девятая глава

9. «ЭЛЕКТРОЗАВОД»

Станция вернула меня в детство. Массивные деревянный двери, просторный круглый зал, лестницы эскалаторов с родными плафонами, аппараты для размена денег, выдающие пятаки. Всё как в детстве, только холодно, очень холодно. Я частенько пользовался этой станцией, когда был маленьким. Мы с родителями жили на Арбате, в большой коммунальной квартире, а по выходным я ездил к бабушке, в Быково. Так что, каждую пятницу я выходил из метро «Электрозаводская», шел к путям, мимо рынка, поднимался на перрон и садился в электричку «платформа 47 километра». Но даже зимой на станции не было так холодно. А ведь сейчас кассовый зал отапливался десятком самодельных радиаторов. Зато, после улицы, здесь было светло, тепло и уютно. Ходили люди, вооруженные, но не в тулупах, горел свет, только музыка не играла. Трое вооруженных до зубов боевиков двинулись было к нам, но узнали рыжего и сели на диван, доедать что-то. Могилу тут хорошо знали, но за мной следили, даже пулемет, установленный в кассах, упрямо провожал меня своим дулом.

— Пойдем, нам на платформу, старший в тоннеле заседает — легонько подтолкнул в спину Василий — спускайся, не боись.

Ступени сохранились только на одном эскалаторе. В центральном проходе они были застелены щитами, а в дальнем от входа, как мне сказал провожатый, их вовсе не было, только натянутая сетка. На перроне были зарыты ворота, в них была прорезана калитка, защищенная серьезным бруствером из стали и бетона. Врагу, оказавшемуся в верхнем зале, и смявшему сопротивление первой группы (это при неожиданном налете) был приготовлен неприятный сюрприз. А при правильном сопротивлении первая группа спокойно успевала уйти и скрыться за второй линией.

— Документы — прохрипел постовой, одетый в теплую, уже ставшую привычной, форму «сталинских соколов».

Могилатов спокойно достал из планшета свой паспорт, а я полез в карман и рухнул от резкой вспышки в глазах.

Яркий, явно теплый день. Люди одетые легко, дети с мороженым, подростки, крутящиеся возле автоматов с газированной водой и квасного киоска, группа мужичков у пивной. Все радостные, никто никуда не торопится. Даже те, кто спешит, спешит с радостным выражением лиц. Единственное темное пятно в этом воскресном действе — парень в круглых, старорежимных, очках, сидящий на скамейке. Худой, с длинными пальцами, он морщится от яркого солнца, теребя в руках трость. Вот мимо него проходит парочка, не замечая на свою беду. Парень самозабвенно читает стихи, размашисто жестикулируя, девушка с восторгов смотрит на него, не отводя глаз. Отойдя от скамьи метра на три, они остановились. Парень поклонился, одной головой, а девушка запрыгала на месте, аплодируя. Пальцы парня, сжимающие трость, побелели еще сильнее. Даже сквозь довольно толстое стекло линз было видно, какой злобой налился его взгляд. Как говорится, если бы можно было бы сжигать взглядом, то парочку можно было бы собрать в спичечный коробок.

Вихрь закрутил картинку, размыв очертания и постепенно стала прорисовываться следующее действие. Та же девушка, торопливой походкой идущая по коридору, что-то тщательно, но беззвучно, проговаривающая. И опять, худой парень в очках. Он стоит, опираясь на трость, и обожанием следит за красоткой. Сейчас его лицо можно даже назвать приятным. Он тоже что-то шепчет, теребя свободной рукой маленький кулончик на серебряной цепочке. Девушка проходит мимо, вежливо кивая хромому, а тот прячет руки за спину, не решаясь сказать то, что только что репетировал. Красотка скрывается на лестницы, а очкарик клянет себя за робость, тут же вымещая злость на проходящих ребятах, не вовремя решивших подшутить над ним. Не знаю, что они ему сказали, но трость тут же перестает быть точкой опоры, взлетая и опускаясь на обидчиков. Сбегаются люди, дерущихся разнимают. Одной из первых прибегает красотка, тут же начинающая оказывать помощь упавшему юноше с рассеченным лбом. Ярость на лице хромого сменяется горечью и ненависть. И снова вихрь и туман.

Следующая картинка переносит меня на несколько лет вперед. Тот же худой очкарик, но уже не юноша, а молодой мужчина. Он заметно волнуется. К нему подходят двое, совсем другая порода, волки. Первый поджарый и невысокий, нос с горбинкой и сдвинут от неоднократных переломов, второй массивный, большая круглая голова, бочка грудь, ноги колонны, руки до колен, и высокий, выше очкарика. Поздоровались, как старые знакомые, и хромой передал великану пакетик с мутной жидкостью. Вся троица заулыбалась, нехорошо так, и тут в скверике, теперь я понимал, что они находятся в сквере, и даже узнал его, сквер возле посольства Монголии, появился еще один мужчина. Радостный, излучающий счастье, он шел, напевая себе под нос задорную песенку, приплясывая ан ходу. Легкий плащ, распахнутый, развевающийся, мягкая шляпа, лихо сдвинутая на затылок, светлый костюм, элегантные туфли. Я без труда узнал в нем ухажора красотки из первых картин. В одной руке парень, простите. Мужчина, держал коробку с тортом, во второй небольшой букет. Глаза хромого, скрытые за толстыми стеклами очков, сверкнули, но лицо выразило крайнюю озабоченность. Мужик со сломанным носом сплюнул и сделал шаг вперед, выходя из тени деревьев. Второй, наоборот, нырнул в сквер и скрылся за деревом, а очкарик, ловко, почти не хромая, исчез за гаражом.

Между горбоносым и мужчиной с тортом произошел короткий диалог, они тоже явно были знакомы. Чем-то один не устраивал второго, да и третьего собеседника. За спиной празднично одетого мужчины, появился здоровяк. Горбоносый повернулся спиной к собеседнику, сплюнув папироску себе под ноги. Мужчина в плаще поставил торт на столб ограды, окружающей сквер, и полез в карман, явно собираясь поставить точку в разговоре, но не успел. Короткий удар, и мягкая шляпа летит в палисадник, а мужчина кулем падает в руки здоровяка. Из кармана плаща здоровяк аккуратно извлекает наган, а из пиджака появляется удостоверение и портмоне, именно то, что я поднял возле тела демонолога. Наган перекочевал к меньшему из убийц, теперь в их роде деятельности не осталось сомнений. Бумажник и корочка полетели в кусты. Несколько секунд суеты размазали картинку, превратив фигуры в полосы, но потом резкость вернулась. Тела убитого видно не было, но дверца подвала, немного приоткрытая, намекала на его новое место. Здоровяк объяснял что-то жилистому, а очкарик вытряхивал из бумажника ненужные для него предметы.

Вспышка, и я опять вижу эту троицу. На очкарике котелок и пальто, он стоит рядом очень низкорослым, каким-то скособоченным человеком в дешевом костюме и отчитывается перед ним. За спиной кособокого стоят пятеро, три женщины и двое мужчин, разные во всем кроме одного, надменности во взгляде, осанке и движениях. Глубже, гораздо глубже, в этом смутно знакомом помещении стоят полуголые люди покрытые татуировками, их много, несколько десятков, возможно сотня-две. «Профессор», а он теперь выглядел именно так, стоял, вызывающе подняв голову, а те двое, некогда бывших гордыми волками, стояли по бокам, двумя сторожевыми псами, готовые броситься по малейшему знаку не смотря ни на что. Разговор закончился кивков главного, отпустившего «профессора».

— Наемник, ты чего? — Василий хлестнул меня по лицу, приведя в чувство. Я отчетливо вдруг понял, я не успел увидеть чего-то очень и очень важного, но второй раз мне показывать ничего не будут. Сплюнув кровью, я пробурчал:

— Да что-то нехорошо стало, видать приложился головой неслабо, да и с мороза в тепло … вот голова закружилась.

Охранника этот ответ устроил, а по глазам комиссара я понял, он догадывается о чем-то, но ждет, ждет пока я сам расскажу. Ну и пусть ждет. Нет, бес всяких там, Могила мне был приятен, но было в нем что-то страшное. Я ощущал, что прозвище свое этот человек полностью оправдывает.

Нащупав в кармане «свой» паспорт я предъявил его охраннику, помянув и Кукольника, мол тот просил его навестить.

— Кукольник к себе отправился — прогудел кто-то за впиной у проверяющего — Ржавый, пускай их, предупреждали же тебя, что с Могилой припрется парнишка по прозвищу Наемник, Кукольних же говорил. А если Наемником зовут кого-то другого, то я свой сапог съем.

На посту расхохотались, Ржавый недовольно оглянулся, еще раз глянул в мою корочку, и пропустил.

Мы оказались на станции «Элетрозавод», практически неотличимой от родной «Электрозаводской». Если не учитывать мелкие детали, вроде жилой застройки и устаревших плафонов, то я заметил только одно отличие — медальон с профилем Ленина на тупиковой стене зала, а на «родной» станции этот круг был пуст. По перрону и залу сновали мужчины и женщины, одетые и вооруженные, занятые своими делами.

Мое мнение о партизанах опять изменилось. Слишком уж разные они были. Спокойные, уравновешенные «Пролетарско-Сталинградские», замкнутые и «у себя на уме «Спартаковские»», подозревающие всех и вся «Курские», озлобленные «Бауманцы». Я думаю, посети я еще кого, например «Красные Бригады» или ребят засевших в высотке на Пресне, то ни нашел бы общего с уже встреченными. «Соколы» были особенными, что признавали их соседи. Если на «Спартаковской» сидел Барин, имеющий влияние на других лидеров еще по тому «теплому» времени, В МГТУ им Баумана люди откровенно выживали и стреляли по всему, что им казалось враждебным, имея большие и хорошо «намоленные» территории, при этом оставаясь простыми людьми, поставленными в плохие условия и потому злыми на всех и вся, то тут сидели идейные. Пока мы шли к начальнику станции, человеку с довольно актуальной фамилией Троцкий, хотя я думаю, это был псевдоним, я не встретил ни единого человека одетого просто и без оружия. Все, включая девушек, были одеты революционно. Одежда покроя начала века, красные косынки и повязки, кожа, портупеи и у всех оружие при себе, ни единой души без револьвера или обреза. На станции звучала негромкая музыка, в основном патриотичные песни военных лет и годов экономического развития, первых пятилеток. Песни, посвященные подвигам, боевым и трудовым, разбавленные мягкими добрыми песнями о вечном — любви, дружбе, детях. Станция жила прошлым, отдаленным прошлым. Жила прошлым для светлого будущего. На нас косились, я еще на ступеньках стянул с себя окровавленный маскхалат и предстал обитателям Электрозавода в форме, которую они привыкли видеть в прицел. На меня откровенно зыркали, но никто не сказал ни слова, только заглядывали в лицо Могилатову и сдержанно здоровались.

Перрон мы прошли молча, а вот на путях, за поездом, по дороге к вагончику лидера, Могила не удержался и задал вопрос, который уже несколько раз почти слетал с его губ:

— Наемник, а ты кем был то «там»?

Вопрос вроде простой, чистое любопытство, но я уже понял, у Могилы просто вопросов не бывает, потому ответил не сразу.

— В театре я работал, машинист сцены — и пояснил, видя легкое непонимание — ну, это так должность называется, на самом деле… хотя не важно, короче, декорацию собирал, разбирал, перевозил, делал мелкий ремонт и переставлял во время спектаклей.

