Глава 8. Что не убивает, делает нас сильнее.

Невнятная ругань первая проходит в моё сознание. Я не понимаю слов, но злые интонации различаю отлично.

— Дэвачка! Иды суда! Дэвачка! Где ты? — а сейчас я узнаю голос и понимаю слова, но пока не могу пошевелиться.

Всё-таки Алан нас догнал и нашёл. Надо было уходить сразу, как собрала добычу. А я успокоилась, вздохнула свободно, дура. Да здесь вообще никогда нельзя расслабляться, если хочешь остаться живой и здоровой. Что будет с нами теперь? Я вспоминаю тот жуткий треск, у меня, наверное, сломана рука, как я смогу защищаться?

Шквал страшных воспоминаний обрушивается на меня: кожа слезала с меня клочьями, а кости плавились. Что же со мной стало? Неужели я превратилась в людоеда? Но я ведь думаю как человек, только говорить пока не могу. Изо рта выходит только тихий сип.

И чувствую я себя хорошо, ничего не болит, только пить очень хочется и есть. Даже не есть, а жрать. Точно, бэри со мной что-то сделала, и теперь я буду бросаться на людей и пытаться откусить от них кусочки. Попыталась представить Алана, но только злость вскипела во мне и огромное желание отдубасить его так же, как он меня избил. Но съесть я его не хочу, вот ещё, фу. Представила свою малышку с хвостиками, и безграничная любовь заполнила меня.

Я нормальная! Осталось выяснить, где спряталась моя юркая дочурка и… очень хочется посмотреть на себя в зеркало. Что-то мне подсказывает, что “уродина” было не ругательство, а всего лишь отражение моей внешности. Напрягаю руки и пытаюсь согнуть, я совсем не чувствую перелома, кости как новенькие!

Конечности ещё плохо меня слушаются, но выдержать должны, надеюсь. Поворачиваюсь на бок, опираясь на локти и колени. И чуть не падаю обратно, потому что руки выглядят отвратительно: кожа сероватого оттенка шелушится, желтоватые ногти торчат по звериному. Встаю как можно быстрее и ковыляю к зеркалу, которое висит в холле для посетителей. Мамочки мои, ну и уродина!

Существо в зеркале одето в драную рубашку, сквозь разрывы в которой видно серо-сизое тело с хлопьями кожи. Всклокоченные волосы украшают костлявое лицо с серыми глазами и тонкими бледными губами. Выпирающие кости под рваной одеждой обрадовали бы меня как сбывшаяся мечта, если бы не шли в комплекте со всем остальным непотребством. И, кажется, я выше ростом, потому что окружающее выглядит по-другому, как будто я залезла на детский стульчик. Да меня дочь родная не узнает! И тут я вспоминаю её лицо: она же видела меня в таком виде и жутко испугалась, поэтому и убежала! В таком виде мне нельзя показываться ей на глаза.

Так, сначала надо смыть эту гадость, покрывающую меня с ног до головы. Но в кафе кончилась вода, а в бассейн я ни за какие коврижки не полезу. Поэтому я бегу на пляж, а точнее пытаюсь бежать, потому что мои костлявые ноги заплетаются, и я грохаюсь прямо в песок, притормаживая такими же истощёнными руками со звериными когтями. Лучше не смотреть на себя, и я смотрю вперед, на лазурное море, омывающее золотистый песочек, на котором мы так здорово отдыхали всей нашей большой и дружной семьёй.

Малыши бегали и дурачились, мои мужчины разговаривали о своих мужских делах, а я лежала в тени зонта, расслабленная и довольная. Как недавно и как давно это было! Я иду к воде медленно, захлёбываясь слезами и бесполезными рыданиями, а зайдя в воду по пояс, просто падаю и гребу изо всех сил. Я хочу уплыть далеко-далеко, чтобы не возвращаться сюда больше никогда, мечтаю просто исчезнуть, раствориться в необъятных просторах солёной воды, чтобы не вспоминать прекрасное прошлое и не бояться безнадёжного будущего.

