четвертая глава

4. Станция "Курская". Почти такая же как должна быть.

Мы оказались на станции, бойцы не стали даже проверять, не рванем ли мы сразу с нее. Судя по реакции Льва, такое поведение было нормальным, и я решил не забивать свою голову такими мелочами, а помучить спутника терзающими меня вопросами.

— Лев, вот смотри, нам дали "денюжки" которые мы можем потратить, а на что? — задал я первый, наводящий вопрос.

— Как на что? Юрий, не удивляйте меня своими глупыми вопросами. На то же на что и всегда — Лев пожал плечами, выражая полное непонимание — Оружие, еда, выпивка, одежда, разные предметы.

— А откуда они берутся в метро? — продолжил я опрос

— Ну — Лев задумался — что-то приносят "верхолазы", что-то боевые отрядами приносятся, большую часть привозят с чистой земли.

— То есть большая часть приходит из независимых сейчас городов?

— Да, послушай Юр, ты к чему всё ведешь, давай сразу спрашивай, хватит кругами ходить — Лев поморщился, как от зубной боли — не люблю я такие пространные разговоры.

— Мне непонятна мотивация торговцев, объясни, зачем они торчат в метро и всё — выложил я свою главную головную боль на этот момент. Ну, главную после всех необходимых.

— А, вот ты о чем — усмехнувшись, Лев посмотрел на лавочку, расположенную между переходами на Кольцо — так они почти все на содержании у разведок. Сам пойми, Москва это мозговой центр СССР, тут вся документация по новейшим разработкам, библиотеки, институты, штабы. Верхолазы добывают заказываемые в "кабаках" вещи, кабатчики и торговцы слушают разговоры и всё это идет в отделы КГБ, а так же в прочие разведывательные инстанции своих городов. Именно через этих "кооператоров" идет половина разведданных и заказов, наем бойцов и прочее. Сам-то как думаешь, какой еще их резон тут держать будет?

Всё встало опять на свои места, не вязалось у меня в голове военное положение с торговцами, где угодно, только не в СССР. Если нет "крыши" то торговец тут же окажется без товара, причем в большей части случаев отдаст его сам, на благо родины. Ну а несознательных попросту раскулачат. А так, всё в порядке, да и иллюзия нормальной жизни есть, я вот уже вижу книжную лавочку, в проеме между колонн. СССР — самая читающая страна, была и остается. В остальных проемах, кроме центральных, тоже были сделаны помещения, частью под торговые точки. Осмотревшись я понял какие на "Курской" есть услуги. В углу, в том конце, где планировался переход на новую станцию, были расположены оружейный магазин и магазин торгующий одеждой, рюкзаками и прочей экипировкой, сделанной из ткани или кожи с мехом. Рядом была Обувная лавка и точка по торговле посудой, набитая котелками, кружками, мисками, ложками и так далее, как простенькими, так и весьма дорогими, явно из чьих-то парадных сервизов. Потом шли несколько жилых помещений. В центре стояла пельменная, между спусками в переход на кольцо, один из проходов возле нее был занят под кухню, а второй как раз под книжный. Дальше шли опять жилые помещения и только у выхода на вокзал, была лавочка, торгующая всем, чем придется и небольшой канцелярский отдел. Не самый плохой выбор для одной станции.

— В переходе еще продуктовый есть — сообщил мне тихонько Лев — его те же держат, кто и пельменную. Насколько я знаю, из Тулы люди.

Поблагодарив Льва, я пошел поесть. Пробежка по тоннелю отняла много сил, и их стоило восстановить. Местная валюта мне особо нужна не была, так что я собирался ее тратить. Лев отправился в оружейный, где мне было совсем нечего делать. Примерно через десять минут я понял, что моя идея была не самой удачной. Хозяин заведения был мной явно заинтересован, хотя и старался не показывать это слишком явно. Кроме него на меня постоянно смотрел человек, окрещенный мной Комиссаром. Этот тип пялился совсем в наглую, старательно изучая мой вид. Сам он тоже был довольно колоритным персонажем. Рыжий, цвета темной меди, весь в крупных веснушках, с некрасивым, будто сплющенным лицом, с крупными зубами, которыми он рвал здоровый кусок отварного мяса лежащего на таком же куске хлеба. Зато глаза, серые с безумной искрой, давали этому лицу неповторимое очарование. Он был похож на уличного кота, рыжего, голодного, но яростно желающего жить. Такие, как он, готовы на безумства для достижения своей цели, и мне не нравился его пристальный взгляд. Комиссаром я окрестил его за одежду. Поверх зеленой с красными петлицами на воротнике гимнастерки на нем была кожаная куртка, перетянутая портупейными ремнями, кожаная же кепка, со звездой. Был ли он в галифе и сапогах я не мог рассмотреть, он сидел за столиком, а тулуп, висящий рядом, скрывал его ноги. Заметив мое недовольство его вниманием комиссар усмехнулся и встал, для того что бы испортить мое настроение совсем. Встав и оправившись он пошел ко мне.

— Блин, девяностый год, а одет как в двадцатых или тридцатых, хотя остальные одеты более современно, если не брать в расчет Кукольника — промелькнуло у меня в голове — может идейный излишне?

— Позвольте преставиться — начал тем временем негромко, но веско роняя слова, Комиссар — Василий Могилатов, с "Автозавода". Простите за мою нескромность, но вид наемника, сидящего в пельменной, меня очень позабавил.

