Что отличает человека от животного? Быть может технологии, облегчающие жизнь, или искусство, которое способно замораживать время, и дарующее авторским мыслям уникальную «оболочку», чтобы каждый мог без слов понять даже то, что, при прочих обстоятельствах, понять непросто? Может быть отличие заключается в сложном устройстве общества или высоких моральных ценностях?..
В конечном итоге, познав свое естество и свою роль в истории, можно придти к выводу, что человека от животного отличает...
Вельшингтонская империя, а в особенности ее столица Вельшингтон, всегда отличалась хорошей солнечной погодой, продолжавшейся на протяжении семи с половиной месяцев в году. Если бы небо не было затянуто толстым куполом из грязно-белых облаков, эта особенность региона была бы более заметной. Лучи, пробившиеся через плотную пелену, уже не были столь обжигающими, но, тем не менее, прогревали влажный городской воздух. Бесконечные лабиринты трасс и пешеходных дорог петляли между бетонными зданиями, высота которых не превышала четырех этажей. В них располагались как квартиры местных жителей, так и магазинчики и филиалы крупных компаний и мелких предприятий с яркими вывесками над дверями и витринами. Помимо них, некоторые здания дополнялись выпирающими, слегка проржавевшими от высокой влажности, массивными механизмами промышленного назначения и крупными грязными вентиляциями.
Общий вид Вельшингтона представлял собой «паутину» из трасс, вдоль которых, непосредственно, и выстраивались здания. Пройдя между ними, можно было оказаться во дворе или небольшом парке с наполовину облетевшими деревцами и небрежно раскрашенными железными аттракциончиками для детей в виде кривых горок, засоренных песочниц и качелей, чей скрип более напоминал болезненные стоны.
Каждый житель Вельшингтона был уникален, как уникальна каждая порода собаки на нашей планете. Не мудрено, ведь они и были собаками, но необычными. Они словно пришли из фантазий сумасшедшего: стояли на задних лапах, носили одежду, водили кареты, моноциклы и автомобили, а передние лапы были похожи на человеческие руки. Слишком неестественное зрелище, но такое обыденное для того времени. Встретившись с подобным, невольно ущипнешь себя, решив, что это сон или чья-то дурацкая шутка. На это хвостатый житель далекого будущего ответит теми же действиями. Где это видано, чтобы почти облысевший примат уверенно ходил на ногах, да еще и говорил на своем каком-то странном, неизвестном Вельшингтонскому псу, языке? Схватится за голову и воскликнет «Людей же не существует! Все это детские сказки! Ересь умалишенного, не более!» Не ожидаешь такого от бывших друзей человека...
К пешеходному переходу подошел черно-белый бордер колли в аккуратном бежевом свитере крупной вязки поверх белоснежной рубашки. Сквозь круглые очки с узорчатыми дужками он пристально смотрел на гигантский бетонный короб с панорамными окнами на всех трех этажах и надписью над помпезными дверями на вершине широкой лестницы: «Институт Биологии и Медицины». Колли поправил очки, мысленно усмиряя колотящееся от спешки сердце, и ступил на почти наполовину стертые полосы на трассе, как только ржавый светофор замигал, будто бы игриво приглашая его на свою сторону. Следом двинулись и другие псы в не менее аккуратных костюмчиках. «Белые воротнички» в строгих платьях и костюмах с броскими украшениями, с золотыми и серебряными цепями карманных часов, трепещущих на ветру, и шляпах с вырезами для стоячих собачьих ушей и вычурными панашами(1). Бордер, теряющийся на фоне толпы в своей простенькой одежке, легкими перебежками между собак понесся к зданию. По собственной неловкости, его хвост невольно сделал резкий взмах в сторону и хлестнул по морде маленького померанского шпица в черном пиджачке и сумкой, перекинутой через плечо. Удержавшись на ногах, собачка что-то грозно тяфкнула, на что колли виновато прижал уши и спрятал хвост между ног, скромно рассыпавшись в извинениях. Не ясно, слышал ли шпиц его тихого раскаяния. Похоже, что через эти извинения колли больше утешал себя, нежели просил прощения за отсутствие должного контроля над своим пушистым телом.