Не знаю, какие выводы сделал комиссар, но произнес он вполне ожидаемую фразу:

— Значит, рабочий класс, это хорошо, проще будет, поверь, проще — и тоже снизошел до пояснения — смотри, ты «вольных» не боишься, по каким-то своим причинам, не страшны они тебе. А так как ты из пролетариата, то и демонологии, сами по себе, тебе не так страшны. Не знаю, как уж объяснить, нет у меня объяснения этому факту, но именно на рабочий класс плохо работает их сила. Студенчество, крестьянство, интеллигенция, этих в бараний рог крутят, а нас только убить могут.

Я задумался. Ответ на вопрос, вроде, лежал на поверхности. Крестьяне слишком «темные», суеверий море, студенты, актеры и прочая интеллигенция слишком заумные, тоже перебор с суевериями есть, а вот рабочий класс, эти да, прагматики, на суеверия у них времени нет. Но это слишком просто, хотя, то, о чем сказал Василий, ничем не подкреплено, просто слова.

— Вась, а военные? — на всякий случай уточнил я.

— Военные … не знаю, мало у нас профессиональных военных в отряде, слишком мало для статистики.

— Вась, а как выглядит Брыль? — спросил я, уверенный, что именно этого иерарха я видел, коснувшись бумажника.

— Как-как … обычно, нормальный дядька, лет под шестьдесят наверно. Обычный, толстомордый, лысоватый… как еще у нас может выглядеть чиновник?

Оппачки, прокол. А с кем же это общался наш покойный «профессор». Явно с кем-то выше по рангу, иначе не стал бы он отчитываться. Я постарался восстановить ощущения от места, где видел «кособокого», попытался вспомнить, чем же оно мне знакомо. Пока не удавалось, единственное, что точно всплывало в голове, это «там должно быть холодно, это нормально».

— А зачем тебе Брыль? Маловероятно что ты его встретишь и останешься живым, не того поля ягода — Могилатов ухмыльнулся и продолжил — а уж представить тебе его не забудут, тут уж к бабке не ходи.

С этими словами мы уперлись в вагон, оборудованный под штаб «Электрозавода». Это был обычны вагон метро, обшитый снаружи толстыми стальными листами и обложенный мешками с песком и бетонными блоками. За сооружениями из песка и бетона сидели бойцы с калашами, а из узкой прорези в торце штаба на нас недобро смотрел пулемет.

Луч прожектора привычно ослепил нас, но тут же ушел. Вопросом Могиле никто задавать ен стал, было видно, сюда он имеет право приходить, когда вздумает.

— Троцкий у себя — спросил он, подходя к трапу. Боец кивнул, и комиссар жестом предложил мне пройти за ним. Никто даже не заикнулся об оружии, хотя я был изрядно вооружен.

Внутри вагон полностью оправдал мои ожидания. Небольшая прихожая, она же дзот, за пулеметом сидит боец, за столом молодая секретарша, тут же сообщившая о нас начальнику. Могила дождался ответа, явно больше для вида, и вошел в кабинет, отделанный деревянными панелями, я проследовал за ним, двери тихо закрылись.

— Привет Лёва — скидывая ранец и автомат, махнул рукой человеку за столом Могила.

— И ты не кашляй — послышалось в ответ. Молодой мужчина, без привычно пышной бороды, одетый в костюм, обычный гражданский костюм, не стал отрываться от бумаг — чего приперся?

— Да так, обсудить кое-что.

— Догадываюсь, Кукольник в общих чертах рассказал — так же, не поднимая головы, проговорил хозяин кабинета — и чем же я могу вам помочь? Вернее чем еще? Сначала звонит Кукольник и сообщает об усилении активности наемников, потом звонит Барин, спрашивая о жертвоприношениях, потом приходит Кукольник, говоря, что ты вылез наверх пострелять по наемникам у Ехоловки и сейчас с отрядом из Бауманки идешь к нам на «Марадере». Потом Хемси звонит, говорит, что ты вылез у Госпитального моста, который взорван, и что ты обещал им горючку. Зачем тебе я, а Комиссар?

Мужчина наконец поднял лицо, и я понял, почему его звали Троцкий. Передо мной сидел молодой Лев Революции.

Могила немного стушевался. Было видно, ему аз что-то выговорили, хотя я и не понял, что конкретно было его виной.

— Да ладно, Лёва, горючку им реально надо, а помогать, ну разве я о том пришел. Я просто решил, что тебе будет интересно поговорить с этим парнем, заодно узнать, когда наши в сторону Сокольников идут, его бы проводить хоть немного.

Троцкий встал. Среднего роста, среднего телосложения, он всё же чем-то внушал уважение и легкий страх. Не знаю, может уверенность в своей правоте или ответственность за что-то непосильное для всех кроме него создавало вокруг этого человека ауру, не знаю.

— Могила, ты начинаешь выходить за рамки своих обязанностей. Ты выяснил то, за чем тебя отправили? Кукольник хоть новости полезные принес с фиолетовой ветки.

Рыжий, не говоря ни слова, залез в планшет. На стол упало пять конвертов, из которых он тот час отодвинул два.

Троцкий вскрыл пакеты, и на несколько секунд углубился в изучение каждого. Беглого ознакомления ему было достаточно, пошли вопросы. Я, постепенно терял нить разговора, уходя в прослойку нереальности. Мягкое кресло обволакивало, даря покой измученному телу, и я незаметно уснул. Разбудили меня, если верить часам, часа через три, или около того.

— Юр. К тебе есть несколько вопросов — сообщил Могила. В кабинете кроме его и Троцкого сидел еще один человек, явно верхолаз.

Дав мне пару минут на окончательную победу над сном, Троцкий начал:

— Баринов интересовался жертвоприношениями, и у Могилы есть основания думать, что с твоей легкой руки этот интерес возник. Не в службу объясни нам, чего он так всполошился?

Я глянул на Могилатова, тот лишь улыбнулся. Мол, ничего личного, работа у меня такая.

— Василий объяснил вам мое происхождение?

Два утвердительных кивка.

— И про то, куда я иду?

Опять кивки, ни слова.

— Если так, то объяснить будет немного проще. На меня иногда накатывает. Не могу объяснить, почему и от чего зависит, но я начинаю видеть картинки вашего прошлого. В какой-то момент я увидел жертвоприношение, и обмолвился о нем Барскому. У того уже были подозрения и он начал проверять свои мысли.

Я коротко пересказал кусок видения с жертвами.

Реакция у троих присутствующих была разная. Троцкий нервно стучал карандашом все время повествования, а после окончания достал карту и начал отмечать на ней какие-т точки. Могила сидел с прикрытыми глазами, чуть улыбаясь, как человек, которому всё уже известно и более того который уже пытался донести эти сведения но был отшит. Верхолаз прослушал без каких-либо эмоций, но после окончания переставил стул поближе и, заглянув мне в глаза, спросил:

— Как ты думаешь, а чего не хватает в этом жертвоприношении?

Я судорожно прокрутил в голове своё видение. Действительно, не хватало. Не хватало еще одной жертвы, центральной, замыкающей всё.

— Догадался сам, или подсказать? — не мигая, буравя меня взглядом, продолжил верхолаз — Я натыкался на такие места, и могу внести коррекции. Один раз столкнулся с тем, что описывал Барин, на меня напали жертвы, свезло, отбился, другой раз, будучи готовым к подобному раскладу, я заранее с ними покончил, и отметил странное, на короткий отрезок времени там реально потеплело. Я стал выискивать эти «жертвенники» и скажу вам, их не так уж и много в нашем районе, зато подготовлено мест очень много. А, да, еще, три жертвенных места оказались неопасными. А еще в трех была принесена шестая жертва, всегда «чужак», вот как-то так. Есть у кого дополнения?

Я ошалело крутил головой, одно дело догадаться, другое дело получить подтверждение страшной догадке.

— Вот, Наемник, ознакомься, эт на тебя ориентировка — Могила взял со стола начальника станции один из отложенных пакетов — с демонолога снято, тобой же. Поверь на слово, это обычный документ, регулярно попадающий нам в руки.

«1-ый ГПЗ ШПЗ, вектор юг, юго-восток, Люблинский район. Мужчина, средний рост, 20-30 лет, европейской крови. Доставка «Красное Село».

Буревой»

— Кто такой Буревой?

— А это уж, прости, не в курсе, видать поднялся кто-то у демонопоклонников. Обычно это подпись Иерарха — Троцкий убрал листок обратно в пакет и вложил его в отдельную папку — именно из-за таких бумажек «Красные Бригады» ведут отстрел всех «чужих».

Резкая ясность в глазах дала мне шанс собраться, но слишком малый для мирного человека. Хлопок и вспышка свето-шумовой гранаты надежно вывели меня из строя. Кто-то щелкнул меня наручниками, пристегнув к поручню, это было последнее, что я почувствовал, перед тем как отключиться.

— Малец, ты … нет слов. Тебе что сказали? Живьем по максимуму, а ты тут филиал Микояна устроил?

Голос был незнакомый, и говоривший явно был не из Москвы, выговор слишком уж специфичный. В голове закрутились картинки, сцены, театры, кабаки, лица. Лица открывали рты, из них лились буквы, не сходясь со звуком. Питер — нет, Казань? Нет. Уфа, Пермь, Хабаровск, Таллинн — нет, нет и нет. Волгоград? Нет? Нет. Ярославль, Самара, Саратов, Катер — всё нет. Волжский? Нет? Нет. Опять Волгоград, только ДК «Химик» и опять нет. Черт, что же Волгоград всё лезет-то? Вереница театров кружилась, много я их повидал, и вдруг церковь. Огромный храм на площади, палящее солнце, квас — вот, вот оно. Новочеркасск.

Вода, выплеснутая в лицо, смыла видения, около меня стояло трое в зеленых бушлатах. Еще один возился с наручниками.

— Жив, братушка? — голос жителя Ростовской области был участливый — ща тебя отстегнем и гыть отседа. Ты уж не обижайся, но придется те померзнуть чутка. Вот накинь.

Браслет покинул поручень, раскуроченный массивными кусачками с длинными ручками. В руки мне кинули короткий полушубок и шапку.

— Дёру — крикнул кто-то из-за дверей, и всё побежали. Я тоже, повинуясь легким толчкам в спину. Толчки были ненавязчивые, участливые, если можно так сказать. Меня подталкивали, поддерживали, принимая за контуженого, наверно. А вот мой организм воспринимал всё это как опасность, краски яркие, насыщенные, звуки четкие, мозг фиксирует даже самые мелкие детали. Я четко видел боевика несущего мой ранец, с притороченным к нему бушлатом, я, зайдя в вагон, снял куртку, было жарковато. Снял и, свернув, пристегнул к ранцу сверху ремнями. Сейчас этот ранец был на плече у мужичка с коротким автоматом в руках и гнилыми зубами во рту. Еще обратил внимание, что эмблемы у «спасших» меня бойцов отличались от эмблем бойцов сидевших в Елоховке. Стоп. Опять в голове пролетели картинки. Так и есть, у всех встреченных мной групп наемников были различные эмблемы. Нет, знак змеи раздавленной автомобилем, был у всех и на всех эмблемах занимал центральное место, а вот цвета и «буквы», да и орнамент, отличались, пусть и не сильно. Вывод? А какой тут может быть вывод? Скорее всего, работаю т на разных хозяев, другого в голову не лезет. Обычно оно как? Самый простой вариант — верный.

Группа шла быстро, спеша уйти от преследователей, которых, почему-то, не было. На ходу старший, причем им оказался не хозяин Ростовского говорка, отчитывал бойца прозванного «Мальцом».