Комиссар развел руками, как бы оправдываясь, я, мол, не нарочно, само так вышло. Ладно, поверим. Поговорим. Узнаем, что ему от меня надо, если не праздное любопытство его обуяло, во что я не верю. Не похож он на простого любопытного, ой не похож.

— Добрый день, товарищ Могилатов — я отодвинул стул, давая ему место присесть, кстати, он был в галифе, но сапоги были утепленные — чем обязан?

— Я же сказал, ваша внешность, товарищ — проговорил Комиссар, присаживаясь — очень вы напоминаете наемников из прибалтов. Те примерно так же одеваются, и их в Москве не мало, приперлись с полгода назад. Правда они больше на охране "лагерей" и эшелонов заняты, чем в уличных боях. Вот я и рассматривал, на верхолаза вы не похожи, на смершевца тоже. У них, то подобное вполне может оказаться, а у рядового уличного бойца, маловероятно обнаружить. Но то, что вы на "Курской" говорит, что вы явно не наемник. Возник вопрос — "Кто вы?"

— Ну, ваша внешность тоже не самая обычная — вернул я ему претензию ко внешности — или вы на "автозаводе" комиссарскую должность занимаете?

Смех у Василия был приятный, заводной, нарастающий и сходящий на нет равномерно, без резких всплесков. Отсмеявшись и вытерев глаза, он ответил.

— Нет, не комиссар, но и не обычный боец, а что до костюма — он осмотрел себя — не поверишь, но такие костюмы как хороший амулет, пусть от наемника не спасет, но от вольных немного защищает, не сразу бросаются. Да и бросаются не "высушить" а только просто убить. Ты в магазин одежды сходи, посмотри, там на многих новых вещах вышивка из звезд, серпов и молотов, контуров портретов Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса. Говорят, тоже помогает. Многие бойцы, из постоянных отрядов, так одеваются как я. Либо под солдат и офицеров РКА либо в форму бойцов советской армии времен великой отечественной войны, двух самых сильных моментов в истории СССР. Демоны. Как вольные, так и прикрученные таких бойцов терпеть не могут, но в одиночку на троих уже не нападают, а на простых бойцов и на десяток нападут. Не по нутру им звезда и серп с молотом, не переносит их буржуйское нутро советский дух, ой не переносит. Боятся и ненавидят они нас. А ты-то кто, коли таких вещей не знаешь?

— Прокололся — подумал я — уже второй раз прокалываюсь на не знание очевидных вещей. Хоть вроде и не стоит мне таиться, но Ежов советовал не светить своим происхождением, значит, буду выкручиваться.

— Да я из-за Рязани, третьи сутки в метро, откуда мне такие тонкости знать то? — делано удивился я.

— Ага, из-за Рязани, а говоришь как коренной Москвич — недобро ухмыльнулся он — ну, не хочешь говорить, не надо.

После этих слов по моей спине пробежал холодок. Черт его знает этого Комиссара. Может просто обиделся, а может, решил что-то для себя. Может, забудет через неделю-другую, а может, грохнет меня. К счастью ко мне подошел Кукольник, а Могилатов увидев его, чуть не подавился стопкой водки.

— Кукольник? — раздался его голос, прерываемый легким покашливанием — так ты всё же жив, старый партизан? Рад, блин, рад. Тут-то, какими судьбами?

Лев Евсеич оглянулся на голос, и лицо его растянула улыбка. Такие улыбки появляются при встрече старых знакомых, которым очень рад.

— Жив, жив — проговорил он пробираясь к столику Комиссара — что со мной станется. Ты-то сам как? Говорили, тебя на перегоне грохнули, когда вы эшелон били с Павелетского. Чупа говорил, а ему вроде всегда верить можно было.

— Чупа — пробормотал Комиссар, зло сплюнув на пол — грохнули Чупу недавно. А меня, как видишь, нет. Тогда правда продырявили изрядно, но я укрылся в "Диете" и пересидел пару дней. Демонам туда хода нет, а наемников в нашем районе не так много, все больше к Сталинградскому оттянуты и к Каширскому. У нас только редкие отряды проходят на заводы, мародерствовать. Повезло мне, квартирка, в которой я обосновался, раньше врачу какому-то принадлежала. Медикаменты были, свои были и в квартире нашел "тревожный саквояж", вынул пули, сделал перевязку, и стал пережидать, копить силы. Обогреватель там, в комнате, был, окно я зашторил плотно, завесил несколькими одеялами, в общем, тепло было. Пожрать тоже нашел, сам знаешь, консервы часто встречаются, а про варенья всякие и говорить нет смысла, в каждой квартире они. А там еще и сушеные яблоки, вишня… Короче, пожрать было что и со вкусом. Даже пару бутылок "виньяка" притаранил оттуда на станцию.

Расторопный служитель кастрюли и половника принес еще одну стопку на стол к Комиссару и тот тут же наполнил ее, ну и свою не забыл.

— Помянем всех, кто не вернулся из города и погиб в бою — проговорил он.

Молча, не чокаясь, они выпили. Посидели, потом спокойно закусили парочкой пельменей, окунув их в уксус с перцем, и продолжили разговор.

— Кукольник — вновь обратился затянутый в кожу рыжий — а этот наемник с тобой выходит?

Лев оглянулся на меня, осмотрел с ног до головы, усмехнулся.