Вход был заперт с помощью примитивного механизма с лазером и узкой щелью, куда могла пролезть лишь монетка, либо что-то на нее похожее по форме. Отворив стеклянные двери с помощью жетона на ошейнике, пес сморщился от так ненавистного ему запаха химикатов. Куда бы он ни пошел, едкий аромат жег носоглотку и выжимал из глаз последние слезы. Гигантский коридор опустел, ведь большая часть сотрудников института уже скрылась в лабораториях. Остались лишь те, кто переносил оборудование из кабинета в кабинет. Колли шумно вдохнул и, стуча когтями и поскальзываясь на холодной плитке, быстрым шагом поднялся по блестящей от ярко светящих люстр, лестнице, которая от широкого основания раздваивалась и расходилась в разные стороны.
Дверь кабинета открылась, ударившись о стену. Колбы на полке, весящей на той стене, угрожающе зазвенели, словно предупреждая о своей готовности полететь вниз и разбиться вдребезги, разлив всюду опасные реагенты. Лаборатория была совсем маленькой, стены ее были скрыты за шкафами, забитыми книгами, оборудованием и емкостями с жидкостями и порошками, подписанные на приклеенных пожелтевших бумажках. Что не было закрыто шкафами, закрывалось полками и плакатами на тему анатомии и химии. В таких местах и было четко заметно, что стены были покрашены краской небесного цвета, которые портились осыпавшимся бетоном и трещинами. Над входной дверью висели две рамки. в одну из них был вставлен портрет белоснежного аргентинского дога, а в соседней — черно-синий флаг Вельшингтонской Империи, поверх которого был наложен герб — золотой уроборос(2) на красном щите, украшенном такими же золотыми лентами.
Восточно-европейская овчарка, держащая мензурку в лапе, дернула ушами и взглянула на вошедшего бордера, потом опустила глаза, достав из брюк карманные часы на серебряной цепи, и наморщила мокрый нос.
— Ты мог не торопиться, Барк, — нахмурилась собака. — за пятнадцать минут надеть халат ты уж точно успеешь.
Овчарка прокашлялась, будто бы ее грубый, более напоминающий мужской, голос можно было исправить таким простым действием. Барк удивленно дернул ушами, украдкой подсмотрев время в своих карманных часах с гравировкой. Почти такой же, как на дужках его очков.
— Отлично, — промямлил он мягким голоском, закатив глаза от собственной глупости. — Мои часы спешат на двадцать минут.
Через секунду он оживился и улыбнулся, поправляя очки. Пушистый хвост активно завилял, будто бы одного удара по мордочке шпица было ему мало и тот искал следующую жертву среди лабораторных приборов.
— Юфрау! У меня потрясающая новость!
— Какая на сей раз? — овчарка вышла из-за стола, будто бы хотела разглядеть своего коллегу, которого видела почти каждый день на протяжении нескольких лет, попутно стягивая одноразовые резиновые перчатки.
Юфрау едва можно было принять за суку: густая шерсть на верхней части туловища делала ее массивной, скрывая грудь. Балахонистая мужская одежда, состоящая в основном из рубашек с расстегнутыми верхними пуговицами и небрежно заправленная в темно-серые брюки, скрывала ее женственную фигуру, а полу-мужской голос и «бородка с бакенбардами» на угловатой морде отбивали всякие сомнения о том, какого пола могла бы быть собака. Юфрау это, похоже, устраивало, и она лишь хмуро выполняла поставленные задачи, не страдая ни от отсутствия внимания противоположного пола, ни от обилия внимания своего. Барк общался с ней в процессе работы, наблюдая за мелькающими между мензурками белыми лапами, выделяющимися на ее светло-буром с черными отметинами теле. Она отвечала, довольно виляя хвостом и скромно улыбалась, показывая что она все еще нежная особа, но потом, в конце разговора, вновь отводила взгляд и надолго замолкала. Глаза ее томно прикрывались, словно она не хотела, чтобы ее мысли и эмоции были хорошо различимы в ее небесно-голубых глазах.
