2. Гаспар Бурже

Нет, конечно, этим ребятам не нужно объяснять, что такое «он» и куда долетел. Но когда ж ты, приятель Гаспар, научишься обходиться без дешёвых театральных эффектов? Наверное, никогда. Клоуном бы тебе родиться, и лет этак двести тому назад, а не сейчас. Но не срослось.

Вот они сидят перед тобой, эти парни и девушки. Каждого как облупленного знаешь. Или думаешь, что знаешь. И тешишь себя иллюзией, что они о тебе знают меньше. Как будто можно вообще хоть что-то скрыть от въедливого взгляда этих… этих гаспаров-в-молодости...

Ладно. Давай, друг, начинай, не тяни.

На «мостике» сумрачно засветился голографический столб. В нём возникла объёмная карта участка звёздного неба. Одна из едва заметных вначале точек в центре ярко замерцала багрово-красным.

— Курсант Гварделли, что это за звезда?

Мона Гварделли, привычным жестом откинув со щеки пышную прядь золотистых волос, уверенно ответила:

— Глизе 581 из созвездия Весов. Та, к которой сорок семь лет назад был отправлен беспилотный зонд в рамках проекта «Икар»...

—… Руководителем которого на сегодняшний момент являюсь я, — закончил за неё Бурже и коварно улыбнулся. — Вы поэтому и решили, что на голограмме показана именно она? Или есть более серьёзные доводы?

Мона слегка замялась, но довольно быстро нашлась.

— Общий рисунок ярких звёзд в секторе совпадает с видом созвездий Весов и Скорпиона. Расположение же объекта в визуальной близости от беты Весов однозначно указывает на Глизе 581.

— Ну, положим, не столь уж однозначно, — скептически заметил он. — Но ладно, будем считать, что вы меня убедили. Курсант Янссен, что мы до нынешнего дня знали об этой звезде? Прошу по возможности кратко и по существу.

Когда Расмус Янссен волновался, — а волновался он всегда, когда отвечал устно, — у него появлялось лёгкое заикание и лицо шло красными пятнами. Ребята подсмеивались над ним, он в ответ отшучивался и близко к сердцу не принимал. Но сегодня, к удивлению Бурже, он вскочил с места, словно подброшенный пружиной, и чётко, как по писаному, отрапортовал:

— Глизе 581, или Вольф 562, известная также под названием Ювента — красный карлик, звезда спектрального класса M3V, расположенная более чем в двадцати световых годах от Земли. В две тысячи пятом году у неё была обнаружена планетная система. Из-за несовершенства методов наблюдения того времени даже количество планет в системе оказалось невозможным установить точно. Несмотря на это, вскоре исследователи сделали вывод, что одна или даже две планеты этой системы находятся в обитаемой зоне, которая определяется как...

— Достаточно, спасибо. Не думаю, что среди присутствующих найдётся хоть один, не знающий, что такое обитаемая зона или, как поэтично выражались наши предки, «зона Златовласки». Или это не так? — хитро сощурился он.

В ответ раздались сдержанные смешки.

— Давайте, пожалуй, перейдём к более конкретным вопросам. Так сколько планет в системе Ювенты насчитывается на сегодняшний момент?

Мила Тадич, не вставая с места, ответила:

— Шесть. Это те, о которых было достоверно известно до завершения миссии «Икара». Из них две в обитаемой зоне, согласно мнению, высказанному в монографии Танаки и Магомедова, которое, однако, оспаривается в последних работах Бакишти...

Голос у неё был глубокий, грудной, совершенно не вяжущийся с внешностью долговязого хулиганистого подростка: впечатление, которое сегодня ещё усугублялось оцарапанной щекой. Опять, наверное, кибера в спарринге на уровень «Непобедимый» запрограммировала, балда самонадеянная. Но до чего ж способная, негодница. Такое чувство, будто родилась с крыльями за спиной: посади её хоть в обычный гиперзвуковик, хоть в «Орбитон», хоть в лунный шаттл — выкрутится из любой передряги, обойдёт все помехи и сядет туда, куда нужно, с точностью до сантиметра. Вот только штормит её что-то в последнее время; Бурже догадывался, из-за чего. Точнее, из-за кого.

Бурже сделал останавливающий жест рукой, и она умолкла на полуслове.