— Малец, обезьяна ты с гранатой — тихо, но жестко выговаривал высокий, спортивного вида мужик в немного отличной от остальных форме — задание было какое?

— Войти в переход «Электрозавод — Сталинская» и взять языков из числа допущенных к штабному вагону — уныло пробубнил парень в мешковато сидевшей одежде. Особо маленьким или наоборот, шибко крупным, он не выглядел, но прозвище свое оправдывал, вся одежда на нем была как будто с чужого плеча. Даже теплая кепка то и дело сползала на глаза.

— Да, верно же говоришь — согласился командир — а какого рожна ты тогда покрошил всех в штабном отсеке?

— Валентас, да я не нарочно — попытался оправдаться Малец — я ж вломился, а там трое в сознании, кто ж ожидал. Они Сиропа сложили тут же, ну я и того, дал очередь. Хотел в одного, но как-то так …

— Валя, отстань от него — прогудел житель Новочеркасска — ты ж сам видел, там матерые сидели, от них толку всё одно мало. Один даж уйти умудрился. Комиссар чертов. Ни вспышка ни грохот ему нипочем, долбанный коммунист. Да и штабного, я сам проверил, только конец очереди успокоил, заговоренный он был, да еще и в броннике.

— Ты, Есаул, не лезь — заткнул заступника командир — за то, что один ушел, отдельно поговорим. А вот Троцкого грохнуть, это вы зря.

Я на ходу отметил один факт. Этот Валентас говорил вроде как уверенно, а сам постоянно косился на троих идущих рядом парней. Эта троица исполняла функции личной охраны. Все трое в бронежилетах, касках, не американских, но и не советских, скорее на бундесовские похожи, но тоже не то. Остальные наемники были вооружены кто чем, хорошо, но разномастно, а эти однотипно, подобно командиру. Пистолет, калаш, широкий нож, на калашах подствольники. Кроме этих троих только Валентас обладал подствольным гранатометом. На лицо был конфликт в группе. Лидер не мог доверять всем своим бойцам, и полагался на тройку преданных парней. Что мне с того? Пока не знаю.

— Шустрее, го го го — Валентас остановился и стал проталкивать бойцов в отвилок, я попал ему под руку третьим.

— Шапку надень — буркнул он и отправил меня в коридорчик.

Как я и ожидал, первым на поверхность вылез один из бойцов в каске.

— Чисто, вылазим — заявил он через несколько секунд в люк.

Вся группа, и я в том числе, резво взлетела по ступеням. На улице было темно. Я давно не видел Москву без освещения. Ни окошка, ни вывески. Где-то вдали мерцали огни высоток, это да, но больше ничего, ни единого лучика. Небо, затянутое тучами, света не прибавляло, так что идти без фонарей было невозможно. Однако и фонари не лучший выбор, свет быстро выдаст тебя наблюдателям, буде таковы в зданиях, и тогда из списка живых тебя можно вычеркнуть. Я глянул на окружающих. Все же на расстоянии метра можно было что-то разглядеть. Тройка упакованных бойцов и Валентас опустили на глаза очки, закрепив их к каскам. Наверно ПНВ. Есаул достал из кармана аналогичную приблуду на один глаз, остальные достали фонарики, но включать не стали, просто прикрепили кто куда.

— Двинули — заявил Есаул. И, повинуясь взмаху его руки, группа пошла в сторону Электрозавода. Я прикинул, где ж это мы вылезли? Вышло что практически у метро, на соседней улочке. Удивительно, но с наемниками было заметно теплей, чем с бойцами сопротивления. Нет, холод никуда не делся, но он не так пробирал, что ли. Причем ощущений, про которые предупреждал Кукольник, не приходили, не «вымерзал» я. Было холодно, но не до состояния сосульки.

— Двое за трамваем — тихо прошептал Валентас, временно передавший бразды правления Есаулу и ставший одним из наблюдателей группы. Новочеркассец кивнул и, присев за сугроб, стал рассматривать вагон трамвая. Четверка Вали рассредоточилась за другими укрытиями и заняла выжидающую позицию. Остальные отошли назад в проулок.

— На, хлебни.

Мне протянули флягу, пахнущую клюквенным аперитивом. Ага, не ошибся. Горлышко было заботливо укрыто в силикон, судя по всему, обрезок шланга от мед.оборудования. Закрывалась фляга вкручиваемой в горло пробкой, так что пить было удобно. Я не удержался и сделал еще пару маленьких глотков.

— Ранец твой? — прошептал обладатель плохих зубов и ужасного запаха изо рта.

Я кивнул, и ранец перекочевал ко мне.

— Сразу бы сказал — проворчал мужик — мне, думаешь, его тащить в кайф, что ли?

— Не рычи, Канюк — осадил ворчуна Малец — сам схватил, мог бы и сразу спросить. Парня гранатой оглушило, он, может, еще и не до конца отошел то.

— Да ну вас — махнул рукой Канюк и приложился к фляге, вызвав тихое, но бурное возмущение еще одно из наемников.

— Слышь, ты, помойка, зубы почини или из стакана лакай. Мне бухла не жалко, не в падлу поделиться, но после тебя пить не комильфо — шепотом выругался хозяин фляги — теперь выливать придеться.

Последние слова он произнес мне на ухо, и, подумав, добавил:

— Прибалтам задарю, пусть сосут.

Да, господа наемники, у вас отношения на высшем уровне. Не любите вы своих коллег. Хотя, партизаны вроде тоже не особо любят бойцов отдаленных районов, как я понял. С соседями стараются дружить и действовать сообща, но, как бы, секторами, со странными группами на границах секторов. «Сталинские Соколы» были как раз пограничной группой, выходит.

Наемники явно приготовились ждать, причем, не опасаясь преследования. Их волновала та парочка в трамвае, но совершенно не беспокоил люк, из которого они эвакуировались.

— Слыш, Малец, а погони не предвидим?

Малец подошел поближе, буквально прижавшись, и начал шептать:

— Не, из подземки, если и полезут, то другими путями. Мастер запечатал тоннель сразу за вагоном, а Сапер на время отрезал этот перегон от «Сталинской». Хорошая штука, монтажная пена. Несколько баллонов, и коридор заполнен пенной массой, вскоре затвердевающей. Быстро её не пройти, учитывая сюрпризы в пене. А про сюрпризы «соколята» догадываются, трюк то не новых, спешить не будут. Проще из других нор пробовать перехват организовывать.

— Интересно, а куда тады Комиссар делался? — присоединился к разговору хозяин фляги — проход запечатан, мы всех покрошили, а Комиссара так и не нашли.

— Так потому и рванули. У этого типчика вполне лежка может быть, заныкался. Но не будет же он один нас ловить тут? А в подземке мог и рискнуть, пока мы шарились бы — отмахнулся Малец.

— Слышь, а ты сам-то кто и чьих будешь? — вдруг спросил он, посмотрев на меня.

— Ну, типа звать тя как? — постарался смягчить вопрос через секунду — а то неудобно как-то.

Мда, дела.

— Наемником зови. Привычно, а так, по документам, Урри де’Га.

— О как, французский дворянин — оживился Канюк — а че так по-русски лопочешь шустро?

— Так я и есть русский, я родился в Люберцах, да и родичи тоже.

— А из чьего отряда-то?

Я прикинул. Надо что-то врать, а что не знаю. Но врать надо, быстро и правдоподобно, чтобы сомнений не возникало.

— Уже не из чьего, Комиссар с «соколятами» покрошили наших у Елоховского собора. На засаду нарвались, там блин такое творилось. Так что, я теперь сам по себе мальчик, свой собственный.

— Ага, и жетон тебе не помеха, и имени твоего не знают. Или контракт уже вышел весь?

Ёптыть. Горю! Какой контракт? Как может жетон помешать, и что за жетон? Хотя, с жетоном то более менее ясно, это их амулет, которого, к слову сказать, у меня нету. Была не была.

— Ну, жетон не помеха, его у меня больше нет, у «Соколов» умелец был, горазд их снимать. А контракта у меня и нет пока, я только прибыл, Хозяина не было. Яж к братану пришел, и с ним поехал на том вездеходе окаянном. Терь вот один как перст.

— Стоп ты, как так, жетоны рвать? Кто? — сильно заинтересовался Малец, да и остальные мгновенно оказались рядом.

— Кто? — Настойчиво повторил Малец.

— А я почем знаю? — я пожал плечами — меня контуженого взяли, очнулся от боли, жетон в руках у Троцкого был, рядом Комиссар и еще один мужик. Начали мне вопросы задавать, а тут вы.

— Никому ни слова — не понятно кому заявил хозяин фляги, а Малец кивнул на Канюка. Ему ответили, таким же кивком и я понял, этот уже мертв.

— Если это был Троцкий, то ты Малец гондон редкий, но кто ж знал. Но есть шанс, что это комиссар. Учтем — прошептал он малому, тот согласно кивнул.

— Ладно, а брат-то твой к кому тя звал? Куда терь прорываться будешь? Или всё, деру из города, второй раз жетон вешать на себя желание мало у кого появляется.

— Да я бы повесил, деньги то хорошие обещают — типа засомневался я — только вот смысл туда же, там еще спросят за жетон, да за группу. Я-то вот, жив, а там заклинатель слег, и вездеход просрали. Вздернут или еще че похуже придумают.

— Эт верно, за посвященного спросят, да и за технику могут. Но ты так и не ответил.

Только сейчас я понял, кого напоминает это мужик с «клюковкой». Могилатов, только в натовской форме, не рябой, и лицо, неуловимо восточное. Так, вроде обычный парень, скорее европеец, чем русский, я чуть повернет голову, так и проскользнет что-то татарское. А глаза, глаза как у Могилы, цепкие. И голос, сильный, приятный.

— Если ты меня подозревать решил, то так и скажи — тихо прошипел я — я не огорчусь, и не такое слышал про себя. А экивоки свои оставь. Должен был Буревому служить, а на транспорте с нами был Профессор.

— Буревой? — деланно удивился Малец — это такой худющий и с длинными косами? Который в инфекционке сидит?

— Понятия не имею о ком ты, да и как выглядит Буревой не знаю. Сказал же, не было его.

— А профессора своего описать можешь? — спросил местный контрразведчик.

— Могу, почему нет. Все равно ждем чего-то. Проф мужик серьезный, был. Высокий, хромой, в котелке и длинном пальто. Еще он очки не носил, а какие-то другие окуляры, я не разглядел, но может пенсне или что-то вроде. Хотя, может и очки. Я к нему близко не лез. А еще, перед отправлением, к нему парочка приходила, тоже не нашего поля ягода. Один битюг здоровый, гора такая, пулеприемник, но не из телохранителей, сам по себе фигура. А второй жилистый такой, нос буквой «зю» и глаза холодные. Что-то передали, вроде пакета, и свалили.

— Тюремщик — хозяин фляги протянул руку, и я понял, что он представился — можно Тюрьма или Тюря, не обижусь. Ты уж зла не держи, я людям давно не верю.

От моего бока что-то отодвинулось, и появились две руки, справа и слева.

— Мастер — прогундосил голос слева.

— Сапер — послышалось справа.

Я пожал руки, заметив, что оба сидящих по бокам от меня убрали штыки в чехлы. По спине пробежал холодок, заметный даже на фоне общего мороза. Одно неверное слово и я бы получил не самый маленький клинок в бочину.

— Про жетон не говори никому, может Есаулу только. Этим — Тюря кивнул на сидящих чуть поодаль троих мужичков и Канюка — и прибалтам эта информация ни к чему. Уговор?