— Я вчера предложил встречаться одной прекрасной собачке! — заявил
Барк, не прекращая вилять хвостом и проталкивая лапы через рукава идеально белого халата.
Юфрау приподняла голову, зная, что все не было бы так просто.
— Бордер, я надеюсь? — кратко уточнила она.
— Мопс, — улыбнулся в ответ Барк. — Это Мичи. Ты ее знаешь.
За мензурками послышалось едва слышный «гав». Бордер колли растерялся, не то от реакции Юфрау, не то от дикого гавканья, считавшегося в собачьем обществе хуже всех матерных слов. Колли демонстративно вздыбил шерсть, не учитывая, что его морда выражала слабость перед ее подругой. Фриссон(3) был более вызван не злобой, а неловкостью и своего рода страхом перед началом негативной тирады. Даже хмурый взгляд карих глаз, напоминающих миски растопленного шоколада, не был угрожающим. Черно-белый длинношерстный колли был очевидно меньше Юфрау, но в разы проворнее и изворотливее, как и все представители его породы. Только зачем ему драться с подругой детства? Не за чем. Как минимум потому, что Барк никогда не дрался и попытки выглядеть сурово визуально казались нелепыми, словно щенячьими играми.
— Вайс подписал закон о свободе межпородных отношений еще месяц назад, а ты ведешь себя подобно дикому животному, — заявил он.
— Мне сложно представить метиса мопса и бордер колли, Барк, уж извини меня за прямолинейность. К тому же, у брахицефалов(4) проблемы с дыханием. Ты подумал о щенках? Судя по всему нет, раз решился на подобную авантюру.
Барк нервно стал мотать хвостом. Слова овчарки звучали как упреки в адрес неизлечимых инвалидов, к которым нужно испытывать безграничную жалость, но Юфрау бескультурно решила их оскорбить.
— Это — любовь! — гавкнул Барк.
— Это — вырождение твоего собственного рода… — процедила сквозь зубы овчарка, сохраняя хладнокровие. — Молчу уж о ее характере. Слышала я кое-что от тех, кто был с ней знаком. Говорят, она под каждого пса готова лечь.
Барку хотелось выпалить в ответ обидную правду о том, что Юфрау не может найти себе пару еще с тех времен, как они учились в частной государственной школе. Ей ли понимать, что такое любовь? Но бордер лишь прикусил язык и глубоко выдохнул, решив не уподобаться своей коллеге, которая за пятнадцать лет подрастеряла свои манеры и лишилась того юношеского оптимизма, что привлекал его в прошлом. Всё что он мог — это молча выполнять свою работу, которая ныне уже перестала его финансово удовлетворять.
Институт Биологии и Медицины отвечал за особо важные разработки в озвученных областях. Спонсируемый государством, он представлял собой ответвление Министерства Развития Науки, преподнося разного рода научные открытия. Барк и Юфрау являлись исследователями в области кинологии, изучая собачий организм, который, в сравнении с организмом дальних предков, претерпел значительные изменения. Полученные знания впоследствии применялись в фармацевтике. Барк смирился с фактом того, что столь необходимая работа справедливо не окупалась. На то были свои причины.
Профессор Персиваль Симфония Горных Пиков(5) — бернский зененхунд, годами работавший над своей репутацией. Его имя знали за пределами Вельшингтонской Империи, в Мопселе, Лабрадорской Республике и Риджбергене. Является членом Министерства Развития Науки и несменным главой Института Биологии и Медицины. Этот большой, косматый, полный пес никогда не мог даже подумать, что сам канцлер Вельшингтона явится к нему в кабинет, чтобы объявить о сокращении финансирования исследований. Опешивший зененхунд едва мог найти слова в ответ на подобное заявление.
