Первая драка на земле и после боя

От автора

Шаман закончил камлание и, подвывая, объявил заплетающимся языком волю духов. Воля духов снова совпала с желаниями воинов племени. Падре уволок своего друга в вигвам на окраине деревни. В зачарованный типи шамана. Такой может стоять только на окраине. Проклятье на эти суеверия! Тащить пьяньчугу так далеко! Уф, глупый коллега храпит и пердит на шкуре в зачарованном… В сраном шалаше из жердей и плохо выделанных шкур!

Господи, что он может сделать для этих людей? Джезус санкти… Нефига не получится, не зачем себя мучить. Когда душа обуреваема таким страстями, бессмысленно пытаться обращаться к Нему. Душа болит за… хрен её знает, за кого она болит. С одной стороны милые дети природы. Такие искренние, естественные, прямодушные. С другой стороны пришельцы…

Они пришли не ради золота, хотя привёл их этот жадный подонок Доусон. Вождь, когда узнал его, привязанного, как баран, к жерди, очень рассердился. Нафиг им этот вонючий козёл? Живой он приводил к ним юное, сочное мясо и приносил много полезных вещей. И вообще, вождь же ясно указал на мальчишку! Что непонятного?

Пришельцы настолько тупые? Что им даже не нужен золотой песок? Гм, и явно сдуру повредили корабль о рифы? Так чините и убирайтесь! Но они стали вырубать лес, столько деревьев! Когда пришёл второй их корабль, Падре всё стало ясно — они пришли навсегда и начали, как все колонизаторы, с обмана. Он сказал коллеге, Говорящему с духами, что это — нашествие. Тот лишь улыбнулся, ему было весело от рома, — тем лучше, посмотрим на этих безумцев.

Вождь ему не поверил, как ждать коварства от этаких тупиц, не попросивших даже золота? Но меры принял — велел пока не варить Доусона и послал разведчиков.

Падре знал, что решение его — уже война. Он не принял главный подарок гостей. И за кем приглядывают, слову того не верят, а с такими не разговаривают. Но вождь надеялся, что они уйдут сами — их много, может погибнуть много воинов. Бегите, безумцы! Они не побежали.

Разведчики не вернулись в деревню. Их пошли искать и нашли — принесли изуродованные тела. Зверь такое не сотворит, только человек, или человек с собакой, Падре очень хорошо помнил егерей своего детства. Пришельцы уже охотились на них, как на браконьеров! С ними действительно не о чем говорить — ведь не спасать же его они сюда прибыли! В первое время, после чудесного избавления от съедения, он мечтал, что грязных язычников дикарей, пожирающих бедных моряков, уничтожит карательный отряд… и пытался спасти хотя бы их души. Сейчас он уже не был уверен, чьи души требовалось спасать в первую очередь. Чистые души отважных воинов или грязные, алчные, жестокие душонки европейского отребья? И стоит ли вообще это делать? Каждый сам заслуживает свой земной ад, как он…

Так воины устроят тем подонкам ад уже завтра! Но у них же дети… такие милые мальчишки… гм… с мушкетами. Как малыш эту сволочь огрел… прости, Господи! И какой забавный их улыбчивый рыжий Командор! Особенно забавны те двое очень серьёзных мужчин со смеющимися глазами за его спиной — не приведи Господь встретить таких в бою! За каждого из них племя дорого заплатит.

Но все они обречены, племя встало на тропу мести. Им не дожить до завтрашнего вечера. Боже, вразуми… Санкти Спиритус… Солнце выпрыгнуло из-за тёмного горизонта. Как всегда здесь. Падре тоскует по долгим рассветам своей Родины. Тут всё происходит слишком быстро. Главное успеть. Успеть хоть кого-то спасти.

— Ужас земель, окружённых водой, позволь донести слова духов, посетивших меня в сновидениях. — Дерзнул Падре обратиться к вождю напрямую.

— Валяй, испортивший нам аппетит своей вонью. — Вождь снисходительно усмехнулся.

— У пришельцев есть ужасное оружие. Это порождение злых духов плюётся шариками. Шарики дырявят людей, даже могут оторвать руку. Но это оружие долго готовить к бою.

— Это очень хорошо, протухшее мясо. Мы нападём внезапно и захватим их ужасное оружие. Они не успеют приготовить его для боя. Потом ты покажешь, как оно действует.

— Дай-то Бог.

— Что ты пропердел, тухлятина?

— Я славлю твою мудрость, Ужас земель, окружённых водой.

— Ну, славь. Только не себе под нос, а по-человечески, на всю деревню. А то от тебя одна вонь и никакой пользы.

— Великий вождь, я помог воинам проститься с бременем жизни. Они готовы убивать, — влез похмелённый шаман, опухшая его морда.

— Дозоры, вперёд! Воины, за мной! За молодым мясом! Тухлятина, побежишь с нами, полюбуешься, как мы будем убивать детей твоего вида. Может быть, я дам тебе обглодать сахарную косточку.

Недолгий, но мучительный поход. Милым детям природы никогда не приходило в головы, что для кого-то нужно сделать скидку на сан и возраст. Сраные выродки уродских джунглей! Уф, как всё болит!

— Воняющий говном, падай на карачки и пой жителям Верхнего мира. Ты, Говорящий с духами, обратись к своим покровителям. Старайтесь, и мы добудем для вас много огненной воды.

