Глава 3

«Религия является тем якорем, который не дает человечеству усомниться в собственном существовании».

Ток-шоу «Две стороны», 1989 год

 — И когда спросили они слепого юношу, что же именно он рисует, то ответил он им: «Я рисую Бога!»…

Волков миновал очередного уличного проповедника, расположившегося в специально отведенной зоне возле автобусной остановки, свернул за угол, на проспект.

Для обеденного времени народу было много. Люди текли по проспекту как вода по желобу, сбивались в заторы на светофорах, сворачивали в проулки, проникали в многочисленные кафе и магазины. И каждый из них, наверняка, мнит себя кораблем среди океана, но является всего лишь серой каплей для другого корабля.

Для того, чтобы затеряться в толпе, нужно считать себя именно каплей. Обычной серой каплей, любящей толпы, общее движение и общественный транспорт.

Одноглазый преуспел в искусстве становиться каплей когда того требовала ситуация. Одетый неброско, впрыгивающий в закрывающиеся двери автобуса, не спешащий, но и не идущий слишком медленно, останавливающийся у витрин и газетных киосков, чтобы невзначай осмотреть окружающее пространство – Волков использовал все известные ему уловки. Человек, к которому религер шел на встречу, был слишком ценен, чтобы привести к нему возможную слежку.

Подобным образом Волков обставлял свои рандеву с информаторами уже более пяти лет. Практика показывала, что не зря.

Егор поравнялся с ларьками, продающими дешевый «фаст-фуд». За круглыми столиками меланхолично пережевывали жесткое мясо, подцепляя его пластиковыми вилками с бумажных тарелок, маргинально одетые личности. Толстая тетка с огромной клетчатой сумкой, стоящей возле ног, мелкими, судорожными глотками пила горячий кофе. Рядом, чумазый, с занудным голосом, вился тощий цыганенок с протянутой ладонью.

Когда-то Волков любил этот город. Но с тех пор слишком многое изменилось в его жизни. Слишком сильно изменился город.

От былой любви остались лишь раздражение и чувство брезгливости. А еще стыд, будто Егор и сам приложил руку к этим отвратительным метаморфозам.

Впрочем, отчасти это предположение было правдой.

Ларьки остались позади. Егор остановился на светофоре, перешел на другую сторону улицы. Продолжил свой путь в тени длинной торговой галереи с огромными витринами и яркими разноцветными вывесками.

Город изменился за последние годы. Он приобрел вид усталый и фальшивый, словно продавец сетевого маркетинга. За улыбками рекламных персонажей, за сверкающими огнями, манящими к праздности и достатку, за мельтешащими картинками на электронных табло и зычными голосами зазывал всех мастей, скрываются серые, грустные фасады домов, грязный асфальт улиц и тяжелый запах большого мегаполиса.

 — Сегодня день рождение Бога! – выступил за белый полукруг разрешенной зоны очередной уличный проповедник, — Возьмите брошюру, узнайте как спастись!

Егор решительно оттолкнул предложенную книжку, не поворачивая головы прошел мимо. Смешался с толпой на автобусной остановке, вновь пересек проспект. Вдали уже показалась вывеска искомого кафе, нужно было еще раз проверить наличие нежелательных попутчиков.

 — Вы хотите стать богатым, но не знаете как? — бородатый мужчина в ярко-зеленой тоге и с волосами, затянутыми в тугой пучок на затылке, протянул на встречу Волкову разрисованные хной руки, — Наши Боги помогут вам и вашей семье!

 — Себе помоги, придурок, — произнес одноглазый, отталкивая  пахнущие благоуханиями ладони. Чертыхнулся и в который уже раз за день пожелал всем богам мира сдохнуть.

Ведь что может быть лучше мира без богов?

Прохладный полумрак зала на цокольном этаже. Приятный запах кофе и выпечки. Тяжелая деревянная мебель с резным декором, дающая сидящим в небольшом кафе ощущение уверенности и умиротворенности. Быстрые и незаметные официантки, вкусная еда и приоткрытая дверь кухни, за которой находился черный ход.

Волкову решительно нравилось в «Дубраве».

По другую сторону массивной столешницы от Егора сидел худой, с двухнедельной щетиной мужчина неопределенного возраста. Толстый свитер висел на его плечах как на вешалке, длинные узловатые пальцы то и дело поправляли круглые очки на длинном носу. Бесцветные, почти водянистые глаза, тонкие, поджатые губы, лихорадочный румянец на впалых щеках. И цепкий, пронзительный взгляд, все подмечающий и запоминающий, высокий лоб интеллектуала под неопрятной челкой. А еще страшный шрам поперек шеи, который старательно скрывается высоким воротом свитера.

Человека звали Роман Ильин, он называл Волкова своим другом.

Принесли горячее. Роман неторопливо достал завернутые в салфетку вилку и нож, деловито потыкал исходящий паром эскалоп. Принялся методично разрезать на тонкие дольки мясо, стуча лезвием ножа по тарелке.

