Дальше, и вроде бы некуда

От автора

Длинный Джек не был заморозком или ограниченным в развитии ребёнком. Его убили в нашей реальности. Так реальности убивают детей — отбрасывают всё мешающее, ненужное, непонятное. Или, он «у нас» родился не у того лорда, или, вообще, не у лорда. Но в моём романе без него никак не обойтись — он главный, просто потому, что в любом романе главное — добро. И дело не в его, росте, конопатости или лазоревых, огромных, доверчивых глазках.

Главное его… и я не перестану это повторять!!!

Главное — вера. В данном, конкретном случае, его вера. Просто верить — вы часто это слышали? Но хоть единожды пробовали во что-то поверить? Лев Толстой считал и верил, что способность Верить — это талант. Мама не могла научить Джека — очень рано умерла. Но Верила, умирая, что сделала, для чего была рождена — родила лорда.

Джеки тогда её ненавидел — ну, как можно любить свою тюрьму? Даже давшую ему жизнь… хотя уже тогда он был уверен, что жизнь лордам даёт лишь ОН. И только Он с позволения и под Его руководством…

Джеку понравилась власть. Эта мука, это проклятье — он же ничего не может! Господи! Джек молил Его и понял, даже Он не может вернуть маму! Джеки думал, что Господь заберёт его к ней — тщетно. Тогда нахрена это всё???

Папа, тётя, братья, и все вокруг говорили, что власть — это счастье для людей. Без власти люди звереют и несчастны от этого. И это правда, он насмотрелся уже на зверей SC — они несчастны. Потому что нет над ними власти,… и быть не может, но об этом позже.

Джек, бедняга, верил людям, и прежде всего папе. Впрочем, кроме папы, мальчик никому не верил — ведь так сказал отец! А папа сказал, что власть над людьми должна делать их счастливыми. И если ты веришь папе, ты веришь в себя, и ты властелин — и власть твоя — счастье им…

Правда, честный Джек уже тогда углядел нехорошие огоньки в папиных глазках при тех его словах. В огромной зале… блин, ну, просто представьте, —

Замок такой, в нём вся фигня для обороны, но он же большой получается — просто бальшущий! Ну и внутри можно наделать разных комнат — вот там, в одной из них, то есть в том самом грёбаном тронном (трон тока ожидается))

Джеки и должен был внимать папину примудрость. С логичным недоразумением разглядывая всю дрянь, развешанную на стенах, и более того — мешающую проходу нормальным людям:

Какие-то коврики с хреновой вышивкой и на них железки никому на х… ненужные. Блин — Джеки уже тогда, в семилетнем возрасте, не мог жить без хороших — реально, в деле проверенных — ножиков.

И тут среди этакого хлама родитель заявил, — Джеки, ты можешь всё! Даже убивать…

— Вот те етыть — тебя забыл спросить, — мелькнула в голове юного Джека чужая мысль. Но чего он нового мог сказать сыну? Что его жизнь — это власть? И что без него у них нет жизни? Блин, счастливой жизни…

***

Или вообще даже если они этого не понимают… ну, неспособны уже понять, когда их дохлых выбрасывают за борт. Их встречал Спаситель — они не успевали сделать слишком многого… на что были горазды… SC не ошибается. И саму штрафную команду он считал своим творением — ну, а чьим же? Не тигров же!!! И этих гадов он сотворил сам, что бы не бурчал подмышкой этот вселенец!

Неприятные твари, если б не они, Джеки и не замечал эту сволочь — Максимку-у-у-у. Руду, как зовут его эти… Пусть без них им всем бы светил однозначный морской покой. Наверное, это было бы правильным, раз так решил папа. Но тут, сразу после… ну, во время грозы это произошло. Ударило — он лишь порадовался, что не сдох. А сейчас не уверен, стоило ли радоваться. Максим, Руда… невозможная тварь!!!