Падре упал на колени, шаман расчехлил бубен, воины скрытно, тенями, двинулись к дозорам… Момент атаки — их воинственный визг уже не сбивает с молитвенного ритма. Но… Шаман, впав в транс, упал на колени и завыл Песню Смерти! Что это за рёв? Забытый, но такой знакомый… это голос корабельной артиллерии! Что там творится?! Падре побежал к опушке леса… Боже! По деревьям как великан прошёлся топором! Среди покалеченных стволов фрагменты тел и трупы воинов. Но воинственные дикари бегут на врага, их путь отмечен множеством тел…

Падре, отчётливо понял, что случится, когда они добегут до ЭТОГО врага, потерянно побрёл на голос мудрого шамана, поющего Песню Смерти.

***

Рассказывает Неждан.

Стоит мой Захар на носовой палубе баркаса, такой весь подтянутый старшина SC, в комбезе, разгрузке, с саблями за спиной и с банданой на лихой голове, по-моряцки расставив ноги в штрафных берцах, и, широко открыв ротик, пялится в настоящий бинокль. Вообще-то рот он открыл не от удивления, удивить его до отвала челюсти даже я уже не возьмусь, — работают пушки «А вот и я!», «Улыбки Джека» и «Д’Артаньяна», так надо бы барабанные перепонки поберечь. И бинокль ему не игрушка, нефигассе игрушки по нынешним-то временам — десять гиней и то по знакомству! Интересно ему, как и мне, сколько народу из лесу выйдет. А что выйдет, мы не сомневаемся — не тот Лют артиллерист, просто деревья калечить — не его уровень.

Ребятки наши штрафные супостата на подходе срисовали и отошли потихоньку, послали с донесением овчарку. У нас Командор и так готовность «раз» ещё вчера объявил, а тут, понятно, боевая тревога. Все по местам, пушки заряжай, проверить наводку. Когда ворог уже у самой кромки леса к броску изготовился, разведчики на замаскированных позициях почти у врага под носом просто задали стрекоча. Делать им там уже нечего, а вид их шустрых фигурок и есть сигнал — «фоя!!!» Угу, «мы шли под грохот канонады», бегом, блин, — разлёт ядер не исключал их геройской гибели. Ребята ещё до передовых позиций не добежали, как смолкли пушки, и после понятной паузы из лесу с тоже понятным визгом рванули местные.

Мдя, зря я волновался, хватит всем. Пацаны-разведчики сиганули через контрэскарпы, просто секрет нужно знать, и рванули дальше. Индейцы толпой, навскидку, в тысячу рыл бросились за ними. Ясно — инстинкт велит бросаться на ближайшего врага, ещё и убегающего. Ан подвела их природа, ближайшие-то и не убегали вовсе, садили из мушкетов. Впрочем, из мушкетов в толпу садили все, а передовым с такой дистанции и самострелов достаточно, всё равно долго не постреляешь… точно, ребята изображают бегство, очень достоверно получается, прям сам поверил! Убедительно так убегают к пляжу. А у индейцев начались проблемы с родной землёй, ландшафт дюже исковеркали. Пеньки высотой по колено, но это бы и ладно, если не плотной толпой и под обстрелом, контрэскарпы — настоящее гадство… хотя этих пострадавших наши лекари потом вылечат… а счастливчиков жаль. Они сначала попали под картечь в упор, правда, и у них ещё есть шансы, а вот тех, кто до пляжа добежал, точно всех поубиваем.

Пацаны ж вовсе не удирали, просто спешили занять место в строю. Ватаги под командой опытных вояк, конечно, с самым опытным, блин, Командором, во главе, в образцовом порядке встретили толпу аборигенов. Пора нам, вектор атаки выяснили, взяли верный курс и к берегу изо всей мочи. Всё так подгадали (и подгадили, конечно), чтоб направление вражеского удара не было перпендикулярным береговой черте. Чтоб мы с баркасов и шишиг могли с моря неожиданно нанести удар во фланг и тыл атакующих. Ватажных ребят в строю научили строй держать и организованно пятиться, прикрывая, и сменяя друг друга, атаки — дело штрафников, ну и викингов, естественно. А с моря ударили сразу по двум причинам — первая, на пляже засаду прятать негде, вторая — митральезы баркасов и просто много мушкетов. А то как же нам без огневой поддержки высаживаться?

Выпрыгиваем на пляж, формируем боевой порядок, мы ж не дикари беспорядочно бегать! К тому же митральезы баркасов рявкнули уже по четвёртому разу, вот и не зачем им мешать. Да и сами пока постреляем. А когда с баркасов бабахнули в пятый раз, SC в сборе и боевом порядке двинула на врага — пора уже поторапливаться, ватаги почти в волны загнали.

Ну, бегу это я, бегу… у Захарки в таких делах опыта почти нет, в отличие от меня грешного. Блин, прям детство вспомнил! Вообще, это Захарово детство… ладно, по дороге разберёмся, когда чья очередь. Подбежали, с самострелов пальнули, бросили на песок, ещё подбежали, «звёздочки» и «рыбки». На нас стали оборачиваться в недоумении. Аж пять десятков мелких хулиганов! Местные в ментальном ступоре — на врага полагается бросаться, а не дразнить. Но всё же они не бараны, взыграли эмоции, отвлеклись на нас.

