Часть 10

Coda для Невидимки.

Самолеты были внутри него. Огромное пустое пространство, заполненное тянущимися во все стороны, пересекающимися серебряными проволочками, по которым скользили гудящие стальные птицы. Каким-то образом они были связаны — те, что в нем и те, что снаружи. Связаны сплетающимися узлами голосов, издаваемых даже не ими, а идущих откуда-то из еще более далекого неба, и, отраженные их крыльями, наполняли пространство аэропорта. Они жили в нем всегда, составляя неотъемлемую часть его повседневной реальности, и очень рано он стал понимать, что с ними будет связана вся его жизнь, что если когда-нибудь, в один-единственный миг они исчезнут, исчезнет и он, пропадет, погаснет, развеется в пространстве без следа, покинутый облаками. Он хранил их тайну.

Иногда проволочки, по которым скользили его воздушные кораблики, раскалялись докрасна. Иногда они лопались, и в эти дни он ждал, когда в новостях скажут о том, о чем он знал за много часов, отыскивая кораблик с матерью и отцом и проверяя его путь от начала до конца, снова и снова, и ему казалось, что, делая это, он сумеет уберечь их кораблик от беды, сумеет довести его, сохранить. Его голова едва не лопалась от напряжения, он плакал и потел, но, в конце концов, довольный собой, доставлял невредимый кораблик в пункт назначения.

Мать и отец запомнились ему со спины. Встреч было столько же, сколько и проводов, потом на одну меньше, всего на одну, но родители так и остались в его памяти уходящими — высокие, красивые, символически чистые, совсем неземные. И мамины локоны, выбивающиеся из-под пилотки, и папин голос, густой, сильный, говорящий что-то этим локонам, и блеск здания, в которое они входили, которое стало для него настоящим домом. Для всех, начиная с диспетчеров и заканчивая уборщиками, его имя служило паролем, открывавшим дверь в мир полулюдей-полуптиц, где-то между небом и землей. В его закоулках он однажды встретил новых людей.

Первая встреча, как и полагается, стала незабываемой. Он рассыпал что-то, он не запомнил, что, главное, это что-то было легко рассыпать и трудно собрать, и, пока он ползал, собирая, ему помогали чьи-то руки. Золотые и светящиеся. Он боялся поднять голову, думал, что сияние станет еще сильнее и ослепит его, но этого не случилось. Он все собрал, руки взъерошили ему волосы и исчезли в толпе, а он стоял, не шевелясь, очень долго, ему было тепло и почему-то пахло малиной с сахаром, да еще пылинки, плясавшие в лучах…

Потом новых людей стало много. Они спускались по эскалаторам и всегда находили время погладить его по голове, спускались сверху, оттуда, где, наверное, и рождались голоса, осколки которых разносились по свету самолетами. И, заметив их, он уже не мог оторвать взгляд, и прошло много времени, прежде чем он понял, что ему хочется кричать, чтобы их увидели другие, те, кто бежал рядом в обычном броуновском движении терминала, и он попробовал сделать это, но у него не вышло, и тогда он обрадовался, потому что иначе этот мир закрылся бы для него навсегда, да и не для него одного, так что на крик он просто не имел права.

Однажды рука, опустившаяся ему на голову, не мимоходом скользнула по ней, а задержалась, и, мягко обрисовав контур его затылка, застыла, выжидая, пока две другие руки поправляли воротник его рубашки, а потом родители ушли — вверх по эскалатору. Это случилось после того, как лопнула одна из проволочек, лопнула еще, когда они были на земле, и не золотые, а самые обыкновенные. Но на этот раз он сам задушил в себе крик — изрезал параллельными полосами птицу внутри, так стремившуюся вырваться на волю. Зачем — это он понял уже потом, видя глаза людей, которые остались. Благодаря его родителям, остались обыкновенными.

Много лет прошло, и мальчик превратился в мужчину, улыбающиеся глаза которого знали все неспящие в зале ожидания. Проводник, было его новое имя, но пароль не изменился, не смолкли голоса, самолеты все так же скользили по серебряной проволоке, ни разу больше не вспыхнувшей алым огнем и не лопнувшей. И если бы об этом знали те, кто управлял миром аэропорта, миром между небом и землей, они не пожалели бы ничего, чтобы удержать его здесь, а, значит, попусту тратили бы слова, сулившие ему их мнимые дары, ведь уже ничто не могло удержать его вдали отсюда. Такая вот короткая история, подумал он. Даже слишком короткая история, подумал он, наблюдая за тем, как еще один самолет внутри и снаружи останавливает свой бег, наблюдая за тем, как еще один из «его» прибывающих спускается по эскалатору вниз.

Уже вставая и направляясь навстречу ему, он заметил любопытный взгляд мальчика, сидящего неподалеку. Проходя мимо, осторожно, стараясь не разбудить спящих рядом людей, он протянул руку и взъерошил мальчишке волосы. В свете огней терминала его руки отливали золотом.