2. Сквозь сон

На широкой скамье вязали сестры. Эдвард прошел мимо, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Сбоку мелькали картины в дорогих рамах — отец любил собирать художественные ценности и вывешивать их на всеобщее обозрение. Изображения быстро сменяли друг друга: лесные пейзажи, натюрморты и портреты. Множество знакомых лиц, повторяющихся, меняющихся временем. Лица, лица, кругом лица. Эдварда закружила долгая винтовая лестница — спуск в лаборатории — и он погряз в темноте.

Глаза открыты и закрыты — одинаково черно. Кто-то коснулся его лба, шеи. Нос защекотало от сливового духа, но Эдвард лежал неподвижно, боясь шевельнуться: он помнил алые губы со скрывающейся за ними бездной — они не должны понять, что он здесь.

Его качало на волнах. Давно он не бывал на корабле. На берегу лежала опухшая мать. Обидно, что ее похоронят такой — раздутой, с синевой под ногтями — при жизни она была необыкновенно красива. Под ногами лежала мелкая галька с мертвыми глазами и темными губами, она же — в протянутом мешке под ярко-красным рубином. Очередные пререкания с отцом, в которых теряется истина. Эдварда трясло от дождя и сильного ветра. Не удивительно — на нем лишь сорочка.

Он поежился и прижал к себе одеяло, натянув до подбородка. Опустив голову и перекрестив руки, на стуле дремал Ло Фер. А ведь уже светло. Лентяй. Ну, пусть.

Эдвард прижимал к себе Адель, растворяясь в прикосновении ее рук. Наконец-то они встретились вновь. Нежный бархат губ, тяжелая коса, до боли знакомые чувства.

— Ты мой.

Адель смотрела на него глазами женщины в черном.

Эдвард проснулся в холодном поту, потер предплечья в тщетной попытке согреться. Неожиданно для себя отметил, что снова видит, притом двумя глазами одинаково — одинаково плохо.

Все вокруг ожило, подчиняясь чьей-то злой воле: дерево оконной рамы волнами стекало к подоконнику, шкаф грозился завалиться на пол, то приближался, то отдалялся стол. Тусклое солнце пробивалось сквозь нехитрые, покачивающиеся от ветра, шторки, и рассыпалось лучами по стенам. С ними под косыми углами сходился потолок, необыкновенно низкий и тяжелый. Комната переворачивалась и плыла перед глазами, вместе с ней болезненно крутило внутренности.

С трудом Эдвард поднялся на локтях и почти сразу откинулся на подушки, не справившись с приступом дурноты. Гадко. Словно кто-то плясал на его костях ночь напролет. Скажем, Ло Фер, он мог бы.

Остановить взгляд на чем-либо было невозможно: кружка на столе, комод, пастушья флейта у окна — все убегало прочь. Ожидая, когда головокружение утихнет, Эдвард неохотно размышлял, что же с ним, в самом деле, случилось.

Цепочка фатальных событий брала свое начало у рынка. Там он приметил на груди Жасинт Перро распятье и заподозрил неладное: необычно, что католичка обустроилась в городе, полном гугенотских еретиков — вот Эд, будь на то его воля, не задержался бы в Ди и на неделю.

В тот момент он слишком увлекся этой мыслью: гугеноты, еретики, Бог. Даже вспомнил о статуэтке ангела-хранителя, что всегда привлекала его в родительском доме. Будучи ребенком, он часто обхватывал ее ладонями и гладил точеные крылья пальцами. Иногда рядом садилась мать и, рассказывая о Деве Марии, перебирала его волосы. Воспоминание столь яркое и манящее, что в нем легко забыться. Но вот последовал вопрос об Ордене, и Эдвард потерялся мыслями в лабораториях.

Как их сумели вычислить за такое короткое время? Ошибка Ло Фера или его собственная невнимательность? Нет, Эдвард всегда был крайне наблюдателен и осторожен. Даже заметив стрелков за спиной Ло, предусмотрительно укрылся за неуязвимым телом. И все равно задели, и все равно попали, а он и не понял. Чего только сразу не убежал? Второе звено роковой цепочки.

