, — сказал он. — Важно, чтобы ты полностью пришел в себя. Постарайся расслабиться и не волноваться.

Казалось, он просил о невозможном. Лоран чувствовал влияние проклятия как никогда остро и от потому боялся, что треклятый эликсир сделал с ним что-то страшное и непоправимое.

— Вот, — Шванц подошел с двумя колбами и опустился на корточки.

Только сейчас Ло обратил внимание, что на полу вокруг него был выложен круг из соли и, что примечательно, алхимик предпочел остаться за линией.

— Я посвятил годы исследованию лугару. Пытался понять, в чем причина превращений, и особенно меня интересовало безумие в полнолуние.

Эрик говорил спокойно и размеренно, но обостренное восприятие Лорана отметило, как резко он втягивал воздух при дыхании.

— В Ордене считается, что проклятие подобно любой другой болезни, — продолжил он. — Нам известно, что она передается через укусы и царапины, полученные от лугару, однако есть и другие случаи, когда люди становились одержимыми в силу слабостей духа. О них постоянно говорят нам священники: грех притягивает зло, поэтому человек гневливый или завистливый больше подвержен проклятию, чем праведник.

— Все это очень познавательно, — процедил Ло сквозь зубы. — Но как это связано с тем, что произошло со мной этой ночью?

Эрик приглушенно выдохнул:

— Я скажу тебе. Просто выслушай меня, хорошо?

— Ближе к сути, — попросил Ло.

Эрик кивнул в ответ:

— За свою практику в Ордене я видел, к сожалению, не один десяток подобных тебе, и у всех обнаружились неприятные сходства: в основном это были люди похотливые и довольно злобные. Я решил изучить эту особенность и проводил с ними много времени. Для мертрайера это не совсем обычно, — он усмехнулся и потер шею. — Лугару, даже в человеческом облике, считаются чудовищами, с ними не принято разговаривать. Собственно, по ходу моих бесед я усомнился в том, что являлось первостепенным: слабость духа или проклятие. И обнаружил, что более, чем у половины моих подопытных произошли значительные изменения в поведении и характере уже после обращения. Понимаешь?

— Нет.

И Ло действительно не мог понять восторга, что ощущался в голосе Эрика, рассказывавшего о своем «открытии». Да и судьбы других лугару мало волновали Лорана. По крайней мере сейчас.

— Я говорю о том, что многие качества этих людей изначально не были им присущи. Смотри, — Эрик качнул колбами. — Вот здесь у меня простая вода, а тут — вытяжка чертополоха.

Он вытянул руки, чтобы Ло лучше рассмотрел представленные емкости: одна была наполовину наполнена прозрачной жидкостью, у второй на дне обнаружился зеленовато-желтый отвар.

— Теперь представь себе, что вода — это природа человека, а вытяжка — природа монстра. Я считаю, что в момент обращения эти две сущности сталкиваются и частично, в малой доле, перенимают качества друг друга. Именно поэтому проклятый становится неуязвимым и сильным, а чудовище во время охоты ведет себя куда разумнее обычного волка.

Руки Ло непроизвольно сжимались в кулаки. Речь Эрика была слишком долгой и сложной. Как сейчас Клер? Видел ли кто-то, как он несся к дому алхимика? Произойдет ли это вновь? Ему нужны были ответы, а не рассуждения о «сущностях».

— А теперь я объясню, почему на тебя так повлияло последнее зелье.

— Уж будь любезен.

Лоран смотрел на Эрика уже с неприкрытым раздражением, но тот, будто не замечая этого, продолжал столь же неспешно:

— Нам известно, что лугару невозможно ранить или отравить. Однако в Ордене нашли особый…, — он сделал паузу, будто выбирая слово, — особые компоненты, которые убирают эту неуязвимость. По сути любой эликсир против монстра — это обычный яд, который в равной степени опасен и для человека. Поэтому ты поставил передо мной довольно непростую задачу: отравить в полнолуние монстра и при этом не убить тебя.

— Не понимаю, — Лоран скрестил руки на груди. — Еще в самом начале ты говорил, что способ есть.

— И я отметил, что он опасен. Я собирался использовать яд, но в меньшей концентрации. В прочем, риск того, что он убьет тебя, оставался слишком велик. Поэтому я работал над другими эликсирами, что должны были усыпить и обездвижить. Как ты помнишь, толку от них оказалось мало.

— И тогда ты придумал зелье контроля, — Ло нехорошо ухмыльнулся. — Нахваливал его, обещал, что у монстра не будет надо мной власти. Но?

Однако вместо ответа Эрик снова вытянул вперед колбы и перелил зеленовато-желтый отвар к воде.

— Что ты видишь? — спросил он.

— Ты издеваешься?

— Я объясняю. Я смешал два компонента.

От внезапного осознания у Ло перехватило дыхание.