— Со мной, со мной, Могила, — сообщил он, вызвав у меня облегченный выдох, — с "Пролетарской" вместе шли, по новым тоннелям. По пути пяток наемников привалили, вот ждем награду. Сам знаешь, Сом, пока не проверит — не выдаст. Дал на пивко да пельмешки, и пригрозил убить, если что не так будет. Ну, как обычно.

Оба партизана улыбнулись, видимо такое поведение грозного гиганта было обычным и вызывало уже только улыбку.

— Эй, Наемник, ползи к нам — Комиссар, или правильнее будет Могила? Махнул мне рукой — только стул захвати.

Отказываться от такого приглашения я не решился, и захватив пару стульев придвинулся к его столику. На нем тут же появилась третья стопка и еще один запотевший пузырек с мутноватой жидкостью. Комиссар сноровисто разлил остатки прежнего пузыря, и корчмарь расторопно унес его. Выпили, закусили. Могила смотрел на меня уже с большим теплом. Сказывалось выпитое, к тому же уже вместе, и молчаливое покровительство Кукольника.

— Наемник, ты бы переоделся, от греха, а то попутают тебя в тоннеле и хлопнут, даже фамилию не спросив — рыжего передернуло от очередной стопки и он торопливо запил ее компотом — накинул бы что поверх. Хотя, бестолку. Либо тебе будет неудобно, либо не скроешь, а наоборот. Хотя шапку себе купи со звездой и повязку на плечо.

— Могила дело говорит — речь Льва была скомканной от еды, занимавшей его рот — сходи, купи себе шлем со звездой и повязку, денег даже сейчас у тебя хватит, и кобуру под револьвер возьми.

Он протянул мне револьвер, снятый с наемника. Есть мне уже не хотелось, а злоупотреблять спиртным было рискованно, так что я последовал их совету.

В лавке было несколько видов шлемов. Продавец, немолодой, но еще крепкий мужичек, посмотрел на меня, что-то прикинул, после моей просьбы показать головные уборы и выложил четыре шапки. Одну вязаную, типа шлема, я отмел сразу, подобное у меня было у самого и гораздо лучшего качества. А оставшиеся три стал рассматривать внимательнее. Выбрал в итоге летный, на баранье меху с огромными красными звездами на боках. Когда разговор зашел о повязках, старичок улыбнулся.

— Тебе для каких целей-то, милок, — спросил он с улыбкой — для защиты от сглаза и демонов или для чего другого?

— Мне, отец, для опознания меня любимого как социально активного элемента, а то принимают черти за кого — открыл я дедку свои проблемы.

— Тогда выбирай — сказал торговец, вывалив на прилавок кучу разномастных повязок.

А выбирать не пришлось. Еще когда он только переворачивал коробку, я заметил странную повязку. Все остальные были сделаны двумя способами. Первый, это просто полоска красной материи с нанесенным на нее рисунком, вышитым или напечатанным. Второй, это кусок ткани с пришитыми завязками. А та, которую я заприметил, была очень похожа на бандану. Чем и оказалась. Квадрат красной ткани с белым кругом по центру с серпом и молотом вписанными в него. Дед посмотрел на меня, но ничего не сказал, а только озвучил цену. Потом, правда, добавил, уже почти вдогонку:

— Платок этот у меня "провалившийся" оставил, поменял на обычную повязку. Имей ввиду.

Я не удивился. Я вспомнил этот символ, черные серп и молот в белом круге на красном флаге. НБП. Национал Большевистская Партия, запрещенная довольно давно, а повязки я видел такие только в конце девяностых. Занесло же сюда кого-то из тех времен. Бандана была слишком новой, что бы оказаться из моего 2012 года, даже если ее бережно носили в кармане. Мягкая, явно ношеная, но чистая и с яркими цветами. Этот предмет явно был в постоянном употреблении, но был еще довольно свежим. В наше время за него можно было легко попасть в отделение милиции, да и в девяностых тоже, но по другим причинам. Нет, тот "провалившийся" был не из моего года. Так вот, складывая в повязку и повязывая ее на плечо, я вернулся в пельменную. Уже слегка захмелевшие Кукольник с Могилой встретили меня одобрительным мычанием.

— Совсем другое дело — заявил рыжий — теперь видно, парень свой, такую идиотскую повязку никто из наймитов Меченого не напялит.

— Юр, ты кажется что-то забыл прикупить — пьяно улыбнулся Лев — что у тя из кармана торчит-то?

Я чуть не сгорел со стыда, из кармана разгрузки торчала рукоять револьвера. Про кобуру я забыл, ствол в кармане не мешал почти, но достать его было крайне проблематично.

— Сейчас, спасибо что напомнил — промямлил я в ответ и побежал к лавке с соответствующими товарами. Старичок продавец немного удивился столь быстрому возвращению, но узнав цель этого, визита обрадовался.

— Для какого конкретно оружия кобура нужна и для какого типа ношения? — спросил дедок — может, подберу несколько вариантов.

Я, чертыхаясь себе под нос, кляня свою непредусмотрительность и не аккуратность по отношению к огнестрельному оружию, выковырял трофей из кармана, под ехидным взглядом дедка. Тот, щурясь, рассматривал меня, будто обезьянку в зоопарке. Но увидев ствол, посерьезнел.

— Твой, или прикупил где? — уточнил он, непонятно зачем.

— Мой, сегодня добыли несколько, но взяли только пару, не до трофеев было, спешили предупредить об опасности вас — я решил расставить все точки над "И".