Максик, умничка! Непонятный, ехидный, чужой и родной до боли потому, что добрый, сука! Бедняжка выключался при таких простых делах, Джек порой специально его так выключал. Демон не выносит вида крови — ну, кто бы мог подумать! Вот, блин, чудушко вселилось! Пришлось постепенно приучать — уже хотя бы в обморок не падает.

Но как он работает клинками! И считает всё — движения, мысли, время, события… Точно — демон. И его потусоронняя сущность для Джека как защита — тигры же рядом! И… Джек уже точно уверен, что не жить ему без Макса ни секундочки, когда б эти двое… да хотя б один появились бы рядышком.

Но и хрен на них и на сто тысяч гиней — столько нет даже у короля, не говоря уж, чтобы отдать столько пиратам! Пообещать — противно. Но самое противное, что его гад, проклятье, любовь и душа, затырок и чмо — Максик, считает, что эти гады получат всё с процентами! За что???

— Просто за счастье нашего народа, — устало сказал Руда Командору.

***

Говорит Неждан

Мы по ясным причинам немного сдвинули время обеда, чтоб на торжественных мероприятиях ребят ничто не сбивало с пафосу момента. Визит Командора на самом деле считался официальным и имел своею целью нас об этом оповестить, бля… Чтоб деточки наши вид имели… они у нас и так просто лапочки… но в соответствие изгибу сюжета вид таки пришлось слегка подгонять под нужный градус героизма и жертвенности. Как у юных жертв варварской колонизации.

Они, юные узники пиратского нефашистского фашизму, моментально смекнули, что означает предобеденная штрафная суета — зачем это угнетатели направились к источнику столь соблазнительных запахов. Вся аборигенская молодёжь припёрлась к раздаче со свежесплетёнными корзинками.

— Эге! — подумал Захарушка и велел корзинки пока отобрать. Выдали ребятам по деревянному блюдцу овсянки, кусок солонины и сухарик. Они всё с достоинством приняли, положили на траву и принялись скромно удаляться.

Захар этакое развитие предполагал, даже предвкушал. Свистнул пацанам, чтоб обернулись, и сам лично принялся в корзинки с тарелок соскабливать щепочкой. Ребятки смягчились лицами, сунулись помогать. Тут Захарка Джиму махнул — давай, мол. А ему не жалко, нате — полное блюдо тараканов от маэстро.

Захар, строго глядя на мальчат, подал пример — самим тоже покушать нужно. Сёма, красавчик мой, вслед за ним протянул лапку к блюду, схватил жука и, зажмурившись, положил его в рот. Заки с детской любовью прихлопнул его челюсть благожелательным апперкотом, и Семён, удобно расположившись на спине, энергично задвигал челюстями.

Индюшата, обретя описанный выше вид, по очереди потянулись к тарелке. А мне смешно — ну почему ни один не сожрал кашу, возместив убыль тараканами? Ну, какая уже дохлым папикам разница? Разница была для живых — ребята под пристальным Захаркиным взглядом чинно опустошали тарелку.

И как всегда красота и талант победили — месье Филип, маэстро кулинарии — сперва один протянул руку к тарелке без очереди, затем второй, третьему Сёма врезал по ласте… дети — да и только! Тарелка ожидаемо опустела и предсказуемо наполнилась — и так пять раз, шестой не считается, его наполнение Сёма под завистливыми взорами соплеменников переместил в карманы комбеза.

Индюшата заметно повеселели, но не утратили описанного выше облика — ещё б, такой подвиг, тараканов в папашкину память нажрались! Подхватили корзинки, и подражая ребятам, в ногу и в хвосте штрафной колонны… под водительством Сёмы! Вот чудо индейское! … двинулись на торжества.

Вышли мы загодя, чтоб дать ребятам время без помех постоять у колышков. От оградки ощутимо и неприятно тянуло, верхние части кольев потемнели, глаз не было, а мёртвая кожа отекла и свисла… Губы лопнули и текли, ржавые нижние зубы презрительно скалились.