Но не это привело его на край гибели. Какая ирония: причиной его бесславной кончины едва не стало зелье, должное исцелять. Конечно, Эдвард знал, что шифу плохо сочетается с лауданумом: однажды поделился им с Ло Фером, чтобы тот перестал жаловался на суставы. Каково же было его удивление, когда проклятие лугару отторгло обезболивающее подобно злому яду. Но даже так Эдвард и представить не мог, что два лекарства начнут столь жестокую борьбу в теле человека. Его вывернуло наизнанку, выжгло изнутри, а все живительные соки, которые даровал всемогущий опиум, испарились в одно мгновение, оставив слабость и тоскливую пустоту.

Эдвард спустил ноги на пол и, накинув одеяло на плечи, встал. Он нуждался в пище — любой, что придаст сил и успокоит бунтующий желудок.

Он забыл, что такое страх смерти — так часто встречался с ней последние годы: в лабораториях Ордена мертрайеров, на улицах городов и сёл, на охоте. Эдвард привык к опасности и риску настолько, что перестал замечать их, а мысль, что он не доживет не до старости, даже до преклонных лет, стала естественной и обычной, и оттого не тревожила, не задевала его. Но этой ночью осознание своей обреченности пополам с беспомощностью вселило в него настоящий ужас, такой, что он готов был молить о спасении кого угодно, даже Ло Фера, если бы это помогло. Неужели предначертанный ему срок настолько короток?

Уж не от мрачного ли предчувствия каждый шаг был таким неспешным и обдуманным? Эдвард боялся упасть от излишне смелого и резкого движения — и без того на грани обморока. Сердце било в ушах гулким набатом. До кухни рукой подать, но короткое расстояние превратилось в утомительное путешествие. Тяжело дыша, Эдвард оглянулся. Боже, он не прошел и половины!

— Эд, это ты?

Голос Ло Фера доносился сверху — даже через стены и лестничный пролет лугару поймал звук неверных шагов. Эдвард не успел ответить: комнату перед глазами неожиданно покрыла черная рябь, звуки слились в стойкий монотонный гул. В панике Эд дернулся к ускользающей стене — единственной надежной опоре — но упал во мрак прежде, чем сумел достигнуть ее.

* * *

Откинувшись на спинку стула, Лоран умостил на коленях миску с чечевицей и с наслаждением почесал спину. Чертовы блохи! Укусы заживали за доли секунды, но каждый болезненный укол страшно раздражал. Как только эти твари не дохли от его крови?

Эдвард наблюдал из своего больничного угла. Как все-таки он сдал за эти полгода. Ло помнил их первую встречу, когда вытащил алхимика из заварушки с Орденом: несмотря на бедственное положение (а тогда Эд голодал больше месяца), партнера переполняла энергия. Активный и деятельный, он быстро освоился на рынке, а то усердие, с которым он создавал новые формулы, вызывало уважение.

Сейчас же перед Лораном сидел старик, если не телом, то духом: немощный и безвольный. Меж сведенных бровей залегла не по возрасту глубокая морщина, подобные ей — в уголках глаз, откуда к носу тянулись темно-синие круги. Некоторые попрошайки, которых Эд незаслуженно презирал, и то выглядели лучше.

Лоран продолжил остужать похлебку, мерно помешивая ее ложкой: от края к центру, три раза в правую сторону, дважды влево — движение мертрайерского алхимика, что за полгода въелось в память.

— Я уж думал, ты помрешь, — невзначай произнес Ло.

— Я тоже.

За время, что Эдвард был в сознании, из него удалось вытянуть не более двух предложений — говорил он обрывисто, предпочитая общение простыми жестами.

Ло протянул миску:

— Не пролей.

Менять постель во второй раз он не собирался. Да и в первый не стал бы, кабы не зловонье. Валятся в собственном дерьме — весьма сомнительное удовольствие, которое, авось, послужило бы Эдварду уроком.

Полночи Ло возился с ним, как с годовалым ребенком: на свой страх и риск притащил домой доктора, по предписанным рекомендациям отпаивал горе-алхимика медом, растопленным в молоке, и следил, чтобы Эд вновь не загадил простыни. Нет, пожалуй, даже малолетние дети не доставляли столько хлопот.

Лоран представлял, как подробно объяснит Эдварду, какой тот, в сущности, говнюк, продумал, как потребует возместить все расходы, но в итоге перегорел: когда Эд очнулся, Ло лишь устало сообщил, что вычел часть из их совместной доли в свою пользу и оставил грязные вещи на втором этаже.

Эдвард вцепился в протянутую миску обеими руками и, отпив немного, опустил ее на кровать.