— Как ты мог заметить, — продолжал Эрик. — Вода стала несколько мутной, но отвара слишком мало, чтобы окрасить ее полностью.

Ло не мог ответить: звуки застревали в горле, а слова теряли смысл. Сердце билось так часто, что, казалось, собралось разорвать грудную клетку на куски.

— Лугару живут человеческими жизнями почти все время, за исключением трех дней лунного календаря. По моим расчетам, если возможно было бы убрать эту грань, то сущность монстра должна раствориться в человеческой.

Эрик поставил использованные колбы на пол. Оторвать от них взгляд казалось невозможно.

— Признаться, я всегда хотел найти лекарство от проклятия, но в Ордене подобные эксперименты были под запретом. Твое появление стало для меня чем-то вроде знамения. Ты говорил, что готов пойти на все…

Лоран сорвался с места и в секунду оказался рядом с алхимиком. Его не остановил ни соляной круг, ни дым успокаивающих трав.

— Гребанный ублюдок!

Он схватил Эрика за грудки и прежде, чем тот успел сказать и слово, вдарил по лицу.

— Были под запретом, значит?

Еще один удар.

— Так я — часть эксперимента?

И еще.

— Знамение, ага?!

Кулак перепачкался в теплой, липкой крови.

— Мразь!

Эрик не успевал прийти в себя между ударами и толком не сопротивлялся.

— Да я жену чуть не убил!

Что-то сжалось внутри при воспоминании о Клер, и Ло остановился.

Голова Эрика была запрокинула, из разбитого носа и губы текли кровавые ручьи. Ло отпустил ворот сорочки, и алхимик без чувств свалился на пол. По жилам замогильным холодом растекалось проклятие.

«Я человек», — убеждал себя Ло. Сначала в мыслях, затем шепотом, повторяя слова как молитву.

В груди расцветало темное, чуждое ему ликование.

«Я человек.»

Его голос дрожал. Ло спрятал лицо в ладонях.

«Я человек.»

Ладони пахли грязью и кровью.

* * *

Дети уже давно спали наверху, а Лоран и Клер продолжали сидеть в общей комнате, прижавшись друг к другу. Ночи еще оставались холодными, и Клер, положив голову на плечо мужа, куталась в одеяло. Горевшему очагу было не под силу осветить все пространство, отчего оно казалось гнетущим и мрачным. Низкий потолок нависал над головой, а стены растворялись в темноте. Огонь окрашивал бесцветные от ночи предметы неверным красным, этот же цвет отражался в задумчивом взгляде супруги.

— Ты справишься, — в очередной раз сказала она.

И в очередной раз Ло промолчал.

Он не желал впутывать ее в свои проблемы, но Клер оставалась единственной, кому он мог открыться, с кем поделиться сомнениями и страхами. Всегда, в любой ситуации, он находил понимание, даже сейчас, когда он и сам перестал понимать себя.

— Что, если я уже не тот человек, которого ты знала и любила?

Он говорил тихо и каждое слово давалось ему нелегко. Ло словно рассказывал о чем-то грязном и постыдном, но Клер не торопила и не перебивала его, вслушиваясь в сказанное.

— Вдруг я уже кто-то другой? Что-то другое? Кто я теперь?

Ло тяжело вздохнул, вспоминая произошедшее в доме алхимика.

— Я чувствовал, — он снова сделал вдох, собираясь с силами. — Радость. Я избил человека. И мне понравилось. Я…

Закончить фразу он не сумел, оборвав ее выдохом. Как можно признать, что все его естество торжествовало от вида чужой крови, а сила, наполнившая тело, требовала продолжения. Даже сейчас чувство удовлетворения не покидало его. Насилие теперь не ощущалось как что-то неправильное и, напротив, оно стало желанным.

Клер заключила его руку в своих ладонях.

— Мне так жаль, — Ло коснулся щекой ее волос. — Из-за меня ты не живешь жизнью, которой достойна. И теперь ты в еще большей опасности, чем раньше. Мне стоило бы уйти навсегда, но… как я могу?

— Уйти? Ты не любишь меня?

— Конечно, люблю! — возмутился Ло. — Больше жизни.

Она подняла голову и заглянула ему в глаза.

— Тогда ты и правда не можешь уйти. Ты клялся, что будешь со мной до самой смерти.

Ему стало грустно от ее слов и печального взгляда. Видит Бог, он желал бы провести с ней вечность.

— Я боюсь, что я, — ему снова потребовался глоток воздуха, чтобы продолжить. — Что я стану причиной этой смерти, Клер.

Она массировала его пальцы, и нежные прикосновения приносили Лорану покой.

— Ты помнишь, как мы познакомились? — Она неожиданно сменила тему, но Ло не возражал. — Отец привел тебя в наш дом как бы между делом. Я тогда готовила лепешки из каштановой муки…

— Они такие вкусные, — улыбнулся он, приобняв ее за плечо.