Волков проводил взглядом официантку, пододвинул к себе глубокую тарелку и вооружился ложкой. Не обращая внимание на звучные позывы голодного желудка, со сдерживаемой жадностью стал поглощать наваристую солянку, периодически прикладываясь к запотевшему бокалу золотистого пива.

Некоторое время над столом раздавались лишь звон посуды да довольное урчание Волкова.

Когда официантка унесла пустую посуду, а на столе появился пузатый чайник и еще один бокал пива, Роман откинулся на спинку кожаного кресла и, иронично улыбаясь, спросил:

 — По какому поводу был праздник?

Егор сверкнул единственным глазом, неопределенно пожал плечами:

 — Тебе соврать или сам повод выдумаешь?

Ильин усмехнулся:

 — Да ладно, чего ты. Просто выглядишь не очень.

 — Ленин в мавзолее тоже не очень выглядит, а еще нас с тобой переживет, — Волков склонил голову на бок, — И вообще, что за тон, что за ухмылочки? Ты мне это прекращай.

Он потянулся через стол, приоткрыл крышку чайника. Вдохнул влажный, густой пар, ароматным облаком поднявшийся вверх.

 — Что за чай? – с подозрением покосился он на улыбающегося Романа.

 — Пуэр.

 — Кипяченым навозом воняет, — религер опустил крышку, — Ну, перейдем к разговорам серьезным да суровым? Стандартно спрошу: не заметил слежки?

 — Да нет, — замотал головой Роман, — Нервничаешь?

 — Мне несвойственно нервничать.

 — А за тобой следили?

 — Не думаю.

 — А с помощью Искры?

 — Я бы почувствовал, ты знаешь, — Волков склонил голову на бок, спросил в свою очередь пытливо, — А есть повод беспокоиться?

 — Что-то у нас беседа по кругу пошла, — крякнул Ильин, — Повод беспокоиться есть всегда, Егор. Особенно нам. Новые религии плодятся как мокрицы под поленом. Видел сколько уличных проповедников? Проходу не дают! А сколько храмов и приходов строится? Я их уже различать перестаю, хотя повидал на своем веку превеликое множество.

 — Зато без работы не останешься, — резонно заметил Егор, — Сам-то где сейчас?

 — А, — Роман мотнул головой, наливая себе чай. От настоявшегося напитка, с тихим журчанием заполняющего белоснежную внутренность чашки, потянуло терпким травяным запахом, — У маринцев. Забавные ребята, но долго не протянут.

 — Маринцы? Которые неоязычники?

 — Они самые.

Роман ловко подцепил щипчиками два кусочка коричневого сахара, опустил в чашку.

Егор мельком взглянул на часы. Похожие на осиные жала стрелки показывали двадцать минут четвертого. Прикинул оставленные на вечер дела. Не хотелось бы откладывать их на завтра.

Волков вновь поднял взгляд на своего худого собеседника.

Роман Ильин являлся профессиональным сектантом, внедренным инсайдером. Он проникал в различные религиозные общины и приходы, становился одним из верующих и раскапывал всю подноготную, до которой мог дотянуться. Источники финансирования, имена правящей верхушки, адреса Искр, планируемую сектами стратегию выживания и даже любимые приемы религеров – все это Роман вытаскивал на свет и нес Волкову.

Некоторые конфессии выкладывали за голову этого информатора хорошие суммы. По следу Романа то и дело пытались идти то нанятые головорезы, то ищейки сект, но Ильин, не без помощи Волкова, каждый раз выходил сухим из воды. И прятался на некоторое время, пережидая.

Пережидать Роман предпочитал в других сектах.

А еще он когда-то был Искрой. И перестал быть таковым после Поединка с Егором.

Ильин подул на чай, пригубил. Блаженно зажмурился, причмокнул, ощущая вкус на языке.

Волков терпеливо отхлебнул пиво.

Наконец информатор открыл глаза, оценивающе закивал.

 — Эй, эстет, — привлек его внимание щелчком пальцев Егор, — У меня время поджимает, давай уже к делу.

 — Ну, — Роман подобрался, его лицо приобрело сосредоточенное выражение, — В прошлую пятницу видел религера тифонитов Язву возле храма бланцев. Сам знаешь, он из своего логова редко выползает, а тут средь бела дня нарисовался. Стоял, курил, бросался мусором в прихожан. Дал в морду вышедшему на крыльцо настоятелю храма. Приехали религеры бланцев и Язва поспешно скрылся.

 — Язва в своем репертуаре, — усмехнулся Егор, — Когда его уже наркотики доконают окончательно?

Ильин пропустил мимо ушей риторический вопрос, продолжил:

 — Так-то новости больше по мелочам. Амонарии выкупили землю на Тенистой. Ходят слухи, что под новый филиал. Ордалианский священник сжег себя в знак протеста против закона об упрощенной регистрации сект исилитского толка.