Ло зевнул, потянулся на стуле:

— Жри давай. К вечеру чтоб был на ногах, — он гаденько ухмыльнулся. — Ведь тебя ждет стирка.

Эд смерил его угрюмым взглядом, но вернулся к еде, не сказав ни слова. С видимым усилием он поднимал легкую посудину, чтобы, отхлебнув немного, поставить у ног. Повторив сие действо раза четыре, Эдвард сдался: вернул похлебку и улегся на бок. Жалкое зрелище.

Когда-то Ло удивлялся, что не слышал о бывших мертрайерах: о тех, кто уплатил государству свой долг, о тех, кто ушел по окончании службы, и о тех, кто сбежал. После знакомства с Эдом он понял, почему: не знающий милосердия Орден уничтожал не только ночных монстров, но и неугодных, бесполезных адептов. Лоран узнал о наемниках, наблюдателях и карателях, которые шли по пятам с упорством гончих на охоте. Но только сейчас Ло осознал, что каждая смена города, каждая попытка затеряться в лесах и глухих деревнях лишь оттягивала неизбежное — Орден убивал Эдварда изнутри. Зелья, что годами дарили нечеловеческую силу, стоили ему здоровья, а маковая настойка, которой он пытался лечиться, отбирала последнее, что осталось. Ло нередко подшучивал над партнером, когда тот кряхтел в дороге и, отставая, просил об отдыхе. Да только шутки шутками: Эд все ближе подходил к незримой черте и тянул Ло Фера за собой.

Для себя Лоран уже все решил, но до сих пор свое решение не озвучил. Может, ближе к вечеру. Оставив алхимика, он стал собираться.

Вещей было немного: в основном припасы в дорогу, тряпки и немного зелий. Последние ему были ни к чему, но их, в случае крайней нужды, можно обменять на что-то другое. Обычно Ло укладывал в мешок сменную одежду, в этот раз ее заменил истерзанный пулями комплект — возможно, Клер сможет подлатать его.

До полнолуния чуть больше двух недель: непривычно много для того, чтобы воссоединиться с семьей, и слишком мало, чтобы найти другого мертрайера — на поиски Эдварда в свое время ушло три месяца, а ведь тогда он даже не сбивал след. Потому Лоран медлил: не хотелось отрезать пути к отступлению. Да только не выйдет нарушить соглашение с Эдом и одновременно надеяться на его помощь при удобном случае. Или все же выйдет?

Ло вернулся к кровати и придвинул стул.

— Итак, — объявил он. — Смею заметить, что наше положение чертовски нехорошее.

Эдвард внимательно смотрел на него. Легкий кивок — то ли согласие, то ли просьба продолжать.

— После истории с Жасинт лучше не высовываться. Я думаю, что наш Коготь — не настоящий Коготь вовсе, а ты понимаешь, что это значит.

Эд понимал — их выследили. В этот раз каратели не стали прочесывать город, а оставили ловушку, в которую неуловимый Зеленый Эд и его подручный Лори Фер успешно попали. И, увы, не столь успешно выбрались из нее.

— Оставаться в Ди опасно, — рассуждал Ло. — Но я уверен, что выход из города под наблюдением, и уйти незамеченными не получится.

Это было правдой лишь отчасти — при желании всегда можно найти варианты: хотя бы перегнать лошадей, а позже выйти поодиночке; или смешаться с крестьянами, что толпами уходили из города по окончании торговли. Вторым способом Ло планировал воспользоваться сам.

Подметил Эд фальшь или нет, сказать было сложно — очередной кивок не выражал ничего.

— Переезд, изучение нового рынка — это время и деньги, а у нас недостаточно ни того, ни другого. Я уж молчу о том, что один из нас не очень-то готов к путешествиям. — Лоран развел руками. — Одним словом, мы в заднице.

Эдвард поежился. Хоть бы его не потянуло блевать! Украдкой Ло проверил наличие под кроватью ведра, что использовал вместо ночной вазы. Но, кажется, обошлось:

— Что предлагаешь? — спросил Эд.

Лоран привычно откинулся на спинку стула и незаметно потерся о нее лопаткой:

— Мы поступим следующим образом: ты остаешься здесь, я же возвращаюсь в Визиль — там нас уже никто не ждет — и продаю остатки зелий. Покупателей я знаю, так что проблем не возникнет.