Вдруг радостно запел рожок и вломился хирд ярла! Как меч в брюхо, в толпу аборигенов. Вернее, бензопила. Воины в строю викингов почти не различимы, так заняты и деловиты, только Йонушку с побратимами легко узнать по росту, по их эксклюзивным боевым топорам, и что они одни не сменяются, так и крушат на самом острие удара.

Аж завидно, но у нас другая, штрафная натура. Мы работаем отделениями. Если хирд бензопила, то мы — сорвавшиеся с креплений диски циркулярки в замкнутом пространстве. Отряды атакуют, уклоняются от атак, прикрывают атакующих и вновь атакуют. Всё без команд, почти на телепатическом уровне, из общего понимания ситуации, сыгранности, и обязательной для всех штрафников обезбашенности. Специально для этого боя мы распустили ударное отделение, всем отрядам досталось по хранителю с парой сабель. Два клинка — это даже не для всех смертников, не говоря уж об обычных штрафниках. Но мы, хоть и разделённые, видим, чувствуем своих: Вот близняшки положили тройку местных и повели ребят в прорыв, Джим из-за спин сразу двух «гостей», Свояты и Маламута, не даёт им красиво умереть, Хаски казачатам достался. Плюшевый рванул параллельно близняшкам, отвлекая часть сил на себя. Казачата сменяют меня, мы тыл хирда прикрывали, почти целиком вошедшего в жертву, не давали затянуться входному отверстию. Внучков казачьих не разлучить, вот они в полном составе, все семеро в обнимку с курносым сокровищем, Хаски, в пятнадцать клинков занялись расширением дыры, когда мы отвлеклись на первый осколок.

Психология воинов простая — в толпе они герои, ведь их много. Вне толпы только один на один и по правилам. А тут без правил и в одиночку, как жизнь штрафная. Для нас естественно, а им не очень, теряются. От толпы атакующих обстоятельства откололи группу рыл в сорок, необходимо немедленно связать их боем. Каким образом десяток подростков это сделает? Да разбить их на подгруппы и всё — включаюсь и в абсолютном спокойствии без единой мысли приступаю. Убивать-то их совсем не зачем, достаточно попластать. А за моими клинками не всякий смертник уследит, только Захарка аж тащится!

И тут снова, почти как тогда — чей-то ласковый взгляд. Но в этот раз слышится протяжный жалобный стон, зов из-за края. Захар провалился в пучину смертной тоски, а меня вновь поднимает ледяная, искрящаяся волшебством, пузырящаяся пеной бешенства, океанская штормовая волна. Я вижу всё перед собой и вокруг себя, сверху и со стороны, и понимаю — это не осколок толпы, прорыв. Ухожу в сторону, пропуская вперёд Ваньку, в развороте перечёркиваю клинками могучего индейца, делаю шаг вперёд и встречаюсь взглядом с гигантом…

— Он тоже слышал эту песню, — откуда-то пришла запоздалая мысль, когда восприятие вернулось в норму. Захар зло потянулся к управлению — доказывать, что он не испугался, вовсе нет!

Нормально получается, Ванька уже положил первые ошмётки на песок, его ребята занялись первыми отщепенцами, хотя… ещё как сказать первыми — у Плюша тоже всё получается, и ребята Ника справляются. Вот Джим, наверное, злится, ему же драгоценного, но неугомонного, Своятушку страховать. А ему, кажись, попало по бестолковке, блин! Но это не смертельно.

Ведь Командор, зараза такая, полез в самую гущу! Повёл Люта, Черныша, офицеров своих, Боу с негодяями, дедов и любителей фехтования в финальную атаку. Ага, ага, и всех победил, а мы мимо проходили… хотя ему оно надо — лорд должен сам завоёвывать свою землю, не так ли? Ну-ну.

Ладно, осталась ерунда. Индейцев сдаваться не научили, нет в их мозгу такой функции, но бегают быстро. Типа с острова можно убежать! Тем более от овчарок. А нам бы передохнуть не мешало. Для начала поздравим лорда… э… как остров называется? Просто местного лорда поздравим со славной викторией, скромненько послушаем, что мы тоже молодцы. Переглянулись с Плюшем, проржались и спохватились, конечно, — как Своятушка? Им уже Джим занимался. Спирт, швы на мордашку, полный покой. Хотя, пусть полюбуется на обожаемых индейцев, точно сроду столько сразу не видал. На пару с Маламутиком — он хоть бошку успел убрать, но ключицу сломали. А, чего уж тут! Пора бы и нам… Командора поздравлять.

***

Обменялись первыми впечатлениями, ярл нас похвалил, вот! Доложили о потерях, безвозвратных двадцать один мальчишка и трое взрослых, но погоревать толком не получилось — торжественное собрание сорвал вестовой Павка, то есть Пабло, малой Санчеса, кузнеца. Тягостное молчание порвал его звонкий голосок:

— Командор, Длинный Джек! — заорал он на бегу ещё издали, и доложил запыхавшись. — Егеря попа поймали и какого-то дикаря с кожаной тарелкой. Они вон там, — тычет пальцем в сторону. — Поп говорит, что дикарь важный, а он только сидит и воет. Пацаны не знают, что с ним делать. Важного волоком нельзя, наверное, да?