Но корзинки валялись пустые и перевёрнутые — местное зверьё, должно быть, обезьяны. Я задумался о перспективах, Плюшевый тоже загадочно улыбнулся. Индюшата тем временем быстро нашли своих, с поклонами поставили свежие корзинки и уткнулись мордашками в траву. Трогательно смотрелись двадцать чумазых пацанячьих задниц и одна, Сёмина, в почти чистой парусине.

Не понять по какому наитию… хотя, что тут понимать? Штрафники без малейшего намёка на команду разобрались в строй, руки за спину, обхватив локти, склонили непокрытые головы… и тишина, как и положено, мёртвая.

Вдруг Семён выпрямился, замер пружинкой, и, запрокинув личико, выдал небу первую, чистую, удивительно чистую ноту, — а-а-а…

Блин, даже Захарке удивительную — соль бимоль, по его определению. Но что ещё чудеснее — два десятка юных голосов через темп завыли небесам с ним в унисон! Ребята в упор вглядывались в небо и… плакали? Нет, это что-то большее…

Сёма на полтакта перевёл дыхание и взял на полтона выше. На раз он солировал, и мальчата вновь к нему присоединились. Их голоса догоняли его и подгоняли, Сеиён полез по нотной решётке вверх со скоростью в полтемпа. Пацаны не отставали… Чистая, естественная, честная, как волчий вой, песня без слов высверливала разум, рвала душу в клочья…

— Толк будет, — потеряно подумал Захар, стараясь не смотреть… Там были вещи и похуже колышков — четыре фигурки безмолвного отчаянья. Ребята не нашли своих, хотя до последнего надеялись, что вчерашней ночью просто не успели найти. А сегодня убедились — своих здесь нет…

Они стояли, замерев, закрыв личики ладошками, а у детских ножек валялись ненужные корзинки. Что ж — таков примерно процент выживших индейцев. Но для их сыновей они не удостоились захоронения, они — просто мясо! Захар было дёрнулся к мальчикам утешать, но остановился, сам, мне даже хмыкнуть не пришлось. Куда, не зная ни слова? Да и кто найдёт такие слова??? Ну и пусть их папаши пока живы — мясо вообще недолго бывает мёртвым. Их бати, их всё лучшее на свете, ушли, не прощаясь, навсегда. А им с этим жить, и не стать мясом никогда-никогда!

Потом, может быть, когда предков воскресит Он… через долгих десять тягостных дней… Но воскрешение — просто рождение, новорожденные не смогут быть парням папками… хотя пообщаются, души подлечат.

***

Кстати о душах — задорный Пуш привёл обалдевшего Антоху. Чрезмерно попутавшего, мы с Плюшем озадаченно переглянулись, чего с батей такого делали? Но видом своим Антоха радовал — совсем невонючий стал и нарядный, даже причёсанный, кажется по чёлке, на голову ему смешную срань нахлобучили. Но видать надо так по протоколу… э этикету… тьфу, блин, наверное, просто по обычаю?

Ой, да и пофиг, Захар разберётся. Вон хормейстер наш, дон, вообще — дядя Алесио, приблизился и сурово на нас(меня и Захара) посмотрел. Мы такие скромняжки заняли позицию рядом с ним, но нефамильярно близко, слегка сбоку. Из смертничков нам компанию составили близняшки, самый сладкий дуэт-подпевка в нашем мальчуковов хоре, Петруша-казачок, Ник Заноза и Джим, конечно. Джимушка при всей его разносторонности приличных звуков издавать не сподобился тупо от природы, потому его общество мне особенно ценно — и Захарка старается соответствовать этакой безмолвной тени. Подождали до кворуму, пиратов ждать долго не приходится. Построились по правую руку от падре, Закарка в первой шеренге по его росту, ёпрст. Рядышком с Прилизанным Фредом — описаться можно от умиления, блин!

У кургана воздвигли крест по командорскому приказу-описанию. В два человеческих роста, хотя рост на всякий случай взяли не совсем человеческий, командорский. Но не в том фишка, а что Командор нормальных католических крестов ни в одной своей жизни не видел — кирху на М-е, и ту без него ограбили. Ну и подсказывать что-то дурных не нашлось. Нам с Плюшем маленькая его косая перекладина души подогрела…

Вот и дедушки казачьи, дед Коля и дед Паша, истово перекрестились, в рост сломались-поклонились, и заняли позицию от нас невдалеке. Им сидеть на службе впадлу.