— Что потом?

А Эд все-таки немного шевелил мозгами — провести его будет сложнее, чем ожидалось.

— Потом я встречусь с Клер и детьми и вернусь в Ди к полнолунию.

Эдвард нахмурился, и понятно, почему: Ло почти прямым текстом заявил, что оставляет его ровно до момента, пока тот не понадобится. И все то время, что алхимик проведет в окружении врагов, Лоран будет наслаждаться жизнью с прекрасной супругой. Чем не идеальный план? Вполне себе.

— Таков был наш уговор, — напомнил Ло. — Я должен передавать средства семье, и я буду это делать при любой подходящей возможности.

Ожидаемого недовольства со стороны Эдварда не последовало:

— Что потом?

А потом Лоран так и не вернется в Ди, потому что найдет другого мертрайера, а Эдвард… Ло не задумывался, что станет с ним, да и, по правде сказать, это не сильно его тревожило. Только об этом Эду знать совсем не обязательно.

— Ты хоть раз задумывался, не стоит ли нам прекратить бегать? — Ло напустил на себя серьезность. — Мне вот надоело. Прятаться, скрываться, бояться. Я забыл, как доверять людям, в каждом вижу предателя да убийцу. Каратели уже используют женщин!

Эдвард вяло усмехнулся:

— Ты не знал?

Очевидно, что нет! И кто как ни Эд должен был предупредить его? Если бы Лоран предполагал, что Орден привлекает в свои ряды не только преступников, но и преступниц, он ни за что бы не позволил Жасинт увести их с рынка.

— Не знал, — ответил Ло. — Об этом я и говорю. Скоро начну шарахаться от детей, вдруг то мертрайерский наблюдатель. Я к чему веду: не пора ли нанести ответный удар?

— Ордену? — Эдвард смотрел на него, как на сумасшедшего.

Да и сам Лоран, услышь он подобное, не проявлял бы восторга: им должно держаться от мертрайеров подальше — малейшая ошибка обернется смертью, в лучшем случае быстрой. Но Эдвард должен поверить в обратное.

Ло придвинулся ближе к кровати и заговорщицки спросил:

— Какая за тебя награда? Триста ливров?

На деле он не спрашивал, утверждал — всегда помнил, какая цена назначена за алхимика.

— Твоя жизнь стоит так дорого, Эд. Может, избавить тебя от страданий, которыми ты так упиваешься?

Полуприкрытые глаза распахнулись.

— Я нужен тебе!

Надо же, как быстро силы возвращаются к голосу. Да и сам Эдвард разом подсобрался. Чудеса, не иначе.

— Расслабься, — Ло похлопал его по плечу и расплылся в улыбке. — У меня другая идея.

Лоран поведал, что на данный момент видит в качестве неплохого варианта, как бы странно это ни звучало, работу на Орден. Каратели ищут их по двум главным признакам: скрытность и торговля эликсирами. И ежели не попадать разом ни под один из них, можно долго водить преследователей за нос.

Ло назвал этот план «Сокрытие на виду» — чем ближе к мертрайерам, тем, на деле, безопаснее. Подобной наглости никто не ожидает, да и каратели не заподозрят преступников в порядочных гражданах. Дело за малым — стать этими самыми порядочными гражданами. И как это сделать тоже известно.

— Все в нашей жизни предопределено Господом, — Ло начал издалека. — Даже вчерашняя засада.

— Ох, Ло, прекрати, — взмолился Эд.

Он всегда бесился от праведных речей Лорана, считая их ересью. Ничего, переживет.

— Нет, все же послушай. Мы чуть не попались в расставленные сети, но это был знак. Именно он навел меня на мысль.

Мысль была чертовски проста: отлавливать беглых мертрайеров вместо карателей, заманивая их в ловушки. Для Лорана и Эдварда подобное не составит труда. Убить ничего не подозревающего преступника, пусть даже бывшего охотника за чудовищами, на деле проще простого: без своих эликсиров любой мертрайер — обычный человек, который ничего не сможет противопоставить лугару.

Ло подчеркивал идеальные стороны своего замысла, намеренно не упоминая об огромной риске, и под конец настолько проникся изображаемым воодушевлением, что готов был сам поверить в успех затеи.