Когда я отплываю достаточно далеко, у меня кончаются силы, и всё тело бьёт мелкая дрожь усталости. Я не смогу вернуться обратно, и меня охватывает радость от мысли, что эти дьявольские испытания наконец закончатся. Я погружаюсь глубже в воду, выдыхаю последний запас воздуха, ощущая каждый пузырёк губами и наслаждаясь последними секундами жизни.

Говорят, перед смертью вся жизнь проходит перед глазами. У меня же в мозгу возникает какая-то бредятина: привлекательное лицо, обрамлённое светлыми кудрями ласково убеждает меня: ”Ириночка! Жизнь так прекрасна! Я хочу жить!” Затем вместо него возникает серьёзное лицо с мальчишеской стрижкой и кричит мне: ”Не сдавайся! Ты сильная! Борись до последнего, Ирина!” Я медленно отмахиваюсь слабеющими руками: я не вижу смысла бороться за жизнь отвратительного мутанта. Но тут галлюцинация опять меняется, и на меня смотрят добрые глаза на милом лице, мягкие руки крепко прижимают к себе и тихий голос шепчет на ухо:”Я понимаю тебя, Ирина, но вспомни о дочери! Арина без тебя не выживет!”

Лёгкие нестерпимо горят, я судорожно открываю рот, чтобы вдохнуть хоть что-то и захлёбываюсь в потоках солёной воды. В следующий миг безудержная сила сжимает моё тело, выдавливая из меня воду, а меня— из воды. Отплевавшись и отдышавшись, я умиротворённо качаюсь на ласковых волнах под жаркими лучами солнца. Приветливая вода нежно поглаживает обессиленные руки и ноги, маленькие рыбёшки пощипывают кожу, и счастье ни о чём не думать наполняет меня, вытесняя все тяжёлые мысли и горестные воспоминания. Сколько я так лежу, не знаю, не замечая течения времени. Когда плавные ленивые мысли возвращаются к происходящему в гостинице, моё сердце из кровоточащих осколков сплавлено в единое целое, полное любви к моему последнему ребёнку. Ради неё я сделаю всё, что потребует этот жестокий извращённый мир. Ради моей дочери я буду жить! Ради неё я убью всех врагов! Всех, кто протянет к моей малышке свои грязные руки!

Теперь мне надо набраться сил на обратную дорогу, и будто услышав мои мысли, возле меня мелькает хвостом крупная рыбина. Быстрое движение рукой, и я подхватываю её под жабры. Но недолго удивляюсь своей новоприобретённой ловкости, я слишком голодна. Сильная рука отрывает голову, коготь вспарывает брюхо, и вот я насыщаюсь вкуснейшей плотью. Как удобно и уютно, оказывается, есть в воде. Когда вкусные кусочки кончаются, отбрасываю остатки в сторону и так же расправляюсь со второй.

Сытная и вкусная, хоть и необычная еда меня здорово бодрит, и к берегу я плыву быстрыми и сильными гребками. Выйдя на берег, оглядываю себя свежим взглядом: рыбный пилинг явно пошёл ей на пользу. По-прежнему серого цвета, она стала гораздо приятней на ощупь. Оглядываюсь кругом: пустынный берег позволяет делать всё, что вздумается, и я спокойно снимаю свою мокрую и рваную одежду. Всё равно придётся искать другую на мой новый рост.

В холле пусто и тихо, незнакомый потрёпанный рюкзак мешком свален возле дивана. Значит, Алан ещё здесь, это хорошо, не придётся искать его по лесу. Пока никого нет и никто не мешает мне насыщаться: сначала несколько глотков сидвина, затем еда попитательнее. Несмотря на съеденные рыбки, голод разгорается во мне с новой силой. Сколько же топлива требует это новое тело? На столе, к сожалению, остались только печеньки, которые не вызывают никакого аппетита, как ни странно. Неужели мы всё съели, грустно оглядываю холл в поисках хоть чего-нибудь подходящего и опять натыкаюсь взглядом на рюкзак. Там должна быть еда, ведь на полках у Алана был целый клондайк для голодного мутанта, которым я теперь являюсь.