А народ рассаживался, как в добром католическом храме, на лавочках. На пеньки доски прибили, а то корчевать их ещё — под плац пространство мужики ровнять умаялись. Жалко дядек, свои ж, не чьи-то.

Вот они с лучшими своими половинками и ещё лучшими четвертинками, детками, расположились степенно, Джеки всем радушно улыбнулся для драйву и дал отмашку. Падре отчаянно благословил паству.

Он всё делал, как перед смертью — то есть правильно. Антуан явно был в ударе, этакий кураж не накуришь — чувака осенило свыше. Его голос зазвучал… именно зазвучал и наполнил пространство над нашими одинокими в этом мире головами. С нами его устами заговорил Он — не иначе! Но и не только…

Дядя Алесио давал нам команду «голос», и мы с Фредом в очередь солировали, ведя голоса братьев (и двух ненормальных сестричек) к Его слуху. А падре прикладывался к чаше. И, заметив жест хормейстера, сам уже отдавал нам команду — типа мы за него должны отдуваться! А мы ни чё — нам-то за радость поорать…

Только мелькнула похабная мыслишка — Отто Кац, фельдекурат. Но и того бродягу я внове оценил, неизречимы пути к Нему. Если хотя бы один из тех почувствовал на душе отсвет того, что лилось нам от креста и падре! Ну и мы, хор, во всю силу юных, не прокуренных лёгких добавляли и способствовали.

А падре стал явно увлёкаться — мы ему музыкальный ящик, что ли? Блин, вот щаз сам дирижировать полезет, только «Прощания славянки» не хватает, у нас же репертуар почти исчерпан! Как бы обойтись без ненужной экзотики? Да запросто — Захар, уловив мыслишку о музыкальном автомате, просто перезапустил программу хора. Что было поддержано ребятами с воодушевлением, но и с нюансами — неформатными версиями и хулиганскими подпевками — близняшки пошли в разнос.

До падре стало доходить, что в любом номере главное — финал. Антоха довёл публику до экстаза… Как? Сам не врублюсь, но вроде бы по канону. Вообще знатоков латинских было немножко, но Жером… он же сам что-то по-латински шторму орал! … вот он закатив набожные свои глазёнки просто пёрся!

Ну и хватит впечатлений, я не в шутку воззрился падре в глаза, когда он уже поднял клешню для отмашки. Антоха, почувствовав себя неуютно, обернулся к народу в финальном благословении и, благословив, послал всех нахрен, по-латыни, естественно.

За что был не на шутку и немедленно вознаграждён — людей как разбило оцепенение. Затем их прорвало — народ встал и разразился овациями, натурально хлопал в ладоши и орал! А этот придурок в рясе профессионально раскланялся публике! Кто-то крикнул «Бис!», дон Алесио в отчаяньи взмахнул рукой…

И Захарка всё принял на свой счёт — дебютировал зараза. Разродился тщательно подготовленным экспромтом про меня грешного.

— Безумный паромщик! Сломавший свой шест! Ты снова попал не туда-а-а! — звонко вывел Захар.

— Канатом обломки связал ты в свой крест. Пусть плот твой уносит река-а-а!!! — присоединил своё ангельское пение Прилизанный.

— Безумный паромщик… — вновь вступил Захар.

— У-е-е! — подпели близняшки.

— А берег хоть близок, — врубился Петя, и был поддержан Занозой, — всего лишь мираж!

— …а-а-а, у е-е-е, — хор поддержал запевал…

Вот почему Плюшевый в хоре не поёт — врёт, что слуха нет. А под наш акомпонимент как такое без слуха выдавать??? Ух, зараза, что творит, я тоже хочу…

Милостивый Командор дал нам целые склянки оторваться. А попа Пушок от ужасов увёл под ручку. Но дело-то было не в нём, а в народе — он ржал и мычал в экстазе до полного опустошения нервов. Пока самим не надоело.