— Ты только подумай, Эд, — с жаром произнес Ло. — Орден считает, что мы движемся к морю — мы вернемся на север. Орден ищет нас среди продавцов — мы станем покупателями. Орден отлавливает преступников — мы превратимся в героев. Наша стратегия изменятся настолько, что мы исчезнем из виду. А уж какая будет выгода! Пара-тройка дел и мы уезжаем с полными кошельками. Когда мертрайеры поймут, в чем дело, мы будем уже в Нормандии.

Шумно вздохнув, Эдвард прикрыл глаза.

— Не люблю Нормандию, — тоскливо произнес он.

— И зря, — хмыкнул Ло. — Там делают отменный кальвадос. Я пробовал его до того, как стал лугару. Интересно, сколько бочек я должен уничтожить теперь, чтобы опьянеть?

Лоран улыбнулся. Теперь он мог смеяться над собой, а ведь изначально боялся своей новой сущности, равно как и обретенной мощи.

Первым въевшимся в память воспоминанием в новой жизни стали слезы дочери. Тогда Ло случайно сломал поделку из ореховых скорлупок, просто сжав ее пальцами. Все предметы стали для него хрупкими и ломкими. Он оставил работу, ушел из дома, и все время посвящал чтению Писания. Любое упоминание, что он больше не человек, раздражало. Он человек! Такой же, каким был, такой же, как сотни вокруг. Ничего в нем не изменилось.

Но изменилось многое, и месяцы ушли на то, чтобы свыкнуться с тем, кто он есть. Что он есть. Былой ужас отступил, и в жизни полузверя Ло стал видеть не только плохое, но и хорошее. Он старался с мужеством проходить испытание, что, несомненно, было дано ему свыше, и Бог награждал его за стойкость: Ло подчинил себе чуждую силу и обрел невиданную ловкость, нашел Эдварда, благодаря которому перестал быть угрозой в полнолуние и сумел вернуться к семье и работе. Он перестал опасаться ненароком обидеть детей: наслаждался смехом семилетнего Тонена, подкидывая его с такой легкостью, словно сыну было не больше года; днями катал на плечах крошку Софи; на охоте учил Франсиса слушать лес так, как делал теперь сам. Только полноценной близости с супругой Ло избегал до сих пор. Это тяготило, как и каждое расставание с ней. Его всегда тянуло домой, и в этом Эд никогда не понимал его.

— В общем, пока план таков, — закончил Лоран. — Что скажешь?

Эдвард молчал дольше обычного. И только когда Ло поинтересовался, уж не заснул ли тот с открытыми глазами, он соизволил ответить:

— Обсудим потом.

— Когда?

Снова тишина вместо ответа.

— Когда, Эд? — настаивал Ло. — Время идет. Я не смогу добраться до Визиля, продать все запасы и выследить беглого мертрайера за один день.

Эдвард поморщился:

— Придумай что-то еще.

Ло понял: идея партнеру не понравилась, даже в представленном ему беззаботном и радостном варианте. Только другого выбора у него не было:

— Больше нечего придумывать, — сказал Лоран. — Я повторюсь, мы глубоко в заднице. Что ты предлагаешь? Сидеть на месте, пока проблемы решатся сами собой? Я тебя разочарую — такого не бывает. Бездействие оставит нас без крыши над головой и без единого су на еду. Ты забыл, что такое голод?

Во взгляде Эдварда Ло видел ответ. Осталось немного — пара аргументов и стена из сомнений и упрямства разлетится на куски.

Вновь наклонившись к постели, Ло вкрадчиво произнес:

— Это — единственный шанс. Когда мои предложения были ошибочны? Еще ни разу я не подвел, не подставил нас. В отличие от тебя. Думаешь, я забыл, как ты чуть не продал меня в Сент-Этьене? Или как пытался застрелить вчерашним утром? Или… да не важно! Даже так, я пытаюсь помочь. Поверь мне, Эд, все будет хорошо.

Очередной вздох. Лоран знал, что Эдвард не сможет возразить ему, и в душе уже ликовал.

— Останься.

От неожиданности Ло растерялся.

— Что? — переспросил он.

— На неделю. На день? — Эдвард посмотрел ему в глаза и тут же стыдливо отвернулся. — Мне плохо, мне… страшно.

— Страшно? Серьезно? — Ло не мог поверить своим ушам.

Конечно, он всегда считал Эдварда тем еще слюнтяем, но не до такой степени. Это уж слишком. Он похож на сиделку? Спасибо, одного дня хватило, притом сполна.