— А если я разрешу, Зайка, ты обратно побежишь? — улыбнулся Командор, малыши от его улыбки не шарахаются, с ними он только ласков.

— И чё? Тут близко, — надулся «вестовой при исполнении».

— Ну, раз близко, сами сходим посмотреть, а ты отдохни тут. Пошли, ребята, — пригласил он всех за собой.

И впрямь, вскоре нас встретили наши парни, «егеря», блин. Вот Павка выдумщик! Проводили нас недалеко, в лесу мы застали такую картину. Обалдевшие эсцесовцы с двух точек держат под самострелами парочку, один в рясе, другой в перьях и с бубном, оба на коленях, что-то воют, только поп, кажись, на латыни молится, а индеец себе ещё в бубен настукивает.

Ну, послушали их учтиво, но дел же полно! И пацаны наши, не отвлекаясь от работы, похлеще выводят. Командор сначала на попа пристально смотрел, потом ко мне недоумённо обернулся. Ну, ясно — чуть что, сразу мелкий! Ладно, неуверенно подхожу, даю попу лёгкого учтивого пинка — никакой реакции.

— Дай-ка я, — воспользовался моей растерянностью Захар и быстро добился отклика. Я обалдел ещё больше уже с него.

— Ох, ё! Ай! У-у-у! Ребята, может, хватит меня бить? Ух-кх-уооуррр.

— Я ж говорил — облюётся попяра католическая!

— Хорош, Заки. Не за что его так. — Командор строг, но Закари пофиг.

— Угу. Своятушке мордашку раскроили, Маламутику ключицу сломали…

— Оттаскиваем его, парни, пока он попа насмерть не запинал! Подержите его. Он сейчас в разум вернётся… Во! Очухался, берсерк?

Беру управление на себя.

— А что сразу берсерк? — мне обидно. Это Захарушка у меня такой, при чём тут я?

— Ты помнишь, что в бою творил? Ярл весь в их коровище, и тот с тебя обалдел.

— Это мы с Заком так дружим.

— Это Захар был?!

— В основном. Я в отдельных деталях подправлял.

— Вы даже так можете?! Есть методика? — насторожился Руда.

— Есть. Только там много личного. — Стесняюсь, конечно.

— Понятно. Приводи попа в чувства. Сам пинал, сам и приводи.

— Угу, Командор. Антошка, отбитая картошка. Вставай, не то я тебя удочерю. Будешь мне дочкой… ну, раз не хочешь, навязываться не буду. — Начинаю я, но снова влез мой пацан. — Встать, пердильник, слушать Командора! Вот и умничка, вот и молодец, мразь франкоримская. Я те щаз…

— Зак, отойди от него. Хлебните, падре. — Командор протягивает попу фляжку… отбирает. Ишь присосался, поминки ему тут! Руда начал беседу:

— Ваши глупые друзья взаправду были придурками. У них остались старики, жёны, дети?

— Да, мальчик, остались только женщины и дети. Они обречены. Мужчин вы убили, их некому защитить.

— Их защита зависит от вас, падре. Мы можем обеспечить им безопасность. Сейчас вы проводите нас в деревню и доведёте до населения простую мысль: Отныне все они в нашей власти и под нашим покровительством.

— Мой Бог, вы планировали это заранее!

— Падре, придурков никто не тащил за волосы под наше оружие. Они напали, мы защищались, и как благородные люди берём на себя лечение раненных и защиту их близких. А насчёт планов — вспомните, как насмешить Бога.

— Да, мальчик, ты прав. Бог всегда на стороне победителей, как бы не сетовали ему проигравшие. — Грустно кивнул Падре. Шаман перестал выть и прислушивается к разговору — не уж-то по-французски понимает?

— Только я не советую идти к ним сейчас. Мы принесём им грустную весть, и… вы слышали о кровной мести? В их представлении, вы можете прийти к ним лишь за тем, чтобы добить кровников.

Командор задумчиво уставился на свои башмаки. Индейцев, оказывается, не из одной лишь жестокости убивали целыми племенами.

— Командор Джек! Командор! — запыхавшись, орёт Пабло на бегу. Малой кузнеца Санчеса, неугомонные золотые пятки. Ну да, тут же недалеко, блин.

— Что стряслось, Павка, солнышко? — Джек неизменно ласков с малышами.

— Парни не знают, как сдирать скальпы, Командор! — заполошно поведал Пабло.

— Нафига?!!!

— Невиноватый сказал, что так положено для респекта и уважухи, вот!

— Мда. Хорошо ему в дыню попало. Скальпы отставить. Э… отрубите дохлым ворогам бошки и на колья их. Бошки, а не безголовых супостатов, не перепутай. Колья воткните вокруг места побоища.

— А живым?

— Павка, заечка, как они без голов будут на нас работать?

— Ну, раньше же они как-то справлялись! — малыш серьёзен.

— С головами у них будет лучше получаться. Слушай приказ. Живых сгуртовать, оказать первую помощь, рассортировать по тяжести ранений. Покормить, не обижать, охранять. Передать по команде Чернышу… хотя он сам уже, наверное… Исполнять, вестовой.

— Ай-ай, Командор! — проорал Пабло на бегу.