— Крут, хороший револьверчик приобрел, кобура у меня пол него есть, и не одна — задумчиво протянул дед — есть родные, от наемников оставшиеся в наследство, есть самодельные, есть переделанные родные. Ты где его носить собрался?

Я задумался. Оружия у меня был явный перебор. АК притороченный к рюкзаку и несколько рожков к нему, плюс патроны россыпью, обрез и патроны к нему, пистолет с боекомплектом, и теперь еще револьвер. Мысленно постарался раскидать оружие по местам. АК, его в руки, как только вылезу из метро, пока пусть на ранце будет, а в руках обрез. Обрез на поверхности, наверно в ранец уйдет, пистолет на поясе, на пузе, револьвер тоже так можно, хотя.

— Отец, а есть кобура, чтобы эту приблуду на грудь присобачить? — я жестом показал как бы я вынимал револьвер — и для обреза чехол на бедро?

Старик посмотрел на меня как на безумца, потом полез в коробки. Минут через семь появился с ворохом ремней и кобур.

— Для револьвера я ничего подобного не сделаю, но пистолет тебе на грудь могу перенести, и еще чехлы для обойм поверх этой кобуры приклепать, для двух. Револьвер на пояс, а обрез на бедро, давай я тебя обмерю, и через пару часов приходи.

Я уходил из магазинчика довольный, "денег" почти не осталось, но зато оружие будет под рукой. Теряю только один нагрудный карман, значит минус один магазин для АК, но его можно в подсумке на пояс кинуть, я видел у деда подсумки подходящего размера, на пару магазинов как раз. Смотаю их, как в фильмах, и в чехол, а его слева на пояс, там пустое место. Вид у меня правда будет, зашатаешься.

За мое недолгое отсутствие парочка боевиков из рабочих бригад уже успела изрядно нализаться. Кукольник был еще вменяем, а Могила спал. Хотя, ради справедливости надо помнить, Могила начал пить раньше. Я присел за стол, потребовал у корчмаря чай с печеньем и стал ждать.

Прошел час, и в пельменной появился один из бойцов Сомовца, сопровождавших нас. Он посмотрел на Кукольника, Могилу, понял, что я самый вменяемый и, молча, выдал два пакета. Сделав свое дело он взял с подноса, стоящего на стойке-перилах, стакан компота, выпил его и так же, молча, ушел. Я открыл один из пакетов. В нем лежали серебряные рубли. Двадцать монет. Много это, мало, я не знал. Решив, что лучше знать такие нюансы, я пошел к торговцу экипировкой, заодно и свою сбрую забрать пора. Пакет Льва я пока тоже оставил при себе, он к моменту прихода посыльного тоже уснул.

Торговец не обманул, он действительно переделал кобуры. Пистолет достаточно удобно переместился на левую часть грудной клетки, пара магазинов присосались к кобуре. Кобура и чехлы под магазины приобрели застежку-клепку, достаточно плотно держащую содержимое внутри, и открываемую с помощью кольца, удобно дергаемого любым пальцем. Несколько раз попробовав, я убедился, пистолет достается и убирается легко, магазины тоже. Не сверх быстро, но и без проблем. Револьвер занял место ранее принадлежавшее пистолету, обрез ушел в длинный чехол крепко пришитый к обхватывающим бедро ремням и подвешивающийся еще и к поясу штанов. Этот чехол не мешал ходить, садиться и бегать, а обрез вынимался легко, просто вытягивался вверх. На всякий случай имелась и застежка, крепящая обрез в чехле. Я попросил у деда пару подсумков для магазинов и патронташ под револьверные патроны. Получив желаемое, я расплатился остатками "денежек". Патронташ с зарядами для обреза переполз на плечо, заняв правую часть груди, а на поясе разместились строенные револьверные патроны. Час зарядов для обреза уместились в ячейках на его чехле. Не удержавшись, я глянул в зеркало, стоящее у стенки, рядом с лавкой. Жесть. Маньяк. Если АК в руки, то террорист какой-то, увешанный оружием. Однако весит это удовольствие изрядно. Рассматривая себя, я чуть не забыл о монетах.

— Отец, скажи дураку дремучему, чего сейчас рубль серебряный стоит?

Дедок ухмыльнулся, но ответил:

— На рубль могешь ватник новый купить, штаны на ватине и шапку ушанку, не ношеную. Можно обрез прикупить, или напоить пяток товарищей в слюни в нашей пельменной. В общем, такой рубль это цена головы наемника. Твой револьвер потянет рубля на три — четыре, пистоль на рубль, не очень распространенный патрон у нее. АК стоит около пяти рублей. Вот и думай.

Я поблагодарил торговца и вернулся в пельменную. Разбудил Кукольника, отвел его в ночлежку, расположенную в переходе. Снимая номер для Кукольника, я поверг в ступор вахтера. Я уложил Льва на нары, спрятал ему в ранец пакет, а в блокноте написал — корреспонденция в ранце, привет от Сома и Юрия с перегона Восточная — Курская. Совершив эти действия, я положил на тумбочку ключи от номера, вышел и попросил вахтера запереть его. Вахтер сначала ничего не понимал, но когда сообщил ему, что я сейчас уйду, Кукольник остается тут спать ему завтра с Сомовцем в рейд идти, и надо отоспаться после сегодняшнего, оставлять дверь открытой я не могу а ключи уже у Кукольника, он понял.

— Надо закрыть дверь, а ваш товарищ проснется и сам её откроет с той стороны? — зачем-то переспросил он.