«Он выдвинул мне условия, при котором нам вернутся наши средства, — позднее объявил Персиваль на встрече с сотрудниками. — Он хочет чтобы мы уничтожили всякую информацию о людях, а взамен предоставляли какие-то бредовые околонаучные байки. Якобы эти уникальные останки принадлежали современным шимпанзе, просто другого фенотипа из-за того что обитали в несколько ином регионе. Мы авторитетная организация и каждый пес нам поверит...»
Канцлер дал время на обдумывание решения. И все это время зененхунд проводил в адских муках собственного выбора. Персиваль не хотел надолго лишать любимых подчиненных должной оплаты труда, но так же и не хотел становиться участником масштабной информационной аферы. Его профессия, его достижения — результат безграничной любви к науке и бессонных ночей, проведенных над учебниками и энциклопедиями в школе и университете. Однажды один из бывших канцлеров
Вельшингтонской Империи — кане-корсо Норд БёрнНовел — раскрыл тайну о сенсационной находке. Целое кладбище из причудливых приматов неизвестного вида. После того как пес упомянул о том, что найденные скелеты принадлежат «людям», которые ранее существовали огромными колониями, и были нисколько не глупее нынешних собак, Норду объявили импичмент, а в совсем молодом Персивале появился неподдельный интерес к этим загадочным и запрещенным в упоминании существам, вызванный репортажами о спорной по сей день личности бывшего Канцлера. Интерес этот не угас и по сей день, когда найденных приматов описали как очередной вид крупных обезьян, которые просто обладали уникальной физиологией, позволившей им расселиться по всем уголкам планеты, но теперь, спустя много лет, ему словно ставят подножку, а шею сомкнула пасть более уважаемой личности.
Вайс Белая Луна в Золотом Небе — аргентинский дог. Канцлер Вельшингтонской Империи. Пес примерно 48 лет, но сильный и упрямый. На фоне других правителей, с его массивным мускулистым телом и короткой белоснежной шерсткой, он выглядел солидно и крайне сурово. Взгляд был тяжелым, зрачки цвета золота блестели на свету. В нем кипела жизнь и фанатичный педантизм.
— Персиваль… Еще не дал ответ? — нарушил тишину Барк.
Юфрау взглянула на коллегу, скривив пасть.
— Еще нет… — овчарка поставила колбы на стол и опустилась на стул, находившийся рядом с ней. — У меня нет желания работать за пару сотен бонсов(6).
Она стала нервно крутить свой голубой ошейник, который при повороте бренчал своим жетоном в форме кости. Барк рвано выдохнул и подпер подбородок боковой стороной ладони.
— Не утрируй, Юф, не пару сотен, а пару тысяч, — неловко пожал плечами
Барк и на секунду замолк. — Я не хочу, чтобы ты уходила. Подожди еще немного и Персиваль наконец согласится на...
— На то, чтобы в угоду прихотей Вайса нести чушь. Да, пусть нам и увеличат зарплату, но, по сути, нам нужно будет взамен закрыть проект об изучении человеческой природы — Юфрау выпалила это в состоянии то ли злом, то ли испуганном. — То, чему Персиваль посвятил свою жизнь! А мы клялись поддерживать его.
Она вскочила на лапы, не отводя взгляд от Барка.
— Ты ведь помнишь, Барк, сколько он для нас сделал. Принял совсем еще юнцами и сделал все, чтобы из мелких лаборантов превратить нас в опытных ученых.
— Я помню, Юф, — бордер по-дружески приобнял овчарку за талию. — Решение предстоит Персивалю, а не нам. Нам главное — выполнять качественно свою работу.