Я кивнул, а что делать? Жить то охота.

— В «ледовый Дворец» тебе и в правду идти смысла никакого. Буревой, может быть, и простит, а та парочка на тебе оттянется за Профессора. Это я точно тебе говорю, знаю я их. Давно знаю.

Точно! Ледовый Дворец в Сокольниках. Вот где я видел Профессора, говорящего с кем-то более высоким по рангу. А говорил он явно с Буревым. Всё сходится, место, в котором холод был всегда, ощущение не обмануло.

— Да и хозяин из Буревого никакой, пока во всяком случае. Хотя хитер зараза. Умудрился себе и место силы найти и перехватить ритуалы, и бойцов набрал и одержимых наплодил, но по местному титуляру он того же Профессора на одну ступеньку ну, может, на две выше только.

— Знаешь, Тюремщик, я тут человек новый, в таких нюансах не силен. За пределами бетонок информации о городе много, но чему верить не знает никто. Брат весточку через человечка заслал, тоже особо не вдаваясь в подробности.

— Щас просветим тебя, лапотника — хмыкнул Тюря — слушай сюда и запоминай. В Городе есть Верховные Иерархи. Эти тут с самого начала, и выше них только Меченный. Достичь их вершин у остальных посвященных шансов мало, но кое-кому удается потихоньку ползти вверх. Главное найти себе место силы, это самое сложное. На примере Буревого могу попробовать объяснить что к чему. Надо?

Я кивнул. Надо. Еще как надо. Он партизан я этой информации не получал, может не в курсе они, а может секретят. А мне каждая капля важна, я домой хочу, к доче, к жене. Даже по коту и то скучаю, по валенку этому.

— Тогда так. Почти все посвященные проходили школу у Высших, больше всего от Брыля вышло, но и остальные тоже худо-бедно наклепали своих. Брыль, скотина, умный шибко, он сильных изводит, рубь за сто даю, только мелкую сошку учит, зато этих у него, как у дурака фантиков. Мелочь эта пузатая, Брылю верной и правдой служат, знают свое место. А вот остальные не особо заботились, или по другим причинам. Мне вот тоже предлагали, но оно мне надо?

— Предлагали что? — я догадывался, о чем говорит Тюремщик, но звучало это как-то дико.

— Попробовать демона осилить. Но тут риск не хилый, да и подстава возможна, очень даже. Если ты демона обуздаешь — почет тебе и удобства всякие, а если он тебя, то раз и одержимый готов. А Иерарх, тот же Брыль, воплощенного демона к ногтю вмиг прижмет, ни один из потусторонних не хочет расстаться с вновь обретенной плотью. Но это я отклонился. Значит, обуздал ты демона, и теперь могешь им повелевать. Не знаю, в каких рамках, правда, но могешь. Демона, само собой, кормить надо, но оно того стоит.

Я мысленно согласился с Тюремщиком, стоит, наверно, Профессора то пули не особо брали, демон берег.

— Но один демон не для всех предел, если повезет, то еще можно прихватить. Опять же, в двух вариантах, одержимых плодить или призывать самому.

— Это как? — я сделал вид, что мне всё это страшно интересно, и не особо-то стараться надо было. Интереса у меня не было, зато была необходимость в этих знаниях. Я чувствовал, это всё меня напрямую касается, и партизаны намекали на то же.

— Ааа. Тут дело хитрое. Надо найти место, демонам недоступное, ну их в Москве не мало. Найти и подготовить жертвоприношение. Приготовить, совершить, а потом найти последнюю жертву. Найти и завершить ритуал. Само по себе первое жертвоприношение снимает защиту с места, поле обряда там жить уже нельзя, и демоны спокойно там ходят, а для посвященного важна вторая часть. За десять дней надо найти того, кто предназначен в жертву.

— А откуда они узнают, кто им нужен? — я понимал, я приближаюсь к разгадке, с каждым словом Тюремщика я всё ближе к родному дому.

— Сказочник бумагу присылает с ветром. Но Сказочник тот еще тип. Я сам не знаю, как говорится, за что купил, за то и продаю, но у него нет своей свиты, зато тронуть его никто не рискует. Поговаривают, он и не демонолог, просто провидец. По мне, так враки. Без демонов он бы послания не смог рассылать. Но он вот шлет эти послания не только тому, кто обряд подготовил, но и всем, чьи места силы близко к жертве. И начинается охота.

— Охота?

— Ну да, а как еще назвать мероприятие, когда надо найти человека и притащить его на базу, живым, но не обязательно здоровым? Не спасательной же операцией?

— Эт да. А какие сложности то? Партизаны что ли мешают?

— Ну, они тоже, но не только. Конкуренты мешают, «вольные» мешают, да и сам по себе объект мешает. Может сдохнуть, например, или «вольного» подхватить.

— Во как. А, правда, что если «вольного» встретил, то можешь прощаться с жизнью?

Тюремщик поежился, и явно не от холода.

— Да, хотя не всегда. Если «вольный» сыт, то может и не тронуть. Один раз мы даже поймали такую, и в жертву принесли. Хозяин был в ярости потом. Но лучше «вольных» не встречать. А если увидал издали, моли демонов и рви когти. Повезет, если жетон твой напитан нормально. Тут у партизан преимущество, от их крестов и звезд любого демона корежит.

— А что с принесенным в жертву становится?

— Вымерзает он, стоит ему кровь пустить. А тот, чей орнамент нанесен на жертву, получает демона себе. Сами-то они приходят уже после жертвоприношения, им первое надо самим совершать, силу свою тратить, снимать защиту с «сильного места», а завершить может кто угодно. Я вот троих кончил, если не считать ту девчонку «вольную», хотя там тоже присутствовал. Кстати, она вот пропала сразу, и первые жертвы за собой утянула и дом тот, теперь, даже нам не в кайф посещать, жетоны гореть начинают. Про тех, в ком демон сидит, и думать страшно.

— Ясно — протянул я. Мне и в самом деле было ясно. Я теперь понял свою роль, нашел свое место в цепочке — а времени то много на охоту дают?

— Декаду — отмахнулся Тюря, и приподнял руку — щас, кажись, начнется.

На путях действительно началось. Два одиночных выстрела, короткая очередь, звон бьющегося стекла и тишина, внезапно ставшая совершенной. Потом эту совершенную тишину порвал хруст шагов, быстро удаляющихся от нас.

— Гля, ребята — прогудел Есаул — Брылевы сучата.

Все встали, и пошли к трамваю. Я пошел как все, и сдуру глянул в вагон. От увиденного мне стало дурно. Я опять увидел майский день, прерванный резким морозом. В трамвае ехали счастливые люди, умершие от резкого перепада температуры. И несчастные умершие чуть позже. Первые сидели и стояли на своих местах. Мороз сохранил их тела, они только высохли, скукожившись. Вот у выхода стоит молодая парочка. Парень полувисит на поручне, заглядывая в глаза подруге, а та сжимает в руках букет. Вот старушка кондуктор. Вот несколько бабулек с авоськами, возвращающихся с Электрозаводского рынка. А вот другие, вот мать, склонившаяся над трупиком трехлетнего ребенка, вот группа рабочих, с порванными кусками кожи на руках, пытавшихся выбраться из вагона. При слабом свете фонарика в руках Канюка большего разглядеть не удалось, к счастью. Однако и этих фрагментов хватало для пробуждения лютой ненависти ко всем причастным. В том числе и к этой банде.

— Есаул … — Валентас брезгливо посмотрел на два трупа у вмороженного в наст трамвая.

— Да?

— Мы этого не видели и тем более не участвовали, так? — прибалт пошевелил носком ботинка труп — но от тела надо бы избавиться.

— Канюк!

Названый боец тот час появился возле Есаула.

— Бери двоих, и трупы в люк.

Канюк махнул рукой, и парочка безымянных наемников послушно пошли выполнять распоряжение, подсвечивая путь к старому канализационному люку фонариками.

— Сапа, может и Канюка уронить в люк, случайно? — прошептал за моей спиной кто-то, скорее всего Малец. Ответа не последовало, но Канюк успешно выполнил свою работу. Дальше групп пошла быстрее. Звуки выстрелов слышны далеко, а попадаться никто не хотел. На плотном снегу следы держаться не так уж и долго. Ветер, постоянно гоняющий пургу, скрывает их за считанные минуты. Мы прошли вдоль одного из корпусов, юркнули в пролом, образовавшийся в кирпичном заборе от врезавшегося автомобиля, и быстренько прошли на набережную, где тоже не стали задерживаться.

— Мост чист — прошептал Валентас, и наемники цепью пересекли открытый участок пути, бегом достигнув довольно высокого здания на холме.

— Бывай Есаул — Валентас махнул рукой и со своими бойцами резво сел на снегокаты, припаркованные во дворе дома. Кроме этих четверых во дворе было еще семь бойцов сидящих на зимних вездеходах.

— И ты не кашляй, Валя — пробурчал вслед удаляющимся бойцам Есаул — не кашляй, сразу сдохни. Прицеп, далеко они уедут?

Из гаража вышел толстый мужик в замасленной форме.

— Далеко Игнат Матвеич, к сожалению, но не дальше ВДНХ. Я думаю в Ростокино клина словят, может на Космонавтов. Максимум до проспекта Мира доедут, ну до Космоса, не дальше.

— Хорошо бы в Ростокино, там лес, в лесу «живность». Не хочу я к Янеку людей обратно пускать, чую, разнюхивает он что-то. Вечно своих «стрелков» рассылает. Снаряга у них … Завидую короче.

— Так, может, стоило их в расход тут пустить? — не выдержал Канюк — сейчас бы на снегоходах катались, да с вогами в стволах.

— Я на тебя удивляюсь, вроде взрослый мужик, а с мозгом не дружишь совсем — хмыкнул Сапер, упаковывая свой массивный рюкзак в подсобку — а как ты потом с их хозяином объясняться будешь? Или, по-твоему, у них связист полный идиот? Не, одно дело по дороге случился форс мажор, в котором мы даже вполне можем быть виноваты, косвенно, другое дело истребление отряда присланного для «помощи». Сгубит тебя жадность, Канюк, сгубит.

— Да ну вас — отмахнулся мужик и пошел в дом.

— Пойдем. Тут нормально, тепло и сухо — хохотнул Малец — обсудим дальнейшие планы.