Падре чего-то почти беззвучно бормочет, только губами блямкает.

— Падре, — вздохнув, серьёзно вернулся к разговору Командор. — У меня к вам предложение. Времени на раздумья дать не могу, сами видите — дел полно. Мы отпустим вашего друга… ведь он ваш друг? — указал Длинный на притихшего индейца и, получив утвердительный кивок, продолжил, — если вы добровольно пойдёте с нами.

— Вы хотите, чтобы он передал горестную весть? — удивлённо вздёрнул брови священник.

— Да. И ещё — отныне это моя земля, и я просто позволяю им тут жить, как хотят. Нам плевать на их кровный обычай. По нашему обычаю убийца обязан вырастить детей убитого. Местные могут без опаски приходить к нам.

— Но гарантии! — воскликнул Падре.

— Моё слово властелина этой земли, — улыбнулся Руда, — и вы сами. Если согласны, переводите.

Священник, даже не раздумывая, затрещал на местном, обращаясь к другу. Тот что-то переспрашивал, недоумённо поглядывая на нас. Падре несколько раз серьёзно кивнул. Индеец нерешительно поднялся на ноги, уже внимательно, как запоминая, оглядел всех нас. Будто растерявшись, задержал взгляд на мне, вгляделся в лицо Командора. Не издав ни звука, с каменной мордой спокойно развернулся и ушёл не оглядываясь. Да, такой твёрдой спине иной лорд позавидует — Руда задумчиво проводил его взглядом.

— Пойдёмте, Падре, у нас полно дел. Множество пленных и раненных нуждается в вашем слове.

— Обалдеть! — воскликнул француз, — я уже и не мечтал, что меня спасут европейцы!

— Мечтать не вредно, — усмехнулся Руда на ходу, — по дороге расскажите, пожалуйста, почему вас не съели.

— Давайте я лучше поведаю вам о своём видении первобытной натуры?

***

От автора.

По дороге падре Антуан коротенько поведал историю своего чудесного избавления от съедения. Хотя прямого чудесного вмешательства в тот раз не потребовалось, если не считать чудесным сочетание места, времени, простых человеческих чувств как сытость, брезгливость, и некоторых физиологических проявлений. Западло дикарям стало его есть — вот и всё.

С этого он и начал, сам того не особенно желая… попросили его очень хорошо… вот и начал он свой длинный, возможно даже бесконечный рассказ о внутреннем мире первобытной натуры. И его отчего-то совсем не смущало, что рассказывает он это отмороженным подросткам, спасителям его, европейским, блин! Но подростки ему попались, хоть и почтительные, но, как все дети, рассеянные, слушать у них получалось недолго, почти сразу просили заткнуться и заняться делом. Типа, идите вы, падре, к индейцам!

А дел у него было и впрямь — завались. Командора встретил Черныш с парой-тройкой индейских вопросов. Что делать с пленными? Всего три варианта — убить, отпустить, удерживать насильно. Все — не фонтан, но что-то делать надо. Командор дал падре первое задание — убедить пленных остаться добровольно. На что тот сказал, мол, вопрос фигня вообще, пусть простят его английский. Он, оказывается, довольно бегло болтал, но коряво, и стеснялся чудак. А так как после истории его чудесного избавления от съедения стесняться такой ерунды стало глупо, как-то сам перешёл на английский. Вот по-английски он и спросил, как называется вольношатающийся мертвец? Правильно — нежить. Воинам перед боем шаман помог проститься с бременем жизни, во время боя пел Песню смерти, а теперь, когда его отпустили…

Руда обалдело уставился на падре. Они отпустили шамана??? Бли-и-ин!!! Не того попа надо было брать! Этот достал уже болтовнёй… хотя этот всё-таки по-английски говорит и не дурак, вроде бы…

А падре продолжал, говорил, что шаман в кругу родных вскоре проведёт поминальный обряд, потом траур десять дней, и адью. Пленные даже для собственных деток станут дохлыми, а живым что угодно может прикинуться. И пленные это очень хорошо понимают.

Точно не дурак, решил Командор, и велел ему готовить паству к новому чуду. Он, падре Антуан, всех уверовавших в Него и заслуживших благосклонность Командора через десять дней будет воскрешать. Как заслужить благосклонность? У них целых десять дней на размышления.

Тут Неждан, конечно, заржал. А Плюшевый, он сдержанней, выразил недоумение — даже не представляет себе, типа, чем могут угодить Командору воины? Тем более отпетые. Они все тут, кстати, для справки, приговорённые и отпетые, даже дохлые есть. А вот он, Плюш, и этот смешливый малыш с саблями — вообще смертники, официально и по жизни.

Падре действительно дураком не был — очень серьёзно и как-то ошарашено в них вгляделся. До него стало доходить, кто его «спас». Но также серьёзно и твёрдо мотнул головой и, не оборачиваясь, направился к индейскому загончику. Ребята привыкли выполнять приказы дословно, а приказано было сгуртовать.

Руда довольно посмотрел ему вслед — падре Антуан без уговоров, угроз и клятв сам всё понял и сделал выбор. Точно не дурак, да умничка просто! Черныш так вообще счастью не верил — вот именно такого попа их церкви не хватало! Ну и пусть католик, да хоть лама, силу духа в человеке может поддержать лишь такой, духовно сильный и умный священник… э… человек.