Юфрау посмотрела на коллегу, решив промолчать. Облизнувшись, она медленно вышла из объятий коллеги и вновь взяла колбу на столе. Стопка лежащих рядом с ней бумаг рухнула на пол, разлетевшись в стороны. Овчарка неуклюже попятилась назад, после чего недовольно фыркнула и наклонилась, чтобы собрать листочки. Барк сделал два шага в ее сторону, решив помочь. Юфрау обернулась.
— Нет нужды мне помогать, — заверила она друга.
— Нет, есть, — Колли обошел овчарку и принялся так же собирать бумажные листы в аккуратную стопку.
— Пора бы их рассортировать и убрать туда, где их сложно будет уронить, — пожала плечами Юфрау.
Барк сгребал листы в одну не очень аккуратную кучку. Средь стандартных таблиц и огромных текстов, напечатанных на печатной машинке, выделился один необычный листок. Несколько ярче чем остальные. С приятным глазу немного лимонным оттенком. Текст написан от руки размашистым каллиграфическим почерком. Украдкой Барк пробежался по тексту, цепляясь за отдельные слова, уж точно ни разу не относящиеся к научной деятельности. Овчарка резким движением выхватила у коллеги этот листок и сложила его пополам.
— Что это? — спросил колли.
— Просто письмо от хорошего друга, — Юфрау направилась к своему столу.
— Я смотрю, этот друг настолько хороший, что ты ведешь с ним диалог интимного характера в письмах? И что же там написано? — спросил Барк с интересом и ребяческой хитрецой
— Ах, да, — Юфрау демонстративно развернула лист и театрально улыбнулась. — Здесь написано, что если один чересчур любопытный бордер колли будет совать свой нос куда не следует, то ему его рано или поздно оторвут. Ох, тут даже имя его указано. Б-А-Р-К. Удивительно, наверное твой тезка.
— Ну ладно-ладно, — ухмыльнулся колли. — Я понял тебя.
Юфрау с непосредственным смешком запрятала лист бумаги в ящик стола, после чего улыбка вновь сползла с ее мордочки. Сложив последние листы, Барк задумчиво хмыкнул, после чего игриво взмахнул хвостом.
— Я тут подумал, мы давно не обедали в «Молочных реках».
Овчарка ответно улыбнулась при упоминании маленького кафетерия около Института, что очень радовало Барка, будто бы подруга шла на поправку после тяжелой болезни. Перед местным шоколадным коктейлем с пончиками она не могла устоять. И не только она. Заведение пользовалось огромной популярностью за счет нежного, приятного глазу интерьера в голубых и розовых тонах, а так же за счет потрясающей еды. Львиная доля заработка приходилась именно на бизнес ланчи, которые заказывают сотрудники близ стоящих фирм и Института.
— Ты прав, наведаемся туда когда-нибудь после смены?
— Конечно, — улыбнулся Барк, — я предупрежу Мичи, чтобы она не волновалась.
Скромная улыбка Юфрау вновь исчезла при упоминании мопса. Жить по новым законами было крайне сложно. Еще во времена, когда Четыре Государства только начинали возводиться, четверо Псов-Основателей дали клятву о том, что воплотят в жизнь настоящую Утопию. Самыми первыми правителями были избранны лучшие из лучших, по мнению собак. Самым инициативным и строгим из всех был основатель Вельшингтонской Империи — вельш-корги-пемброк Родерик(7). Ворчливый коротышка, хромавший на одну лапу, из-за чего тот ходил с тростью из красного дерева. Никто даже не смел перечить ему, как говорят в легендах, настолько корги был суров. Правда то или нет, но пес за считанные года превратил территорию, располагавшуюся там, где в наше время находится Северная Америка и Западная Европа, в настоящую индустриальную империю, что и отразилось в дальнейшем на названии, потеряв слово «индустриальный». Сотни тысяч заводов, поставляющих почти любую мелочь: от кондитерских изделий до гигантских рабочих и военных автоматонов(8), по которым Родерик сходил с ума.