Сонное состояние никак не желало ко мне возвращаться, мозг фиксировал и сообщал обо всем вокруг. Я видел кто куда и что убирает, заметил какие ключи от какого замка и куда их положили, отметил ранение Сапера, незаметное без света, да и в луче фонаря уличного освещения не особо видное. Всякую мелочевку, вроде транспорта, вмерзшего в снег у забора. Идя за Мальцом я оценил место, выбранное наемниками для базы. Отличное место. Дом стоял на берегу Яузы ан холме, главенствуя над окружающим городом. Само по себе здание не было жилым, этот дом принадлежал какой-то организации, даже не одной, судя по количеству покрытых изморозью табличек у входа. Двор, вокруг здания был окружен кирпичным забором, местами правда имелись решетчатые вставки, но их было немного. Ворота были уже самоделкой. На решетку старых, родных, ворот наемники, или кто-то другой, закрепил толстые доски с обеих сторон, и обил их железом, кровельным со стороны города, и толстыми листами со стороны двора. Внешняя часть казалась ненадежной, зато внутренняя внушала уважение толщиной металла и частотой крепления массивными болтами. Так же и с дверью в подъезд. Внешняя часть было обычной, дерево, покрытое старой, местами облезшей, коричневой краской. Внутри рамка из профиля, навскидку сороковки, с приваренным листом армированного железа. И, судя по весу, полость была заполнена песком. Рама была прикручена теми же толстыми болтами, старательно утопленными во внешнюю панель и закрытыми деревянными заглушками. Со стороны их было почти не заметно. Вторая дверь, ведущая из предбанника на лестницу, была уже откровенно бронированной. Несколько листов металла, бойницы, и толстый засов. При такой укреплённости входа я не сомневался в бесполезности попыток проникновения через окна первых трех этажей. Явно там были не только решетки, видные с улицы. Хорошо обосновались господа наемники, очень хорошо. Дом на холме, да еще и самый высокий в окрестностях, при этом узкий, одноподъездный, типичная офисная «книжка». Вход, лестница, лифты, и коридоры с кабинетами в стороны. Поднялись мы аж на седьмой этаж, пешком, хотя лифт явно работал. На мой невысказанный вопрос, Малец ответил просто:

— Опасно, мы только грузы подымаем, троса промерзли. Прогреваем пушками шахту во время подъема, а грузы со второго этажа подаем.

До седьмого только на втором, видимо из-за погрузки, все двери были заблокированы со стороны лестничного пролета. Укреплены, как входная дверь, и закрыта на засов из куска швеллера. Сразу такую не пройти. Плюс на всех окнах решетки, да, неплохо, неплохо. Коридор второго этажа я успел увидеть только мельком, но этого хватило. Дверь там была только одна, остальные были заблокированы намертво. Вдоль стен были собран дополнительный слой из толстого бруса, так же усиленного распорками из швеллеров, установленных, если прикинуть, как раз в местах дверных проемов. Особо не прорвешься.

— Слушай, Малец, а вы на кого работаете?

Наемник заметно стушевался. Он глянул назад, будто ища поддержки у отсутствующих товарищей.

— Да как сказать. Сейчас вроде как на Яноша работали, его людей провожали. Но сам слышал, отработали и расстались — расплывчато ответил он — а так, ну Есаул под «Хозяином Солдат» вроде как. Ну и мы почти все ему присягали. Но он мужик со своими понятиями, на привязи нас не держит.

— Почти все? — я был уверен, на эмблемах у всех увиденных один знак. И это знак никакого отношения не имеет к бывшему генералу. Его бойцов покрошили в Елоховской, и его знак я видел — или почти на него?

— Слушай, Наемник, давай с этими вопросами к Есаулу, или к Слепому. Меня не мытарь, мое дело сторона. Пришли.

Малец открыл одну из дверей в правом коридоре, и пригласил меня внутрь.

— Тут перекантуешься, это одна из гостевых. Душ от нагревателя, надумаешь, грей заранее.

Помещение оказалось типичным офисом. Прихожая, с двумя дверьми в приемную, и небольшую кладовку, переоборудованная под душевую и кухонку. Из приемной дверь в сторону, в бывший кабинет. И приемная и кабинет равны по размеру, в три окна каждая. В комнатах тепло, электронагреватели пашут во всю, а стены дополнительно обшиты утеплителем. Окна завешены толстыми одеялами, заменяющими шторы. Довольно уютно, если честно. Мебель старая, от офиса еще, но в бывшем кабинете устроена спальня на шесть койкомест. Обычные двухъярусные койки, простое белье, а вот тумбочки явно из кабинетов, не казарменные. В приемной видимо столовая. Четыре письменных стола сдвинуты в два ряда, а к ним приставлены откидные кресла, вроде театральных. Такие часто ставили в коридорах для ожидающих. Шкафчики для вещей, книжный шкаф, заполненный под завязку. Я бегло просмотрел корешки. Не так уж и плохо. Приключенческая литература, классические детективы, немного фантастики. Именно то, что читают, убивая время.

Я отодвинул «штору». На подоконнике лежали мешки с песком, закрывающие часть проема. Окна, видимо, открываются наружу. Умеют устраиваться, гады.

— Гхм, гхм — чье-то покашливание оторвало меня от созерцания восходящего солнца — позволите?

Я обернулся. В дверях приемной стоял невысокий мужчина с длинными волосами. Средний рост, заметное брюшко, прикрытое армейским свитером, на голове кепка, не характерная для наемников. Да и шинелька, накинутая на плечи, тоже была бы уместней на бойцах сопротивления. Пришедший был одет в польскую форму, скопированную с формы войск вермахта. Однако на плече была нашита бляха со знаком «$», да и спокойствие говорило о нем как о местном жителе. Тем более он держал в руках чайник и чашки.

— Слепой — представился мужчина — давайте, что ли, чайку попьем?

Я не успел ничего ответить, а на столе уже дымились две чашки с кипятком, из шкафчика образовалась сахарница и заварка, а из кармана была извлечена бутыль виски.

— Вы из шкафчика шоколад достаньте, будьте любезны — Слепой кивнул на секретер возле меня — и садитесь. Поговорить надо.

В подтверждение серьезности разговора на столе появился пистолет, вынутый из-за пояса. Шинель и свитер вошедший снял, оставшись в майке и татуировках. Тат покрывали его так, что складывалось впечатление, что на нем еще одна кофта, из тех, что так любят рокеры моего времени. Руки были покрыты рисунками с инопланетянами и разными звездными объектами, ни одного куска свободной кожи. Из-под майки так же вылезали разные уродцы и абстрактные фигуры. В ушах обнаружились широкие серьги. Мужик явно был не из этих мест. Хотя по-русски говорил чисто, почти без акцента. Но не было в моих девяностых таких персонажей в Союзе. За рубежом вполне могли быть, но не у нас.

Слепой демонстративно поправил кобуру висящую подмышкой, и стал заваривать чай. Я покорно присоединился к нему, достав плитку явно развесного шоколада.

— Малец передал мне ваши догадки — сразу начал расписной — что же, хвалю за наблюдательность. Мы действительно работаем «почти на».

— А это возможно?

— Да. Почему же нет — из ящика стола появился стакан — вполне даже возможно. И тебе предлагаю к нам. Деньги хорошие, не меньше чем у Буревого. База, сам видишь, удобная, оружие дадим, не волнуйся.

Слепой с улыбкой змея искусителя приложился к стакану с виски, выпив почти половину. Я сделал вид что задумался, прихлебывая чай. Пару минут прошло в молчании.

— Ну пока я слышал только хорошее, где засада? — сказал я выпив пол чашки крепкого чая. К предложенному собеседником стакану я пока решил не прикасаться — не хочу себя чувствовать мужиком из анекдота про черта и вагон алюминия.

— Есть и свои сложности, не спорю, куда без них — согласился Слепой — хозяина у нас по факту нет, амулеты обновлять дорого, это раз. Никто за нас не вступится, если что, это два. Но это пожалуй всё. Зуб на нас у многих, но и нужны мы почти всем, даже тем, кто нас недолюбливает вполне справедливо. Зарядка амулетов влетает в копеечку, как-никак приходится рабов покупать, но это отбивается.

— А близость «Соколов» вас не смущает?

— Не особо. Они может догадываются о нашей базе, но сил у них одних не хватит, а союзников им не подтащить. Мы же, если что, у того же Янека попросим подмоги, в таком раскладе он не откажет.

— Даже после гибели своих бойцов? — удивился я.

— Даже. Их неминуемая смерть к нам никак не привязана, ну топливо им попалось отвратительное, но не факт, что у нас залили его. А если и у нас, ну налили им из новой бочки, кто же знал? А дальше уже без нас, тварей в Сокольниках хватает, десятку наемников с ослабленными амулетами не пройти, особенно если они уверены в обратном. Но мы тут не причем, кто мы такие против Иерарха Янека — «Короля Слов»? Не, мы рядом с ним даже не пешки. А ребята, к тому же, задание провалили, и нам еще должны остались, пятерых бойцов мы схоронили по их глупости.

По виду Слепого не было заметно, чтобы он переживал за погибших. Скорее наоборот. Допив вискарь, он все же слегка взгруснул.

— Четверых то не жалко, мусор, а вот Сиропа будет не хватать какое-то время, но не будем об этом. У нас личный состав поредел. Можно шушеры набрать всякой, но не охота. Ты вроде не опустившаяся тварь, потому и предлагаю. Мне всякие упыри в отряде не нужны, я их пользую и в расход, мне люди нужны. Пусть без моральных устоев, пусть, но чтобы нормальные. Я готов терпеть садистов, если они с руками, а вот алкашню и хапуг не люблю.

— А с чего ты взял что я не из этих? — я опять приложился к чашке, неспешно прихлебывая чай с шоколадкой. Разговор становился любопытным.

— Ну, во-первых, Есаул сказал. Во вторых ты новый человек, не успел тут еще опуститься, а в третьих они говорят.

Слепой поставил локти на стол, и я заметил, что твари на его руках незаметно двигаются.

— Я человек маленький, но в людях разбираюсь. За «своих» людей я готов платить и дорого — Слепой улыбался, но эта улыбка была лукавой донельзя.

— Посуди сам, любой контракт можно выкупить, а порвав контракт и жетон снять. Тебе проще, контракта у тебя нет, жетона тоже. Значит, просто заключим с тобой новый контракт. Ну что?

— Мне надо подумать — я сделал вид, что мучаюсь выбором — твое предложение заманчиво, но и у Буревого неплохо. И он, все же, легален.

Я ткнул пальцем в небо, рискнул, и походу угадал. Слепого слегка передернуло.

— Легален! Да срал я на него и его «Ледовый Дворец». Понаделал себе одержимых, и думает, что всё может. Начал себе переманивать посвященных, обещая золотые горы, а сам то что? Тьфу и растереть.

Татуированный плеснул вискаря и засадил залпом.

— Его легальность палка о двух концах. Мы вот платим за зарядку наших амулетов, и вроде как не считаемся серьезным противником, нас выгодней использовать. А Буревой влез не в свое дело. Не его это весовая категория. Он и с Брылем посрался, и с Янеком и с Масленко умудрился, хотя про Янека может не догадывается. У Брыля пару хороших магов отжал, того же покойного Профессора, например. С Масленко, ну ты сам в курсе, вы же не помогать его бойцам в церковь ехали? Что у них там с Янеком я не в курсе, но Валентас проболтался. А Янек это даже не Брыль, ближе к Маслу. У него армия и снабжение. Он сам со своим кагалом на Рижском засел, там у него и демонологи и одержимые и твари всякие морозные, воплощения какие-то, а на ВДНХ в павильонах людей полно. Он же там и пищу растит и наемников держит. Там хорошо, тепло и места много, а защита от демонов, закачаешься. Бойцы у него, ты видал, упакованные по самые помидоры. Шутка ли, его из Европы снабжают и оружием и людьми. Он, как-никак, у Меченого за наркома внешних отношений. Через него фактически вся внешняя политика идет.

Я мысленно отметил в голове этого Янека. Постепенно у меня вырисовывалась пирамида власти. На верху Меченых, за ним стоят Брыль — министр просвящения, пожалуй, Масленко — министр обороны и Янек, министр иностранных дел. Наверняка есть еще и каратель какой-нибудь и Сказочник место не на следующей ступени держит, и за снабжение должен кто-то отвечать. Я про «фермы» часто слышу. Дальше остальные Иерархи, потом подобные Буревому, ниже простые посвященные, за ними наемники и, возможно, одержимые. А какое место занимаешь ты, покрытый живыми татуировками демонолог по прозвищу Слепой, если ты демонолог, конечно?