— Блин, попа рано отпустили, у нас же убитые! — внезапно подал голос Гилмор.

— Нормально, лейтенант, — успокоил его Командор, — наших уже отпели, а индейцев скоро отпоют заочно.

И принялся задумчиво наблюдать за суетой на бранном поле — его приказы исполняются буквально. Колышков с украшением воткнули уже изрядно, но их продолжали устанавливать. К нему подошёл мрачный Хаски с претензией. Оттяпанной у леса земли и так маловато, а тут мемориалы какие-то!

— Точно, братец, это ж первым делом! — как обрадовался Командор, — слушай приказ!

— Щаз! — фыркнул Хаски ему в лицо. Офицеры напряглись, Неждан с Плюшем ласково так им заулыбались — ну, давайте!

— Да просто послушай! — попросил Руда, — хоронить же всех как-то надо! И чтоб со смыслом… и памятью надолго…

Главари смертников очень серьёзно уставились на Командора. Тот предложил сделать в традициях викингов и славян погребальный костёр. Ведь не в море же тела везти и топить, они на своей земле или где?!

— Хаски, братец, если что — мы заплатим за работу и всё… — начал Плюшевый.

— Охренел совсем??? — оскорбился Хаски. — Пойду, брату скажу, организуем. В центре… э… оградки костерок-то нужен?

— Да, и место для торжественного построения, — уточнил Руда.

— Тебе трибуну делать? — невзначай спросил Хаски.

— С моим-то ростом и пеньков достаточно, братец, — улыбнулся рыжий, — ты ещё здесь?

— Нет, — бросил близнец уходя.

— Мы тоже пойдём, — сказал Неждан, дёрнув Плюша за рукав, — поможем там…

Руда снова задумчиво любовался удаляющимися спинами. Таков удел повелителей — посылать и вслед смотреть с не наигранной суровостью. Этих-то не пошлёшь, сами пошлют… и что делать? Гражданским разрешили выйти на берег, мужики озаботились обустройством семей, а тут эти помощнички с саблями. Хотя дурного о них не скажешь, обычно они нормальные, приветливые ребята, Заки даже в хоре поёт. Но здесь случай слишком деликатный, отказов они не примут и слушать ничего не станут — сразу зарубят нахрен!

— Господи, пронеси! — искренне взмолился в душе Руда под недоумение Джека, — ну, зарубят и что?

Но, слава Богу, ничего особенного. Помощь старшин была не в запугивании гражданских, а в душевном разговоре с ватажными атаманами, у кого мальчишек убило. У погибших же родители, приёмные, братья и сёстры. И у друзей павших героев тоже родители. Попросили помочь с похоронами, кто согласен, обращаться к близнецам. Согласились многие, почти все. Кроме тех, чьё согласие и не требовалось совсем — самих ватажников, викингов, матросов… ну, за исключением вахтенных и дозорных.

Близнецы с мастерами организовали процесс. Заранее для сухопутной жизни наделали колёс, а содрать с «Бродяги» досок для дрожек — пустяшное дело. Они в счёт своих долей затребовали каторжника и своей уже волей решили пустить её в разделку. Никто не возражал — дошла, и слава Богу, чай не «Аврора». Лошадок было всего три и все в положении, их только вывели травку пощипать. Но о них и не подумали, тащить дрожки недалече. Убитых индейцев, их, к сожалению, оказалось гораздо больше пленённых, грузили, везли, вываливали. Там исполнялся приказ Командора — головы надевали на уже вбитые колья, их отдельная бригада заготавливала и вбивала, остальное рядочком на костёр. Костёр собрали из брёвен и веток, пересыпали порохом, подлили дёгтю. Своих укутали в полотнища флагов — теперь их судит Бог, и погибли они за Родину, даже здесь. Ведь куда бы не ступала нога британца…

Ребята замерли в идеальном строю. Ярл, Кроутон, Гилмор, Жером, сэр Джон, сэр Джэкоб, сэр Сэнди, сэр Израель, сэр Адамс, дед Паша, дед Коля… по одному брали мальчишек на руки и возносили на вершину костра. Взрослые мальчишек, не уберегли…

Взрослых по одному вознести получилось лишь у земляков Йона. Наконец все заняли места в шеренге. Командор поднял руку с факелом, сборная ватага прицелилась из мушкетов в небеса, все одновременно склонили обнажённые головы.

— Фоя! — крикнул Командор и бросил факел в костёр. Шарахнул первый залп. Огонь факела проник внутрь костра, превращаясь в пламя. Ребятам подали заряженные мушкеты.

— Фоя! — командует Длинный Джек. Залп. Пламя охватило брёвна, метнулось к небесам.

— Фоя! — не своим голосом заорал Руда. Залп. Пламя ревущим зверем пожирает тела.

— Ба-ба-бах!!! — рявкнула «Д’Артаньян».

— Бам-ба-ра-рах!!! — вторит ему «Улыбка Джека».

— Драм-барарах!!! — салютует «А вот и я!».

— Смирно! — скомандовал Командор, чтоб ребята головы подняли. И крикнул. — Мы вас помним, братья-храбрецы!

— Мы вас помним! — слаженно хором прокричало пиратское воинство.