Быстро вскрываю рюкзак, прислушиваясь к звукам из коридоров, и нахожу несколько банок с консервами без этикеток. Пойдёт! Вскрываю одну за другой две банки, а затем и третью. Кашу с мясом оставлю Аришке-малышке, а две другие с мясом неизвестного происхождения съедаю за считанные минуты. Теперь я готова встретиться с Аланом и вернуть долг за избиение беззащитной женщины. Но сначала у меня есть другие дела.

— Ариша! Арина! Доченька! — неужели это я? Прокашливаюсь, но от этого голос особо не меняется: какой-то хриплый и низкий. На такое рычание Арина ни за что не выйдет, ведь сказку про семеро козлят мы изучили от корки до корки в разных вариациях. Как же мне уверить свою дочь, что я её любимая мамочка, если я сама не сразу это приняла?

Надо спрятать как можно больше этой нечеловеческой кожи, поэтому я направляюсь в номер, в котором мы ночевали с Ариной. Там остались вещи, среди которых, помнится, были подходящие по длине штаны. В выбранную в итоге одежду в толщину поместятся две меня нынешних, но по длине они подходят, а это главное в данный момент.

Когда я пытаюсь продеть найденный платок в петли для ремня, дверь внезапно открывается и я вижу направленное на меня дуло какого-то ружья.

— А! Эта ты! — протягивает Алан облегчённо. — Ну ты и уродина!

— Сам такой! Где моя дочь?

— Ни знаю я… Я пришол, дэвачка нет нигде. Я заву, заву, а она малчит, и ты лежишь… — он, похоже, даже рад встретить меня в сознании, потому что говорит не переставая. Потерял надежду найти ценный товар? Похоже, у нас есть шанс договориться.

— Я не буду её звать, — мой новый голос звучит достаточно твёрдо, чтобы Алан поверил.

— Ну пачиму? — он не на шутку удивлён. Неужели непонятно, ведь он сам обрисовал ужасающие перспективы девочки в стэбе?

— Я не позволю продавать мою девочку. Лучше умереть здесь от голода. Арина, если ты слышишь меня, сиди очень тихо! — я должна убедить этого мужлана в полной серьёзности своих намерений.

Алан принимается нервно ходить из угла в угол.

— От голода умирэт гавариш? Што ты за мать? У женщина должен быть мущина. Кто будет кармить и защищать? Дэвачка будет жыть в красивай комнате, красивые платья насить, вкусна кушать. — мужчина вдохновлён своей речью, ведь эти вещи действительно доступны не каждому в этом мире.

— Если её будет насиловать любой, кто может заплатить, то лучше я сама её убью. Я её мать и я думаю так, — ну же, тормоз, предложи альтернативу. Ведь должны быть какие-то варианты.

— Злая ты мать, — он огорчённо качает головой. — Ну что ты хочешь?

— Я хочу быть свободной женщиной со свободной дочерью, — это моё единственное желание.

— Э-э-э, фри вумэн, да? Знаешь ты, свободная женщина — бесплатная женщина? То же самое будет, только бесплатно.

Это обескураживающее заявление выбивает из меня всю надежду:

— У вас все женщины в рабстве? — я не могу поверить, что в современном обществе такое возможно.

— Пачиму все? Ещё замужем есть, но жена дорого. Дом надо в стэбе, работу харошую, — эта тема не на шутку огорчает Алана, но тут он веселеет, — тебя продам, дэвачку продам и женюсь.

— Нас нельзя продавать и покупать, мы свободные разумные люди! — бешенство от мечтательных слов этого придурка просто сносит крышу, я готова придушить его и будь что будет.