— Ладно, отдыхай пока и подумай хорошенько — Слепой встал, и, оставив бутыль на столе, покинул мои покои. Он-то ушел, а вот нервозность его осталась и перешла на меня. Правда, всё опять подернулось дымкой.

Так, что мы имеем? Оружия нет, ну молоток и несколько ножей есть, а это уже не плохо. Я принялся шарить по ящикам столов и шкафчиков. Немного закуски, годной как к чаю, так и под спиртное. Бутыль водки объемом 0.5 литра, мыло, несколько кусков. Карта Москвы, грязные носки, моток капронового шнура, пачка химических карандашей, стянутая резинкой и стопка желтоватой бумаги. Ладно, ничего интересного нет, ну есть еще всякая мелочевка, вроде ниток, иголок и прочего хлама.

Я сел за стол, взял карандаш и бумагу. Мне всегда лучше думалось, когда я записывал и зарисовывал мысли. Попробую заново.

Я поделил лист на три зоны. Известно, Предполагаемо, Неизвестно. Значит что известно? Я в чужом мире. На улице крайне низкая температура и ведутся боевые действия. А, да, за мной охотятся для принесения меня в жертву. Предполагаемо: надо оказаться на месте жертвоприношения на пути моего следования в родном мире (скорее всего «Красносельская»). Что там делать не ясно, но это шанс попасть домой, о котором кто-то что-то слышал. Неизвестно: а вот что делать на этом месте, как раз и не известно. Опять. Знаю про Иерархов и их базы. Брыль — «Преображенская», Масленко — «РЖД» возле красных ворот, его наемники в высотке подле. Правда у РЖД там несколько зданий, где конкретно? Неважно. Янек — Рижский вокзал, его бандиты на ВДНХ, там же плантация. Скорее всего (уже в предполагаемо) по Рижской дороге должны быть небольшие базы и по Ленинградской. Опять в известно — Казанскую железку Иерархи, считай, слили, сопротивление ее блокирует довольно плотно. Ага, по «партизанам» я что знаю? Первое — большая часть являются такими же наемниками, как и их противник, только наняты «вольными городами», оставшаяся часть или идеалисты или на кормлении. Есть группы мародеров «верхолазы» у них сочетается ненависть к Иерархам и жажда наживы, но первое основное у всех членов сопротивления. Мне точно известно о нескольких группировках. На фиолетовой ветке сидят довольно спокойные люди, тут мне повезло. «Спартаковская», не знаю, чем они живут, но лидер там бывший ГБист, а население одето в гражданскую одежду. Скорее всего, они ответвление «Бауманцев» сидящих по обширным территориям института. Кстати, здания на поверхности — в здании без «сакральной» защиты находиться невозможно, во-первых не прогреть, во-вторых «вольные» схарчат или еще какие твари, может зомби, может «воплощения» про которых я первый раз сейчас услышал.

Писал я без системы, пришла мысль — записал. Но на этом месте остановился. Что-то меня заинтересовало, промелькнула мыслишка и погасла. Я постарался сосредоточиться, перечитав написанное. Есть! Мне сейчас тепло? Да! Даже жарковато, значит здание под защитой. А что я точно знаю, демоны, одержимые и демонологии не могут зайти в такое место. Про демонологов говорят, правда, что им это под силу, но лишь сильным и они теряют свою мощь и их терзает боль. А что из этого следует? А вот что, Слепой не демонолог. Скрывает от меня эта скотина что-то, это ясно, но то, что у них есть «крыша» из кого-то обладающего властью над морозом и скрывающегося от остальных посвященных это точно.

Я встал и прошелся вдоль стен. Отлично. Стены утеплены на совесть, а заодно и звукоизолированы. Слепой вернется, буду с ним общаться, если так не выужу информацию — буду его пытать.

Решение пришло легко, а вот как его осуществить? В жизни я никого никогда не мучил, и не уверен, что найду правильные слова и действия для получения нужных сведений. Проблема причинения боли живому существу в данный момент не стояла, Слепой был тварью и я был готов его убивать любым способом.

Приготовления были не долгими. Мультул в карман, несколько длинных пластиковых хомутов, извлеченных из пачки тоже. Ножи поудобней, молоток в верхний ящик стола, туда же моток шнура. Из спальни я взял одну из настольных ламп и отрезал от нее провод, оголив концы. Из ранца я вынул несколько гвоздей, мало ли.

Через полчаса в комнату постучались. Слепой входил без стука, значит кто-то другой.

— Не заперто, входите — крикнул я, убирая гвозди к молотку.

Вошел Малец.

— Я тут тебе пожрать принес — заявил он с порога, и в подтверждение поставил дымящийся котелок на стол. Из посудины пахло очень аппетитно, а ел я последний раз, кстати, а когда я ел? Желудок тут же объявил, что последняя еда в нем давно кончилась, и я искренне порадовался вошедшему.

— Тащи сюда, там на двоих хватить должно — крикнул я ему, а сам отправился на кухню за мисками и прочим. Еды ан двоих хватило с избытком. Картоха с тушенкой, а к ней котлеты, оригинально. Кром того у Мальца оказался термос с компотом, что тоже порадовало. Разложив пищу и разлив третье, мы сели, и я извлек поллитру.

— Вот это дело — кивнул наемник — по маленькой.

Выпили, закусили, помолчали. Первым прервал молчание я.

— Слушай, Малец, а Слепой, он кто?

— Слепой? Это лучше у Есаула спросить. Они тут базу основывали, кроме этих двоих только Сапер жив. Остальные позже прибились. А так, он тут на хозяйстве да с иерархами договаривается, жетоны на зарядку отправляет.

— Стоп, их же снять нельзя вроде? — делано удивился я.

— Ну, как нельзя, в баню что, тоже в них ходить? Надолго нельзя, на пару дней можно, терпимо. А у Слепого редко когда больше семи часов это дело занимает.

Семь часов, пачку амулетов. Недалеко местный хозяин, ой недалеко. Но где? Как я понял со слов татуированного требуется место силы, а что им может тут оказаться? Причем не у Преображенки или Сокольников, и не у Семеновской-Сталинской, где? Ладно, будем поспрошать у тех, кто знает.

Выпили еще по одной. Мне, пожалуй, хватит, захмелел. Я приналег на картошку, а Малец поплыл. Он наливал, не обращая внимания, что я только прикладывался, совсем игнорировать спиртное я не стал, выпивая то пол рюмки, то четверть. Между стопками он расписывал прелести их отряда. Нет, спору никакого, устроились они хорошо. Потери группа несла лишь по первому времени, а теперь костяк своих бойцов практически не терял. При их роде деятельности таки потери вообще можно было не учитывать. Он рассказывал, а я всё больше убеждался, что работают они на одного человека, который «растет» с каждым их шагом. Я выяснил, что для «подзарядки» жетона требуются человеческие жертвы, правильно принесенные в правильном месте. Обычно для этого используют рабов, уже никуда больше не годных, но если принести в жертву врага или предателя, будет гораздо эффективнее. Так что пленников в группе любили брать. Для создания одержимых тоже требовались жертвы, для всего они требовались. И если просто кормить демона, тоже толк будет, его хозяин-носитель, демонолог, будет гораздо сильнее. А если он контролирует не одного демона, то еще лучше.

— Малец, а про Профессора можешь что сказать? — я закинул удочку, в отряде явно знали этого мага.

— Да я лично ничего не знаю, с чужих слов — отмахнулся мужик, закусывая очередную порцию — но, говорят, сильный был маг. Трех демонов держал, а это о-го-го. У Брыля до такого редко дорасти можно, Бульбаш жаден дюже. А еще, говорят, у Профессора уже своя лежка была, ему подельники её подготавливали. Ты, вот, говоришь, на Буревого он работал, я тебе верю, но это не так. Буревой сам по себе пшик. Все про него так говорят. Есть у него посвященные на побегушках, это да. Есть и одержимые, их даже такой лох создать может, вопрос места и денег. И бойцы у него есть, тоже деньги решают, сам знаешь, сам к нему за ними пришел. А вот Профессора ему приманить нечем было, значит тот сам к нему пришел, прикинувшись обиженным. Вы куда шли? На Елоховку, в которой парни Масла сидели? В которой до сих пор шли службы и молебны? Профессор хотел её под себя взять, я уверен. А у Буревого лишь людей на дело взять, под расход. Я тебе говорю, повезло тебе несказанно, что в засаду попали, иначе ты бы не плен попал, а в жертвы. Партизаны тебя растеряли бы только, а Профессор бы душу вынул. Его подельники те еще волки. У каждого отряд, причем одни под Масленко, а второй на Сказочника работает, но выкупиться не проблема, десяток душ и ты снимаешь жетон, а контракт теряет силу, по обоюдному, так сказать. Получи Проф собор себе, Рвач с Колючим к нему бы тот час переползли бы, они наверняка сидели неподалеку. Хотя по мне, глупо это. Те, кто поумней в область идут, растягивая границы, а тут сидеть, пытаясь оттяпать кусок у Иерархов, стремно и глупо.

Я не мог, не согласится с логикой наемника. Грызня в рядах соратников всегда глупа. Но ведь каждый хочет кусок повкуснее, видать в Москве «места силы» чаще встречаются, или мощнее они?

Пузырек тем временем закончился, и Малец потихоньку начал клевать носом.

— Слышь, ты что-то расклеился совсем, дорогой — я потрепал бойца по плечу, шел бы спать что ли?

Малец, пошатываясь, ушел. Я же решил собраться с мыслями. Кое-что прояснилось, а кое-что надо было обмозговать. Хотелось хотя бы в общих чертах понять, откуда нарисовалась эта банда, вернее её организаторы. В то, что отряд поднялся на «частных подрядах» с нуля я не верил, слишком все было органично здесь. Я был уверен, спроси я кого угодно из отряда про базу, все бы сказали о том же, о чем и Малец: «это надо у Есаула спросить или у Слепого, а при мне так уже было» легенда о смене двух-трех составов, погибших в боях, была хороша. Возможно, так и было, Есаул набирал людей и выкашивал их, а потом занялся созданием кадров, а может как-то по-другому, но базу строили отдельно, с умом и профессиональные строители.

Я поймал себя на мысли, что пытаюсь прикинуть, сколько времени и людей потребовалось для этой стройки, а мне надо когти рвать отсюда. Забавно, но с другой стороны, чтобы свалить без особых сложностей, надо выяснить о противнике максимум. Конечно, домыслы опасны, они могут запутать сильнее, чем незнание, но идти наобум никак не хотелось, а выжидать было нельзя. Первая проверка и я засыплюсь.