 — Это я слышал.

 — Две Искры погибли в Поединках. Один мне неизвестный из гностиниан, вторую ты знал – Илия из бантийцев.

 — Туда ей и дорога, бездушной стерве, — отсалютовал Волков, — Кто так постарался?

 — В том-то и дело, что непонятно с кем были Поединки. Все молчат, никто не заявляет о победе.

 — Ладно, хрен с ними, не важно. Что-то еще?

 — Собственно то, ради чего я тебя и позвал, — наконец перешел к цели разговора Ильин, — Ты в курсе, что Калина организовывает свою ячейку? Я, правда, пока не знаю, то ли она сама себя выставляет центральной Искрой, то ли где-то нашла человека со способностями, но факт фактом. Говорят, что регистрацию уже прошла. Для храма облюбовала себе место в старой школе на Лермонтова.

 — Как она хочет с одной Искрой на ноги встать? – спросил Егор, — Ее кто-то под крыло берет?

 — Да. Я так понял, что Калина после ухода от ордалиан долгое время крутилась среди ребят Князева.

 — Возле Князева? – удивленно поднял бровь Волков, — Он же исилит! Он ордалиан на дух не переносит.

 — Видимо, Калина предложила что-то довольно весомое, — уклончиво ответил Роман, усмехнувшись, — Я подозреваю, что она сдала новым покровителям казначея, перевозившего довольно крупную партию пожертвований из тайника.

Егор приложился к бокалу, ощущая губами пузырьки в пиве. Услышанная новость была интересной и действительно стоящей. Но что-то этот прощелыга недоговаривает.

 — Выкладывай все, Рома, — он оставил бокал, — Переход религера из конфессии в конфессию, конечно, редкость, но Калина давно отличалась вольностью взглядов на догматы ордалианской церкви. Так в чем собака порылась?

Ильин щелкнул пальцами, в довольной улыбке оскалив зубы.

 — Хватку не теряешь, да? Ты прав, Дело не только в Калине. Точнее, не только в ее поступке, — Роман подался вперед, облокотившись грудью о столешницу, — Я как у маринцев-то оказался? По городу поползли слухи о роспуске пары мелких общин, которые даже не успели встать на ноги. В одной Искру исилиты потушили, в другой  — амонарии, в третьей она сама пропала куда-то. Но вот в чем интерес – за некоторое время до этого к ним ко всем приходила Калина. И теперь она образовывает свой приход, в который валом валят бывшие верующие из этих самых общин. Князев же Калину еще и прикрывает, заявляя о протекторате над ней. А не так давно она заходила и к маринцам. Теперь я жду развития событий. Ну, мне удалось тебя удивить?

Волков лишь опустил брови, которые поднималась на протяжении всего рассказа информатора. Действительно, ситуация была крайне странной и непонятной.

 — Мда, — озадаченно сказал он, поглаживая подбородок, — Шутки шутками, но могут быть и дети.

Он одним движением допил пиво, грохнул бокалом о стол.

 — Короче, тебе нужно попасть к Калине в общину. Я должен знать, что за игру она ведет.

 — Не так быстро, — отъехал на стуле обескураженный Роман, поднимая руки, — Я только втерся в доверие к шаману маринцев. Если их постигнет участь предыдущих сект, то я, хотя бы, увижу ситуацию изнутри.

 — Пусть так, — согласно кивнул Егор, — Но после ты мне будешь нужен подле Калины. Пока у нее немного народа ты успеешь занять места повыше.

 — Ты так просто об этом говоришь! — восхитился Роман, — Как будто раз-два и в дамках. Я с Калиной связываться не хочу, я ее без дураков боюсь. Ты лучше отправь к Калине своего фанатика. Как его там?

 — Феликс.

 — Во-во. Отправь Феликса. Он ради веры хоть на костер.

Волков покачал головой.

 — Я, конечно, верю в нашего святого воина, но Калина ему не по зубам. Эта хитрая бестия раскусит Феликса за один прием. И сожрет. А он мне еще нужен.

 — А я не нужен, значит?

 — Нужен и я в ином случае не подставлял бы твою мягкую, розовую попку под острые коготки нашей чернобровой фурии.  Но, сам понимаешь.

 — Язык мой – враг мой, — пробубнил Ильин, сдаваясь, — Пусть будет по-твоему.

 — Вот и чудно, — хлопнул ладонью по столешнице улыбающийся Волков, — Мой единственный глаз радостно смотрит на тебя?

 — Нет.

 — Странно, потому что я не перестаю радоваться нашему знакомству.

Но шутка не удалась. От Егора не ускользнуло то, как Ильин машинально поправил ворот на шее, закрывая шрам.

 — Да, — серым голосом ответил Роман, сдавленно кашлянув, — Я тоже рад.

Повисла неловкая пауза.

Что чувствует птица, которой сломали крылья?