***

Рассказывает Неждан.

Командор держал всех по стойке смирно, пока не прогорел костёр. Сам стоял навытяжку вместе с офицерами, замершими в воинском приветствии. Даже Боу, подхалим этакий, присоседился. Стояли почти у костра и, не понять как, терпели невыносимый жар. Но пламя утихло, сжалось, распалось, по головёшкам побежали искры. Руда взял лопату. Взмахнул три раза и передал Кроутону. Вообще, им бы лопат на всех хватило, но…

— Вольно, — скомандовал Командор, — по отделениям к лопатам, к прощанию… приступить!

Блин, а это вот чего было? Но ржать нельзя, да и не ржётся как-то. У SC привилегии, ведём с Плюшем своё ударное отделение к лопатам. Руда жестом указал, откуда копать, потом взмахом руки отпустил. Но Захару, юнге, показалось мало торжественности, не мог он так повернуться и уйти. Вытянулся в струнку, резко два пальца к виску, чётко кругом и строевым шагом отрубил на место в строю. Ё ж моё же ж! Вот какая это заразная штука, ритуалы! Ну, Плюш-то не просто старшина, а первой статьи, и Джим почти офицер, но остальные куда?! Да ладно бы только наши, даже близняшки, Ванькины следом за нами в ту же степь! И Ник Заноза! Ёрш же ж её ети! Так и пошло, что, впрочем, не сильно затянуло церемонию… да что там — мне уже не забыть тёмные дорожки на щеках суровых мордашек мальчишек, уже чётко рубящих строевым…

Вот стоило стройбатовцу сдохнуть и стать пиратом, чтобы осознать важность воинских ритуалов. Очень важно, как ты дерёшься, но не менее важно, как ты умрёшь. Даже если это неважно тебе, это не безразлично братьям. И с землёй Руда здорово угадал. В нашей земле прах наших братьев, за неё сложивших головы. И потому только нам уже отсюда не уйти… живыми… а ничего курган получается, его ещё и по периметру окопали… надо цветов посадить…

Пафос момента обламал своим появлением сволочь Доусон. Вот знал бы, череп бы ему тогда проломил! Вылез он из лесу, подошёл и замер неподалёку в нерешительности. Что он вообще ещё живой, я несильно удивился. Раз уж Антошку не сожрали, такое дерьмо и подавно жрать западло. А на кого это он вылупился? А! Поп Антуан, штатский оболтус, среди прочих гражданских на парад смотрел. Стоял себе скромненько, а тут пошёл к Доусону навстречу.

— Бон жур, мистер Доусон! — елейно пропел падре.

— Бон жур, падре Антуан, — пролепетал тот и, получив от попа в рожу, слетел с копыт.

Падре, перекрестившись, направился к, будто ничего не замечающему, Командору. Попа за локоток нежно перехватил Пушок и, о чём-то с ним почтительно толкуя, неспешно, но уверенно, увёл его от греха. Падре пока не в курсе, насколько он уникален — ему довелось при жизни уже дважды любоваться улыбкой Джека, третьего раза лучше не надо — он же не ребёнок уже.

Мистер Доусон пролежал до окончания церемонии, лежал даже после команды «разойдись». Не приводя его в сознание, даже завязав для верности глаза, оттащили в карцер «Бродяги», пока цел. Пока оба бродяги, блин, целы, глаза б их не видели! Болтать с ним было не о чем, раз поп так к нему отнёсся. Вот у Пушка и спросим, о чём они беседовали, кроме того, что не всякий может лезть к Командору без команды.

***

В общем — вполне ожидаемая фигня. Что этот кусок дерьма не сожрали, являлось неприятием наших даров, фактически признанием нас нежеланными гостями. Что в сознании местных означает врагов. А то, что его отпустили… не просто отпустили, сопроводили, то есть вернули, означает признание шаманом неправомочности самого факта дарения. Короче, не за что нам им было делать подарки. Блин, лучше б выпивку вернули, после сегодняшних приключений… тьфу, блин, о чём я? Шаман просто согласился, что земля эта — собственность Командора, и живут они тут отныне с его разрешения. Детали, скорей всего, шаман придёт обсуждать лично через десять дней траура. Ну, нормально, как раз к чудесному воскрешению…

***

От автора.

Беспокойный денёк сменила не менее беспокойная ночка. С торжественных высот народ окунулся в бытовой омут. Например, не всем показалось удобным срать, даже ссать(!), с края плотика. Пришлось в срочном порядке строить примерно тоже самое, но со стенками, крышей, делать отверстия с комингсами, даже перегородки внутри! Вот же нежные создания! И как они в Атлантике всего тремя отверстиями обходились? В «Подарке» отверстия, не подумайте дурного.

Но были у них создания и прихотливее. Дети с ограниченными возможностями. Именно для них возвели первое некое подобие здания — оплели вбитые колья лианами и ветками, сверху на жерди уложили пальмовые листья, подвесили привычные ребятам гамаки. Соорудили его подальше от мемориала, не всем может хватить ресурсов психики оценить его истинный смысл. С виду — жуть с поносом. Кстати, бегать от… э… пансионата, так это назвал Командор, до плотиков оказалось далековато, да и нельзя дежурным воспитательницам с помощницами отлучаться. Пришлось рыть яму, ну и тот же плетень городить, типа, тут есть кого стесняться. Да и отдыхать же персоналу где-то нужно. Рядышком соорудили несколько уютных хижин. Столовую сделали временную, на скамьи и столы близнецы досок пожертвовали, в смысле насовсем и безвозмездно.