Ответная улыбка отразилась на лице Клер.

— Тогда ты сказал то же самое.

Лоран мыслями провалился в пасмурный осенний день, когда Тома Ноле, отец Клер, предложил ему временное укрытие от непогоды. Как выяснилось много позже, сделал он это далеко не из-за беспокойства о здоровье Ло: уже неделю как главы семей Ноле и Фер вели между собой переговоры о возможном союзе. Но прежде, чем принять окончательное решение, отец Клер, считавший добровольный брак высшим благом, воспользовался шансом, чтобы ближе познакомить дочь с потенциальным женихом.

Они часто виделись ранее, во время чтений Писания в церкви. Тогда Лоран знал Клер не только как дочь зажиточного крестьянина, но и девушку с прекрасным, чистым голосом: случалось, во время воскресного богослужения он оказывался рядом и заслушивался ее душевным пением. А после непродолжительной беседы в доме Ноле он оказался сражен ее чуткостью и вниманием.

— Спой мне, — попросил Ло, глядя в очаг.

— Дети спят.

Он не стал настаивать, но неожиданно Клер все же исполнила его просьбу. Тихо, почти шепотом, она начала известную балладу о дочери короля, которую насильно выдавали замуж.

Неспешное мелодичное повествование и треск сухих дров убаюкивали, и Ло начало клонить в сон. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал за день. Веки наливались тяжестью, и он прикрыл глаза. Жесткое дерево скамьи, на которой была организована его постель, уже не было таким же неудобным, как показалось вначале.

В спальню они уже не поднимутся. Он настоял на этом в начале их долгой беседы. Пока Ло не будет уверен, что полностью сдерживает внутреннего зверя, рисковать он не станет. Но настанет ли когда-нибудь тот день, когда он будет уверен?..

Баллада подошла к концу.

— Ты — Лоран Фер, — Клер провела ладонью по его волосам. — Мой муж.

— Что? — сонно переспросил Ло.

— Ты хотел знать, кто ты. И я отвечаю. Где бы ты ни был, что бы ни делал, как бы ни выглядел, для меня ты — мой Ло Фер.

Она говорила с такой теплотой, преданностью и нежностью, что у Ло защипало глаза.

— И как я мог об этом забыть? — усмехнулся он.

Сверху послышался шорох и через несколько секунд на лестнице показался Франсис. Он вяло переставлял ноги и щурил глаза как новорожденный котенок. Увидев их в свете огня, он озадаченно замер на ступенях.

— Я это, — сын потер глаза кулаком. — За водой.

Будто в подтверждение своих слов он поднял руку с чашкой, хотя скудного освещения было явно недостаточно, чтобы разглядеть этот жест. Недостаточно для человека — Лоран же видел. Пройдя несколько ступеней, Франсис как-то особенно странно посмотрел в их сторону.

— Ну, иди, — поторопил Ло.

Не очень-то хотелось объяснять сыну, почему его родители оказались в общем комнате глубокой ночью, почему скамья была обустроена под кровать и почему они до сих пор не спали.

Не проронив ни слова, Франсис зачерпнул из ведра и, глядя на Лорана и Клер все тем же недоумевающим взглядом, поднялся наверх.

— Тебе стоит рассказать ему, — сказала Клер, когда шаги стихли.

— Нет, — отрезал Ло. — Он слишком мал. Он не поймет.

В тихом вздохе супруги слышалось разочарование.

— У меня не ладится с ним, — признался Лоран. — Он словно отгородился от меня.

— Это от того, что ты отгородился от него.

Мягкий укор казался несправедливым.

— Это не так. Ты знаешь, я очень люблю его. Также как Софи или Тонена. И все, что я делаю — это ради их блага.

— Тише, — она приложила пальцы к его губам. — Я знаю. Знаю, Ло. Но он — нет. Софи и Тонен готовы принять любое оправдание твоему отсутствию, но Франсису уже одиннадцать. Он чувствует, что ты скрываешь от него правду.

— Брось, — отмахнулся Ло.

— Это так, — настаивала Клер и, как бы ему не хотелось это признавать, она была права. — Расскажи ему.

— Я подумаю.

Между ними повисло безмолвие. Ло обнимал супругу, ощущая ее тепло сквозь слой одеяла, и не хотел нарушать воцарившуюся безмятежность ни движением, ни звуком. Клер, похоже, тоже устала сражаться с дремотой и зевала все чаще.

— Иди спать, — наконец, сказал он.

Она неохотно поднялась на ноги, и Ло еще раз крепко обнял ее на прощание.

— Спасибо, — прошептал он. — Не представляю, что бы я делал без тебя.

Она обняла в ответ и коснулась губами его щеки.

— Спокойной ночи, Ло.