Следом за ним шли еще трое: правитель Риджбергена — родезийский риджбек Артур — сохранившийся в истории как ценитель искусства. Государство, занимающее север Европы и Азии, превратилось в конвейер качественной музыки, кино и картин. Таковым он стал по той причине, что творцы Риджбергена поощрялись низкой ставкой налога при предъявлении портфолио, а популярным деятелям искусства даже выплачивались небольшие пособия.
Правитель Лабрадорской Республики — лабрадор-ретривер Амбассадор — дал начало сельскохозяйственному государству, поставщику самых вкусных фруктов, овощей и продуктов животного происхождения, вроде мяса, молока и так далее. Располагалась республика на южной части, занимая территорию нынешней Южной Африки и далее вплоть до Новой Зеландии. Ходят слухи, что Родерик и Амбассадор были преданными товарищами, постоянно поддерживающие дружеские отношения.
Оставшуюся небольшую территорию меж тремя государствами отдали мопсу Ленор, который нашел самый верный способ обеспечить народ Мопселя стабильным доходом. В каждом городе находилось минимум двадцать казино, масштабных парков аттракционов, а так же бутиков одежды. По уровню хорошего вкуса в дизайне Мопсель нередко соперничал с Риджбергеном, доходившей вплоть до бескровной войны, всегда оканчивающейся миром.
Казалось, все шло к воплощению долгожданной Утопии на Земле, но...
Барк закашлялся, когда из колбы на его морду повалил розоватый пар, просачивающийся сквозь медицинскую маску, более напоминающей по форме намордник. Он резко вскочил из-за стола и толчком распахнул окно за его спиной. Занавески «затанцевали» от резкого потока воздуха. Юфрау, сидящая за столом в соседнем углу, прикрыла нос воротом своего халата.
— Цербер тебя дери, Барк! — рявкнула она. — Что ты туда влил?
Овчарка привстала и всмотрелась в закорючки на этикетке, представляющие собой уникальный собачий язык, напоминающий на слух нечто среднее между человеческим немецким языком и собачьим потяфкиванием. Юфрау издала протяжное ворчание.
— Кто тебе это сказал использовать?! Жить надоело?
Барк справился с головокружением и направился к столу, закупоривать склянку с прозрачной жидкостью.
— Алхимик недоделанный, — Юфрау резким движением выхватила колбу, в которой случилось «розовое извержение», заткнула ее пробкой и понесла к плотному черному ящику, который украшали предупреждающие знаки, говорящие о хрупкости и опасности содержимого. — У тебя из задницы, похоже, не только хвост растет, но и лапы.
Юфрау обернулась и увидела, что Барк неловко замолчал, а взгляд его был отстраненным. Он нервно взялся за стопку бумаг на столе и снял маску.
— Извини, — промямлил он. — Ничего не понимаю. Впервые вижу чтобы белок так реагировал на борную кислоту.
— Да не в нем дело, а в стангериуме. Персиваль же предупреждал, что оно одно из крайне нестабильных веществ из-за специфики строения белка. Седьмой год уже здесь работаешь, а ты будто бы не стараешься. Пропускаешь информацию мимо ушей.
Барк поднял глаза. Подруга раздраженно вернулась на место. Ее хвост напрягся и стоял колом. С каждой секундой Барк ощущал все больше и больше давящего чувства растерянности. Между ним и Юфрау последняя выстроила невидимую воображаемую стену. Ворчит, огрызается. Началось это в двенадцатом классе школы и продолжается по сей день, словно что-то ей не давало покоя, подобно занозе.
— Слушай, — Барк приподнялся и выдавил кривую улыбку. — Я сожалею. Я могу искупить свою вину, честно. Проси что хочешь.