— Это, конечно, прекрасно, что вы, Милослава, не ограничиваетесь обязательной программой, а находите время знакомиться с новейшими публикациями. Однако по этому вопросу, думаю, время теорий закончилось. Давайте-ка лучше попрактикуемся, — он отключил голоизображение. — На ваших мониторах — три набора реальных координат планет системы Ювенты в астроцентрической системе, с заданным временным интервалом. Задание: рассчитать фактические параметры орбит каждой из шести планет. По-хорошему, конечно, хватило бы и двух наборов, но я сегодня добрый.

Он наблюдал за их работой, подключаясь то к одному терминалу, то к другому, и сдержанно улыбался. Хороши, черти. Все практически сразу сообразили, какой алгоритм лучше использовать, без подсказок ввели нужные поправки. И ни один не возмущается по-школярски, что это небесная механика, а не планетология: усвоили уже, что в реальном космосе нет никаких границ между дисциплинами и не прокатывают отмазки типа «а это мы уже забыли, потому что сдали год назад». Нет, всё-таки не зря он их учил. Но сейчас должно было начаться кое-что интересное.

Взгляды курсантов один за другим отрывались от мониторов. Озадаченные, недоумевающие. В воздухе витал немой вопрос, но Бурже терпеливо ждал, кто же первый его задаст. И в какой форме.

В сгустившейся тишине раздался голос Эндрю Дорсетта.

— Капитан, здесь что-то не то. Или с координатами, или с...

Ну конечно же, Дорсетт. Сколько раз ты, Гаспар, сам себе приказывал: не заводить любимчиков на курсе? И сколько раз сам своё же правило нарушал? Нет, не по части рейтингов, тут всё ясно: симпатии симпатиями, а баллы баллами. Но они же всё видят, заразы. И ревнуют жесточайше, хоть и прикрывают это флёром субординации...

— Договаривайте, курсант Дорсетт. С чем, по вашему мнению? — испытующе глядя ему в лицо, произнёс Бурже.

— С количеством планет.

— Отлично, Дорсетт. Хотя можно было бы сообразить и побыстрее, — не удержался от шпильки Бурже. Не стоит перехваливать парня, какие бы надежды он ни подавал. — Тем не менее, вы совершенно правы.

Он коснулся сенсора рукой и переключил голопроектор в 2D-режим. На виртуальном экране вновь возникло красное солнце. И яркая звёздочка по правому краю экрана, выделяющаяся на фоне всех остальных звёзд неба.

— Перед вами — первое в истории подлинное изображение, переданное из экзопланетной системы. Эту картинку аппаратура зонда запечатлела в первый же момент, когда автоматически включилась на подлёте к Ювенте. Обратите внимание на яркий объект справа. Вот оно, открытие. Планет в системе не шесть, а семь. Неудивительно, что седьмую мы не замечали с Земли; размером она не больше Меркурия. Большая полуось её орбиты — около полутора астрономических единиц, эксцентриситет пять сотых. Курсант Хьюг Макконнелл, что это означает?

— При такой светимости звезды? Что там, скорее всего, нечего ловить, капитан. Голый шарик. И чертовски холодно, — в обычной своей чуть дурашливой манере ответил Хьюг. В другой момент Бурже, вероятно, высказал бы ему замечание, но сейчас решил этого не делать. Шутовство у братьев Макконнеллов давно стало второй натурой. Второй, потому что первой было, конечно же, упрямство — хоть кол им на голове теши, всё равно сделают не так, как сказано, а как их левой пятке захочется. В основном, конечно, пятке Оуэна — Хьюг в этом тандеме только с виду главный заводила, хоть он и покрупнее брата, и пошумнее...

— Верно. Насколько холодно, курсант?

— Да уж не Ривьера, — всё тем же разудалым тоном отозвался тот. — Где-то сорок по Кельвину, плюс-минус десяток-полтора. Надо посмотреть ещё, как там с атмосферой.

— Что ж, посмотрите, — улыбнулся Бурже и переключил изображение. — Вот ее увеличенный вид. Как вам?

— Дрянь дело, — развёл руками Хьюг, разглядывая щербатую, всю в кратерах, поверхность. — Нет тут никакой атмосферы.

— Совершенно верно. Это мёртвый мир. Тёмный, безмолвный и совершенно пустой. Потому команда проекта и предложила назвать её в честь языческой богини смерти — Морена. А вот об этом мире что вы можете сказать? — он указал на новый кадр, в центре которого была почти однородно-бирюзовая, с тонкими белесыми прожилками планета. — Я к вам обращаюсь, курсант Петренко.