Кстати, нелишнее уточнение. В пиратском обществе ничего бесплатного просто быть не могло. За обустройство пансионата Командор платил из общака звонкой монетой. И за землю тоже предстояло платить, но счастливые поселенцы, обретя эту самую землю под ногами после бесконечного пути в океане, об этом пока не догадывались. Обустройством их быта близнецы заниматься не сочли нужным, некогда, да и не обязаны вообще. Вот когда проявился истинный авторитет атаманов! Попытки ватажников разбрестись по своим семьям они пресекли запросто — валите к мамочкам, соплежуи! И как мамочки ни звали своих сопляков, очерёдность и содержание помощи решали атаманы на тот момент настоящих тимуровских команд, вернее, скаутских. Предпочтение… хотя их и коробило от этого слова… нулевой приоритет, во! — получили семьи с малышами и будущие мамочки, блин, больше нечем им было в море заняться!

Конечно же, совсем без близнецов не обошлось. Они выбросили на рынок готовый плетень, шириной в пять футов, по шиллингу за пять погонных ярдов. С доставкой, установка оплачивается отдельно. Плетень шёл в нескольких моделях от простого до кроватного варианта. Также имелись в продаже парусиновые матрацы, набитые подсохшей флорой, факела, и пальмовые листья на крышу и в виде изящных занавесей. Мастерские пока почти целой «Бродяги» предложили широкий ассортимент заготовленных загодя поделок. Ребята так верят своему Командору, что считали вполне естественным ещё в море, за месяц до высадки, напрячь фантазию и руки для обустройства на завоёванной земле, ни капли не сомневаясь в её завоевании.

А уж самому Командору вообще грешно было бы сомневаться, хотя грешен, конечно. Но как бы ни сомневался, а дело своё главное, лекарское, он туго знает — режим готовности «на раз» касался, прежде всего, его самого и всей медслужбы. Так что он мог спокойно отвлечься от омерзительной Максу кровищи и поболтать с добрым падре. Потом провести первичный осмотр раненных, сделать назначения. Посетить с обходом вечно хворающих малышей, мамочек и даже некоторых папочек. Им предстояло немедленно заплатить по шиллингу за каждую гематому или утопиться, с таким доктором о гонораре не поспоришь. Оставалось только смиренно выслушать напоминание, каких именно мальчиков их угораздило усыновить. И что, если ребятишки догадаются, как «ударилась» мама, он, Командор, на целостность папочкиной шкуры ржавого гвоздя не поставит. И штопать не возьмётся.

От индивидуального общения перешёл к общему торжественному воспитанию, постоял у костра, потом поговорил с Пушком и Чернышом, и вновь за своё. Любоваться, что его помощнички скальпелями настрогали. Были, конечно, тяжёлые случаи, и требовалось, по идее, срочное, немедленное вмешательство маэстро. Но Командор болтал с падре… просто потому, что не мог нихрена! Его первая в жизни операция, удаление свища, прошла уже в этом мире. Его вершина — удаление аппендикса без наркоза простым, хоть и острым ножом. И кабы не талант Джека… лорд-хирург — как звучит-то! А его в потрошители записали, вот дичь средневековая! Впрочем, никто не виноват, особенно Джек, его таким создал Он, и всё.

Вот кого не занимали сложности — это штрафкоманду. Они с первого дня здесь, уже обжились и вовсю пользовались преимуществами. К ним прибрёл потерянный Филип, француз убогой, повар месье Режана в прошлом, а теперь ничей. Дело в том, что штрафники, попав в лес, решили, что они в раю. По сравнению с трюмом здесь намного светлее и выбор гораздо богаче. Их утончённые натуры возликовали, ведь и в море их меню не ограничивалось акульей печенью, тараканами и крысами, кроме сухарей и солонины, конечно. Они стали главными клиентами Филипа и платили серебром. Но настал роковой день прибытия, когда повар с утра потирал свои золотые ладошки в ожидании обожаемых смертничков, но так никого и не дождался. Вечером он пошёл выяснять, в чём же дело и ужаснулся — что они едят! Выплюнь, малыш, эту гадость немедленно и отдай её дяде. Он знает, что с ней делать… гм… утолив первый голод. Ребят заинтересовал сюжетный поворот, повторюсь — натуры их были взаправду утончённые, неравнодушные к любому искусству. Филип их не разочаровал. Да что там! Уже ночью к ним пришёл Командор, типа с инспекцией, на самом деле соскучился по мерзавцам. Ужин Филип сервировал лично и получил своего первого и самого важного клиента.

— Эге! — переглянулись старшины SC, и по взглядам их каждому смертнику было ясно, что их полку прибыло. Живым Филипу уже никуда не уползти. Да и незачем на ночь-то глядя и на сытый желудок. Филип завалился спать в штрафном шалаше, вне себя от счастья — наконец-то на тверди земной, при любимом деле и под надёжной защитой!

Дозорные вахты штрафникам никто не отменял, да и не смог бы, в принципе.