— Постой, постой, — до него кажется что-то доходит и он невзначай отходит ближе к двери, — давай в стэб пойдём, там вам хоз… работу хорошую найдём. Договор пишем, ты работаешь, дэнги получаешь и купишь себя! А?

— А у вас так делают?

— Канэшно, делают. Я с договор четыре месяц работал и свободный тепэр. Жениться могу.

Этот безыскусный рассказ убеждает меня, что лучше варианта, похоже, не будет. Если конечно, я не хочу скитаться с Ариной по лесам всю жизнь.

Алан вроде не врёт, но схитрить ради исполнения своего желания может легко. Поэтому…

— Клянись, что без моего желания ты никому нас не отдашь ни за какие деньги! — моё неожиданное требование вызывает растерянность на лице Алана.

— Да ты, может, год выбирать будешь. На что мне вас кормить?

— А сколько стоит еда? — разговор переходит в деловое русло, и это меня радует, потому что Аришки уже очень долго нет, и я беспокоюсь всё больше.

— Два сида в день. На одну!

Я абсолютно уверена, что цена завышена минимум в два раза, но торговаться никто не запрещает:

— Ладно! Но в цену входит хорошая одежда для меня и для дочери. И ещё ты даёшь мне оружие и учишь стрелять.

Вижу возмущённое лицо моего нечаянного напарника и уточняю:

— Оружие на время дороги. И рассказываешь всё, что знаешь про этот мир, про стэб и важных людей в стэбе.

Алан обречённо отмахивается:

— Ладно, но патроны просто так жечь не дам. Давай дэнги!

— Они уже у тебя, — парирую я, ведь нашей добычи на стойке ресепшена не было.

— Эх ты, ладно, у тебя двадцать дней, чтобы выбрать работу. Мэньше чем за два блэкбэри не отдам.

— Я буду торговаться, но ты видишь сам, только людей мной пугать, а дочку в бордель не отдам, лучше сама убью!

— Нэ мэньше блэкбэри, и я буду рядом всегда.

— Договорились, — протягиваю руку.

— Договорились, — Алан неохотно пожимает мою, — Давай зови.

Я достаточно наслушалась своего нового голоса, пока мы тут спорили и уверена, что Арина так просто не выйдет, поэтому:

Спи, дитя моё, усни,

Сладкий сон к себе мани.

В няньки я к тебе взяла

Ветер, солнце и орла.

Улетел орёл домой,

Солнце скрылось под водой,

Ветер после трёх ночей

Мчится к матери своей.

Спрашивала ветра мать:

Где изволил пропадать?

Али звёзды воевал?

Али волны всё качал?

Не качал я волн морских,

Звёзд не трогал золотых.

Я дитя оберегал,

Колыбелочку качал.

Наша любимая колыбельная даётся мне непросто. Рыкающий голос вкупе с зажатым от воспоминаний горлом превращают ласковую песню в заклинание по вызову злых духов, даже Алан поначалу отшатывается. Но к третьему разу я осваиваюсь и получается уже лучше.

К этому времени мы доходим до первого этажа, и беспокойство за Аришку снедает меня всё сильнее. Но тут я чувствую в соседнем помещении как будто переливы ручейка. Там мы ещё не были, потому захожу в комнату осторожно, но в ней пусто и порядок. Ни открытого крана, ни мутантов, ни, к сожалению, моей дочери. Но всё же останавливаюсь и в угловом шкафу слышу, а точнее ощущаю в нижней части переливы. Мне это совершенно непонятно, поэтому распахиваю дверцы и вижу мою лапушку с закрытыми глазами на стопках постельного белья.

— Спит! Она просто спит, — я так рада найти её живой и здоровой, что даже забываю о странной поисковой системе, пока не чувствую ускорение ручейка после того, как взяла мою девочку на руки.

И продолжаю петь колыбельную, хоть Арина уже просто лежит с закрытыми глазами.

— Кушать хочешь? — я надеюсь, что привычные разговоры помогут ей привыкнуть к моей необычной внешности.