Командор коротко буркнул, — стройся.

И, глядя на суровые мальчишеские мордочки, никто и представить себе не сможет, что они вот только что вытворяли. Хотя, народу ничего объяснять не нужно — все уже в курсе, на что способны эти деточки. И потому только… чтобы сука рыжая себе не воображала — только поэтому Командор даёт команду, — внимание.

Просто улыбнувшись. Ага, если простой такой мальчик попросит…

***

Народ этого ждал, да что там — они только ради этого сюда пришли… Куда он, и все мы, их довели.

Руда, точно он, даже Заки его чувствует… вот наш милый Командор в теле ещё более милого Длинного Джека… они оба, Руда не мог лишить Джеки такого момента, но парень стесняется — дитё ж ещё!

— Народ! — сказал Командор, и мог, вообще ничего больше не говорить. Но, отмолчав положенную для драматизму паузу, продолжил. — Я дарю вам эту землю!

Мы слегка охренели. Нефигассе подарочки! И не наши, с-с-сукааа! А он говорит, — Примите как подарок. Ваши дети лили за неё пот, в ней кровь моих братьев…

— И моя кровь, — будто прошептал Командор. Присутствующие не отрывали от почвы взоров.

— Кровь лорда Британии. И я заявляю права на неё!!! Я говорю Небу, Морю и этой Земле — ты МОЯ. Вы все МОИ!!!

Он снова замолк, по щекам защекотал надоедливый ветерок — вот нихерассе рыжий может!!!

— И я говорю вам… — снова вымогает побоев этот шоумэн. Плюш для начала посмотрел на меня. Я ждал его взгляда, так же глазами говорю, — херня пока, будет ещё херовей.

— И вы, мои подданные, просто учтите. — Руда даровал народу новую белозубо-конопатую улыбку с бирюзовым сиянием глаз на фоне свечения его прикольных ушных раковин в западающем солнце.

— Эта земля отныне и навсегда короля Британии. Моего и вашего властелина! И лишь именем его я лорд! И лишь во имя его мы здесь. А флаги…

Руда указал на вызвавший понятное недоумении шест. Вот нахрена ж его поставили такой длинный — целая фальшмачта, блин???

— Мои подданные указали мне способ связи с его величеством — он показал пальцем, сука!!! Ткнул в мою морду!!!

— И наш король пришлёт нам наши…

Рыжий замолк для пафосу и выкрикнул. — Наши!

Он снова замолк, типа, чтоб передохнуть, буркнул вполголоса, — его…

Да как заорёт. — И тут будут наши настоящие флаги!

На мужчин в офицерском одеянии стоило посмотреть. Нам с Плюшем стало насмешливо ехидно — и кто тут мятежники? Кто-то хотел самовольно напялить на не понять чьи мачты символы королевства? Флаги даются лично королём не кораблям — деревяшкам — людям, экипажам, прежде всего, капитанам. А деды просто пёрлись — дядя Джеймс не сводил с меня восторженных глазок!

— Я привёл вас сюда, чтобы всем вам возвестить благую весть — Британия стала больше! Мы все здесь на родине — и мы все будем счастливы. Британия станет счастливей!

Пипл одушевлённо захлопал в ладошки. Дядька Яша схватил меня, старшину SC, Весёлого Ника, пирата, чтоб его печень сожрали акулы с ромом!!! Эта сволочь принялась подбрасывать Захара подмышки выше своей седой многомудрой и тупой башки. Как я не зарядил с ноги в его квадратную челюсть? Летал, терпел и сам с себя удивлялся. Ребёночка нашёл, гад морской!