Я подошел к карте города, пытаясь найти место для логова их хозяина, и понять от кого он мог отколоться. Выбор был не большой, в основном от незнания точного числа крупных Иерархов и мест их дислокации. По имеющимся выходило всё те же трое — Брыль, Масленко и Янек. Хорошая осведомленность о Буревом и Профессоре говорила в пользу Брыля, оба этих демонолога вышли из-под крыла белоруса, но Слепой не вязался с ним совершенно, да и сели они слишком уж на виду у бывшего хозяина. До станции метро Преображенская было рукой подать, подняться по Электрозаводской улице и всё. Близковато. А от Масленко наоборот, отсечены «соколами» хотя это тоже не ясно, может как раз в плюс для банды. Бывшие «друзья» не сунутся. И Янека исключать нельзя, этот жук, судя по карте, власть имеет, дай боже. Сам сидит на Рижском вокзале, а это выход на три ветки, если не считать отвилок Савеловки. Кусок Ленинградской ветки он просто обязан держать, его бойцы сидят в парке ВДНХ, и, я уверен, в Ботаническом саду, а то и в Тимирязева. Хотя, отхватить две такие «фермы» и считаться дипломатом? Надо уточнить, сдается мне, я нашел местного министра сельской хозяйства. Лучше места чем академия не найти, а Иерархи хоть и мрази, но не идиоты, хотя, возможно, есть какие-то сакральные запреты или еще что-то, не мне судить. Но в любом случае, расположение Янека и его бойцов, их удаленность, говорит о силе Иерарха, найти место для наемников в районе Проспекта Мира вполне реально, как мне думается. Так что. Янек вроде далеко, да и не очень, если его привычный ареал посмотреть. А Слепой похож на поляка, и форма на нем польская. А иностранцы это по дипломатической линии. Мысли в голове путались от спиртного. Зря я всё же решил разговорить Мальца за бутылочкой, мог бы и чайком обойтись, наверно. Но, что сделано, то неизменно. Ладно, что у меня по Слепому выходит? Поляк? Пусть поляк, вероятность велика, тогда можно предположить, что он от Янека. Ну не он, так они. Тогда и база сомнений не вызывает, у прибалта люди одеты-обуты по высшему разряду, мог и на базу раскошелиться. Опять же, дипломат, вполне может «отпускать» своих птенцов на волю, давая подъемные. Пожалуй, разумно. Раскидать по границе таких вот «Есаулов», которых прикрывают верные, или хотя бы обязанные Янеку демонологии, знающие его силу, и можно претендовать на большее. Возможно? Вполне. Главное сразу от них отказаться, официально, мол, понятия не имею что это за банды. Тогда к тебе и предъяв кинуть никто не сможет, а ты тем временем этими вольными отрядами спокойно щипаешь «союзников», коллег так сказать.

Звукоизоляция комнаты сыграла со мной злую шутку. Я едва успел убрать бумаги и карту, шаги Слепого я не услышал, только движение дверной ручки, которую я заблаговременно слегка заклинил спичкой, выдало приближение очередного гостя.

— Ну, что надумал? — спорил Слепой вместо приветствия.

Он по-хозяйски оглядел комнату и отметил все, миски с остатками еду, пустую бутыль, стопки, стакан с компотом. Я старался выглядеть нетрезвым, но в меру.

— Надумал Но появились вопросы — чуть громче, чем требовалось бы заговорил я — вот, ты мне скажи. У Буревого всё было ясно. Он демонолог, заряжает наши жетоны, контракт заключать с ним надо было.

— Не с ним, а с его темной стороной — поправил меня Слепой.

— Не важно — махнул я рукой — с ним, с его альтерэго, с душой его покойной бабушки, главное ясно кто за контракт отвечает с той стороны. А у вас?

— Не волнуйся … — начал отвечать Слепой, а я его бесцеремонно перебил.

— Нет, позволь поволноваться. Спору нет, окопались вы хорошо, да только не надо меня за дурачка тут держать, коль я первый раз в Москве. У меня брат в СМУ пахал, я знаю, чего стоят эти конструкции из швеллеров, знаю, сколько они весят и как «легко» их резать и крепить. У вас все укрепления не из подручных материалов, а спецом завезено. И за Хрущевские планы по смене жилья, можешь мне не говорить. Нет ничего более постоянного, чем временное. Укрепись вы до, хрена лысого стали бы потом жилы рвать, заменяя что-то на нынешнее, нет, это было сделано сразу.

Слепой сидел, не вынимая рук из карманов, мило улыбаясь, но глаза оставались холодными.

— Опять же, контракт, его подписывать по-любэ надоть, и причем с тем, кто будет жетон силой заливать — я рискнул, если что, спишу на «брата» — а у вас кто это делает? Говорят ты в ответе за жетоны, ну говори тогда?

— Всё? — голос поляка, а теперь я был уверен в его национальности, работал с ними, акцент всплыл сам собой, как многое в период обострения восприятия здесь — молодец, молодец. Приятно, что не ошиблись в тебе. Хорошо все расписал, неверно, но красиво, хоть за Есаула тебя на новую точку ставь.

Я делал вид что польщен, а потом типа как спохватился :

— Не понял, какую новую точку?

Я и на самом деле не понимал, какую это новую точку имеет ввиду Слепой, хоть и догадывался, если конечно мои выводы были верны. Оказалось — вполне.

— Про жетон ты ошибаешься, жетон и контракт не связаны — Слепой вынул из карманов руки и снял верхнюю одежду, включая свитер. Тату на его теле тут же завертелись, устраиваясь поудобней. Но ведь он не демонолог, что же это?

— Жетон, это символ, предмет силы. Изображение на нем довольно условно, оно, обычно, копирует символ хозяина, но не обязательно. А контракт лишь привязывает твои жертвы и душу к хозяину. Зарядить же жетон, символ силы, может любой посвященный, просто тратя свои силы на него. Естественно, что «своим» заряжают активнее и охотнее, ведь жертвы принесенные контрактниками насыщают демонов-хранителей, пусть и не так мощно, как личное жертвоприношение, ну и там всякие нюансы, вплоть до принадлежности души контрактника после смерти — Слепой расслабился, опять положив пистолет перед собой — так что контракт он первичен, а жетон, жетон просто привязан к душе носителя. Если его не насыщать, он начинает пожирать душу, если насыщать — защищает владельца. Потому его надолго и снять нельзя. Нет жетона, дольше оговоренного в контракте времени — душа отходит у «хозяину». И это если жетон ты сам снял, а если сорвали, то уже на минуты идет расчет. Но, в целом, редко кто объясняет так развернуто, не нужно это обычно. Иерархи, да и посвященные вроде Буревого, набирают бойцов не в темную, конечно, но и не вдаваясь в нюансы. Вот контракт, пот жетон, вот враг. Достаточно.

— Это всё очень интересно — опять перебил я поляка — хотя ты прав, абсолютно не важно. Но мне хотелось бы узнать, с кем я буду заключать контракт, кто будет наполнять мой жетон, я не хочу истощиться сам по себе. Да и «крышу» свою знать желательно, соседи больно уж неспокойные тут. И что за новая точка?

На лице Слепого появилась ухмылка превосходства, показывающая разницу между ним, обладающим тайное знание и мной, не имеющим этих сведений.

— Мы не совсем «сами по себе», тут ты прав. Но … Двай так, я тебе расскажу, кое что, а потом сам мне всё скажешь, добже?

Я кивнул.

— Давай предположим, что ты богатый человек, очень богатый. У тебя есть власть, признанная, но ты желаешь большего. Вокруг тебя такие же богатые люди, но они ограничены в некоторых вопросах, в которых твои руки развязаны, например им сложнее нанять и снабдить людей, с торговлей у них хуже, хоть во многом они превосходят тебя. Тогда ты даешь денег своим приказчикам и предлагаешь им открыть собственное дело, на подставных лиц. Чтобы антимонопольная компания вам не могла помешать. Иногда приказчики выходят из-под плотной опеки, становясь партнерами, и сами уже открывают филиалы.

— Янек? — Спросил я, не дослушав Слепого.

— Опять молодец. Да, изначально Янек. Он дал денег, мы построили эту базу. Недавно мы нашли еще одно место силы и подходящий дом для базы, будем свой филиал открывать теперь.

— А заправляет вам жетоны не он — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал я, вставая. Я принялся ходит по комнате, всячески показывая волнение и внутреннюю борьбу.

— Нет, не он, мы отказались от его услуг, сохранив хорошие партнерские отношения, и право убивать его соглядатаев, вроде Валентаса, но так, чтобы доказать было нельзя. Валентас, вернее тот, кто его послал, это был не Янек, сам хочет занять это место.

— А Валентас?

— Он бы занял место Есаула, на мое ему рано — ухмыльнулся Слепой — я жду своего места силы.

А вот этих слов я и ждал. Мешочек, свернутый из банданы и набитый дробью вперемешку с ватой, найденными в спальне, ударил поляка в висок, отключив его на какое-то время. Нельзя так расслабляться дорогой.

Я ждал именно слов признания в том, что сам Слепой еще не посвященный. Я понимал, что он не просто наемник, и опасался нападать ан демонолога, мало ли по каким причинам имеющего власть на вход в это здание. Может «импортным» демонам насрать на коммунизм? А страсть. С которой Слепой заговорил про место силы, выдало его с головой. Он был не просто связным у «хозяина» он был его заместителем и должен был сесть ан вторую точку. А про Янека, я был уверен.Слепого и Есаула самих дезинформировали о разрыве с прибалтом. Нет, про соглядатаев я верил, вполне вписывается в схему, но, думаю, отрыв от Иерарха удержал бы Слепого от отрыва еще и от учителя, слишком уж страшно быть совсем одному. А так, Слепой или оставался под своим патроном, или уходил обратно под руку Янека. Презрение, выпестованное к соседям, ен дало бы Слепому примкнуть к кому-то еще.

Мысли проносились со скоростью пули, а я тем временем на удивление спокойно связывал оглушенного. Ну как, связывал, пристегивал. Ноги к ножкам стула, три фашета один в другой и нога пристегнута в колене, потом также в районе щиколоток. Плотно, буквально врезаясь в плоть. Руки, пониже локтя, пристегнул к спинке, тоже в нескольких местах, на всякий случай еще и пальцы соединил, переплетя их пластиковыми стяжками. На горло шнур, на удавку и через самодельный блок к себе, нехрена ему говорить лишнее. Пары деревянных катушек, валяющихся в любом советском помещении за глаз на блоки. Сотку сквозь отверстие и в столешницу, вот и блок. Стул, к слову, тоже пристегнул к столу, он хоть и не деревянный, стул я имею ввиду, но мне хватает боевиков, где привязанный пленник раскачивает стул и ломает его, сбегая таким образом. Нет уж, нахрен, к терапевту. Перед слепым я поставил второй стол, за который сел сам.

— О, я смотрю, ты в себя пришел? — я не знал, что говорят в таких случаях, но мне показалось эти слова подойдут — ну теперь я бы все же хотел получать более точные ответы.

Слепой попробовал дернуться, что-то крикнуть, но был ошарашен плотностью пут и придушен, так, для проформы.

— Не надо резких движений и звуков — я положил на стол молоток и ножи — и лучше отвечать самостоятельно. Не хочу лишней крови.

Татуировки на теле поляка принялись носиться со страшной силой, но кроме ничего, кроме визуального эффекта, от этого не происходило.

— Давай всё же начнем говорить — я слегка приспустил шнур — или всё же для порядка сломать тебе палец, например?

— Нет — поляк глянул на молоток — ты кто?

— А вот это не верно!

Я подошел к пленнику, закрепил к серьгам концы провода и вернулся на место.

— Будем неправильно реагировать, буду в розетку втыкать — предупредил я — запомни один раз, вопросы от меня, от тебя только уточняющие, если чего сам не понимаешь, усек?

Слепой затравленно кивнул. Да, наемничек, привык быть с другой стороны?

— А совсем надоешь, жетон сорву и расплющу.

Пленник скосил глаза на грудь, жетон пока был на месте.

— Вопрос первый, где твой хозяин находится? Только не ври, я знаю, что он очень близко.

— Гараж пожарной станции — ответил поляк.

Я попытался вспомнить. Где тут пожарка, вроде нет рядом.

— Что-то не верю … — я протянул руку к розетке и слепой заверещал.

— Да, Матка Божа, клянусь, в окно посмотри, вот она, станция, а к ней ход есть из лифтовой шахты.