Я утвердительно кивнул, проследил чтобы распоряжение было выполнено и пошел к выходу в тоннель. Меня ждали станции дальше по ветке. "Спартаковская", "Электрозавод" и, возможно, "Сталинская".

5. Один в Тоннеле.

Выйти со станции оказалось проще, чем войти. Преодолев несколько хорошо укрепленных постов в тоннеле при выходе со станции, я оказался на слабо освещенном участке. Сразу стало зябко, видимо не только отопление давало тепло на станции. Человеческое тепло, свет, голоса, всё это приносило чувство спокойствия, и отодвигало холод от души. Я вынул из рюкзака налобный фонарик, надел его и включил в режиме самого яркого луча. Второй фонарик я убрал в чехол, сняв его с обреза. Не спеша, внимательно глядя по сторонам, я пошел вдоль рельс. Идти в одиночку было страшновато. Даже ощущение нереальности не могло притупить чувство страха. Я дергался на каждый шорох, несколько раз чуть не разрядил автомат в мелькнувшую тень, не задумываясь о том, что это было. Нервы, натянутые как струна, грозили сдать в ближайшие минуты, а ведь я не прошел еще и пары километров. И вот, я услышал голоса. Сначала тихие, далекие, потом всё ближе и ближе. Разговаривали трое, о чем было пока не понятно. Понятно было одно, скрыться не удастся. Я стоял в тоннеле, со всех сторон ограниченный толщей грунта. Движение было возможно только от голосов или к ним. Пока я размышлял, что делать, голоса приблизились совсем, и я увидел отблески луча фонаря. Разговор тут же стих, свет переместился на меня, и голос из сумрака требовательно поинтересовался:

— Куда путь держишь, товарищ? Кто такой, откуда?

Три луча фонаря в лицо делали все попытки присмотреться бесполезными, я пробовал прикрыть глаза рукой, но это не помогло.

— Мужики, в лицо не светите — крикнул я — С "Пролетарской" я, иду к "Электрозаводу" или "Сталинской". Мне необходимо прорваться к "Сокольникам", так что, с какой станции буду пробовать выйти, еще не знаю.

Лучи ушли с моей физиономии и трое вооруженных мужиков, как положено не бритых, подошли ко мне. За одним из них по одному рельсу катилась хитрая тележка, обхватывающая этот самый рельс с боком и обжимающая его тремя роликами. На тележке высокой стопкой стояли пластиковые ящики, вроде тех, что используют в овощных магазинах. Содержимое ящиков было неясно, из отверстий ничего не торчало. Все трое были одеты одинаково. Высокие сапоги на меху, перехваченные ремнями, держащими ножны. Толстые штаны на вате, ватники, правда, не просторные, а довольно плотно прилегающие к телам, матерчатые же шлемы, оставляющие открытым только лицо. Высокие рюкзаки за спинами ничуть не напоминали "сидоры", это были нормальные туристические ермаки. Многочисленные ремни, обвивающие торсы челноков, были усыпаны боезапасом. На голове у каждого был закреплен коногон, с уходящими на пояс проводами. Вооружены они были серьезно. У двоих АК, на вроде моего, у одно ППШ, у все троих по пистолету в кобуре, и по паре гранат в подсумках на поясе. Добавьте к этому саперные лопатки и ледорубы. Дядечки были серьезными, и одинаковые нашивки на плече добавляли их внешности надежность. Красная звезда и вписанный в нее белый круг с ГАЗовским оленем явно указывали на их территориальную принадлежность. "ГОРЬКИЙ" — было вышито под звездой. Простые звезды на шлемах и отсутствие прочих опознавательных знаков, и груз за спинами намекал на торгово-перевозочную деятельность тройки.

Пока я рассматривал их, они изучали меня, и постепенно место настороженности заняло спокойствие.

— Знаешь, это тебе лучше с "Соколами" поговорить, их территория — судя по голосу, говорил тот же что и в самом начале встречи — Мы через них вошли, вернее через "Щелковскую", но от бывшей "Первомайской" они всё под контролем держат. Сами-то мы со стороны области шли, из Балашихи, другие маршруты это не по нам, не знаем мы их.

— А сами, как я вижу, с Горького будете? — уточнил я свои догадки.

— Оттуда, вот пулеметы привезли для бригад, щас на "Курской" Сомовцу передадим — довольный, будто это он сам придумал и собрал пулеметы и решил доставить их в Москву, заявил второй мужик, не отягощенный тележкой.

— А на патронах не разоряться? — я удивился — пулемет дело хорошее, но к нему патронов море надо. Он же их жрёт, как не знаю кто.

— На первое время везем и патроны, потом еще доставим — второй мужик явно не мог уже терпеть, и был готов рассказать об их гениальном плане любому встречному — нам бы главное вокзал хоть немного почистить и в здании укрепиться.

Меня удивил переход от сильной и агрессивной настороженности к такому вот безалаберному трепу.

— Товарищи — вкрадчиво начал я — а "Сталинские Соколы" тоже под Горьким ходят?

Мужики переглянулись, и второй из них решил задать встречный вопрос

— А ты, с какой целью интересуешься? — тон в тон мне вопросил он — ты не из милиции случаем будешь?

Вопрос, знакомый с детства, пусть и немного не точно процитированный заставил меня улыбнуться.

— Нет, я не из милиции, просто хотелось бы знать какие тут где интересы у кого.