Едва заметный кивок обнадёживает меня, и я продолжаю будто всё хорошо:

— А помнишь сказку “Красавица и чудовище”? — дождавшись кивка, продолжаю, — меня заколдовали, и теперь я как будто Чудовище.

Аришка поднимает голову и внимательно рассматривает моё изменившееся лицо, трогает волосы, оставшиеся, к счастью, прежними.

— А папа как будто класавец? — тихонько хихикает она, — Он поцелует тебя и ты плевлатишься облатно в маму, да?

Сердце пропускает ход и вдруг несётся вскачь.

— Солнышко, а где папа? — я задаю вопрос и сама не могу решить, что хочу услышать в ответ.

— Папа с Лёвкой и Максом на банане катаются. А мы, девочки, в такие дикие иглы не иглаем, — она повторяет слова, сказанные мной на второй день после приезда. Тогда я неважно себя чувствовала, чтобы ещё и на банане трястись, и мы с Аришей остались в гостинице купаться и играть.

Дальше нам было не до разговоров, так как мы выходим в холл, где Алан уже устроил обед из оставшихся консервов и полной бутылки сидвина. Краткое повторное знакомство оставляет “дядю Алана” в лёгком недоумении, но это неважно. Для меня еды уже не осталось, хорошо хоть, что консерву с кашей он не тронул.

Ариша с аппетитом ест холодную кашу, успевая хихикать и рассказывать свои милые детские мысли. Такой оживлённой я не видела её уже дня три и рада, что её мозг смог исключить ужасные воспоминания и вернуться в прекрасный мирный день, когда мы обе были счастливы.

Голод опять начинает донимать меня, и я подозреваю, что Алан прогадал с нашим договором, потому что мой организм требует еды как на двух мужиков, наверное.

Когда Алан прожевал последний кусок, я решаю обсудить наши дальнейшие действия. Тот нехотя, но втягивается в разговор, показывая на своей карте, которую прихватил вместе с нашими сидами, дорогу до стэба с богатым маркетом. Сначала он хотел отвести нас в ближайший стэб, но, подумав, решил, что там не найдётся достаточно богатого и неординарного покупателя. Правда, Алан сказал “ненормального”, но это уже частности.

Самый богатый стэб среди окружающих нас кластеров называется Стронг. Там же находится место, где девочек и девушек готовят к почётной миссии услаждать жизнь удачливых жителей Хайва. В это перевалочное место ежедневно привозят новых девушек и еженедельно продают на Маркете уже отмытых, откормленных, наряженных и смирившихся со своей судьбой.

В дорогу мы трогаемся часа в четыре, экипировавшись по-полной. К этому времени Алан обыскал всю гостиницу и хмурился, явно недовольный скудной добычей. Ни оружия, ни еды, ни золота, одни трупы. Правда, ко мне теперь относился чуть более уважительно, когда узнал, что я убила заразившихся и потеряла при этом мужа и двух сыновей. Трупы под деревом он тоже нашёл почти сразу, так и понял, куда мы направляемся. Оказывается, он бывал раньше на этом кластере и так же не находил ничего полезного для продажи. Иммунных, по его словам, здесь тоже не было. Мы первые из разумных, кого он видит в этом лесу.

Так в разговорах мы почти дошли до дряхлого домика, служившего прикрытием для мини-бункера, когда услышали урчание. Но Алан быстро разобрался с двумя быстрыми мутантами, которые, впрочем, ещё походили на людей. Я же старательно прислушивалась к своим ощущениям, потому что те тихие переливы, что я слышала от Аришки, не шли ни в какое сравнение с бурлением от заражённых. Но только до ударов Алана, так как после них ощущения прекращались почти сразу. Может, это бурление жизни? Ведь я уже поняла, что заражённые никакие не зомби, кровь из них течёт весьма интенсивно.

Ладно, у меня будет время разобраться с этой новой и, вероятно, полезной способностью.