— Прекрати, Барк! Единственное, чего я от тебя требую — это внимательности. Впервые вижу бордер колли, который имел бы столь… Разрушительную силу, — овчарка осеклась. — Просто будь осторожнее и старайся никому не навредить, в первую очередь себе, как это было с тем шкафом, который на тебя упал тогда.
Барк заскрипел зубами, вспомнив тот неловкий случай, когда его собственная рассеянность вышла ему боком и сломанным ребром. Юфрау взглянула на коллегу, раскрыв глаза шире, чем обычно, от чего зрачки неестественно сверкнули на солнце.
— Если тебе необходима помощь и ты забыл какие-то моменты, то я могу уделить тебе время для повторения.
— Ну, — Барк почесал себя за ухом резкими движениями руки, — от таких предложений я чувствую себя неловко. Как когда мои родители нанимали мне репетиторов в школе. А сейчас я слишком взрослый для репетиторов.
— Не мысли столь узко, — Юфрау дружески толкнула Барка в плечо. — Я лишь хочу быть уверенной в том, что ты не взорвешь Институт во время очередного исследования.
— Я… Я, пожалуй, откажусь, спасибо. После смены я возьму себе пару книг на повторение.
Овчарка пожала плечами, отведя взгляд от своего коллеги.
— Это твой выбор. Мое дело — предложить, — заключила она. — Знаешь, лучше ты займись бумагами. Так будет более надежнее.
Юфрау протянула Барку потертый желтый планшет для бумаг с зажатыми в нем тонкими листами с готовыми таблицами, куда требовалось лишь написать механическим пером необходимые данные.
— Не заставляй меня волноваться о тебе, — сука похлопала коллегу по плечу.
Колли сделал с ним пару шагов назад, дав дорогу овчарке. Он пропустил слова подруги мимо ушей, зациклив свои мысли на эксперименте. Год за годом ученые, работающие в полевых условиях, находят все новые и новые экземпляры современной флоры, а иногда и микроорганизмов. Все это результат эволюции. Часть сортов и видов исчезла, другая часть мутировала. И собачье общество прекрасно к этому приспосабливается, стараясь выводить действующие вещества для лекарственных средств. Зачастую это становится трудной задачей потому что при при большом энтузиазме в развитии науки у собак не хватает знаний для исследования новых видов. К счастью, таких личностей как Персиваль это не останавливает и они посвящают своему делу всю жизнь, утопая в культе совершенствования мира.
— Как насчет завтра? — Спросил он подругу.
Юфрау непонимающе посмотрела на Барка.
— Что «завтра»?
— Завтра зайдем в «Молочные Реки»?
— Ах, об этом. Я согласна, — Юфрау приподняла глаза, о чем то пытаясь вспомнить. — Только не долго, хорошо?
— Без проблем, — Колли расплылся в облегченной улыбке.
____________
1. Панаш — пучок страусовых перьев, служивших для украшения шляпы или шлема.
2. Уробо́рос — свернувшийся в кольцо змей, кусающий себя за хвост.
3. Фриссон — мурашки по коже.
4. Брахицефа́лия — относительно короткая и широкая форма головы, приближающаяся к округлой. В пример можно привести мопсов и бульдогов.
5. Во вселенной антропоморфных собак отсутствует такое явление как «фамилии». Вместо них к имени приставляется название питомника, в котором родился щенок, по аналогии с тем, как даются имена породистым собакам в наше время. Питомники заменяют человеческие родильные дома и обслуживают исключительно некоторые породы. В одном питомнике могут обслуживаться несколько конкретных пород сразу.
6. Бонс (от англ. Bones — Кости) — Вельшингтонская валюта, на которой изображен профиль основателя Вельшингтонской Империи — вельш корги пемброк Родерика.
7. Имена Четырех Основателей не имеют приставки с названием питомника, так как рождены они были тогда, когда приютов еще не существовало.
8. Автомато́н (или автома́т) — кукла с механическим приводом, выполняющая действия по заданной программе.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.