Троица еще раз переглянулась, скользнув лучами света по стенам.

— Ну, если тебе так важно знать, то "Соколы", насколько я знаю, сами по себе — с каким-то непонятным чувством в голосе, то и с непониманием и жалостью, то ли с почтением смешанным со страхом — они идейные, из местных. Там мужики из института им Баумана, МАМИ и прилегающих районов.

— Ладно, заболтались — прогудел доселе молчавший член тройки — идти пора, бывай товарищ.

Мы разошлись, каждый в свою сторону. Я в область они в центр. Сразу стало зябко и страшновато, но идти я стал быстрее и вскоре уткнулся носом в первый пост перед "Спартаковской". Дежурный проверял у меня документы, четверо часовых бдительно следили за мной и тоннелем, освещенным несколькими прожекторами, а я задумался.

— Почему "Электрозавод" или "Сталинская"? — мучил меня вопрос — Почему не "Спартаковская"-"Бауманская"? Ведь с нее довольно близко до "Красносельской". Вылез, свернул влево и добрался дворами до Красносельской улицы, а по ней и до одноименной станции метро. Почему не так, а от более отдаленных станций?

— Проходите товарищ — вывел меня из ступора голос старшего на КПП — Вы, собственно, с какой целью идете и куда?

Я окинул еще раз КПП, расположенный у одного из технических коридоров. Низкие ворота перекрытия, сваренные из толстого металла и укрытые мешками с песком со стороны "Курской", эти ворота при желании открывались, давая проехать транспорту, правда, мешки пришлось бы. Один рельс был свободен от мешков, там была калитка для прохода тележек и пешеходов. Снести эту конструкцию было бы проблематично, ворота подпирались откосами, закрепленными в шпалы. В коридоре сидело двое связистов за телефоном и рацией. Четверо парней в бронежилетах и касках с АК стояли за бруствером ворот, а судя по голосам, доносящимся из-за связистов, там, в комнатке, были их сменщики. Наверное, сидели и грелись. Получалось более десяти человек, не кисло.

— Товарищ — уже более настойчиво потребовал ответа дежурный.

— Извините, задумался о своем — объяснил я причину задержки — мне на "Красносельскую"надо, посоветовали через "электрозавод" или "Сталинскую" на поверхность вылезти и там добираться дворами.

Дежурные ничего на это не ответил, только записал услышанное в журнал и тут же убрал руки в перчатки. На КПП было не жарко, около ноля наверно. Отперев калитку, он дождался, пока я в нее протиснусь, калиточка была не особо широкой, и видимо не случайно. После этого он запер калитку и встал у коридора, следя за мной. Зачем… хотя, наверно работа такая. Я торопливо пошел дальше и уперся во тьму. После яркого света на КПП я попал в абсолютно темный тоннель и, не сделав даже двадцати шагов, уперся, в буквальном смысле слова, во тьму. Подавив приступ паники, я ощупал преграду и чуть не заржал в голос. Полосы плотной ткани, типа байка или тонкого войлока, внахлест висевшие под потолком в несколько слоев, создавали непроницаемую завесу темноты. Аккуратно пройдя среди них, я оказался в освещенном тоннеле и оглянулся. Множество порезанных на полосы одеял висели под потолком тоннеля на специальной дороге изогнутой дугой. Для прохода поезда эти слои ткани должны были складываться как жалюзи, а пешие и так проходили. НА этом участке тоннеля было гораздо теплее, и практически сразу находился второй КПП, почти точная копия первого, только прожектора погашены. Те же вопросы, проверка документов, запись в журнал, калитка и перрон станции. Я решил зайти на платформу, передохнуть. Вроде и недалеко, около двух километров, но нагрузка приличная, я от такой уже отвык, да и нервы. Перрон был отделен от зала, Между колоннами были возведены стены с бойницами, в оставленном проеме были повешены ворота, правда, на этот момент распахнутые. Вдоль платформы тоже заграждение из решетки, с парой мест для высадки пассажиров из вагона. Хмурые мужики в "домашней" одежде бродящие по станции меня сначала удивили. Я уже привык к стилю "полярник", а здесь все были одеты слишком легко. Обычные ботинки, штаны, свитера, и те не у всех, пиджаки и куртки. На "Курской" так были одеты только торговцы, хотя, если быть честным, я не обращал внимания на людей на станции, особенно после получения награды. Пройдя через открытые ворота, я оказался в зале. Вроде бы всё, как и у нас, тот же мрамор на полу, те же колонны с фигурами в нишах, тот же красноватый цвет этих ниш и черные постаменты, только вот фигуры. Вместо привычных мне бойцов и тружеников тыла (которых я смутно припоминал на вечно переполненной станции) тут стояли воины античного мира, и я без труда узнавал типы гладиаторов. Вот стоит могучий "фракиец" со своим круглым щитом и кривым мечом, воин посвященный Немезиде, вот "ретиарий", рыбак с трезубцем из доспехов прикрытый только наплечным щитком бьет своим оружием поверженного римского легионера ( прям святой Георгий), вот стоят сомкнув щиты двое "мурмиллиона", грозя врагу. Чуть подальше стоят еще пара воинов в античных одеяниях, держащие шест с колпаком. Рассмотреть все статуи мне не удалось, окликнули. Станция была обжитой, в зале стояли столы, в проходах были явно жилые комнаты, как и в торцевой части станции.