Но когда он аккуратно поставил меня (меня!!!) на землю и участливо взглянул, мол, ты как? Я уже пасть открыл, пояснить в каких формах и как долго приготавливают к употреблению всяких старых козлов. В общем, открывает Захарка ротик для произнесения первой пакости, а тут ко мне другие руки потянулись. У-ёб-же-ж всё на свете! За пиратскими буднями забываю, что мой Захар — просто смазливый, трогательный подросток. Орут и тискают, будто я им Командор. А мне, вернее, SC эти люди уже столько должны — прям неудобно перед людьми изображать из себя дитё. Не — пора от народу подальше — прав Руда, нехер нам тут делать.

***

От автора.

Мдя, у ребяток действительно многого не отнять, да и не собираюсь — всё будет, но не сразу. Вот сейчас вынужденно вернёмся немного назад, к тому моменту, когда Пушок увёл с собрания попутавшего нахрен падре. Он у меня персонаж занятный и немаловажный. И главарь пиратского Гестапо никак не мог оставить его без внимания. Непосредственно перед гм… обрядом времени у него на подробности не было, а в общем он всё ухватил на лету — неглупый парень этот Пушок.

И момент для беседы с э… месье Антуаном он выбрал наилучший. Бедняга хорошо испил из чаши, и от прочего был возбуждён и переполнен впечатлениями. Он уже по пути сам завёл нужный разговор:

— Дружище, а ведь у меня получилось!

— Конечно, падре, всем очень понравилось! — заверил его Пушок.

— Главное, чтоб понравилось Ему, — Антуан строго блеснул глазами.

— Конечно, падре. Однако служба понравилась ребятам, а, как сказано, устами младенца глаголет истина, — серьёзно проговорил парень.

Антуан хотел что-то заметить на обращение «падре», он решил было принять его по умолчанию… хотя ощущал себя неуютно от этого слова. Ему казалось неправильным, что его называют так «понарошку».

— И «падре», — решился Антуан, — мне кажется сейчас, что действительно падре… стал им сегодня, что Он вёл меня к этому дню всю жизнь!

«Пипец, свихнулся, и так некстати!» — огорчился Пушок, но делового настроя не утратил:

— Расскажите о своей жизни… христианам полагается исповедаться.

— Ага, — улыбнулся Антуан, — вот ты действительно священник, каких поискать!

— Работа такая, — не стал смущаться Пушок. Он действительно работал, привёл Антуана на «Д’Артаньян», в командорской каюте предложил кресло, кофе и спросил, — итак?

Падре с явным удовольствием расположился, блаженно жмурясь похлебал из фарфоровой пиратской чашки и неожиданно взглянул Пушку в глаза.

— Ты, наверное, решил, что меня настолько потрясла месса…, — верно угадал падре мысли пацана, — и ты конечно прав. Но если я ошибся, то вообще всё бессмысленно… и Его нет… а Он есть, теперь я точно знаю!

— Гм, — знакомое построение, оценил Пуш, — Сорбонна?

Антуан ошарашено воззрился на него, просто кивнул застенчиво и уже в полном смятении чувств неожиданно для себя самого перешёл на понятный человеческий язык.

Бастард обедневшего рода уверенно двигался к запланированной судьбой собственной гибели. Обучение в колледже оплачивал король, но только обучение — Антуан не получал от родных ни су. Чем только не приходилось подрабатывать будущему богослову! Он писал стихи и переводил с латыни на все европейские языки за богатеньких тупиц. Дрался за деньги на улицах, его нанимали как мальчика для битья на показательных представлениях. Даже выступал на разогреве публики перед цирковыми представлениями… за кусок лепёшки и луковую похлёбку! Но дворянчик изо всех сил стремился поддержать своё дворянское достоинство — увлёкся фехтованием… чрезмерно увлёкся.

— Уже тогда у меня было столько возможностей стать убитым! — воскликнул Антуан, с теплотой вспоминая юность.

Его угораздило стать убийцей.

— Несколько раз…, — горестно уточнил падре. И когда ему предложили простой выбор — убивать дальше за деньги или отправиться на галеры…

— Они были очень серьёзны, эти грязные шантажисты! — пояснил Антуан, — я выбрал галеры!