— Теперь верю — ответ был логичен и исполнение красивое.

— Связь с Янеком как поддерживаете?

— Телефон у Есаула и в моем кабинете.

— Как отсюда выйти незаметно? — я задал ответ и сердце замерло. Сейчас любо пан, любо пропал.

Слепой явно мучился с ответом, но потом злорадная улыбка растеклась по его роже.

— Без меня — никак — ответил он, намекая на освобождение — никто тебя не выпустит.

В помощь Слепого я не верил. Совсем не верил, а вот такой ответ ожидал. Всё верно, кто меня выпускать будет?

— Хорошо, значит пойдем вдвоем — я сделал вид что такой провожатый меня устраивает — но пока еще поговорим. Что у тебя с тату? Это так, чисто академический интерес.

Слепой опять ухмыльнулся.

— Побочный эффект. Это я в свое время «вольного демона» в жертву принес. Картинки ожили, а я сам стал сосудом, то есть годным в неофиты. Оказалось, что не только природные бывают … — поляк заткнулся, будто проглотив язык.

Я встал, Слепой весь сжался. Я его понимал. Меня переклинило, такое бывало и раньше. Иногда, бывало даже не особо и оправдано, меня захлестывало. В таком состоянии я мог совершить поступки, со стороны кажущиеся необдуманными. Я мог выйти на ходу из машины, прыгнуть с высоты, полезть в драку с более крупным противником, поднять большой вес и так далее. На самом деле моя отрешенность в этот момент была обманчива. Мозг лихорадочно искал варианты, потому на мимику особо времени не было. Я точно знал что и как надо сделать, чтобы минимальными потерями решить проблему. Это знал я, а вот люди видели лишь поступок, совершенный на «психозе». Не знаю, может, они правы, а я заблуждаюсь во власти иллюзий, не знаю.

Ударом всё того же мешочка я вырубил пленника, а принялся отстегивать. Я не получил всех сведений, но больше общаться с тварью, живущую ожиданием вселения в себя демона, уже не мог. Перерубив стяжки, я вдруг осознал свою ошибку. Надо было убивать его, пока тот был в сознании, а так, хладнокровно прирезать оглушенного я не мог, не хватало чего-то, может воспитание мешало?

Взгляд упал на окно. Отдернув одеяло, я оценил крепость рамы, и заметил, что её, как и решетку, можно открыть изнутри. На первых этажах решетки были цельными, а тут окна распахивались наружу, и решетки были как ставни, закрытыми на замок. К счастью, на навесной. Я быстро принялся пилить промерзлый металл мультитулом, сам промерзая. Вот-вот Слепой очнется. Пару раз я останавливался и закрывал окно. Чтобы погреться, попутно связав шнуром пленника и заткнув грязными носками его рот. Минут через десять я поддел дужку молотком и смог ее сломать. Есть! За окном было темно. Света из окон, завешенных толстой тканью ил забитых досками не было, так что понять, что было внизу, я не мог, но высоты седьмого этажа должно было хватить с лихвой. Я развязал пленника и, схватив за грудки, высунул в окно. А дальше он полетел в окно, а я на пол, проваливаясь в видения от зажатого в кулаке жетона Слепого.

«Вот Слепой, Тюремщик и несколько бойцов в потрепанных одеждах отстреливаются от парочки «вольных» неуловимо похожих на встреченных мною. Молодые девчонки, дай бог, двадцать первой и не больше пятнадцати второй. Обе одеты легко, хотя по-разному. На одно школьная форма, памятная мне по детству, видимо выпускной. На груди отчетливо виден пионерский значок, а ленточка «Выпускница» и колокольчик лежат в снегу. У ног девиц скукожилось три, может, четыре тела. Слепой матюгается, отходя в арку дома, Тюремщик тоже ругается, но стоит на месте. Вот один из незнакомых мне бойцов пытается убежать и ловит пулю от Слепого. А вот падает одна из вольных, та, что постарше. Выпускница иссушает еще двоих, прямо на глазах у Тюремщика, и тот хватает ее, повинуясь окрику поляка.

Вихрь уносит меня ввысь, и я падаю уже в больничный корпус на Матросской Тишине, ну или где-то рядом, я не сильно хорошо знаю эти улочки, но больница знакома. Знакомая картинка, пять жертв вмерзших в лет, но в центре стоит выпускница, покрытая письменами, нанесенными на открытые морозу руки и ноги. Тюремщик и пара бойцов стоит поодаль, а Слепой с видимым наслаждением перерезает девушке горло куском заточного льда. Вспышка. Девушка исчезает, и Слепой тоже. Меня тянет за ними, я вижу свой город, как будто смотрю сквозь маленькое окошко продышанное в заиндевевшем стекле. Туман обретает форму девочки, вот он становится Слепым и опять их размывает. Девушка то проявляется, то исчезает, а слепого тянет назад, к жертвеннику.к Тюремщику. Я вижу, как он проявляется вновь и в его рисунки затягивает туман, только что бывший милой девочкой с бантами в праздничной школьной форме …

Вспышка, опять Слепой. На него орет человек в польской же офицерской форме. В отличие от татуированного этому поляку не холодно, он одет в летнюю полевую форму. Слепой оправдывается, и кажется, убеждает собеседника в своей правоте. Офицер с интересом рассматривает рисунки, и начинает смеяться, похлопывая Слепого по плечу. К ним входит Есаул, со списком. Офицер читает и кивает, Есаул косится на Слепого, незаметно сплюнув от возмущения.»

Я очнулся от резкого обострения слуха. Кто-то шел по коридору. Я было удивился, а потом понял, лежал то я ухом в пол.

Я быстро захлопнул окно и задернул одеяло. Вещи слепого полетели под стол, следы моей пыточной в ящик стола. Стук в дверь и хлопок ящика раздались синхронно.

— Кого нелегкая принесла!? — сонно поинтересовался я, наливая виски в стакан и слегка плеская себе на одежду — один за другим идете, поспать не даете.

Вошел Канюк.

— Наемник, ты не в курсе, куда Слепой пошел? — спросил вошедший — а то я его ищу.

Во как, это хорошо. Это значит за комнатой не следят.

— Не, не знаю куда, знаю к кому — сказал я, наполняя второй стакан — будешь?

Канюк, как я и ожидал, не отказался. Подошел к столу и взял выпивку.

— К кому хоть скажи. Я уж найду — жалобно заскулил Канюк, и я понял откуда у него погоняло. Он не стервятник, Он канючит постоянно.

— К хозяину он отправился — заяви я, а последующие слова заставили поперхнуться жадного наемника — и ты сейчас туда же пойдешь.

Я не знал, что жетон на наемнике это не только защита, но и кнопка самоуничтожения, раньше не знал. А теперь это было мне хорошо известно. Одной рукой я схватился за цепочку жетона, обрывая ее, второй за затылок Канюка, устремляя его лицо к столу. Один удар, и бандит в отключке. Повезло. Прошло пять минут, и тело Канюка стало напоминать иссушенные вольными трупы. От тела Канюка я избавляться не собирался. Раз за комнатами не следят, то мне опасаться особо нечего. На пояс перекочевал пистолет Слепого, жаль запасные обоймы к нему отсутствовали. К бедру уже привычно пристегнул обрез, бывший в ходу, как у партизан, так и у наемников, во всяком случае, у таких как группа Есаула. К укороченной двустволке был немалый запас зарядов, и я распределил их по карманам и патронташу. Копаться в шмотках я не хотел, из брезгливости и опасаясь видений. Хватит и того что уже есть. Короткая пробежка до лифта, отпирание двери шахты, отработанное еще в подростковом возрасте, и вот оно, спасение. Дом строили пленные немцы, тут, наверно, американцы. Но разница не велика. В шахте лифта был предусмотрен эвакуационный лаз, обычно укрытый за зеркалом кабины. Углубление в шахте со скобами ступеней.а на некоторых этажах есть площадки. Тут площадка была на втором, пятом и восьмом, верхнем. Лифт стоял на первом, укрывая от взгляда лаз к офицеру, но мне к нему и не было необходимо.

Осторожно, стараясь не шуметь, убрам обрез на время в ранец, я спустился на крышу лифта и открыл люк в потолке. Лючок был не велик, пришлось не то что снять ранец, но и раздеться, бушлат мешал не меньше. Ладно, не страшно. В лифте я спокойно оделся обратно и стал думать. Хорошо, из комнаты я свалил, но сейчас я в лифте, куда мне деваться? К демонологу в логово бежать не хотелось, это, мягко говоря, рискованно. Я мог открыть двери и выйти на первом этаже, не помню, чтобы кто-то следил за лифтом, но что дальше? У дверей был охранник? Не помню, вроде был. Точно был, один. Он открывал нам дверь, внутреннюю, с бойницами которая. Один? А во дворе?

Не может быть такого, что за местностью никто не следит, «соколы» бы смяли давно этот притон, не смотря ни на какие укрепления. Но следят, наверно, из окон. Интересно, а слышали они звук от падающего тела, кстати, а почему я на первом? Чем второй этаж плох, зона погрузки, например.

Вышел я все равно на первом. Вышел от ругани, Валентас вернулся. Его не ждали, но убивать тут не рискнули. Его голос я узнал легко, как и голос Есаула, а вот слов не разобрал, они прошли мимо, судя по топоту, не одни. Надеясь на суматоху, я выскользнул из лифта, прикрыв за собой дверь.

На втором, как раз в зоне погрузки, шла ругань. Валентас обвинял Есаула в диверсии, в саботаже и прочих грехах, а тот объяснял, что они не причем, что было, то и залили, предлагая проверить остальное топливо. Ему вторил голос, наемника гарантировавшего поломку.

— Это точно ваше топливо! — не выдержал наконец прибалт — связной снегоход не сломался, его как раз не заправляли тут.

Вот он, шанс. Бегом, не чуя ног, я бросился к дверям. Охранника и спутника Валентаса, стоящих в проеме, я уложил с двух выстрелов, сам от сея не ожидая такого. Нашумел я изрядно, но было плевать. Прыжок во двор, на скользкий снег. Где этот снегоход? Вот он, стоит, светит фарой. Около транспорта еще один прибалт, на коротких лыжах. А у меня ствол разряжен, черт.

Хорошо, что этот наемник еще не понял что к чему, и не стал сразу стрелять, а может толком не разглядел меня еще. Ружье полетело в снег, а пистолет принялся гавкать, выпуская в сторону противника пулю за пулей. Я палил, пока затвор не щелкнул опустошенно. Убить его я так и не убил, потому что, садясь в седло, видел, как тот пытается встать. Но, даже не убив, я надолго вывел врага из строя, попав в него минимум пять раз. Оказалось, что управлять этим тарахтящем агрегатом не так уж и просто. Не разобравшись сразу, я вылетел за угол дома, не попав в ворота и чудом не влетев в забор, а за спиной уже слышны были выкрики и вот-вот начнут стрелять. Нащупав акселератор, я выкрутил его. Огибая дом. Главное, чтобы ворота закрыть не успели. Раненый мной лыжник не только стерег снегоход, но и не давал «союзникам» запереть ворота, отрезав Валентасу путь к отступлению. Выруливая, я наткнулся лучом на тело Слепого. Тот лежал на снегу, раскинув руки, пробитый насквозь кусками арматуры. Несколько блоков, с торчащими кусками стальных прутьев, были заботливо собраны у стен, целясь заточенным металлом в окна. Видимо это была своеобразная защита от побега. Или помеха для желающих полазать по решеткам.