— На вид типичный холодный нептун, — жизнерадостно откликнулся Богдан Петренко. — Наподобие нашего.

Бурже по-доброму завидовал петренковскому оптимизму. Вот же парень — по поводу и без повода лучится здоровьем и радуется жизни. И флиртует с Моной Гварделли. Та его всерьёз не воспринимает и порой на дыбы встаёт от его топорных ухаживаний, а парню хоть бы что. Настолько уверен в собственном обаянии, что только раззадоривается ещё больше. Как есть жеребец. Но не дурак при этом, совсем не дурак. И технарь от Бога.

— В принципе правильно. Это Эвринома, шестая планета, от которой «Икар» прошел очень близко. А оцените-ка, курсант Петренко, насколько близко он должен был подойти, чтобы стать её спутником или упасть на неё. Данные для расчёта у вас на мониторе.

— Да какие расчёты, капитан, — добродушно улыбнулся Богдан. — Тут же и так всё ясно: скорость-то у него намного больше первой космической, даже с учётом большей массы планеты. И затормозить он мог только одним способом — напрямую врезавшись в атмосферу. Но и при таком раскладе просто сгорел бы в плотных слоях. Поэтому ни упасть, ни стать спутником ему не светило в любом случае.

Молодец. Не даёт себя одурачить. Но Бурже решил немного сблефовать.

— Кто найдёт ошибку в рассуждении курсанта Петренко? — громко спросил он.

На самом деле это была даже не ошибка, а маленькая неточность. Возможно, Петренко и учёл этот момент, просто не озвучил. Ничего, пускай все подумают. Пусть привыкают, что в космосе не бывает мелочей. Но он не успел даже договорить до конца, как раздался голос:

— Газовый хвост, который тянется за планетой при её орбитальном движении. Если бы зонд задел его по касательной, скорость довольно быстро упала бы, и тогда...

— Верно, курсант Гварделли, — да, видимо, крепко наш богатырь достал Мону, что та пользуется любой возможностью его поддеть. Но не стоит усугублять. — А теперь вопрос ко всем. Как вы оцените условия вот на этой планете?

На новой фотографии был маленький, белый, местами с синими разводами диск. Бурже дал большее увеличение, и он вырос на весь экран.

— Аиша, пятая планета системы. Исходные данные: диаметр — пять и две десятых земного, плотность — чуть больше земной, расстояние до звезды — ноль двадцать три астрономической единицы, эксцентриситет — сорок пять тысячных. Рассчитайте среднюю дневную и ночную температуру. Состав атмосферы определите по спектральным данным, они тоже у вас на экранах

Магда Жвалевска, до сих пор молчавшая, подала голос.

— А какую модель использовать в расчётах — Глосбаха-Невитца или… вашу, из последней статьи в Astro Review?

— Сами решите, какую, курсант Жвалевска, — этот неприкрытый подхалимаж надо было пресечь в зародыше. Тем более что Магда… чёрт подери, ну когда же наконец девушки этой вселенной перестанут влюбляться в своих преподавателей! — В космосе вам придётся рассчитывать только на себя.

Пока курсанты возились с расчётами, Бурже, время от времени присматривая за тем, как движется у них дело, задумался о своём. Ты безбожно тянешь резину, старик, думалось ему. Ты откладываешь момент, когда сообщишь им самое главное, потому что сам не знаешь, как им об этом сказать. И, главное, что им сказать.

Ничего. Сейчас они слегка разогреются этой небольшой сенсацией, которая вот-вот выйдет из-под кончиков их быстро мелькающих пальцев. А когда первый восторг утихнет — он что-нибудь придумает. Наверное.

— О! Так там должна быть жизнь! — прервал тишину возглас Биргитт Кронитц. Остальные тоже подняли головы от своих вычислений и возбуждённо перешёптывались. На их мониторах выстраивались ровные колонки цифр — не вполне одинаковых, конечно, но говорящих об одном и том же.

Жизнь! Сколько было положено времени и сил на то, чтобы найти её где-нибудь за пределами Земли! Искали на Марсе, искали на Энцеладе, Титане, Европе, искали в ядрах комет и на астероидах — везде, где есть малейший намёк на жидкую воду. Пусть не сами организмы, пускай их остатки — хоть что-нибудь. Всё напрасно. Никаких следов. Нигде в Солнечной системе.