Вообще-то просто удрал от правосудия, но он почти не соврал, удрал в море, вернее за море. На Мартинике его радушно приняло общество белого отребья. Стихи и переводы им оказались без надобности, шпагам и мордобою там предпочитают ножи.

— Странно, ну почему! — удивился Антуан, — почему меня не зарезали?

Ведь он был резким парнем. И достаточно глупым — связался с контрабандистами. Жизнь вроде бы налаживалась, стала совсем нескучной… И после нескольких «случайных» встреч с береговой охраной он не мог носа высунуть из трущоб. Потому что солдаты туда носа не совали…

— Если не считать облав, — улыбнулся падре.

Облавы были весьма для обитателей трущоб неприятны, и они всячески стремились сделать их более редкими. И Антуану даже в трущобах сделалось неуютно.

— Вот дурак, чего мне было дёргаться! Ну, выдали б меня, повесили, и всё! — сокрушался Антуан.

Его взяли с собой в рейс его новые друзья…

— Даже братья, — усмехнулся мужик, — слышал про Береговое братство?

Пушок, уже уважительно глядя на дядьку, серьёзно кивнул.

У них дела с индейцами… как у падлы Доусона… и его в том рейсе вполне можно было называть Джимом… только ему это сказали уже сами индейцы, когда он очнулся, привязанным к жерди.

— Нет, не соколы, то есть на другом острове. — Пустился в объяснения падре. — Они вообще не людоеды, только платят дань соколам, а своих им жалко. Но как бы не было жалко, им всё-таки приходится… соколы забрали целую компанию ребят, из которой он был единственным европейцем.

— Господи! Я со смехом обращался к небесам — почему так, и почему так далеко от Родины? — улыбался Антуан. — Меня в принципе не очень волновало, что сделают с моим трупом, я был прогрессивным юношей. И никогда не цеплялся за свою жалкую жизнь. Потому и позволил себе искреннее недоумение — почему??? А потом я обоср…

— Ладно, — остановил его Пушок, — но почему падре?

— Так решил шаман, — сказал Антуан, — Господи, падре меня сделал шаман людоедов!!!

Пушок искренне присоединился к его задорному смеху. Насмеявшись, падре наконец заметил очень серьёзный взгляд главы Гестапо, терпеливо ожидающего разъяснений.

— Ну, он настоящий шаман, понимаешь? — начал падре, — он колдун, вот!

Но как ещё проще? Ненастоящие шаманы свои должности наследуют. А колдуны просто приходят — неловко им убивать учителя. Ведь закончив обучение, они сдают последний экзамен — убивают старого шамана, или ждут, пока он сам помрёт. Вот Говорящий с духами пришёл к соколам и… э… стал шаманом. А кто бы ему что-то возразил, да и зачем? Настоящий колдун — надежда племени.

И причём тут падре? Говорящиё с духами рассказал Антуану, что в его родной деревне жил европеец в чёрном платье. Он мастерил игрушки детворе, а вообще помогал женщинам, скорей даже управлял хозяйством. И рассказывал странные, красивые сказки. Индейцы, как дети, обожают сказки.

Вот когда соколы стали думать, что делась с европейским засранцем, шаман припомнил почти такую же чёрную накидку. У вождя завалялась как-то, от кого-то осталась. И Говорящий с духами действительно настоящий колдун, всё хорошо угадал — Антуан носил рясу, мастерил игрушки, помогал по хозяйству, даже рассказывал сказки, когда освоил язык, и … переводил при контактах с падлой Доусоном. А куда ему было деться?

И не в том дело, что он боялся — это ж глупо в его положении. Антуан понял — это их жизни, судьбы, мировоззрение. И просто пытался их понять… но не только. Наверное ряса так на него подействовала — Антуан всё чаще обращался к нему… «Зачем, Господи???»

— И вот вы приплыли…, — глухо проговорил падре, — а сегодня я получил ответ!

В его глазах блестели слёзы… «Точно свихнулся! Вот здорово!» — радостно потирая в душе гестаповские ладошки, подумал Пушок.