— Ты что, ребенок? — Ло презрительно фыркнул. — Нашел заботливую мамашу. Кашку ему свари, жопку подотри. Теперь я должен тебе сказки на ночь рассказывать, чтобы кошмары не снились? Ха!

Лоран поднялся со стула и прошелся по комнате.

— Додо, милый, ложись на бочок, я поведаю тебе историю, — произнес он пискляво. — Она о том, как ангелы помогают мальчикам-плаксам. Не нравится? Только не дуйся, капризулька, мамуля сейчас придумает другую сказочку и будет всю ночь держать тебя за ручку.

Повисла тишина.

Скрипя половицами, Ло вернулся к кровати. Эд зарылся носом в подушку и не шевелился.

Подумать только. В его возрасте Лоран работал сутки напролет, чтобы ни в чем не ущемлять супругу и их первенца. Эдвард же не мог позаботиться даже о себе. Как только его воспитали таким никчемным нытиком? Он никогда не говорил о родственниках, не стремился навестить их или, коль родных уже нет в живых, их могилы.

— У тебя есть семья? — неожиданно для себя спросил Ло.

В самом деле, какая ему разница?

— В том смысле, ну, — он замялся. — Ты мог бы на время остановиться...

— Нет!

Эд отринул, казалось бы, здравый совет с такой яростью, будто то было предложение вычистить хлев за одно «спасибо».

— Уйди, Ло, — попросил он уже спокойнее и спрятал голову под одеяло. — Я устал.

— Так мне остаться или уйти? — ухмыльнулся Лоран.

Ответ он предсказуемо не получил.

— Уезжаю завтра утром, — уже серьезно произнес Ло. — Поправляйся.

На этом он оставил алхимика, удалившись на кухню. Там он организует постель на ночь.

* * *

Лестница круто уходила вверх узкими неровными ступенями. Они предательски ходили под ногами, качались и трещали так, будто в любой момент собирались разойтись в стороны, обнажив под собой пустоту. Каждый шаг казался игрой со смертью, и каждый следующий давался тяжелее предыдущего.

Обняв перила, Эдвард сел, чтобы перевести дыхание. Убрал капли пота со лба, ребром ладони вытер нос. Он был на пятой ступени.

Пять жалких ступеней — ничто для здорового человека. Он помнил, как взлетал вверх и опускался вниз, не страшась подозрительного скрипа. Но сейчас он словно лез по отвесной скале, прислушиваясь к каждому звуку.

Эдвард был болен, и ненавидел свою болезнь всем сердцем. Уж как-нибудь он пережил бы и желудочное расстройство, из-за которого не ел уже третий день, простуду, которая донимала его непрекращающимся чиханием, и мигрень, что обручем сдавливала голову. Но обволакивающий кокон боли сводил с ума: кожа — сплошной ожог, кости — расплавленный металл, мышцы — тряпка в руках поломойки. Его скручивало, разрывало изнутри. И Эд знал лишь одно лекарство, которое могло помочь.

Он не должен был пить лауданум по меньшей мере еще три-четыре дня: в его крови еще оставалось шифу — зелье полностью прекращало свое действия лишь спустя неделю, и прошла только половина нужного срока. Однако ждать стало невмоготу. Даже если это приведет к смерти, пусть так. Видит Бог, он держался изо всех сил.

Еще четыре крутые ступени и снова перерыв. Эдвард кутался в одеяло, которое, казалось, насквозь промокло от пота.

Будь проклят Ло Фер! За то, что оставил его, за то, что не принес лекарство, за то, что из всех возможных покупателей наткнулся на Жассинт. Будь проклят Ло Фер!

Когда Эдвард часами лежал в кровати, он развлекал себя мыслями, как отомстит Ло за все страдания, что пришлось пережить по его вине. Он думал, как Лоран, должно быть, разозлится, когда по возвращении застанет его здравствующим и процветающим. Эдвард грезил, что, вспомнив прошлый опыт, прикинется доктором и сумеет раздобыть средства в городе. Он, конечно, не мастер лечения, но что-то в нем смыслил. Неплохой заработок и любовь горожан. Достигнутый успех напомнил бы Лорану, кто из них главный: лугару нуждается в мастере-алхимике, а не наоборот. Представлять стоящего на коленях Ло Фера, молящего о помощи, было отрадно и приятно.