— Ну что, какой будет вердикт, господа присяжные? — обратился Бурже к курсантам. — Какова вероятность, что здесь встретим собратьев по разуму?

— Никакой, капитан. Или почти никакой, — ответил за всех Хьюг Макконнелл. — Планета, судя по всему — океан под толстенным слоем льда. Температура практически не вылезает из минуса. Какой там разум? Не окочуриться бы от холода… Хотя разной живности там, судя по всему, хватает.

— Чем докажете? — ехидно усмехнулся Бурже.

— Спектральные данные однозначно указывают на большое содержание кислорода, — перехватила инициативу Милослава. — Это указывает как минимум на существование сине-зелёных водорослей или аналогичных им организмов. Общий же состав атмосферы, а также её высокая плотность говорит о возможности обитания в водной среде различных...

— Ладно, так и быть. Принято, — смилостивился Бурже. — Домашнее задание всем: спрогнозировать возможные типы экосистем на Аише. А пока… есть там ещё одна занятная планетка. Надо было бы заставить вас обсчитать и её, но времени уже почти не осталось, так что вам повезло — получите все данные в готовом виде.

Он старался звучать как можно бесстрастнее и спокойнее. Но кого он хотел обмануть? В аудитории струной напряглась тишина. Голопроектор включился снова.

Огромное красное солнце — в несколько раз больше, чем на Земле. Два миниатюрных спутника, все в оспинах от кратеров. Синие океаны в белёсых клочьях облаков. Девственно-белая кора ледников. Чудовищных размеров ураганная воронка, покрывающая весь район субсоляра. И красно-коричневые, местами покрытые белым, охристо-желтым, тёмно-зелёным, багрово-чёрным просторы суши, с которых, словно единственный глаз лихого космического пирата, смотрело на людей внутреннее море.

— Вот она, четвёртая планета. Зармина. Гравитация 1,13 земной, средняя температура на освещенной стороне плюс 13, на теневой минус 32. Атмосферное давление: 1,06 бар, четверть кислорода, три четверти азота, — произнёс Гаспар Бурже. — Я думаю, здесь мои комментарии вам не нужны...

Тишина лопнула и взорвалась аплодисментами.

***

Горное озеро, в которое медленно погружалось солнце, полыхало алой сверкающей лавой. Сидя в кресле на балконе, Гаспар Бурже потерял счёт времени: не все ли равно, на сколько минут опоздает Сильвия? Хотелось расслабиться и не думать ни о чём. Раньше это ему легко удавалось… Принять позу кучера, ноги слегка разведены, кисти между коленями, голова склонена, провалиться, исчезнуть… не думать, не думать, просто плыть за образами. Звёзды, космос и пустота… нет, черт подери, только не космос! — океан, глубокий, сине-зелёный, насквозь просвеченный солнцем, яркие полосато-оранжевые рыбки в глубине… как же их называют?.. и огромный скат с шипастым хвостом, проплывающий мимо, царственно колыхаясь в прозрачной воде, и морская звезда, лениво шевелящая лучами на песчаном дне, и дельфины, дельфины… только странные какие-то — черные, с большими, узко посаженными глазами, с мощными ластами, как у моржей или тюленей… и переговариваются о чем-то на своем языке, людям не только непонятном, но и неслышимом...

Кто-то тронул его за плечо.

— Сильви?

— Извини, если помешал, старина. Я ненадолго.

Перед ним стоял, опираясь на свою неизменную трость, вице-президент Международного аэрокосмического союза Антон Соболев. Человек-легенда, первым высадившийся на Марсе и Деймосе, первым прошедший сквозь щель Кассини, первым посетивший ледяные джунгли Титана. И чуть не оставшийся там навсегда после внезапной разгерметизации отсека. Его спасли, но после жутких холодовых травм, едва совместимых с жизнью, с карьерой космонавта было покончено, и Антон стал, как он сам выражался, «канцелярской крысой космоса». Стал одним из тех, кого до этого откровенно презирал.

Они пожали друг другу руки и оба повернулись к догоравшему закату. После минутной паузы Соболев спросил:

— Ты рассказал им что-нибудь об этом?

— Нет.

— Хорошо.

Еще несколько минут оба молчали, а потом снова заговорил Соболев.

— И все же, Гаспар, как ты думаешь — что это было?

— Я не знаю, Антон. Я не знаю.

Соболев чуть заметно кивнул. Потом еще раз пожал Бурже руку и, прихрамывая, вышел из комнаты.