— Товарищ, вы кого-то ищите — спрашивающий был одет в форму сотрудника милиции, сероватый китель и штаны, голубая рубашка, даже фуражка на голове. Портупея, пистолет в кобуре, на плече автомат Калашникова. Чисто выбритое лицо. Подчеркнуто нейтрально вежливый тон. Вся форма чистая, аккуратно выглаженная, сапоги начищены, весь подтянутый. Вся бы милиция была такой. Хотя, меня на Комсомольской тоже очень вежливо остановил вполне опрятный сотрудник, просто форма, у них, теперь как мешок. И зачем отменили старую, ведь милиционер должен внушать уважение своим видом, а какое уважение, если вся форма висит на тебе, карманы мешками, штаны мешком утянуты в ботинки с высоким берцем. Зато удобнее, наверно.

— Товарищ — еще раз окликнул меня милиционер. Блин уже второй раз на короткое врмя отстраняюсь от мира, сказывается ощущение нереальности, иллюзорности, вроде как со стороны немного смотрю, вот еще чуть-чуть и себя увижу.

— Да нет, просто смотрю, никогда не был на этой станции, а рассказывали многое, вот решил посмотреть, кто знает, когда еще увижу.

Лицо милиционера сразу подобрело, он стал каким-то благодушным, как ребенок, которого похвалили родители.

— А вы сам откуда? Можно ваш паспорт? — добрее лицо стало, но и о своем деле он не забывал.

Я протянул лейтенанту свои документы, пояснив :

— Я сам не из Москвы, паспорт на станции выдали, взамен прежнего.

— Понятно — сотрудник милиции вернул мне мой паспорт — ну смотрите, любуйтесь, станция у нас и правда красивая.

— Товарищ лейтенант, а можно я сфотографирую статуи на память? — робко попросил я, надеясь на положительный ответ, и получил его.

— Разумеется, только людям не мешайте — с этими словами он пошел к столику у эскалатора и сел читать книжку. Проводив его взглядом, я отметил еще троих сотрудников сидящих там же.

Минут пятнадцать я фотографировал станцию, выбираю виды без посторонних пристроек и попутно пытаясь найти кого-нибудь, для расспроса. Большая часть жителей станции явно были "дома", но несколько человек куда-то собирались. За длинным столом, одним из многих в зале, сидело четверо мужиков одетых уже по-зимнему, только без телогреек, шапок и портупей, лежащих рядом. Один методично набивал патронами обоймы, второй читал что-то, а оставшиеся двое играли в карты. Ватные куртки, лежащие на столе, были абсолютно одинаковыми, светло серые с высоким воротником, застегивающимся на боку, закрывая горло, да и куртки застегивались не по центру, а на манер тулупов, с запахом. Это я увидел на пятом члене этой группы, которого, по-видимому, тут и ждали. Как только он появился, все четверо бросили свои дела и начали одеваться, быстро и четко. Через минуты, может две, пять мужиков в светло серой одежде, с автоматами и пистолетами, с рюкзаками за спиной собрались идти в сторону "Электрозавода". И я решил попытться примкнуть к ним. Всё равно я так и не понял, почему выход не через "Бауманскую", простите "Спартаковскую".

— Может, эта группа будет выходить где-то рядом со станцией? — мелькнула у меня мысль. Что-то сильно тянуло меня наверх, к выходу со станции, это что-то было подобно магниту. Вроде вот группа, сейчас уйдет в направлении, которое мне советовали. Надо бы подойти к ним, поговорить, глядишь, и возьмут с собой, пока по пути. А все мои мысли крутятся вокруг выхода со станции, как у алкоголика вокруг бутылки.

"Вверх, вверх!!" — стучало у меня в голове — "Вверх, быстрее вверх!!"

Не в силах больше переносить эту навязчивую мысль я отправился к столику с сотрудниками милиции.

— Чем могу помочь, товарищ — сразу же откликнулся один из сидящих сотрудников, отложив книжку и подтянувшись.

— Товарищ сержант, — я решил обратиться по званию, другого варианта я не мог найти, во всяком случае, вежливого — мне необходимо выйти на улицу, я могу это как-то осуществить?

После этих слов на меня смотрели все сотрудники правоохранительных органов сидящие у эскалаторов. Недоумение было написано на их лицах крупными буквами. Оцепенение первым скинул с себя лейтенант, ранее подходивший ко мне.

— Боюсь вы никак не сможете этого сделать с нашей станции — ответил он с сожалением в голосе — станция засыпана снегом, все выходы на поверхность через "Электрозавод", ближе никак.

При последних словах я заметил что один из милиционеров открыл было рот, но поспешно отвернулся, под взглядами товарищей. Через секунд пять он обернулся и глазами показал мне на станцию, и выложил на стол ложку. Я вернулся в зал, постоял и пошел на перрон с вагоном. Вдоль стены перрона, примыкающей в залу, были устроены комнатки, и обязательный вагон стоял на рельсах, обжитой с непременной столовой. Я очень надеялся, что жесты, делаемые милиционером, можно было расценить, как его желание что-то мне рассказать, а ложку как указание на столовую. Простояв около десяти минут и уже разочаровавшись, я всё же увидел его. Войдя на перрон, он первым дело покрутил головой в поисках меня. Встретившись со мной взглядом, он махнул рукой и открыл одну из дверок. Я пошел за ним. Маленькой, похожее на пенал помещение служило сотруднику московской милиции спальней. Там же висела его теплая одежда, начиная от шинели и заканчивая местным костюмом полярника, с нашивкой в виде звезды и головы хищной птицы в ней. Предложив мне присесть на кровать, он закрыл дверь и сел рядом.