Только представлениями все и ограничилось: Эдвард не шел на поправку, более того, что с каждым днем, с каждым часом ему становилось хуже. Мечты о выходе в город и хорошем заработке остались мечтами, и перед глазами все чаще возникал совсем иной образ: вернувшись в город, Ло Фер найдет мертвое тело — пустую оболочку, вероятно, довольно погнившую за время его отсутствия.

Долгими днями и еще более долгими ночами Эдварда преисполняла жалость к себе. Он не хотел умирать. Не так. Один, в пустом обшарпанном доме, он страшился, что его душа никогда не найдет покоя. Кто будет молиться за него? Кто будет его оплакивать? Разве заслужил он подобной участи?

Теперь Эдвард думал не о об успешной докторской практике — он думал о смерти. Сначала со страхом и сожалением, потом с тяжелым ожиданием. Он вообразил, как все обставит: как влезет в свой лучший костюм (негоже, если его найдут нагим) и поднимется на второй этаж, где его ждали перо и журнал. Там, за письменным столом, все и закончится: молодой человек, до последнего момента отдающий себя науке — зрелище по-своему трогательное, достойное сочувствия и сожаления.

Костюм он не нашел, а без него все задуманное теряло смысл. Эдвард пытался находить утешение в слабом злорадстве: не важно, где и когда найдут его труп — важно, как будет сокрушаться Ло, потеряв алхимика. Единственного, кто помогал ему.

Позже Эдвард осознал, что сокрушаться Ло Фер не будет. Все то время, которое они работали вместе, он больше всего боялся убить кого-то, потеряв контроль в полнолуние. «Это смертный грех», — постоянно зудил Ло. И он предложил убивать бывших мертрайеров? Чушь! Он не вернется в Ди. Он оставил напарника умирать.

Проклиная Ло Фера вновь и вновь, Эдвард преодолел оставшиеся ступени и оказался наверху. Лауданум станет спасением или избавлением, жизнью или смертью — все равно. Жажда разведенного опиума, его близость, окрыляла и придавала сил. Ноги сами нести его к кровати, рядом с которой…

Настойки в привычном месте не оказалось. Возможно, флакон закатился за тумбочку — но нет. Чувствуя, как внутри нарастает паника, Эдвард проверил кровать: посмотрел под подушкой, скинул одеяло на пол — ничего.

Тяжело дыша, он кинулся к сундуку. Остатки зелий и колбы с реагентами выскакивали из пальцев. Уже зная, что не найдет желаемого, Эдвард продолжал вынимать эликсиры, раскидывая их по полу. Опустошив сундук, он кинулся к стеллажам. Переставляя книги, он надеялся найти за ними припрятанную настойку, но уже понимал, насколько тщетны его надежды. Бумажные рукописи, к которым он всегда относился крайне бережно, с грохотом полетели вниз.

Ло Фер. Ублюдок! Он забрал настойку!

Предвкушение блаженства и свободы сменилось отчаянием. Отойдя от разгромленных полок, Эдвард с чувством пнул опустевший сундук. Болью тут же прошила ничем не защищенные пальцы, и он со стоном упал на колени. Поврежденная ступня мучительно пульсировала, пробуждая беспокойство в желудке. Внутренности скрутило так, что Эдвард, тяжело дыша, сложился пополам.

— Помогите, — прохрипел он.

Пот ручьями стекал по вискам и носу.

— Кто-нибудь!

Он впился ногтями в предплечья, заключая себя в пустые объятья. Пожалуй, он был бы счастлив, найди его адепты Ордена. Смерть была лучше этого. Но, конечно, к нему никто не придет.

— Господи, прошу!..

Даже Бог оставил его. Может, Ло Фер был прав, и Господь изначально предопределил ему подобную участь, направлял, вел к бесславному концу. С каждым своим решением, с каждым действием Эдвард приближался к этому моменту: дворянин, торговец, мошенник, мертрайер, беглый преступник — он думал, что не мог пасть ниже. Но вот сейчас он метался в агонии в бедняцком доме, словно таракан, которого прихлопнули, но не раздавили до конца.

«А я говорил, что так и будет», — звучал в голове победный голос отца.

Не находя себе места, Эдвард скулил раненной собакой и бессмысленно царапал пол. Он бы отдал все, лишь бы прекратить забыться. Мысленно он молил о скорейшей кончине, но Господь оказался глух к его мольбам.