— Значит, слушай внимательно, и забудь, кто тебе это сказал — он говорил быстро и тихо — через главный вестибюль выхода действительно нет, он завален. Но есть еще один. В тоннеле за вагоном будет коридор, уходящий от перрона, этот коридор приведет тебя к шахте дополнительной вентиляции. Оборудование сейчас выключено, так что по шахте можно смело подниматься и выходить на поверхность. Выход во дворе между Спартаковской и Красносельской улицами. Если договоришься с дежурным, и он тебя пропустит, то считай ты на поверхности. Но я бы тебе не советовал.

— Почему — я давно понял, если человек что-то не советует надо узнавать причины, а не считать себя самым умным. Обычно это всё неспроста.

— Да там нет ни единого безопасного места, "вольные" встречаются часто, и "вымороженных" полно — сотрудник встал и открыл дверь — всё, дуй отсюда, и со станции. И помни, я тебе ничего не говорил.

Я вышел из его комнатки, и дверь за мной захлопнулась. Покрутив головой, я подошел к краю перрона и спрыгнул за поезд. Действительно почти сразу я увидел коридор, идущий от станции, перпендикулярно путям. При входе стоял часовой, который тот час же навел на меня автомат.

— Стой! — Четко, но не очень громко произнес постовой — куда прёшь?

Я послушно остановился и даже поднял руки, оставив автомат висеть на плече, прикладом вверх.

— Командир, мне на улицу надо — я подбородком указал ему за спину — я видел планировку вашей станции, там ведь есть вентиляционная шахта?

Постовой недоуменно смотрел на психа. Я и сам понимал, что здесь в одиночку наверх не ходят.

— Пойми, друг человек, мне на "Красносельской" надо быть до утра, иначе даже страшно представить. Сейчас ведь уже темно, я вылезу и посмотрю, может от вас будет проще. Если так, пойду к ней. Если нет, спущусь сразу же, максимум через пять минут — я старался говорить как можно убедительнее, смотря в глаза постовому.

Тот всё еще не понимал меня, но оружие опустил.

— Выход тут есть — кивнул он — сейчас узнаю, что на верху, и решим.

Не спуская с меня глаз он нажал кнопку коммуникатора.

— Тёмыч, что там у вентиляционной? — спросил он у кого-то

— Чисто вроде, может в доме кто есть — хрипло откликнулся динамик — снег в кои-то веки идет, а что?

— Спасибо, Тёмыч — поблагодарил постовой — сейчас тут один товарищ вылезет, ты за ним проследи, он хочет к "Красноселькой" пройти, но может вернуться. Если вернется — сигнализируй.

— Принято — ответил Тёмыч, каким-то образом следящий за поверхностью — последим.

— Проходи — уже ко мне обратился постовой — оружие не доставай, идешь прямо, открываешь левую дверь, там будет шахта с лестницей. Вылезешь, захлопни люк. Будешь возвращаться, Тёмыч его откроет. Времени на возврат даем полчаса, после люк не откроем, как не ори. Иди.

Я, так и не поняв, секретный ли это выход, или что, пошел в коридор. Узкий и невысокий он упирался в три двери, я открыл левую, толстенную, закрытую с этой стороны на засов. За дверью действительно была вентиляционная шахта, с решеткой по правой и левой стене и лестницей напротив двери, вернее со скобами, вбитыми в стену. За решеткой угадывались турбины вентиляторов, судя по всему нагнетавшие воздух из шахты, или в шахту. Закинув автомат за спину, я полез вверх, это было крайне тяжело. Толстые перчатки не давали хорошо схватиться, многочисленные предметы, навешанные на меня, мешались и цеплялись, да и лишний вес. Посчитайте: Рюкзак с моим барахлом весил около 10-11 кг, к этому добавьте АК-74, 3кг чистого веса, и 10г на каждый патрон, плюс сами обоймы, их у меня вышло 7 штук, считаем .1 магазин 30 патронов, итого 300г с мелочью, пусть еще магазин грамм 50, получается около двух с половиной кило. Уже сколько? Шестнадцать кило? Продолжаем, фляга коньяка еще кило, имеем семнадцать, пистолет еще полкило, револьвер наверно так же, то есть уже восемнадцать. Обрез примерно с кило, патроны ко всему этому безобразию килограмма на три. Уже двадцать два кило, сбруя вся напяленная на меня не меньше килограмма, зимняя одежка, ботинки, ножи и прочее. В общем, прилично выходит, под тридцатку на мне висит, при собственном весе в восемьдесят кило. Лезть с таким грузом по скобам не особо легко, поверьте на слово. С трудом выбравшись из узкого люка, цепляясь за него всем чем только мог, я оказался во дворе жилых домов. На улице было тепло, вернее холодно, но гораздо теплее, чем я думал. Не было никаких минус сорока и лютого ветра, пронзающего до костей. Шел снег, мелкий и колючий, но снег, а при сильных морозах снег не идет. Да, пурга, бьющая в лицо это очень неприятно, но если ожидаешь большего, то практически курорт. Я положил АК на крышку вентиляционной шахты и достал белую накидку из рюкзака, сшитую по типу плащ-палатки. Укутавшись в нее, проверив, насколько стало неудобно доставать всё, я двинулся к Бауманской улице, находившейся сразу за домом.